НЕОЖИДАННО Я ЧУВСТВУЮ ТОСКУ по океану. Я всегда испытываю это после того, как пою свою песню. У меня ноет в груди. Сердце горит, страстно желая уйти под воду, где сможет успокоиться и наполниться энергией. Мне не нужна сила океана, чтобы выжить, только чтобы исполнить мою песню – укрепить ту часть меня, которую я пытаюсь скрыть. Только это всегда имеет свои последствия. Другая часть меня пытается взять верх. Я не могу так рисковать, пока не завершу свою миссию.

В основном я человек, но когда позволяю себе использовать силы, которые достались мне от матери, становлюсь кем-то другим. И это убивает крошечную часть меня всякий раз, когда приходится бороться за сохранение собственного разума.

* * *

Я проскальзываю обратно в каюту Чонгука прямо перед восходом солнца.

Мне нужно положить ключ от двери обратно в его карман, но неожиданно он со стоном садится в постели. Я быстро отхожу от двери и прыгаю в кресло за его столом.

– Что случилось? – спрашивает он, прикладывая руку к голове.

– У тебя болит голова? – спрашиваю я. – Ты что-то бормотал во сне.

– Нет, голова не болит. Просто...

В прошлом я пела многим мужчинам. Те, кому я позволила сохранить память, пытались объяснить мне, каково это. Они говорили, что это эйфория, удовольствие и счастье в одном флаконе. Когда я заставляю их спать, они всю ночь напролет видят меня во сне. Пока я росла, находилось не так много мужчин, которые позволяли мне практиковать на них свои песни. Но я все равно тренировалась. Моей матери не было рядом, чтобы учить меня. В итоге только немногие из приближенных отца знали о моих способностях. Он не хотел, чтобы его соперникам стало известно, насколько я сильна. А боевые навыки, которым он обучил меня, сделали дочь короля пиратов опасным противником. И то, что я наполовину сирена, делает меня смертельно опасной.

– Просто что? – спрашиваю я.

– Ничего, – быстро отвечает Чонгук. Он все еще погружен в себя, роясь в воспоминаниях или снах. Пробуждение обычно дезориентирует моих жертв.

Хоть и забавно наблюдать, как он копается в своих мыслях, мне все же нужно вернуть ключ, прежде чем Чонгук заметит его пропажу.

– Ты хорошо спал? – спрашиваю я. – Видел хорошие сны?

Мне известно, что он видел меня во сне, но я не знаю, что именно там делала.

Конечно, я не ожидаю, что он будет честен.

Еще мгновение он выглядит ошеломленным. Затем, кажется, берет себя в руки.

– Да. Что случилось вчера? Я не могу...

Я сурово смотрю на него.

– Ты что, пил?

Он садится, ставит босые ноги на пол.

– Я нечасто пью и никогда не напиваюсь. Особенно если нужно присматривать за тобой.

– Но ты не помнишь нашу ночь? – Я выдумываю на ходу, потому что мне нужно избавиться от ключа. Я должна найти предлог, чтобы приблизиться к Чонгуку.

– Нашу ночь? – он задумчиво смотрит вдаль.

Я сажусь к нему на колени, устраиваюсь поудобнее и обнимаю его за шею. Чонгук в изумлении застывает.

– Ты действительно не помнишь? – соблазнительно шепчу я ему на ухо. Мои руки лежат у него на плечах. Я опускаю ладонь ему на грудь. Чонгук тверд, как скала, но его кожа гладкая и теплая. Добравшись до пояса, я опускаю ключ в карман его бриджей.

На самом деле это тоже воровство, только наоборот.

Он выдыхает и кладет руки мне на бедра.

– Почему бы тебе не напомнить мне?

Я скольжу ладонями по его рукам, пока не переплетаются наши пальцы.

– Было что-то подобное.

– М-м-м.

– И это тоже.

Я нежно прижимаюсь своими губами к губам Чонгука. Он тут же отвечает на поцелуй.

– А что случилось потом? – шепчет он, когда я отрываюсь и провожу губами по краю его уха.

– Потом... – Я замолкаю и еще сильнее прижимаюсь к нему. – Ты обещал помочь мне сойти с корабля.

Он откидывает меня назад, будто хочет уложить на кровать. И отпускает. Я падаю на простыни.

– Думаю, это я бы запомнил, – говорит он, закидывая мои ноги на кровать.

– Не волнуйся, – прошу я. – Скоро ты все вспомнишь.

– Хосок, должно быть, ждет меня. – Он подходит к шкафу и, недовольно ворча, роется в одежде, которую я оставила смятой на полу.

Как только Чонгук находит то, что искал, – пару бриджей, – он начинает снимать те, что на нем, наблюдая за моей реакцией.

– Прекрати, – говорю я, быстро отворачиваясь.

Он тихо смеется.

Мне следовало сохранять спокойствие и продолжать смотреть.

Если бы я просто пожала плечами, как будто меня это совсем не беспокоит, Чонгук не был бы так доволен собой.

Уверена, он бы переодевался где-нибудь в другом месте. Но все началось так внезапно, что я не успела достойно отреагировать. Теперь уже ничего не поделаешь.

– Как ты думаешь, я должен переодеваться, – говорит он, – когда ты заперта в моей каюте?

– Иди в каюту Хосока! – рявкаю я.

– И какой в этом интерес?

Я сердито выдыхаю, ожидая, когда он закончит. Я прислушиваюсь к шороху ткани, затягиванию ремня, глухому стуку недавно начищенных сапог и жду, когда все это прекратится.

Я так сосредоточена, что даже не замечаю звука приближающихся шагов, пока не чувствую руку на своей пояснице.

Губы Чонгука у моего уха.

– Можешь смотреть, Дженни.

Прежде чем уйти, он проводит губами по моей шее.

Я осознаю, насколько была напряжена, только когда все мое тело расслабляется.

* * *

Думаю, мне будет безумно скучно в ближайшие несколько дней, но это не так. Чонгук часто заходит в свою каюту, чтобы проверить, как я. Мы разговариваем, пока он не пытается превратить беседу в допрос. Он пытается разузнать расположение крепости моего отца, как часто корабли короля пиратов доставляют грузы, сколько людей охраняют крепость и т. д. Я ничего не говорю. Я скорее умру, чем выдам эту информацию. Ну, на самом деле умрут они, ведь чтобы убить меня, нужно постараться.

Я заметила, что Чон держит меня на расстоянии. Все же, когда я дразню его во время разговора, он не может сдержать улыбки. Забавно наблюдать, как он напрягается, пытаясь найти оптимальный вариант общения между нами. Играть с ним, безусловно, интереснее, чем прочесывать корабль. Каждая ночь без карты огорчает меня. Я часто проверяю наш курс, прикидывая, сколько времени осталось до того, как мне придется предъявить находку отцу. Мы проходим пик Ликона и начинаем плыть на северо-восток.

Осталось совсем немного.

* * *

Я просыпаюсь рано, хотя легла поздно – слишком волнуюсь, чтобы спать, поэтому смотрю в потолок, обдумывая все случившееся. Я осматриваю каждое проверенное место по второму кругу в поисках чего-то, что могла упустить из виду. Две недели почти истекли. Пропускной пункт может появиться на горизонте в любой момент.

– Ты рано встала, – говорит Чонгук, лежа рядом со мной.

– Не спится, – отвечаю я.

– Тебя что-то беспокоит?

– На самом деле мне не давал уснуть твой храп.

Он улыбается.

– Я не храплю.

– Мои уши с тобой не согласны.

Он перекатывается на спину, смотря в потолок вместе со мной.

– Скажи мне, что тебя беспокоит.

– Помимо того, что меня держат в заложниках вражеские пираты?

– Да, – просто отвечает он, – кроме этого.

Ну, я не могу сказать Чонгуку, что Хосок или его отец где-то спрятали карту, которую я никак не могу найти. Вместо этого я спрашиваю:

– Что самое безрассудное ты когда-либо делал, пытаясь произвести впечатление на своего отца?

Он молчит.

– Тебе больно говорить о нем? – спрашиваю я.

Он качает головой.

– Дело не в этом. Я стараюсь не думать о нем, потому что очень сильно ненавидел его.

– Понимаю.

Я жду, ответит ли он на мой вопрос. Чонгук вздыхает.

– Трудно сказать. Я совершал много безрассудных поступков.

– Расскажи мне об одном из них.

– Хорошо, – задумчиво говорит пират. – Однажды, далеко-далеко в море, мы разграбили и сожгли корабль. Отец, пытаясь перетащить сундук с драгоценностями, уронил его в воду. Я нырнул вслед за ним.

– Думаю, нам следует обсудить значение слова «безрассудный».

– В воде акурские угри доедали моряков, которые пережили нападение на их корабль.

Я поворачиваю голову к Чонгуку.

– Вот это действительно безрассудно.

Акурских угрей боятся больше, чем акул. Они быстрее, чувствительнее к человеческой крови, а иногда больше и толще своих кровожадных собратьев. Большую часть времени эти угри остаются на дне океана, но стоит им почувствовать волнение на поверхности, тут же придут на разведку.

– Тебе удалось вернуть отцу сундук? – спрашиваю я.

– Нет. Ко мне направлялся огромный угорь. Хосок увидел это и спустил мне веревку. Брат вытащил меня из воды как раз вовремя.

– Что сделал твой отец?

– Попытался бросить меня обратно, чтобы забрать сундук, но Хосок смог отговорить его.

– Мне кажется, если бы ты не убил его, это сделал бы кто-то другой. Судя по твоим рассказам, он был просто ужасен.

– Так оно и было. – Чонгук поворачивается и смотрит на меня. – Предполагаю, ты задала этот вопрос не просто так. Ты делаешь что-то безрассудное, чтобы произвести впечатление на своего отца?

– Я совершаю безрассудные поступки ради удовольствия.

– Не сомневаюсь.

– Думаешь, ты хорошо знал своего отца?

Он пожимает плечами.

– Достаточно хорошо. А что?

Мне следует быть осторожной. Нужно, чтобы разговор казался безобидным. Чонгук должен думать, что речь идет исключительно обо мне.

– Мой отец доверяет мне больше, чем кому-либо другому в этом мире. Все же я не могу избавиться от ощущения, что у него есть от меня секреты.

– У каждого есть свои тайны. Мы бы чувствовали себя слишком уязвимыми, если бы не припасали парочку секретов для себя.

– Какие...

Нет, я не могу спрашивать Чонгука о его секретах. Мне нужно сосредоточиться на самой важной цели разговора.

– Но это совсем другое. Разве ты не замечал, когда отец что-то скрывал от тебя? Важные дела?

– Да, в большинстве случаев.

– У моего отца был тайник на корабле – расшатанная половица в его каюте. Он хранил там важные вещи. Когда мне казалось, что он что-то не договаривает, я находила его секреты там.

Конечно, я все это выдумываю. Надеюсь, Чон не догадается.

По правде говоря, у моего отца в крепости есть комната, в которую может входить только он. Его личное пространство. У меня много раз возникало желание пробраться туда. Однажды я даже попыталась. Когда отец нашел меня снаружи, возящейся с замком, он сказал, что, если меня так интересуют его запертые двери, он посадит меня за одну из них.

Так он и сделал. В камеру, глубоко в подземелье. На целый месяц.

– Но однажды, – продолжаю я, – под доской ничего не оказалось. И с тех пор там больше ничего не хранилось.

– Он тебя раскусил.

– Или подозревал, что я что-то задумала, и не хотел рисковать.

Хотя Чонгук и кажется естественно расслабленным, он скорее всего цепляется за каждое мое слово. Он всегда надеется, что я случайно выдам какие-то секреты моего отца. Только цель нашего разговора не в этом – я пытаюсь узнать секреты лорда Усока.

– А как насчет твоего отца? – спрашиваю я. – У него было место, где он прятал свои секреты? Ты когда-нибудь узнавал что-то, чего тебе не следовало знать?

«Знаешь ли ты, где он спрятал свою часть карты?»

– Честно говоря, я никогда этим особо не интересовался. Когда мы были моложе, Хосок уговаривал меня помочь ему найти секретные панели под палубами. Однако нам так и не удалось что-то отыскать.

Как же я понимаю. Сама обыскивала эти панели. Мне нравится разговаривать с Чонгуком, но я действительно надеялась узнать что-то полезное. Что-то, что помогло бы мне понять, где находится карта.

Стоило бы догадаться.

– Кроме того, если бы у моего отца было что-то настолько важное, он, вероятно, не упускал бы это из виду и на минуту. Скорее всего, он все время держал бы эту вещь при себе. А мы с Хосоком никогда не были настолько глупы, чтобы попытаться что-то украсть у него.

Ох.