Предупреждение: Чимин в этом бонусе - актив.

  В кабинете зельеварения царит приятный полумрак. Помещение не огромное, но и не маленькое. В воздухе витает аромат сушёных трав. Ровные ряды парт, рассчитанных на двух студентов, на каждом из которых стоит небольшого размера котёл, удерживаемый ножками держателя, в центре которого находится горелка. Возле стен по периметру всего кабинета громоздятся стеллажи. Некоторые из них заняты книгами, некоторые – банками, колбами, пробирками, мешочками с травами и камнями, заколдованными шкатулками со специфическими ингредиентами. Перед учениками – профессорский стол и чуть левее – большая доска. По другую сторону стола возле стены держатель, на который можно прикрепить различные иллюстрации того или иного растения и ингредиента. На стенах, где есть свободное место, висят самые простые пейзажи, а небольшие по своему размеру окна почти не пропускают свет, из-за чего приходилось постоянно зажигать свечи.

Несмотря на недостатки, Юнги свой кабинет всё равно любил. Ему нравился царящий полумрак, в котором пламя свечей было как никогда привлекательно, нравились стеклянные банки, наполненные глазами того или иного существа, от которых ученики шугались в сторону. Нравились стеллажи из тёмного дерева, пузатые сосуды, поблёскивающие тёмно-зелёными и мутно-серыми боками, нравился даже небольшой камин, пламя которого почти не согревало. Юнги любил находиться в этом помещении, даже когда не было никаких занятий. Сидя за столом и читая книгу, составляя очередной тест для проверки знаний своих учеников или просто дремля под свист ветра за окном бывший слизеринец, ныне профессор зельеварения по программе младших курсов получал истинное наслаждение от своего положения.

Не сказать, что Юнги любил власть или наслаждался запугиванием. Да, такое было, когда он учился в школе, но с годами как-то выветрилось. Впрочем, парень получал особое удовольствие от раболепных взглядов слизеринских студентов, от неприязни в глазах гриффиндорцев, к которым он придирался больше всего, ведь тупили невероятно, от любопытства и желания узнать что-то новое в глазах когтевранцев и от упорства пуффендуйцев. Юнги никогда не переступал границу дозволенного, не позволял себе издеваться или унижать, а если и язвил, отпускал насмешки, то только в строгих рамках. Впрочем, это не мешало ему постоянно готовить для студентов Пуффендуя тесты и задания крайне каверзные и с многочисленными острыми углами. Порой, если материал пройден, Юнги даже специально где-то допускал ошибки, потому что смотреть на несчастные лица представителей жёлтого факультета, которые старались изо всех сил понять, что же там не так. Ещё забавнее было, когда какая-нибудь второкурсница-заучка действительно находила ошибку и долго мялась, как намекнуть преподавателю, что там ошибка.

- Ооо, ты действительно считаешь, что умнее меня? – ехидно спрашивал в таких ситуациях Юнги, сверкая глазами. – Ну, давай, просвети и меня и остальных, что же это за ошибка и с чего ты взяла, что это действительно она. Смелее, что же ты молчишь? Объясняй.

Чаще всего после такого «жертва» начинала запинаться и мямлить, а после и вовсе говорила, что показалось, что никакой ошибки нет. Юнги в таких случаях снимал сразу баллы, потому что ошибка она и есть ошибка. А если ученик её нашёл, то достаточно сказать, где она и как будет правильно. Редко кто рвался доказывать свою точку зрения. Чаще всего это были бесстрашные гриффиндорцы, которых Юнги просто считал глупыми. Отчего-то все всегда боялись высказывать своё мнение и Юнги это раздражало. Как эти мальчики и девочки будут жить дальше? Так и будут отмалчиваться и идти всегда на попятную, уступая кому-то, стелясь перед кем-то?

Только слизеринцы сразу смекнули, в чём фишка, и спокойно высказывали своё мнение, если им казалось, что где-то ошибка. Юнги и не сомневался, что именно его факультет проявит как всегда смекалку. В итоге Слизерин получал баллы, а другие лишь за спиной Юнги придумывали ему прозвища и в один голос твердили, что он специально зелёному факультету поблажки делает.

«Хотя чего уж тут, делаю ведь иногда», - думал иногда Мин, когда до него доходила очередная подобная сплетня.

А потому что заслужили. Потому что умные и бесстрашные, рассудительные не по годам и трудолюбивые. Потому что Юнги слушаются, правил не нарушают, успеваемость высокая, к зельям многие относятся с интересом, а кто-то и вообще с фанатичным блеском в глазах, что подкупает. Как же тут не делать поблажек?

Хотя Юнги не только из-за этого любит зелёный факультет. В конце концов, с момента выпуска прошло всего два года, половина тех учеников, которые при нём были на младших курсах, сейчас уже повзрослели, перешли на новую ступень. Вот только самому Юнги двадцать лет и если добиться уважения младших для него труда не составило, то со старшими возникли проблемы. Пусть он и не учит старшие курсы, но они оказывают влияние на младших. И если в Слизерине дети в принципе были воспитаны и вели себя, как подобает высокородным магам, то те же гриффиндорцы младших науськивали на темы вроде «он наш ровесник почти, нечего его бояться, ничего он вам не сделает». Разумеется, младшие тут же начинали вести себя вольно, из-за чего приходилось их приструнять.

Юнги никогда не думал, что будет скучать по Сокджину.

Если бы Сокджин невероятным образом остался до скончания своих лет гриффиндорским старостой, те ходили бы шёлковыми и послушными, всегда бы готовили домашние задания, читали внимательно учебники и не смели допускать идиотских ошибок, боясь потом быть запертыми на все выходные в библиотеке от завтрака до обеда и от обеда до ужина.

«Просто постарайся не реагировать на их заскоки. Гриффиндорцы известны своим темпераментом и жутким характером. Как только они почувствуют, что ты реагируешь, то примутся за дело с тройным усердием. А если увидят, что тебе безразличны их выходки, им станет скучно и всё прекратится. Не забывай, что ты теперь профессор, держи лицо. Впрочем, особо развязных можешь посоветовать нашей библиотекарше для протирки книг. Сам знаешь, сидеть и протирать все выходные сначала влажной, а потом сухой тряпкой переплёты книг никому не понравится, тем более неусидчивым львятам», - писал Сокджин в своём письме в ответ на вопрос Юнги на тему «как ты с ними вообще справлялся?».

Негромкий звон стекла вырвал Юнги из омута мыслей. На самом деле погружаться в себя, когда класс наполнен слизеринцами и гриффиндорцами третьего курса, не лучшее решение. Поднявшись из-за стола, Юнги сразу выцепил взглядом осколки разбитой колбы на полу, в которой копошилось несколько гусениц. Глубоко вздохнув и медленно выдохнув, Мин направился к столу, за которым восседало двое слизеринских третьекурсников.

- Чимин-ши, стесняюсь спросить, откуда растут ваши руки. Разбили банку с гусеницами, поливались настойкой полыни, чуть не опрокинули котёл на Суён-ши, а после решили добавить в ваше, несомненно, прекрасное зелье собственный отрезанный палец. Не знаю, что с вами происходит, но возьмите себя наконец-то в руки, иначе я заставлю вас лично готовое зелье попробовать. Вы ведь не хотите отправиться на тот свет раньше времени? – елейно протянул Юнги, нависнув над столом виновника происходящего.

Чимин ничего не ответил, лишь коротко посмотрел в чужие глаза, обрамленные чёрной оправой очков, и кивнул, опускаясь на корточки и начиная собирать ёрзающих и постепенно расползающихся гусениц. Занятие то ещё, но выбирать не приходится, сам же банку разбил, задев локтём. Мин, довольный виноватым выражением лица, тут же развернулся к посмеивающимся гриффиндорцам. Рандомно выбрав себе жертву, Мин с обаятельной улыбкой, не предвещающей ничего хорошего, направился к дальней парте, за которой двое гриффиндорцев наварили что-то столь жуткое, что от котла валил чёрный дым.

- Что ж, господа, вы так громко смеялись над Чимином-ши, что наверняка в своём зелье уверены на сто процентов. Очень рад, что вы вызвались добровольцами и продемонстрируете остальным и мне в том числе, как уменьшающее зелье действует на человека. Так что прошу вас заканчивать побыстрее, чтобы успеть провести этот замечательный эксперимент.

На двух третьекурсников смотреть было жалко. Съежившись под пристальным взглядом профессора, парни принялись судорожно перечитывать инструкцию и рецепт зелья, надеясь хоть как-то всё исправить. Юнги же вернулся к своему столу, довольный как никогда. Впрочем, внутри томилось лёгкое волнение за Чимина. Сев за стол, Юнги отсутствующим взглядом уставился прямо на Чимина, не боясь, что кто-то заметит, ведь все были с головой погружены в работу.

Чимину уже восемнадцать, он учится на третьем курсе и вполне себе преуспевает в учёбе. По заклинаниям и трансфигурации парень ушёл вперёд своих однокурсников, почти заканчивая уже учебник и готовясь начать изучать программу четвёртого курса. Не было проблем и с другими предметами, кроме зелий, преподаваемых Юнги, и полёта на мётлах, потому что те всё ещё Чимина норовили если не убить, так хотя бы покалечить. Удивительно, что Чонгук, который со временем проникся к Чимину симпатией и принялся основательно учить держаться в воздухе, ничего всё равно добиться не смог, хотя золотой гриффиндорец, на все руки мастер. Учитель из него был превосходный, Чимин не жаловался и вообще был благодарен за помощь, вот только при Чонгуке все мётлы будто стеснялись показывать характер, а как только Чон отворачивался, принимались брыкаться и Пака скидывать.

С зельями у Чимина была беда по другой причине. Во-первых, парень не любил разделывать всяких тараканов, слизней, гусениц, бабочек и прочих «отвратительных тварей». Юнги до сих пор помнил, с каким отвращением на втором году обучения Чимин отрезал лапки тем самым грязевикам, на представителе которых Юнги наглядно младшему объяснял один из моментов использования ложных предметов, представляющих собой материальную иллюзию посредством трансфигурации одного в другое. Помимо этого Чимин был несколько рассеян и постоянно совершал глупые ошибки вроде неправильной температуры варения или помешивания не в ту сторону. Третьим фактором, оказывающим на парня давления, были, несомненно, гриффиндорцы. Свои быстро привыкли к Чимину, к тому, что взрослый парень учится вместе с малолетками, а вот представители красного факультета язвили как могли.

Чимин никогда вида не подавал, но после не раз упоминал, как ему стыдно и неловко. Зато, как мог наблюдать Юнги, подобное отношение подталкивало Чимина к саморазвитию и самосовершенствованию. Чимин читал книги одну за другой, много практиковался, часто просил для себя дополнительные задания, вечера просиживал в библиотеке, пытаясь разобраться в тоннах информации, а на выходных редко когда выбирался за пределы замка, предпочитая проводить время в общей гостиной. Юнги не раз и не два заходил в слизеринскую гостиную в поисках парня и находил его у камина с толстенным справочником по той же истории магии или защите от тёмных искусств. Чимин как-то незаметно и очень быстро повзрослел, откинул все свои «это сон» и «я не могу», перешагнул себя и принялся идти к поставленной цели семимильными шагами.

«Это хорошо, что Чимин так упорно учится. Будет здорово, если он сможет обогнать программу и пойти намного дальше. Ведь если он будет преуспевать по всем дисциплинам, то ввиду возраста его могут сразу перевести на другой курс или предоставить возможность заранее сдать некоторые экзамены, чтобы продолжить подготовку к самым сложным из них. Я там с другой совой посылку тебе отправил, там мои справочники и личные конспекты с заметками. Передай Чимину, они ему пригодятся. На счёт того, что ты писал мне про добровольное запирание себя в четырёх стенах ради науки – просто пригласи его на выходных в Хогсмид. Уверен, он тебе не откажет», - писал Намджун в своём письме в ответ на вопрос Юнги на тему «он скоро пылью покроется и умрёт под книжными завалами от недостатка свежего воздуха и солнца, что мне с ним делать?».

Намджуну на самом деле легко раздавать советы.

«Просто пригласи его в Хогсмид», - про себя передразнивал друга Юнги.

На самом деле в отношениях у них были огромные проблемы, как считал Мин. Во-первых, Чимину уже не шестнадцать, а целых восемнадцать лет. Мальчишка вырос, превращаясь в привлекательного парня с копной непослушных тёмно-каштановых волос, с обольстительной улыбкой, чёрт знает, откуда пришедшей на смену той очаровательной, которая согревала сердце Юнги, и острыми скулами. Чимин успел ещё немного подрасти и от постоянного недосыпа, стресса и усталости сбросить вес. С возрастом пришло и желание выглядеть достойно, а потому Чимин принялся щеголять в обтягивающих его зад брюках и совершенно вульгарных чёрных, белых и изумрудных рубашках, которые даже несмотря на унылый форменный серый жилет не теряли своей какой-то пошлости.

Во-вторых, за Чимином начали увиваться всякие мутные, как на взгляд Юнги, кадры. Больше всего, разумеется, раздражала та самая Суён, которую Чимин угощал конфетами. Девчонке всего тринадцать недавно исполнилось, а она уже вокруг Пака крутится и строит ему нагло глазки. Толк от неё был разве что на занятиях в кабинете Юнги. Девчонка к зельеварению относилась с уважением, считая эту науку чрезвычайно сложной, а потому всегда внимательно слушала, записывала и читала, помогая заодно и Чимину.

В-третьих, между Чимином и Юнги теперь пропасть под названием «межличностные отношения преподавателя и ученика». Какой бы распрекрасный Чимин не был, как бы часто он не нашёптывал Юнги слова любви и привязанности, а открыто они свои чувства не могли проявлять, чтобы не пошли слухи. Впрочем, Мин всё равно сдержаться не мог, а потому все называли Чимина его любимчиком.

И вот как с этим быть? Как проводить время вместе, как выбираться куда-то, как состоять в отношениях, если столько рамок и ограничений? Юнги понятия не имел, в прямом смысле изворачиваясь, как мог. Змеёй проскальзывал по тайным ходам за стенами в общую спальню Слизерина, оплетая дожидающегося его Чимина змеиным телом, пригреваясь на его груди, наслаждаясь пульсацией его крови, гонимой сердцем. Редко когда он превращался обратно в человека, потому что к третьему курсу Чимин сумел и со сверстниками сдружиться, а потому те вечно без разрешения отдёргивали его полог, если нужно было что-то узнать, спросить или взять. Рисковать ни Чимин, ни Юнги не могли. Порой Юнги отправлял Чимину совой его любимые сладости, чтобы не вызвать подозрений. Никаких записок, никаких примет, только коробка со сладким. Чимин знал, от кого эти посылки, улыбался каждый раз очень счастливо, а Юнги сидел за преподавательским столом во времена завтраков и обедов, рассматривал чужую яркую улыбку и бесился, что приходится вот так: тайком, украдкой, словно они совершают что-то постыдное.

Самое плохое, по мнению Юнги, было то, что переживал только он один. Чимин с головой погряз в учёбе, наглядно иллюстрируя любимое многим студентам «вот отучусь, а потом буду уже о любви думать». У Чимина книжки и конспекты, справочники и свитки, задания и эссе, лабораторные и проекты. У Чимина ни единой свободной минуты, всё тратится либо на официальные занятия, когда звонок на урок, когда профессор объясняет тему занятия, когда нужно записывать и слушать внимательно, либо на неофициальные, когда добровольно запирает себя в библиотеке, не вылезая оттуда до глубокой ночи. Венцом стал случай на прошлой неделе, когда Чимин поймал в коридоре и негромко поинтересовался, почему Юнги к нему на ночь больше «не приходит». Мин тогда ничего не ответил, сказал, что некогда, что опаздывает, и ушёл, а в голове только нецензурщина и крутилась. Он-то «приходит», фактически приползает, да только Чимин либо из библиотеки ещё не вернулся, хотя за полночь давно, либо спит без задних ног.

- Хён, ты какой-то странный. Ну если так тебе хочется побыть с ним наедине, то просто забери его на выходные домой. Ты же говорил, что переехал в дом своей прабабки, там никто мешать вам не станет, - посоветовал Чонгук. – Я по ТэТэ-хёну тоже очень скучаю, даже не вижу его неделями, а на выходных просто хотя бы на пару часиков отправляюсь к нему. Директор мне даже специальный порт-ключ создал, чтобы без помех перемещаться, Тэхён ведь пока что в родительский дом вернулся.

Чонгук, кстати говоря, вторая боль Юнги. После того, как и Тэхён закончил обучение, на младшего смотреть было больно. Особенно на пиршестве в честь начала учебного года. Юнги видел, как мальчишка вяло ковырялся в тарелке, как смотрел на пустое место напротив себя, где всегда Тэхён сидел, как бродил часто по коридорам в одиночку, потому что ни с кем общаться не хотел, а любимого хёна рядом больше не было. Ситуация изменилась лишь тогда, когда у Чонгука появился заветный порт-ключ. Когда Юнги расспрашивал, как Чону удалось этот ключ заполучить, тот и сам толком объяснить не смог, потому что хитрил, лукавил и недоговаривал слишком долго, из-за чего и сам половину позабыл. Впрочем, в целом это был обмен, своеобразная поблажка. Директор не видел причин, почему не может отпускать парня прочь, если это не скажется на учёбе и если родители Чонгука в курсе. Подделанное письмо матери оказалось как никогда кстати, Чонгук получил свою крошечную свободу, а Мин лишь устроил выговор, потому что если бы директор решил прикопаться, то Чонгук за свою ложь огрёб бы по самые «не балуйся».

У всех вокруг всё было распрекрасно, один Юнги как проклятый ходил, из-за чего мыслями возвращался в не столь далёкое прошлое, когда уверял Намджуна, что просто не создан для счастья. Даже Хосок каким-то неведомым образом умудрился встретиться с его сестрой в Париже, начать заново встречаться, а с пару месяцев назад ещё и обручиться. Юнги серьёзно по этому поводу переживал, пошёл на радикальные меры, проведя допрос с пристрастием и даже не преминул залезть в чужую голову, но уже аккуратно так, ненавязчиво, что Хосок и не почувствовал, а его «звоночек» в виде рвотного рефлекса промолчал. Убедившись, что чувства Хосока искренние, что Юнджи он любит нежно и трепетно, а ещё очень сильно, Юнги с чистой совестью сказал ему дежурное «вот только раз её обидишь, и я тебе морду набью» и успокоился. Позже он виделся и с Юнджи, которая расцвела, вся светилась от счастья, глупо хихикала, чем выводила неимоверно и в целом вообще выглядела безумной влюблённой, растерявшей весь свой мозг и саркастичность.

- Профессор, нам образцы для зелья к вам на стол составить или в лабораторную отнести?

Негромкий голос одной из заучек гриффиндора вновь вырвал в реальность, заставляя встряхнуть головой и выпрямиться, сбрасывая оцепенение.

- Да, образцы мне на стол, я проверю их сразу. Пак Чимин, задержитесь, пожалуйста, после занятия. Господа Чхве и Ким, прошу вас к моему столу для демонстрации свойств сваренного вами зелья.

Поднявшись и обойдя стол, Юнги застыл рядом, опираясь бедром о столешницу и скрещивая руки на груди. На губах вновь зазмеилась ухмылка, а глаза засверкали злорадством, когда двое понурых гриффиндорских третьекурсников подошли к нему со своими образцами. Болотного цвета бурда плескалась в их колбах, а лица были такие несчастные, что Юнги даже... Нет, показалось, не пожалел он их ни разу.

- Итак, господа. Какого цвета должно быть готовое зелье? – поинтересовался Юнги, рассматривая мальчишек.

- Ярко-зелёного, - пробурчал один из них.

- А ваше какого?

- А то вы сами не видите, - съязвил другой и тут же посмотрел испугано, прикусывая язык.

- Я-то вижу, - холодно припечатал Юнги, отчего мальчишка тут же съёжился весь. – Оно у вас болотное. Не оранжевое, как было бы в случае неправильных пропорций, температуры кипения и прочих нарушениях инструкции, а мерзкого гниющей растительности цвета. Итак, давайте же посмотрим, что будет, когда вы это выпьете. В том, что это точно не уменьшающее зелье, у меня сомнений нет, за что я снимаю с Гриффиндора... Хм... Двадцать баллов, по десять с вас обоих. И дело даже не в том, что вы сварили какую-то дрянь, а в том, что насмехались над другим студентом, хотя сами не смогли использовать мозги по назначению. Тем более, как я успел заметить, у Чимина-ши и Суён-ши зелье сварено не идеально, но правильно.

Вновь напустив на лицо обольстительную улыбочку, Юнги немигающим взором уставился на перепуганных мальчишек.

- Чего же вы ждёте? Быть может, вы только что сварили какое-нибудь необычайное зелье, за открытие которого вам обоим вручат грамоты, денежные вознаграждения, а имена ваши войдут в историю. Хотя, быть может, это окажется обычным токсичным ядом, от которого вы скончаетесь так быстро, что я даже не успею ничего предпринять для вашего спасения. Но кто не рискует, тот не остаётся на страницах учебника «Величайшие волшебники, зельевары и изобретатели магического мира».

Разумеется, Юнги не собирался заставлять мальчишек пить отраву. Он просто хотел припугнуть их, раз уж мозгами они пользоваться не собираются. Насладившись метанием на дне их глаз и появившейся дрожью в коленях, Мин одним взмахом волшебной палочки заставил бурду в их склянках исчезнуть.

- Урок окончен, господа. Задание на доске, а после можете быть свободны.

Дважды повторять не пришлось, и все ученики, поспешно записав домашнее задание, высыпались из класса, предварительно прибрав свои места и предоставив образцы приготовленного зелья. Уже через три минуты в кабинете не осталось никого, кроме сидящего за своей партой Чимина. Юнги на него не отвлекался, проверяя зелья и отмечая для себя, у кого что получилось. В итоге пришлось всё-таки начислить десяток балов Гриффиндору за сваренное верно их заучкой зелье. И пять балов накинуть Слизерину, потому что у Чимина и Суён зелье действительно вышло почти правильным. У остальных были ошибки и огрехи, в общем все справились, но вот качество зелья оставляло желать лучшего. А ведь точность в приготовлении важна как никогда.

Но вот всё закончено, и Юнги вскидывает голову, поправляя очки на переносице и пристально осматривая Чимина с ног до головы, ведь тот как раз поднялся, чтобы подойти ближе. Выглядел парень как всегда прекрасно, если бы только не взлохмаченная чёлка, которую тот ерошил постоянно, когда что-то не понимал или просто от усталости. Рефлекторный такой жест. Юнги вот очки рефлекторно поправляет, когда раздражён или сдерживает себя от язвительных комментариев. На самом деле зрение у него было хорошее, просто работа нервная, а оттого его вторая сущность частенько выходила из-под контроля, сверкая блеклыми глазами вместо привычных тёмно-карих. А так можно было, если что, списать всё на бликующие стёкла.

Вопрос вырывающейся из-под контроля второй сущности Юнги на самом деле волновал очень сильно, потому что анимагия – вещь сложная, а превращение пусть и быстрое, безболезненное, но требует определённой концентрации и действий. Проскальзывающие змеиные черты, выплывающие непроизвольно, несколько нервировали. А потом Юнги успокоился, зацепившись за это «нервировали». Слишком часто он нервничал, бесился, раздражался, злился и желал кому-нибудь разбить голову, а потому просто утратил контроль. Курс успокоительного, и кроме проблемы с глазами ничего и не осталось.

«Это сексуально», - заметил как-то разомлевший после долгого сладкого сна, а от того и не смущающийся своих слов Чимин.

После этого замечания Юнги и не решился избавляться от этого своего «минуса», раз Пак считает его своего рода изюминкой.

- Итак, объяснишь, что с тобой происходит? Ты всё занятие был рассеянный, всё ронял и задевал, совершенно не следил за зельем и часто просто смотрел в стену, замирая. Если бы не Суён, ты бы даже отраву не сварил, она бы выкипела на том огне, который ты врубил на полную. Что с тобой происходит? Плохо себя чувствуешь? – поинтересовался Юнги, складывая руки перед собой в замок.

- Не знаю, просто всё из рук валится, - выдохнул Чимин, присаживаясь на край парты перед учительским столом. – Не выспался, опоздал на завтрак, а после – на пару. На трансфигурации вдруг понял, что забыл дописать эссе. Чёрт знает, как я про него забыл. В итоге выговор получил. Потом на заклинаниях всё никак не удавалось сконцентрироваться, за что опять же придрались. Сегодня вообще все ко мне придираются. С Чонгуком успел поцапаться, мелкий перед матчем по квиддичу опять злой бегает, потому что Тэхён не сможет выбраться, с родителями куда-то уехал. Потом на защите от тёмных чёртов боггарт превратился в облезлого оборотня.

Взъерошив в очередной раз волосы, Чимин скривился, срываясь на писк и явно передразнивая профессора.

- «Просто представьте что-нибудь смешное, произнесите заклинание и боггарт превратится в вашу фантазию», - пропищал слизеринец и тут же скривился. – Сложно представить что-то смешное, когда на тебя надвигается горбатая, плешивая длиннолапая человекоподобная тварь с противной мордой и капающими на пол слюнями. Всегда думал, что оборотни такие как в фильмах – огромные волки с лоснящейся шкурой. А это... Отвратительно, даже вспоминать не хочу.

Передёрнув плечами, Чимин обвёл взглядом полку со всевозможными банками и коробками перед собой, а после перевёл взгляд на Юнги.

- Я не справился и снова выговор. А потом и у тебя здесь тоже всё через одно место было. Не знаю, что со мной творится. Я просто...

- Устал, - припечатал Юнги и всё же поднялся из-за стола. – Ты учишься круглосуточно, засыпаешь постоянно с книгой в руках, отключаясь во время чтения. Ты вечно что-то пишешь, считаешь, рисуешь, делаешь пометки. Я ни разу за прошедший месяц не видел тебя в коридоре без стопки книг в руках или набитой сумки. Твой организм не выдерживает, тебе нужно отоспаться, отдохнуть, проветриться.

Чимин улыбнулся, когда Юнги остановился перед ним, а после сел нормально на парту и притянул парня к себе, обвивая руками за плечи.

- Думаю, мне просто нужен ты, - прошептал Чимин.

Поцелуй вышел мягким, нежным и невероятно желанным. Наплевав на здравый смысл, орущий о незакрытой двери, Юнги послушно подался вперёд, становясь между раздвинутых ног и обнимая за пояс, прижимая к себе. Сначала лишь прикосновение губ, а потом юркий язык Чимина проходится по нижней губе, пробуя на вкус, и прорывается внутрь чужого рта. Чимину нравится целоваться, но самое настоящее наслаждение он испытывает от осознания того, что целует губы Юнги, а не чьи-то другие. Оглаживая кончиком языка мягкое нёбо, пробегаясь по гладкой эмали зубов и игривым мазком, словно щенок, касаясь языком чужого языка, Чимин не может не жмуриться от удовольствия. Юнги тоже наслаждается долгожданной лаской, гладит по спине и пояснице, позволяя целовать себя, но после перехватывает инициативу и обхватывает чужой юркий язык губами, посасывая. Отстраняется на секунду, чтобы мазнуть взглядом по чужим щекам, и удивляется, когда не замечает привычного румянца. Видимо, недоумение так ярко отпечатывается на его лице, что Чимин усмехается, облизывается медленно и, томно прикрыв глаза, выдыхает:

- И не надейся. Я слишком соскучился, чтобы смущаться и краснеть.

Юнги ведёт от такого Чимина ещё больше, чем от той пухлощёкой улыбашки. Втягивая парня снова в поцелуй, скользя языком в его рту, притираясь и ластясь к щекам изнутри, негромко выдыхая от ответной ласки, когда Чимин снова пробирается языком ему в рот и щекочет острым кончиком чувствительную уздечку. Нежно и неторопливо, а потом суетливо и влажно, прижимаясь теснее, обнимая крепче, сбивая к чертям дыханием и забывая обо всём на свете. Хочется продлить этот миг ещё немного, хочется никогда не отрываться друг от друга, вот только звонок на следующее занятие уже был, и Юнги приходится отстраниться.

- Ты опаздываешь уже, - прошептал он, покрывая чужие губы лёгкими чмоками.

- Плевать, - промурчал Чимин, подставляя лицо, на которое и перетекли поцелуи-бабочки.

Юнги отстранился только тогда, когда всё лицо Чимина было зацеловано, а глаза парня вновь ярко заблестели. Чимин разом сбросил всю усталость, словно напившись через поцелуи энергии и бодрости. Пожалуй, оно так и было, ведь люди черпают силу в своей любви. Юнги и сам почувствовал, как настроение поползло вверх при виде довольно улыбающегося Пака, что слез с парты и принялся одёргивать и разглаживать одежду.

- Чимин, я хотел спросить... На этих выходных, если хочешь, мы могли бы ко мне домой уехать, чтобы ты мог отоспаться и отдохнуть, - предложил всё же Юнги, кусая щёку изнутри.

- Я буду очень рад. Очень хочу побыть с тобой наедине, - тут же отозвался Чимин, чмокнул в щёку и направился к выходу.

- Оу, ну ладно, я всё пони... Погоди, что? Ты согласен? – переспросил Юнги, который вообще-то ожидал очередной отказ в стиле «хён, мне столько всего надо сделать к понедельнику».

Чимин ничего не ответил, лишь рассмеялся озорно, подмигнул, посылая воздушный поцелуй, и выскочил за дверь.

***

Домик от прабабушки на самом деле был высоким особняком с широкими окнами, расположенным в центре сада. Достаточно большим для того, чтобы с лёгкостью в нём потеряться, но и не настолько огромным, чтобы чувствовать себя в нём как в склепе. Доставшийся в наследство, особняк не потерпел изменений, потому что вкус у прабабки был великолепный. Не склонная к вычурности и дорогим побрякушкам, женщина обустраивала дом так, чтобы в нём было тепло и уютно, чтобы по возвращении после тяжёлого дня хозяева чувствовали себя комфортно.

Гостиная была большая, радовала камином, мягким ковром, широким диваном и четырьмя креслами по обе стороны. Здесь же у стены стоял длинный полочный шкаф, полностью занятый книгами. На стенах висели картины природы, а ажурные светильники отбрасываемыми кружевными тенями лишь придавали какой-то интимности и уединённости. Кухня тоже была хорошо организована, потому что госпожа Мин очень любила готовить, всегда радовала и мужа с детьми, и внуков, и гостей своими кулинарными изысками. На первом же этаже располагались рабочий кабинет прадеда, доставшийся Юнги, и библиотека.

На втором этаже располагались жилые комнаты и ещё одна библиотека, но поменьше, собравшая в себя многие редкие ценные издания. За домом в глубине сада находилась оранжерея, радующая даже зимой яркими цветами. Вот только теперь там уже не было той атмосферы, что при жизни госпожи Мин, которая относилась к каждому цветку с нежностью и заботой. За всем после её смерти следили домовые эльфы.

Юнги ко всему этому великолепию привык, потому что в детстве часто сюда приезжал, а вот Чимин был в восторге. Кинул сумки на пороге и унёсся исследовать комнаты. Юнги мельком видел его то там, то здесь, поймать никак не мог, а потому плюнул на это дело и направился с сумками наверх, принимаясь их разбирать. В его комнате ничего не изменилось. Те же фисташкового цвета стены, те же картины с бушующим океаном, огромная постель с балдахином, лёгкий тюль, прикрывающий широкое окно, но не мешающий совершенно лучам солнца, проникающим внутрь. В смежной с комнатой ванной тоже ничего не изменилось, да и чему там меняться-то?

- Юнги-я, ты где? – раздался громкий голос где-то внизу.

- Наверху, вторая комната слева, - отозвался парень.

Негромкий топот ног по лестнице, потом по коридору и в комнату вваливается улыбающийся Чимин, который тут же подбегает и крепко обнимает, смеясь так звонко и заразительно, что Юнги почти смеётся в ответ.

- Это просто потрясающее место, - протянул Пак и отстранился, плюхаясь на край постели. – Мне здесь очень нравится. Свежий воздух, небо над головой и абсолютная свобода. Хён, а когда лето будет, ты...

Чимин замялся ненадолго, не зная как спросить, но Юнги и сам понял, согласно кивая.

- Если ты захочешь провести время со мной, я буду этому только рад.

Все прошлые праздники и свободное время Чимин проводил в родительском доме, потому что жутко скучал, успел пережить кучу всего, пройти стадии от отрицания до смирения и принятия, но по любимой маме всё равно тосковал, а потому женщине пришлось почти силком выгонять сына из дома, чтобы тот вернулся к учёбе.

«Главное, что у тебя всё получается, что есть друзья рядом. Я верю, у тебя всё получится», - с теплом прощалась с ним женщина.

Разумеется, Чимин не стал рассказывать о том, как чуть не умер в огне, оттого она и отпустила его со спокойной душой. И вот теперь Чимин вдруг просил остаться с Юнги на всё лето, судя по всему, а у старшего сердце радостно скакать начинает. Он и мечтать о таком подарке не мог, а тут Чимин рядом целых три месяца. Это будет действительно волшебно.

- Хён? А где я буду спать?

Негромкий шёпот раздаётся над ухом, и Юнги бы развернулся, да только ему не позволяют. Прижавшееся со спины горячее тело слишком близко, а руки удерживают за пояс крепко. Чимин вообще-то совершенно бесстыдным стал и обнаглел быстро, принимаясь распускать руки. Поначалу-то он стеснялся и краснел постоянно, но в последнее время как с цепи сорвался. У них за прошедшее время секса так и не было. Поцелуи – миллионы, жаркие объятия – сотни, взаимные ласки – как позволял случай. Но дальше не шло. Всё что-то мешало. Или кто-то. Или настроя не было. Или был, но усталость брала своё и после ленивого петтинга оба проваливались в сон. Не то чтобы Юнги ждал какого-то особенного случая или хотел сделать всё романтичным, нет. Секс это секс, грязный, пахнущий терпкой спермой и потом, припорошенный удовольствием почти физический труд, после которого потом ещё и мышцы ноют, если разгуляться. Да и Чимин не девчонка, чтобы уламывать и разводить, а ещё пусть и девственник, но чрезмерно активный и любопытный и вообще готовый к познанию нового и неизведанного.

Но в последний год, как по осени Чимину исполнилось восемнадцать, его словно переклинило. В нём проснулась сексуальность и мужественность, сам парень стал смелее и настойчивее, напористее. Юнги это нравилось, действительно нравилось, вот только младший его постоянно изводил то взглядами игривыми, то закушенной губой или облизыванием, то касаниями мимолётными, но приятными до дрожи. А теперь вот жмётся так близко, утыкается носом в затылок, жмётся губами к шейным позвонкам, пересчитывая их поцелуями. И вопрос задаёт вроде бы нормальный и логичный, но таким голосом, что Юнги невольно стопорится, вдыхая и так же медленно выдыхая, чтобы взять эмоции под контроль.

- Если хочешь, то можешь любую комнату выбрать, но я думал, что наконец-то снова смогу как в старые почти добрые времена красть твоё тепло, пока ты посапываешь под боком. Тем более, что кровать большая, - выдохнул Мин и откинул голову на чужое плечо, когда одна из ладоней ластящегося к нему Чимина опустилась на бедро, сжимая.

Но жизнь – сука злая, закон подлости – её верный друг, а в дверь начинают долбить так громко, что Юнги мимолётно радуется крепким петлям. Примчавшийся домовик лепечет что-то о «друзьях хозяина», Чимин тут же отлипает и Мин чувствует то ли облегчение, то ли разочарование. Оба они спускаются вниз как раз тогда, когда домовик открывает дверь, впуская гостей. Тишину пронзает писк, и Чимин кубарем скатывается с лестницы, запрыгивая с разбега на Тэхёна. Тот на ногах не удерживается, падает назад, негромко вскрикивая и вцепляясь в Пака. Юнги хотел было помочь подняться, но так и застыл, когда через валяющихся парней переступил Намджун, пнув Тэхёна по коленке, чтобы не мешались тут людям под ногами, а следом за ним заходит Сокджин, сверкая улыбкой. Замыкает шествие Чонгук, который подхватывает и тащит за собой за ногу Тэхёна, за которым следом вползает с улицы и Чимин, закрывая сразу входную дверь.

Юнги, конечно, не пищит и не визжит, но улыбается широко и радостно, когда крепко обнимает Намджуна, а после такое же по крепости объятие достаётся и Сокджину. Поднявшемуся Тэхёну, который полез с обнимашками, Мин взлохмачивает волосы, а после передаёт того в руки Чонгука, тут же сцепившиеся на поясе Кима.

- Я не знаю, какими вы тут судьбами, но все разговоры потом. Валите все по комнатам, принимайте душ и чувствуйте себя как дома, а я пока эльфам прикажу ужин готовить и посытнее, - раздал указания Юнги и скрылся за аркой, ведущей в сторону кухни.

Чимин тут же повёл всех наверх, чтобы показать комнаты и помочь вещи разобрать. Это долго времени не заняло, ведь Чонгук заявил, что они с Тэхёном будут в одной комнате ночевать, Намджун выбрал крайнюю к лестнице, а Сокджину было всё равно где спать, поэтому он зашёл в первую же свободную и тут же скрылся за дверями ванной. Решив старшим не мешать, Чимин хотел помочь младшим вещи разобрать, да только целующиеся Чонгук и Тэ явно собирались заняться этим попозже. Ничего не оставалось, как спуститься вниз и отправиться помогать Юнги, который лично сервировал стол.

- О, ты вовремя, там в шкафчике стаканы для сока, - махнул рукой в нужную сторону Мин, расставляя тарелки.

Через десять минут стол был приготовлен к ужину, парни как раз подтянулись, а вскоре на столе стала появляться приносимая эльфами еда. Много, вкусно и пахнет аппетитно. Все принялись есть, коротко переговариваясь о мелочах, а вот когда пришло время чая и сладкого торта, Юнги наконец-то задал интересующий его вопрос.

- Вы как нас вообще нашли? Да и вы же в Румынии должны были быть, каким ветром вас на родину занесло?

- На родину ностальгия принесла, - отозвался Намджун, улыбаясь. – Ну и дела на самом деле. Мы заскочили в замок, а директор сказал, что ты сюда отправился, а Чимин якобы домой к матери отпросился. Ну мы сразу поняли, в чём дело, направились на выход, а тут Чонгук с Тэхёном навстречу. Ну мы и решили всей дружной толпой завалиться.

- Хён, это так круто, что вы приехали, я скучал очень, - включил маленького щеночка Чимин, прижимаясь к чужому боку и улыбаясь. – А расскажи, чем вы там с Джин-хёном занимаетесь?

- Вообще-то мы туристами были сначала, - пояснил Сокджин, отрываясь от куска аппетитного торта и облизывая ложечку. – А потом Намджун познакомился в баре с какими-то ребятами с фермы, где драконов разводят. Ему интересно стало, он пошёл посмотреть и в итоге полтора года там уже работает. А мне скучно было, я не знал, чем заняться, ну и пошёл вместе с ним. Магию земли успел освоить, помогаю по мере сил.

- Офигеть! – восторженно вскрикнул Чонгук, сверкая глазами и подаваясь вперёд. – А можно к вам в гости будет наведаться? Хён, ну пожалуйста, ну Джин-хён, Намджун-хён, это же драконы, - почти пропел с восторгом младший.

- Посмотрим на твоё поведение, - тепло улыбнулся Намджун, потрепав довольного мальчишку по волосам.

- Я бы тоже хотел увидеть живого дракона. Вообще, как только я закончу учиться, то прихвачу с собой Юнги-хёна и махну путешествовать, - заявил Чимин.

- А меня ты спросить не забыл? – вскинул бровь Юнги, на что Чимин лишь улыбнулся обворожительно.

- Я знаю, что ты не против, - подмигнул он.

- Боже мой, опять эти нежности.

Чонгук сделал вид, что его тошнит. А потом прилип к Тэхёну, мурлыча ему что-то в шею, на что все рассмеялись.

Время за интересной беседой пролетело незаметно, парни будто снова вернулись в то время, когда учились все вместе. Тёплые и не очень воспоминания, жалобы на учителей и пересказывание смешных историй. Потом Чимин принялся жаловаться на придирающихся учителей, а Чонгук – на Чимина, который всё никак не может на метле удержаться. Закончил вечер разговоров и воспоминаний Юнги, с явным на лице удовольствием рассказывая, как измывается над глупыми учениками, которые совершенно не хотят пользоваться мозгами.

- И да, я воспользовался твоим советом. Теперь меня ненавидят в два раза больше. Но я научился этим наслаждаться, - сообщил Юнги смеющемуся Сокджину.

Где-то рядом послышались горячие благодарности Чимина, адресованные Намджуну за всевозможные пособия и справочники, что старший передал ему через Юнги. Как только поток восторженного лепета иссяк, часы отбили час ночи, после чего Сокджин тут же поднялся, заявляя, что пора спать, тяжёлая была неделя, ещё добирались долго и вообще поздно. Никто спорить не стал, потому что разом навалилась сонливость и усталость. Пожелав друг другу спокойной ночи, гости разбрелись по комнатам.

- Хён, я первым в ванную, - сообщил Чимин, тут же скрываясь за дверью.

Юнги не возражал, ему вообще думать было лениво, а потому парень тут же упал на постель, раскидывая руки в стороны и задрёмывая. Вот только через двадцать минут ему пришлось тоже идти в душ, потому что его туда выгнал Чимин. В душе Юнги завис надолго, потому что под горячей водой разомлел и, оперевшись лбом в стенку, успел даже снова задремать. Вот только спать в душе – не лучшая идея, а потому пришлось вылезать, вытираться, сушить волосы заклинанием, после которого те вечно дыбом, натягивать бельё и брести в спальню. До пижамы надо было ещё добраться, а Мину было откровенно лень, да и тёплый Чимин под боком, ни к чему ему лишние шмотки, лишь сковывающие движения.

- Спокойной ночи, Чиминни, - негромко прошептал Юнги, подкатываясь под чужой бок и устраивая привычно голову на плече приобнявшего его за плечи Пака.

- Спокойной, Юнги-я, - мягко отозвался тот.

И они оба спокойно себе уснули бы, если бы из-за стены не послышался надсадный стон. Чимин тут же навострил уши, не понимая сначала даже, что это за звук, а после понял, что невольно покраснел до корней волос, когда стон повторился, а за ним последовало протяжное жалобное «ТэТэ-хён». Голос явно принадлежал Чонгуку, как и негромкие стоны, однако хорошо слышимые в комнате. Юнги, только-только начавший проваливаться в дрёму, на посторонний звук тоже отреагировал, приоткрывая слипающиеся глаза. Вот только когда стон повторился, сон как рукой сняло. Прислушавшись, Юнги замер, то ли удивляясь тому, что мелкие расшалились, то ли тому, что...

- Вот бессовестные. Стены тут не такие тонкие, конечно, но могли бы и заглушающее наложить, - пробормотал он.

А Чимин не возмущался. Чимин весь обратился невольно в свои ощущения. Юнги рядом такой тёплый и мягкий, прижимается к нему обнажённым почти полностью телом, щекочет дыханием кожу на шее и плече, приобнимает одной рукой за пояс, скорее всего неосознанно поглаживая кожу кончиками пальцев. Любимый хён, такой красивый, такой отзывчивый, если правильно коснуться. Фантазия вкупе с памятью принялись подкидывать соблазнительные картинки одну за другой. Вот Юнги тяжело дышит, откинувшись на подушки, пока Чимин неторопливо ласкает его член, а вот глаза бывшего слизеринца уже распахнуты, но в них ничего невозможно прочитать из-за поволоки. Вот Мин прогибается в пояснице, толкается несдержанно и шепчет пересохшими припухшими после поцелуев губами «быстрее».

- Чимин-а? Ты...

Юнги не договорил, как-то разом всё понимая. Потому что Чимин дышит быстро и загнанно, потому что его пальцы на плече то сжимаются крепче, то разжимаются, потому что когда Юнги начинает вырисовывать на его боку узоры, чужое тело бьёт дрожь. Потому что Чимин ёрзает, потому что мышцы живота ходуном ходят, потому что он горячий совсем стал, а сердце где-то под ухом всё ускоряет и ускоряет темп. Спрашивать действительно ничего не нужно, объяснять ничего не нужно, потому что за стенкой что-то с грохотом падает, а после раздаётся басистое «Чонгукки, какой же ты...». Юнги не хочет знать, какой там Чонгук, но искренне хочет узнать, что будет делать в этой ситуации Чимин, который совершенно точно возбуждён.

- Надо же... Ты всё такой же ребёнок в душе, да? Возбуждаешься от одних лишь стонов, - с ехидством заметил Юнги.

И тут же оказался прижат к постели нависшим сверху крепким телом. Чимин дышит сорвано, не говорит ничего, сразу прижимаясь к чужим губам поцелуем. Накрывает своим телом, пробираясь под чужую спину и прижимая теснее к себе. Оглаживает жадно, несдержанно, так, словно мечтал об этом месяцами, цепляется, как утопающий за спасительный круг и целует с напором, так влажно и развязно, что Юнги не сдерживается, стонет в чужие губы, подаваясь бёдрами вперёд, потому что от такого Чимина крышу сносит. Когда горячие поцелуи перетекают на шею, где вскоре расцветают бутоны засосов, Юнги лишь успевает кинуть невербально заглушающее, о которое разбивается его громкий стон, ведь Чимин толкается бёдрами, притирается, жмётся и это так приятно, что ноги сами собой разъезжаются, позволяя стать ещё ближе.

Юнги знает, что Чимин не опытный, знает, что у того никогда не было секса даже с женщинами, а оттого совершенно не понимает, как Пак может быть вот таким? Страстным, сексуальным, раскованным, жадным до прикосновений. Мину всегда казалось, что парень будет краснеть и смущаться, не зная, как бы намекнуть на то, что готов наконец-то зайти дальше. Но Чимин оказался не таким, Чимин закружил его водоворотом обжигающих поцелуев и жадных касаний, совершенно не стесняясь стащил с него бельё, разделся сам, а после снова накрыл своим телом, прижимаясь и ластясь, целуя и оглаживая, сжимая, откровенно лапая. Всё в нём словно кричало «моё! Мин Юнги – мой!», но при этом он был не настолько резок, чтобы причинить боль. Юнги казалось, что он погрузился с головой в ванну, наполненную горячей ароматной водой. Чимин был этой водой, обволакивал со всех сторон, заставляя захлёбываться собой.

- Хён, хочу тебя, - обжигающий шёпот на ухо и коротко сомкнувшиеся на хрящике губы. – Очень хочу, хён...

Юнги уже не может здраво мыслить, но на задворках сознания вдруг осознаёт, что сверху точно не будет. Вообще-то он не против был быть нижним, но никогда не рассматривал себя с этой позиции с Чимином. Только вот тот ясно дал понять, как именно хочет, потому что сползает по его телу вниз, прокладывая дорожку поцелуев, оставляет засос над пупком, кусает за тазовую косточку, дышит жарко и сбивчиво, а после обхватывает губами головку, принимаясь посасывать. Дорвавшись до чужого тела, Чимин совершенно перестал себя контролировать. Да и какой контроль к чёрту, когда всё это время он желал присвоить любимого хёна себе полностью? Потому что все эти липнущие к его Юнги курицы, все эти взгляды новенькой молоденькой помощницы профессора травологии, сам Юнги, ставший ещё красивее, эти его чёртовы очки, придающие странной извращённой сексуальности. Чимин мечтал заклеймить его собой, чтобы быть уверенным, что Мин действительно хочет быть с ним. И сейчас парень просто откинул всякий стыд, когда дорвался до жаркого тела, которое так красиво прогибается в спине, наполняя пространство звонкими стонами, когда Чимин погружает горячую плоть глубже в рот, лаская языком, прижимая к нёбу и сглатывая жадно слюну вперемешку со смазкой, когда одной рукой оглаживает бедро, сжимая нежную кожу, царапая, а второй пробирается под округлую ягодицу, впиваясь в неё пальцами.

- Чимин-а, хватит или я...

Договаривать не нужно, парень тут же выпускает плоть изо рта, напоследок облизывая языком от основания до головки, коротко её всасывая и проходясь кончиком языка по уретре. Юнги выдыхает шумно, толкаясь бёдрами вперёд, желая получить ещё ласки, но сам же притягивает Чимина за плечи к себе, целуя влажно, вылизывая языком его рот изнутри, переходя на губы, проходясь по пухлой нежной мякоти, собирая смешанный вкус. Чимин улыбнулся в поцелуй, когда чужой язык на кошачий манер прошелся и по щеке, а после острые зубы прикусили подбородок. Отстранившись, Юнги улыбнулся слабо, медленно поднимая правую ногу, коленом мажа по чужому бедру, а после закинул её на пояс парня, так же медленно и попутно лаская закидывая и вторую, прижимая ближе к себе чужие бёдра. Обвив руками крепкие плечи, Мин растёкся по постели, разглядывая чужие поблёскивающие в темноте глаза, а после закусил губу, подаваясь бёдрами вперёд, отчего чужой член проехался рядом с его собственным, размазывая смазку с головки по разгорячённой коже.

- Хочешь, Чимин-а? – прошептал он негромко, растягивая уголки губы в усмешке. – Хочешь хёна?

- Хочу, - сдавлено просипел Чимин, невольно толкаясь бёдрами вперёд, желая получить ещё хоть немного удовольствия.

- Ну, тогда возьми...

Чимин замирает на секунду, шумно выдыхая, Юнги этим пользуется, опускает руку между их телами, обхватывает чужой член, проводя пару раз ладонью, растирая смазку по головке и ловя губами надсадный выдох, а после чуть приподнимает бёдра, направляя плоть в себя, прижимая головку к влажно блестящим мышцам ануса. Чимин нетерпеливый, толкается слишком резко, стонет громко, а у Юнги звёзды перед глазами от смешавшихся в коктейль чувств. И коктейль этот такой крепкий, противно сладкий и в это же время жутко кислый, бьёт по мозгам, когда Чимин не даёт привыкнуть. Толкается вперёд короткими толчками, проникая всё глубже и глубже, пока с пошлым шлепком кожи о кожу не вошёл до самого основания, рвано и шумно дыша и прижимая к себе крепко. Только тогда на секунду замерев, чтобы не кончить вот так сразу, Пак приподнимается на локтях, вновь затягивая в головокружительный поцелуй, почти сразу начиная двигаться, толкаться сначала несильно, не выходя совсем, а после всё быстрее и быстрее, выбивая из извивающегося Юнги громкие стоны, проклятия, шипение, заставляя его жаться и целовать влажно, а после резко откидываясь на подушки, прогибаясь и подставляя шею под влажный язык и жадные губы.

Жарко, душно, влажно, липко и так хорошо, что продлиться долго это не могло. Потому что Чимин, дорвавшийся до желанного тела, просто вытрахивает из него разум и душу, потому что Юнги захлебнулся удовольствием, совершенно не контролируя ни себя, ни голос. Громкие стоны, хрипы, шёпот в губы, крепкие объятия, жадно шарящие по телам друг друга руки, когда хочется коснуться везде, когда хочется, чтобы ещё пара рук отросла, чтобы можно было и вцепиться в чужие ягодицы, впиваясь в них пальцами, чтобы за шею притянуть к себе для поцелуя, чтобы за волосы дёрнуть, заставляя прекратить клеймить бледную шею и ключицы засосами, чтобы расцарапать чужую спину, словно дикая кошка. А потом рука Чимина опускается на жаждущую ласки плоть, начиная надрачивать в такт толчкам, и Юнги не хочется уже ничего. Кажется, на какое-то время он просто перестаёт существовать, остатками разума понимая, что по животу у него разливается сперма, а где-то глубоко внутри него оседает семя толкнувшегося в последний раз с громким стоном Чимина.

- Чёрт, просто перестань лыбиться, как идиот, - через пару минут попросил Юнги, подкатываясь под бок сверкающего от счастья Пака.

Тот тут же обнял крепко, натягивая сверху одеяло, ведь в душ было идти откровенно лень. Тихое «люблю тебя, хён» и ворчливое «спи уже» от Юнги, после чего оба почти сразу проваливаются в сон.

Чтобы проснуться всего через несколько часов от носящегося в коридоре Тэхёна, который вопит на весь дом о том, что пора вставать, ведь у них всего два дня на то, чтобы оторваться. Впрочем, вскоре он уносится куда-то вниз, потому что Сокджин грозится убить его, если мальчишка не утихнет. А Чимин подхватывает вырывающегося, шипящего проклятья Юнги, который совершенно точно не собирался вставать в такую рань, и утаскивает в душ, где старший вскоре затихает, расслабленный поцелуями и горячей водой. Впрочем, ненадолго, потому что Чимин прицепится с расспросами о том, не болит ли у него зад после секса, как так оказалось, что Юнги был смазан и даже немного растянут и так далее по списку. Весь благодушный настрой Юнги после этих смущающих вопросов пропадёт, а потому он выгонит Чимина из душевой, захлопывая за собой дверь и советуя спросить да хоть у того же Тэхёна.

- Оу, так это же просто. Существует целый ряд заклинаний на такой случай, чтобы облегчить проникновение, ведь мужчина – не женщина, в каком-то смысле не предрасположен к тому, чтобы принимать в себя нечто инородное, - поигрывая бровями, заявил Тэхён. - Так что есть куча невербальных заклинаний смазывания, растягивания и ещё много чего интересного, напомни, я тебе потом поучительную брошюрку подкину. А ты с какой это целью интересуешься? Неужто вы с Юнги-хёном...

- Да, Пак Чимин, ты с какой это целью интересуешься?

Сидящие за столом шушукающиеся Чимин и Тэхён тут же подпрыгнули, когда на пороге появился умытый и одетый Юнги, сверлящий обоих парней тяжёлым взглядом.

- Х-хён, - смущённо протянул Чимин. – Да я же просто...

- Ничего не хочу слышать, - припечатал Юнги, принимая протянутую домовым эльфом кружку с крепким кофе и молоком.

Чимин надулся, затихая и краем глаза осматривая открытую шею и ключицы Мина, видные в вырезе чёрной футболки. Идеально чистая белая кожа, ни единой метки, хотя Чимин так старался оставить побольше меток. Видимо, зря старался, раз хён всё вылечил. Тэхён тоже притих, расцветая лишь тогда, когда на пороге показался Чонгук.

- Доброго утра всем.

Взъерошенный после душа, но всё равно сонный, в растянутой оранжевой футболке и колье из засосов. Тэхён тут же самодовольно начал улыбаться, притягивая парня к себе в объятия и чмокая за ушком. Чон даже не смутился, улыбаясь и даря ответный поцелуй в щёку. Чимин лишь завистливо выдохнул, а Юнги скривился.

Впрочем, через пару минут он утащил Чимина за собой обратно в комнату. Как только дверь была плотно закрыта, Мин окинул Чимина пристальным взглядом и вытащил палочку из-за пояса джинс, направляя себе на шею.

- Фините Инкантатем.

Тут же на бледной коже начали проступать алые и фиолетовые засосы, покрывающие собой шею, спускающиеся на плечи и ключицы. Смущаясь немного и раздражаясь из-за этого же, Юнги вскинул взгляд на Чимина, который заворожено рассматривал его шею. Сказать только ничего не успел, потому что парень тут же оказался рядом, обнимая и целуя в плечо.

- Люблю тебя, хён. Не ворчи, ладно? Сам же сказал спросить у Тэхёна.

- Кто же знал, что ты и побежишь сразу с расспросами, - фыркнул Мин, но затих, расслабляясь и наслаждаясь даримой лаской.

Помиловаться долго не дал домовик, пролепетавший за дверью, что завтрак готов и гости дожидаются только Юнги и Чимина. Чимин тут же отстранился, коротко целуя в губы и подмигивая, а после скрылся за дверью. Юнги направился следом, накладывая попутно маскирующие чары. Всё-таки он не готов был вот так как Чонгук отсвечивать подобным безобразием. Приятным безобразием, к слову, вызывающим улыбку на губах, но всё равно нет.

|End|