ТРИ МЕЧА ВЫНУТЫ ИЗ НОЖЕН. Я набрасываюсь на первого противника, это Ниффон. Он отклоняет удар, пока Кромис пытается обойти меня со спины. Я отскакиваю в сторону, чтобы держать их обоих в поле зрения.

– Отвлеките ее, – говорит Джин. – Я приведу остальных членов экипажа. Не дайте ей уйти.

– Останься, – обращаюсь я к Джину. Атакую Ниффона, проскользнув под лезвием меча Кромиса. – Я в два счета уложу вас троих лицом в песок.

Он бросается вдоль берега в том направлении, где должен стоять корабль Юнги.

Ладно, разберусь с ним при следующей встрече.

Два пирата передо мной держат меня в напряжении. Они наносят удары одновременно, надеясь, что хотя бы один из них сможет меня ранить. От необходимости постоянно уворачиваться у меня кружится голова, но я не замедляюсь. Продолжаю бить мечом и ногами. Но, если буду не осторожна, могу получить удар от одного, пытаясь ранить другого. Я должна дождаться, когда противники ослабнут и не смогут защищаться.

И вот они совершают ошибку, отступая от меня одновременно. Один, чтобы восстановить равновесие после моего последнего удара, другой, чтобы сильнее нанести следующий удар. Я бросаю меч в готового атаковать Ниффона. У меня достаточно времени, чтобы увидеть, как мой меч попадает пирату в шею, прежде чем я поворачиваюсь к Кромису, который все еще неуверенно стоит на ногах. Бью ему кулаком в живот. Когда Кромис сгибается пополам от боли, я выхватываю его меч и убиваю пирата.

Когда оба лежат мертвые у моих ног, я пытаюсь найти взглядом Джина, но он уже достаточно далеко ушел. Не знаю, сколько у меня времени, прежде чем Джин приведет подкрепление. Я не смогу сражаться с целой командой.

С сердитым вздохом я бросаюсь обратно к Чонгуку.

– Не обращай на меня внимания, – говорит он, часто вздыхая от боли. – Я всеголишь только истекаю кровью до потери сознания.

– Все с тобой будет в порядке, – уверяю я. – Если только уберемся с этого острова прямо сейчас.

Чонгук не такой уж и тяжелый, но из-за его ранений мы будем долго добираться до воды. Нам нужно опередить Джина и остальных пиратов Мина. Из-за ветра я не слышу шагов, но это не значит, что их там нет.

Когда наконец мы прорываемся сквозь деревья и видим линию берега, я ускоряю шаг, несмотря на стоны Чонгука. Мы уже так близко.

Но, конечно, поблизости ни лодки, ни плота.

– Придется справляться самим, – говорит Чонгук.

– Мы не можем, – возражаю я.

В моем голосе слышится беспокойство. Рукавом свободной руки я вытираю пот со лба. Пение и драка достаточно измотали меня.

– Я не войду в воду. Это уже слишком. Я больше не смогу сопротивляться.

– Это наш единственный выход. Джин вернется с минуты на минуту.

Я все еще сомневаюсь.

– Я не смогу плыть сам, Дженни, – добавляет Чон.

Я смотрю на него. По какой-то причине он помогал мне оставаться в здравом уме во время допросов Мина. Надеюсь, влияния Чонгука хватит и на этот раз.

– Тебе и не придется. Я все сделаю. Надеюсь только, что, пока буду плыть, не забуду, кто ты такой. – Осматриваю его порезы. – Будет больно.

Мы с Чонгуком ныряем в волны, пробираясь вброд, пока вода не доходит нам до колен. Чонгук стонет от боли сквозь сжатые зубы, когда соленая вода попадает в его первую рану.

– Сделай глубокий вдох, – говорю я, когда вода начинает наполнять меня. Я чувствую, как меняюсь внутри и снаружи.

Больше не колеблясь, я тащу Чона за собой и начинаю плыть.

Мое сердце бешено колотится. Невероятная радость переполняет меня. Я чувствую себя невероятно сильной, когда меня окружает море. Для человека вода покажется ледяной, но не для меня. Она успокаивает, оживляет и освежает. Сила и здоровье наполняют меня, когда я начинаю очень быстро плыть.

Я чувствую, как меняется мое тело.

Волосы становятся длиннее и начинают самостоятельно меняться. Закручиваясь в локоны, они хлещут по воде. Цвет моей кожи меняется от загоревшей на солнце до жемчужно-белоснежной. Ногти становятся длиннее и острее. Я могу дышать, даже находясь под водой. Я легко перемещаюсь по морской глубине и вижу так же отчетливо, как если бы была на суше, ночью или днем. Я чувствую связь с морской жизнью вокруг меня: глубоко подо мной улитки на камнях, справа – плывет рыба. Внизу, в потоке света, колышутся водоросли. Я чувствую даже крошечных существ, которых не увидишь невооруженным глазом.

Продвигаясь вперед, я ничего не хочу больше, только плыть и наслаждаться тем, как вода обволакивает меня.

Но что-то мешает мне плыть.

Чуть не забыла. Со мной мужчина. Его глаза открыты, даже несмотря на соленую воду. Он удивленно рассматривает меня.

Этого и следовало ожидать. Я – олицетворение могущества. Я – песня и вода.

Я правлю морем и всеми существами в нем.

Мужчина указывает наверх, затем – на свое горло. За нами тянется кровавый след. Акурский угорь, проплывающий поблизости, учуял его, но потом заметил меня и бросился в другую сторону.

Мужчина трясет меня за руку. Я снова смотрю на него. Ах, он задыхается. Ему нужен воздух, чтобы выжить.

Я буду наслаждаться, наблюдая, как он извивается и тонет. Приятное зрелище, а я продолжу плавать и стану единым целым с успокаивающим морем. Возможно, потом я станцую с его безжизненным телом.

Он начинает перебирать ногами, пытаясь самостоятельно выбраться на поверхность. Но его раны слишком серьезны, а моя хватка так сильна, что он никогда не сможет вырваться.

Наконец мужчина перестает сопротивляться. Вместо этого он берет мое лицо в ладони, заглядывает в глаза и целует меня. Больше мужчина не двигается.

От этих прикосновений внутри меня что-то пробуждается.

«Чонгук».

Это тот, кто позволил подстрелить себя, помогая мне сбежать от Юнги, а теперь я даю ему утонуть.

Мгновенно я выплываю на поверхность. Чонгук не дышит, даже оказавшись над водой. Мне нужно куда-то его положить. Я чувствую волны вокруг себя. Неподалеку есть что-то большое, что сопротивляется естественному течению. Корабль Чона. Должно быть, его ищут.

Быстрее, чем кто-либо из обитателей моря, я плыву к кораблю. Как птица в воздухе, я без усилий преодолеваю километр за километром.

Я возвращаюсь к своим похитителям, но не могу сдаться, пока не придумаю, как потом сбежать. Я начинаю паниковать. Времени раздумывать нет. С каждой секундой Чонгук все ближе к смерти. Мне нужно немедленно добраться до корабля.

Я не останавливаюсь, но, опустив голову, начинаю петь. Мой голос, ясный и резкий, как звон колокола, доносится из воды. Его сразу слышат те, кто находится на борту «Ночного путника». Когда я в океане, сила моей песни безгранична. Море дает мне энергию, так что ноты не заканчиваются.

Протянув руку к кораблю, я готовлю людей к тому, что должно произойти. Мы не можем терять ни секунды. Я все еще могу контролировать только трех человек одновременно, поэтому сначала обращаюсь к Кирану, приказывая ему повернуть корабль в нашем направлении. Затем нахожу Энвена с Хосоком и заставляю их подойти к краю корабля. Я поднимаю Чонгука, чтобы Хосок увидел его первым.

– Опустите веревку! – немедленно командует капитан «Ночного путника».

Пока его люди спешат выполнить приказ, я пою еще один куплет. На этот раз действие моих чар распространяется еще дальше.

Я вынуждена отплыть вправо, уворачиваясь от большой веревки с узлами, которая с брызгами опускается на воду. Как только меня вытаскивают из воды, мое тело меняется так быстро, что никто этого не замечает. Увидеть во мне сирену можно было, только внимательно вглядываясь в воду, но, думаю, пираты «Ночного путника» были слишком далеко, чтобы что-то рассмотреть. В любом случае в данный момент меня это мало волнует.

Люди Хосока быстро поднимают нас на борт. Должно быть, по крайней мере пятеро из них тянут за веревку. Добравшись до вершины, мне приходится ухватиться за край перил. Держа Чонгука, это сделать непросто. В противном случае пираты протащили бы меня без остановки, и я, вероятно, сломала бы пальцы или запястье.

Хосок берет Чонгука и кладет его на палубу. Я уже собираюсь шагнуть вперед, чтобы помочь, когда меня хватают, кажется, человек двадцать.

– Приведите Холдина! – приказывает капитан. Кто-то убегает на нижнюю палубу.

– Корабельный врач не может ему помочь, – огрызаюсь я.

На мгновение я отвлекаюсь, потому что чувствую чьи-то грязные пальцы на своем теле. Они лапают меня, это едва ли необходимо для того, чтобы удержать. Мои мышцы болят от напряжения. Моя гордость ущемлена происходящим.

– Что ты с ним сделала? – спрашивает Хосок.

Ну все. Мне плевать, если вся команда увидит. Они все равно скоро умрут. Я направляю свои способности на Хосока, чтобы он приказал своим людям отпустить меня.

Его команда озадаченно слушает, как я пою, но как только Хосок приказывает им отпустить меня, все пираты шокированы.

Ему приходится повторить, на этот раз громче, чтобы они повиновались. Должно быть, пираты не догадались, что я стою за переменами в настроении их капитана. Иначе не стали бы выполнять приказ капитана. Отлично.

Я бросаюсь к Чонгуку, сажусь на холодную палубу и обхватываю руками его голову. Я наклоняюсь, словно снова собираясь его поцеловать. Мне нужно сделать ему искусственное дыхание. Зажав нос Чонгука пальцами правой руки, дую ему в рот, я должна помочь ему снова задышать.

Подождав немного, повторяю снова. Я пробую пять раз, но ничего не меняется.

– Нет, – говорю я едва слышно.

Я прикладываю ухо к его груди, пытаясь услышать стук сердца, умоляя, чтобы его легкие заработали и он остался жить.

Этого не может быть. Он не должен умереть. Не после того, как он спас меня. Не после того, как позволил подстрелить себя, чтобы помочь мне. Чонгук не может умереть сейчас.

Но в его легких осталась вода. Я чувствую ее энергию под своей щекой. Если бы я только могла вытянуть ее...

Я кладу руки Чонгуку на грудь так, чтобы со стороны казалось, будто я пытаюсь вытеснить воду из его легких. Однако я знаю, что в данный момент это не сработает.

Я пою так тихо, что услышал бы только Чонгук, будь он в сознании. Я говорю его разуму оставаться начеку, прошу его органы продолжать работать. Я не могу залечить его раны. Не могу ничего ускорить или изменить.

Все, что я могу, – это дотянуться до его разума. Я говорю Чонгуку, чтобы он не сдавался. Не сейчас.

Ему нельзя умирать.

Избавившись от части песни, я тяну воду под собой, воду в легких Чонгука. Даже если я не могу прикоснуться к ней, я чувствую ее. Я требую, чтобы она текла ко мне, но ничего не происходит.

Я впиваюсь пальцами в грудь Чонгука и тяну воду – физически и мысленно. Я сделаю все, чтобы вернуть его к жизни.

Наконец вода движется вверх. Она выходит из легких, выступает потом на теле Чона и проникает в меня.

– А теперь дыши! – говорю я и пою одновременно.

Я снова делаю искусственное дыхание, чтобы его легкие начали работать. Сердце Чонгука все еще бьется, так что, если легкие проснутся, с ним все будет в порядке. Он должен быть в порядке.

Чон делает глубокий вдох и начинает кашлять. Это напоминает мне первый вдох новорожденного младенца. Так звучит жизнь.

Я отодвигаюсь и на мгновение задерживаю дыхание. Через несколько секунд меня снова хватают за руки. Хосок, должно быть, пришел в себя. К моему горлу приставлено лезвие. Другой нож прижимается к моему животу, впиваясь достаточно глубоко, чтобы поцарапать кожу. Я даже не могу собраться с силами, чтобы обратить на это внимание. Чонгук жив. Это все, что имеет значение. Его глаза закрыты, а раны все еще кровоточат, но он будет жить.

– Что бы вы хотели с ней сделать, капитан? – спрашивает один из пиратов.

– Отведите ее обратно на гауптвахту. Приставьте к ней пять человек для постоянной охраны. Не давайте ни еды, ни воды. И не разговаривайте с ней.

Я заперта, как птица в клетке. Опять.

Я действительно начинаю это ненавидеть.