НАКОНЕЦ-ТО НАСТУПАЕТ НОЧЬ. Скоро я покончу с этим представлением. К сожалению, возможность видеть звезды только увеличивает болтливость Хосока.

– Видишь это созвездие? – Он указывает на север. – А вот это? – Он указывает на юг.

– Да.

– Они не всегда были звездами.

– Чем же они были?

Со стороны Хосока невероятно глупо использовать эту историю.

– Они были любовниками. Филиррион, – он указывает на ту звезду, что на юге, – и Эмфитрия, – он указывает на ту, что на севере. – Говорят, это самая великая история любви, когда-либо существовавшая. К сожалению, она закончилась плохо.

– Что случилось? – спрашиваю я, надеясь, что Хосок расскажет все быстро.

– В Эмфитрию, кроме Филирриона, был влюблен Ксиомен – колдун, владеющий черной магией. Он искренне любил девушку, но та видела только Филирриона. Одержимый ревностью, Ксиомен проклял влюбленных. Он превратил их в звезды и оставил на противоположных концах света, чтобы Эмфитрия и Филиррион никогда не смогли быть вместе.

– Какая трагедия, – выдыхаю я.

Хосок кивает.

– В то время как все остальные звезды на небе движутся, есть три созвездия, которые никогда не меняются. Филиррион и Эмфитрия – двое из них.

– А третье?

Хосок снова указывает на небо.

– Ксиомен. Ему было недостаточно разлучить их, так что он проклял и себя. Там он и остается, на равном расстоянии от двух влюбленных, загораживая им вид друг на друга. Видишь, как он светит на Эмфитрию, а она на него?

– Да.

– Эмфитрия пытается увидеть своего Филирриона, но, как бы она ни старалась, никогда не сможет рассмотреть хоть что-то дальше Ксиомена.

Если эта история когда-нибудь убедит женщину забраться в постель к Хосоку, я отрежу себе руку.

После рассказа воцаряется молчание. Время от времени я сбиваю нас с курса, заставляя Хосока хватать меня за руки и помогать сохранять нужное направление. Он не думает, что я пытаюсь увести нас в сторону, списывая все на мою несообразительность. Я даю ему стимул прикасаться ко мне, желать большего: пригласить к себе в каюту, где я смогу обыскать его одежду на наличие карты.

Пират поднимается наверх, чтобы дежурить у штурвала ночью.

– Мне взять на себя командование, капитан?

– Да, думаю, мне пора отдохнуть.

– Хорошо.

– Иди сюда, девочка, – требует Хосок. Я следую за ним к двери, ведущей в его каюту. – Не продолжить ли нам обсуждение созвездий?

– О да.

Как будто можно видеть созвездия, находясь в его комнате. Тупой идиот. Я не знаю, сколько еще смогу это выносить.

Как только мы остаемся одни в его каюте, капитан зажигает несколько свечей.

– Расскажи мне еще немного об этих двух влюбленных, – прошу я.

– У меня есть идея получше, – говорит капитан «Ночного путника».

Вот оно. Хосок просто хотел остаться наедине, чтобы команда не видела его. Или не видела, как я сопротивляюсь. Хотя не понимаю, как можно что-то скрыть, когда все на палубе видели, как я вошла в каюту капитана.

– И что же это? – повторяю я.

– Ложись на кровать.

– Зачем?

Ему нравятся мои вопросы. Он хочет не только ответить на них, но и показать мне, что делать. Хосок слишком увлечен моментом, чтобы заметить, что все это уловка. Ему следовало бы быть внимательнее. Но когда я сосредотачиваюсь на одном человеке, они никогда не замечают деталей. Слишком увлечены... мной.

– Я собираюсь показать тебе кое-что более волшебное, чем звезды.

Какая гадость. Фу! Фу! Фу! Я не могу этого сделать. Я больше не могу слушать его болтовню. Нужно закрыть ему рот.

Я делаю шаг вперед и смотрю ему прямо в лицо.

– А если я покажу тебе?

Когда я поднимаю голову к нему навстречу, он жадно встречает поцелуй.

Хосок неплохо целуется. Хотя сомневаюсь, что у него было столько же практики, сколько у Чонгука.

Я не получаю от происходящего никакого удовольствия. Потому что я делаю это не от скуки и не ради развлечения. Я пытаюсь выполнить свое задание. И я точно знаю, какой мерзкий человек Хосок. Это невозможно игнорировать, когда я так сосредоточена на желаниях его сердца и разума.

Я снимаю с капитана пальто и бросаю его на пол с намерением в ближайшее время обыскать. Капитан принимает мои действия за приглашение. Он опускает руки прямо к моим бриджам, возясь с застежкой.

Тьфу. Довольно.

Я толкаю его на кровать и забираюсь на него сверху. Оттуда я делаю вид, что тороплюсь расстегнуть ремень на его брюках. Я чувствую, как в нем горит похоть. Это отвратительно. Я хочу искоренить ее.

Когда пряжка его ремня расстегнута, я снимаю меч, ножны и все остальное.

Конец ремня я использую, чтобы вырубить Хосока ударом по голове.

– Уф, – говорит он, прежде чем потерять сознание.

Я не знаю, что хуже: то, что я только что сделала, или то, что мне еще предстоит сделать.

«Не смотри на него, – говорю я себе. – Сосредоточься на одежде, а не на том, что под ней».

Я раздеваю Хосока. Снимаю все до последнего лоскутка. Я оставляю капитана лежать голым на кровати, пока обыскиваю каждый карман, проверяю, нет ли скрытых подкладок или поддельной подошвы в его ботинках.

Но карты... Нет.

Мой желудок сжимается. Как это ее здесь нет? Я была так уверена, отчаянно рассчитывала отыскать ее. Что мне теперь делать, когда Хосок проснется? Он поймет, что с какой-то целью я обвела его вокруг пальца. Это его точно не обрадует.

Мы совсем скоро доберемся до моего отца. И он будет...

Нет, я должна немедленно прекратить эти размышления. От них никакой пользы. Следует работать с тем, что есть. Как я могу все исправить?

Использовать пение сирены, чтобы заставить Хосока все забыть – не вариант. У меня недостаточно для этого сил. Работа с памятью требует больше энергии, чем усыпление.

Я устроила знатный беспорядок. Соблазнить Хосока? Должно быть, это моя худшая идея.

Мне приходится прикрыть рот, чтобы не застонать от разочарования.

Внезапно раздается стук в дверь.

– Хосок! – вмешивается Чонгук. – Открой сейчас же, или я сам войду.

Я слышу, как поворачивается дверная ручка, и бегу к выходу. Когда дверь открывается, я вылетаю из каюты и закрываю ее за собой, прежде чем Чон сможет заглянуть внутрь.

– Что происходит? – спрашивает он.

– Твой брат рассказывал мне о созвездиях, – говорю я.

Глаза Чонгука расширяются. Скорее всего, это обычный способ Хосока заполучить девушку.

– Он же не...

– Не что? – уточняю я.

– Ты ему не позволила...

Этот парень не может закончить предложение.

– Чонгук, мы пробыли наедине не больше двух минут.

Он качает головой.

– Конечно, но что же Хосок делает сейчас? – Его зрачки расширяются от страха. – Скажи, что ты не убила его!

Хотя я и польщена тем, что Чонгук признает мою способность легко справиться с его братом, я все равно закатываю глаза.

– Не убила я его.

– Тогда почему он не кричит и не чертыхается?

Справедливое замечание. Придется быть немного честной, если хочу из этого выпутаться.

– Он стал слишком назойливым, поэтому я вырубила его.

Чонгук слегка расслабляется. Это забавно, что он не обижается на то, что я вырубила его брата. Пират смотрит на дверь. Ему ни в коем случае нельзя туда входить.

У меня нет достойного объяснения, почему капитан голый. Тем более... я не хочу, чтобы Чонгук думал, будто я спала с его братом.

– Что происходит, Дженни? Зачем ты вообще туда пошла?

Нужно как можно скорее отойти куда-нибудь подальше от этой двери. Не знаю, как долго Хосок пробудет в отключке.

– Мы можем поговорить в другом месте? – повторяю я. – В твоей каюте, например? Я отвечу на все твои вопросы. Здесь слишком холодно.

Он все еще смотрит на меня с подозрением, но в конце концов соглашается, направляясь обратно в свою каюту. В его шагах чувствуется сила. Чонгук прыгает на главную палубу, не тратя времени на лестницу. Пираты, несущие ночную службу, поворачивают головы, чтобы увидеть, откуда доносится шум. Когда Чон распахивает дверь в свою каюту, я не могу не улыбнуться. Он в хорошем настроении.

Но мое веселье мгновенно исчезает. У меня большие проблемы. Мне требуется каждая крупица самообладания, чтобы не паниковать. Может, стоит вернуться и убить Хосока. Когда он проснется, все в любом случае полетит к чертям. К тому же капитан заслуживает смерти.

Просто я не уверена, что смогла бы так поступить с Чонгуком. По непонятным мне причинам он любит своего брата. И точно был бы огорчен его смертью. Может, даже сломлен.

Но разве у меня есть другой выбор? Где еще может быть карта? Если она не спрятана на корабле и Хосок не носит ее с собой...

Я смотрю на спину Чонгука, когда в голову приходит безумная идея.

А что, если карта у него?

После того как я обыскала каюту Хосока в первую ночь после захвата, моей следующей мыслью было, что капитан, возможно, дал карту брату. Что, если Чонгук носит ее при себе? Как я могла быть такой глупой? Так много раз я могла проверить карманы пирата. В ту ночь, когда я пела ему, даже ураган не смог бы его разбудить.

Теперь, полагаю, придется вырубить его так же, как и его брата. Хуже ведь уже не станет? Я и так провалила миссию. А может, и нет. Возможно, когда Хосок проснется, он просто посадит меня обратно в камеру. Хотя я в этом очень сомневаюсь.

Когда мы остаемся одни, Чонгук выжидающе стоит, скрестив руки на груди. Вырубив Хосока, я освободила часть личности сирены. Это начинает сказываться на моем сознании. Трудно объяснить, что именно происходит. Я теряю себя в других, если слишком долго сосредотачиваюсь на их чувствах и желаниях. Чужие эмоции становятся моими собственными. Я забываю, кто я такая. Просто ужасно. Отец подталкивал меня, помогал понять, как долго я могу терпеть, прежде чем начну походить на тех, чьи желания и чувства читаю. С тех пор я ни разу не позволяла себе переступить ту критическую черту.

Иначе пришлось бы иметь дело с краткосрочными побочными эффектами, с потерей ощущения себя самой. Ненавижу желания и эмоции, которые для меня так же ясны, как краски на холсте. Они не мои, так что мне не нравится их ощущать. Кроме того, мне не нужно читать Чонгука. Я просто должна быть осторожна, потому что он уже слишком подозрителен и сбит с толку. Если хочу напасть на него, нужно заставить его сначала расслабиться, поговорить. Следует в правильной пропорции смешать правду и ложь.

– Я боюсь, Чонгук, – начинаю я. – Мой отец... может показаться, что он заботится обо мне, хочет заплатить за меня выкуп, но он будет очень зол на меня.

– Почему? – спрашивает он.

– В первую очередь за то, что меня поймали. Он подумает, что я неосторожна и глупа. Будет злиться из-за денег, которые в результате потерял. Я... я не знаю, что он со мной сделает, когда вернет.

Чон смотрит на мои ноги, без сомнения, вспоминая шрамы, которые он когда-то увидел.

– Я могу в это поверить, но что было там? – Он тычет указательным пальцем в сторону палубы.

Его лицо становится серьезным.

– Я пыталась привлечь внимание Хосока. Мне нужно было поговорить с ним об этом. Я надеялась, что мы сможем что-нибудь придумать. Найдем способ, чтобы он получил свои деньги, а я свободу.

– И?

– Капитан не был заинтересован в разговорах.

От этих слов Чонгук вздрагивает. Он почесывает затылок.

– Я поговорю с ним.

Мне не нужно притворяться, что я в замешательстве.

– О чем?

– Уверен, что есть способ получить наши деньги, а затем отпустить тебя на свободу. Тебе придется рассказать все, что ты знаешь, но зато не надо будет возвращаться к твоему отцу.

Я смеюсь, коротко и неуверенно.

– А куда мне еще идти?

– Куда угодно.

– Он найдет меня, куда бы я ни отправилась.

– Тогда не уходи. Останься.

Рот Чонгука открывается от собственного предложения.

– Остаться? Зачем мне это?

– Не знаю, зачем я это сказал. Забудь.

Он явно чувствует себя некомфортно, возможно, готов сбежать. Нужно действовать быстро. Как залезть ему в голову? И чем я могу его вырубить? Чонгук убрал все оружие из комнаты. И он определенно еще напряжен после того, что случилось с братом.

Вариантов немного. Трудно ясно мыслить, когда все разваливается на части. Нужно, чтобы он продолжал говорить. В конце концов у меня появится идея.

– Ты предложил мне остаться, потому что думал об этом, – говорю я.

– Нет, ничего подобного.

– В самом деле? Твой рот придумал все это сам?

– Он у меня талантливый.

– Да, я в курсе.

Хочется дать себе пощечину за эти слова, но я делаю все возможное, чтобы продолжить беседу. Я тяну время, чтобы что-то придумать.

Чонгук понимающе улыбается.

– Наверное, нам стоит поговорить об этом, – спрашиваю я слишком невинно, чтобы в это можно было поверить.

– Знаешь, что...

Прошло уже несколько недель. Почему он должен хотеть говорить об этом сейчас? Он же пират... зачем ему вообще об этом говорить?

– Что именно ты хочешь сказать? – с любопытством спрашиваю я.

Чонгук молчит. Я вижу, как он безрезультатно подыскивает слова.

– Вот все, что нужно сказать, – начинаю я. – Я на этом корабле пленница. К тому же единственная женщина. Тебе стало немного одиноко, а я была немного не в себе. Вот и все. Глупо получилось, но все кончено, так что давай двигаться дальше.

Стоит ли толкнуть его в стену? Он потеряет сознание, как Хосок, но после таких фокусов Чонгук, очнувшись, будет очень насторожен. У скольких женщин хватит сил вырубить мужчину? Чон уже заметил, что со мной что-то не так. Что, если он догадается?

Должно быть, у меня начинается паранойя. Нужно больше спать.

– Я так не думаю.

– Что? – спрашиваю я, возвращаясь к разговору.

Чонгук знает, что я все слышала, поэтому не собирается повторять.

Неужели он так привык спорить со мной, что уже не может вести себя по-другому? Даже когда я говорю правду? Почему он так настойчиво противоречит мне?

Я решаю схитрить. В данный момент мое любопытство сильнее, чем отвращение. У меня достаточно времени, прежде чем я потеряю себя.

Я сосредотачиваюсь на Чоне: его разуме и сердце. Я чувствую, он разочарован – и в себе, и во мне. Причина мне неизвестна. Я могу видеть чувства и желания, но не умею читать мысли. Хотя это было бы весьма полезно. Я никогда не знаю мотивов, стоящих за намерениями людей.

Все, что мне известно в данный момент: Чонгук снова хочет меня поцеловать. Сейчас это его самое большое желание, которое невозможно скрыть. Я чувствую его влечение, как свое собственное. Уверенная в том, что он просто истосковался по женской ласке, я все же решаю использовать его желание в своих интересах.

Больше не нужно лишать его сознания. Я должна сделать так, чтобы самым большим желанием Чонгука стал сон. Как только он уснет, я смогу удержать его в таком состоянии своей песней. Для этого у меня достаточно сил.

Существует только один способ изменить чье-либо желание – удовлетворить то, которое есть сейчас. Тогда Чонгук подумает о чем-то другом.

Проглатываю ком в горле. Почему-то эта мысль меня возбуждает. Должно быть, азарт разыгрался в крови.

Так с чего же начать?

– Ты так не думаешь? – повторяю я. – Что же тогда случилось, по-твоему?

Чонгука окружает глубокий серый цвет. Он чувствует себя виноватым. Без сомнения, он считает, что своими действиями предает брата. Он хочет получить желаемое и не мучиться угрызениями совести.

Типичный пират. Никакой ответственности, только эгоистичное желание.

– Я думаю, – наконец говорит Чон, – что между нами есть нечто большее, чем любой из нас готов признать.

– Больше, чем что?

Наравне с разочарованием в нем вспыхивает желание. Интересно, каким образом связаны эти эмоции. Но я не могу продолжать – пора снова усыпить сущность сирены.

– Что ты сделала? – спрашивает он.

Я приподнимаю бровь.

– Что ты имеешь в виду?

– Просто ты... изменилась. Всего лишь на мгновение, но я подумал, что мне показалось. Теперь ты снова выглядишь самой собой.

Никто раньше не мог сказать, когда я использую свои способности. Невозможно, чтобы Чонгук на самом деле заметил разницу.

– Ну, Чонгук, если этот разговор кажется тебе странным, ты явно не в лучшей форме. Возможно, тебе стоит немного отдохнуть.

– Сон – это последнее, о чем я думаю.

Уж я-то знаю. Но мне нужно уложить его в постель.

– Тебе нужно расслабиться. Иди сюда, присядь.

Я сажусь на кровать и похлопываю по месту рядом с собой.

Он явно раздумывает, уступать или нет. Может быть, мне не следовало так рано отключать сирену. Но я не собираюсь снова использовать ее сегодня вечером. Должно быть, я действительно в отчаянии.

– Не волнуйся, я не причиню тебе вреда, – говорю я.

Он усмехается.

– Как будто ты можешь.

Я указываю на его бок, куда ранила его, когда мы были на острове.

– Я позволил тебе это сделать.

– Ах да. Раз уж ты такой смелый и отважный, подойди и присядь рядом со мной. Даже враждующие пираты нуждаются в отдыхе.

Наконец Чонгук сдается, но он не смотрит на меня и следит, чтобы между нами сохранялось приличное расстояние. Его поведение довольно интересно, учитывая, что я уже знаю, чего он хочет на самом деле. Должно быть, он старается держаться подальше от искушения. Если так, ему не следовало садиться на кровать. Это все, что мне было нужно.

– Полагаю, быть первым помощником – большой стресс для тебя, – начинаю я.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что ты не капитан. Мне не нравилось быть первым помощником, потому что я всегда хотела поступать по-своему.

Он смеется.

– Мне нравится свобода, которую дает эта должность, – продолжаю я. – Но, похоже, тебе хочется чего-то большего.

– Неужели меня так легко понять?

Для того чтобы узнать это, мне не нужны таланты сирены. Чонгука мне читать легче, чем других.

– Временами. Здесь спрятано намного больше, чем ты говоришь.

Я постукиваю пальцем по его голове.

Он, наконец, поворачивается ко мне.

– Откуда ты так много знаешь? Как ты...

– Я – это я, потому что я выбираю быть собой. Я – воплощение моих же желаний. Люди говорят, нужно найти себя. Я же верю, что мы сами создаем себя такими, какими хотим. Можно изменить в себе то, что не нравится, если приложить усилие.

Возможно, это прозвучало немного витиевато, но Чон принимает мои слова за чистую монету. Его глаза невероятно красивого коричневого цвета горят.

Я беру его за руку.

– Что ты делаешь? – спрашивает он.

– Ничего. Я просто хотела прикоснуться к тебе.

– Вот так просто?

– Вот так просто.

– Я хочу поцеловать тебя.

– Так почему же ты этого не делаешь?

– Потому что не могу тебе помочь. Я способен только взять, ничего не дав взамен.

От его честности я лишаюсь дара речи. Может, в том, что он сказал, таится не честность, а искренность и бескорыстие. Я никогда не слышала, чтобы пират говорил такие вещи. Это противоречит всей сути пиратства. Неожиданная откровенность Чонгука ставит меня в неловкую ситуацию. Я почти чувствую себя виноватой за то, что играю с ним.

Почти.

Я придвигаюсь ближе, подношу руку к его лицу и шепчу:

– Но ты кое-что даешь мне. Отвлекаешь от судьбы, которая меня ждет. Это даже больше того, на что я могла рассчитывать.

Я наклоняюсь вперед и прижимаюсь губами к его губам. Вместо того чтобы ответить на поцелуй, Чонгук запускает руку в мои волосы и мягко, с оттенком безнадежности, произносит мое имя.

Я знаю – он хочет этого. Просто нужно заставить его уступить. Я поднимаю ноги и кладу их ему на колени, в то же время притягивая его к себе.

Узнай кто-нибудь из моей команды, что я сказала подобное, я бы умерла от смущения. Однако я добавляю:

– Пожалуйста, Чонгук. Я этого хочу. Разве ты не хочешь?

Мольба помогает. Наконец я чувствую, как его губы двигаются – мягко и ненастойчиво. Любопытно, учитывая, каким уверенным в себе пират всегда казался. Возможно, он все еще нуждается в поощрении.

Я провожу кончиком языка по его верхней губе.

Он реагирует мгновенно. Не успеваю я опомниться, как Чонгук кладет одну руку мне на затылок, а другую – на бедро. Я опускаю губы к его шее, дразня в нужных местах, чтобы заставить сердце парня биться еще быстрее.

Но он больше не позволяет мне веселиться. Взяв меня за подбородок, Чонгук снова прижимает мои губы к своим. Он устанавливает собственный ритм и темп, а я позволяю ему контролировать поцелуй. У меня такое чувство, что для выполнения своего плана я должна показать, что он руководит процессом.

Он скидывает пальто. Очевидно, ему становится жарко.

Отлично, мне придется снимать с него на одну вещь меньше.

На мгновение я позволяю себе увлечься поцелуем. Я делаю все с определенным умыслом, но не могу игнорировать, насколько приятнее целовать Чонгука, чем его брата. Губы Хосока были чужими. Его волновало только собственное удовольствие.

А Чонгук... не такой.

Он знает, где дотронуться, чтобы мои чувства накалились до предела. Этот парень заставляет меня практически задыхаться под давлением его губ. У меня перехватывает дыхание, когда зубы Чонгука впиваются в кожу над моим горлом.

Он опускает меня на кровать. Я хватаю низ его рубашки и тяну ее вверх. Он помогает мне снять ее через голову, прежде чем бросить на пол. Я же внимательно слежу, куда именно приземляется рубашка. Потайные карманы можно пришить в любом месте.

План состоял в том, чтобы сначала дать Чонгуку желаемое. Совсем немного. Чтобы он расслабился и захотел спать. Теперь-то я понимаю, что не продумала все до конца. Возможно, настоящего плана и не было. Я просто нашла еще один способ оправдать поцелуй с Чонгуком.

По крайней мере, мне останется снять не так много предметов одежды, когда он наконец заснет. Мужчины тяжелые – их нелегко раздевать.

Но что делать с тем, что происходит сейчас?

Чонгук теребит шнурок, который стягивает мой корсет сбоку. Хотя он ничего не развязывает, это действие сводит меня с ума. Понимает ли он это? Чон слишком хитер, чтобы делать подобное неосознанно.

Мой желудок горит от возбуждения, разум старается оставаться спокойным.

«У тебя не так много времени, пока Хосок не проснулся».

Но руки Чонгука такие мягкие и теплые. Я не хочу, чтобы он переставал прикасаться ко мне.

«Тебе нужно найти карту. Подумай, что сделает с тобой отец, если провалишь миссию».

Но при мысли о губах Чонгука меня охватывает почти непреодолимое желание. Я могла бы остаться в его объятиях навсегда.

«Дженни, ты забыла о своем желании стать королевой пиратов? Тебя ждет остров, полный сокровищ. Возьми карту, и все встанет на свои места».

Верно. К черту все.

Это будет самый безрассудный поступок, который я совершила на этом корабле. Но мне нужно действовать до того, как Хосок проснется, и до того, как сущность сирены возьмет надо мной верх.

У меня осталось не так много сил, но придется обойтись тем, что есть.

Я пою. В моем арсенале одна-единственная нота.

К счастью, Чонгук целиком сосредоточен на мне. Он мгновенно отключается, упав на кровать. Это не продлится долго. В песне почти не было энергии.

Я все еще прерывисто дышу. Как глупо. Хотя моей песни хватило, чтобы усыпить его, не осталось ни одной ноты, чтобы стереть его воспоминания. Очнувшись, он вспомнит, как я пела ему.

Но как только в моих руках окажется карта, я покину корабль. Тогда ничто из этого не будет иметь значения. Отец завладеет «Ночным путником» и убьет всех на борту. Некому будет рассказывать мои секреты.

Я слышу, как скрипит деревянная половица. Бросаю взгляд на дверь, но быстро качаю головой и отвожу взгляд. Корабль старый. Неудивительно, что дерево скрипит.

Хотя у меня мало времени, мне требуется несколько секунд, чтобы отдышаться. Мое сердце колотится с невероятной скоростью.

В конце концов, я проверяю пальто и рубашку Чонгука, несколько раз пробегая пальцами по ткани. Не могу сказать, разочарована ли я, когда понимаю, что карты там нет.

Ведь теперь мне предстоит снять с пирата сапоги и легинсы.

И бриджи.

Чонгук в любом случае надеялся их снять. Я тороплюсь раздеть спящего пирата, но, в отличие от подобной ситуации с Хосоком, не пытаюсь отвести взгляд. Я уже давненько влипла в историю на этом корабле.

За такие страдания это меньшее, чего я заслуживаю.

Мысли уходят на второй план, как только приходит неизбежный вывод – карты у Чонгука нет.

Опять ошибка.

Черт возьми, где еще эта карта может быть? Я уже все проверила. Хосок не стал бы прятать ее на суше. Слишком велика вероятность потерять или забыть, куда именно положил. Никто не прячет карту, чтобы потом самому ее искать.

Я пытаюсь сделать глубокий вдох, но для этого приходится отвернуться от обнаженной фигуры Чонгука.

Отец же не может винить меня в провале задания, если карты не было на корабле с самого начала?

Но я знаю, что это не так. Король пиратов обвинит во всем того, кто первым попадется под горячую руку. А это буду я, как только сообщу ему новости. Кто знает, что будет на этот раз. Запрет в камере на месяц? Будет пороть каждый день? Оставит на неделю без еды?

Это не моя вина. Карты на этом корабле нет.

Нигде.

На корабле.

Мои мысли мечутся от одной вещи к другой. Да, я проверила все внутри корабля.

А может, снаружи?