Южный Гарлем хвастливо сверкал чистенькими окнами, вплавленными в коричневые стены с аккуратной лепниной. Пожелтевшие деревья роняли слезы на кованые ограждения. Люди, одетые дороже и лучше, чем на несколько улиц севернее, неторопливо прогуливались по тротуарам, где не было мусора, и любовались не тронутыми баллончиком стенами. Би посмотрела на белый крест баптистской церкви и пошла к метро. В Гарлеме работы для нее больше не было.

Би рассудила, что в Мидтауне ей делать нечего и отправилась в Нижний. В Гринвиче или Трайбеке она тоже вряд ли что-нибудь найдет, а вот в китайских или итальянских кварталах вполне можно попытать счастья.

Чайна-таун был красен и пестр. Иероглифы на каждой вывеске, азиаты в черных куртках и соломенных шляпах, пряные запахи из бессчетных ресторанчиков, звонкая непонятная речь. Би растерянно покрутилась по паре улиц и пошла в сторону Маленькой Италии. Она отчего-то не слишком отличалась, разве что вывески были понятнее. Впрочем, манхэттенские улицы все похожи одна на другую, отличаются лишь речью, льющейся изо ртов многоликой толпы, да высотой домов, среди которых, как нигде, чувствуешь себя мелкой неважной букашкой.

Би снова вернулась домой ни с чем. Манхэттен, кажется, исчерпал себя. Когда-то он предложил чужакам будущее, дал кров и хлеб, но их детям ему было дать уже нечего. Старые камни стали бесплодны.

Би приготовила небогатый ужин. Пока она не найдет новую работу, придется потуже затянуть пояса, тем более, что Энди зачастил к ним по вечерам. Папа, конечно, не прогонял его, жалел. Он сам никогда даже голос не повышал на детей, хотя они были вовсе не такие покладистые, как Энди с сестрой. Отец был очень терпеливым человеком, но Би видела, что он не слишком доволен ей.

Папа не верил в мечты Би и не мечтал сам. Он принадлежал к самому несчастному виду реалистов: тем, кого сама судьба избавила от грез, ткнув носом в реальность. В двадцать с лишним он остался один с четырьмя детьми на руках, а его жена... Би ничего о ней не знала, кроме слегка солоноватого, пахнущего морскими ветрами имени — Марина. Папа иногда говорил, что Би на нее похожа, но больше — ничего. Чем похожа? Кем была мама и почему она ушла? Би носила вопросы на языке, как дети иногда таскают леденцы, но все никак не решалась спросить, хотя с годами они тяжелели — скоро сорвутся сами, лишь бы только в подходящий момент. Не сегодня и даже не завтра. Когда-нибудь, когда глаза отца просветлеют и эти самые вопросы не лягут новыми тяжкими печалями на его немолодые плечи.

Би нашла в кухонном шкафчике старую упаковку попкорна для сковороды, приготовила целую миску воздушной кукурузы и погрузилась в солнечный мир парижских улиц хемингуэевского «Праздника...».

«Так и уходит время, — отстраненно размышляла Би, глядя на пустое пространство в конце главы, — книги, ужины, встречи. Целая куча каких-то неважных, незначительных дел, чтобы не заниматься главным. Тем, что будет иметь смысл в будущем. Это занятие, дело всей жизни, оно у всех есть. У отца, у Натана, даже у этого лоботряса Энди. А что есть у меня? Ничего. Ничего, кроме его каких-то невнятных обещаний да мечты однажды стать кем-то. Что-то папе доказать. Пока я доказываю ему только, что толку от меня никакого».

Сэм и Блю снова вернулись первыми. Ввалились в тесную кухоньку, как два дикаря, плюхнулись на стулья, даже руки не вымыв как следует. Би назвала их индейцами, а они даже не заметили, увлеченные рагу. Папа сегодня пришел поздно, с надеждой посмотрел на Би, увидел, что она пристыженно отвела глаза, погас и тихо сел за стол. Он долго молчал и заговорил лишь когда стали пить чай:

— Я сегодня видел Билла Смолла. Он просил пристроить куда-нибудь сына. Энди, что, не ищет работу сам?

— Энди работает, — тихо ответила Би, уперевшись взглядом в столешницу. — Он пишет музыку.

— Я имел в виду настоящую работу, Би.

— А это чем не настоящая работа?

— Тем, что не приносит денег.

— Пока не приносит. Но когда он начнет играть...

— Би, крошка, — отец остановил ее, накрыв большими натруженными руками переплетенные пальцы, — если он и начнет играть когда-нибудь, это будет уже не важно. Им нужны деньги сейчас. Как и нам.

— Я ищу работу, пап, ты же знаешь. Просто это не так уж и легко. Я ищу уже даже не только в Гарлеме.

Отец покачал головой и поднялся вымыть чашку. Би скользила отчаянным взглядом по его плечам, уже не таким широким и сильным, как когда он носил ее по квартире и смешно фыркал, словно лошадь. Он стал совсем седым, а ведь ему всего сорок пять. Жизнь сделала его реалистом и убила к этой реальности любовь.

— Я найду работу. Найду самую лучшую, вот увидишь, — пылко воскликнула Би ему в спину. — Ты еще будешь мной гордиться, папа! Энди хочет уехать в Новый Орлеан. Будет играть там... — Би заметила, что папины плечи вздрогнули, и замолчала.

— Новый Орлеан, — проговорил он едва слышно. — И ты хочешь с ним? Совсем как мать...

— Что?

Отец обернулся и посмотрел на нее тусклым взглядом. Он будто бы постарел еще сильнее. Медленно опустился на стул, потер худую грудь. Стал говорить, глядя в пол:

— Марина тоже все время мечтала. Как уедет в Новый Орлеан. Будет петь, станет известной, богатой. И уехала. Уж двадцать лет как. Все еще не вернулась. Наверное... Наверное, стала богатой да забыла дорогу в Нью-Йорк... — Би еще никогда не слышала в его голосе таких сухих безжизненных интонаций. Вся боль закончилась за годы, что он жил без нее, растил детей, работал на износ. Лишь в груди ныло иногда, словно потянутый нерв.

— Я так не поступлю. — Би облизнула соленые мокрые губы. — Я вернусь к тебе. Обязательно, папа. И буду деньги присылать...

— Крошка, — папа ласково улыбался, а в глазах слезами блестела тоска, — оставь эти нелепые грезы. Найди работу, займись полезным делом, и я буду гордиться тобой. А мечты... Мечты оставь тем, кто может себе это позволить.

Би заглянула в его глаза. Там не было не просто мечты. Там не было надежды.

— «... хоть мы сталкиваемся с трудностями сегодня и столкнемся с ними завтра, у меня есть мечта»*, — процитировала она, взяв отцовскую ладонь обеими руками.

— Кинг мечтал пятьдесят лет назад. Но я еще не слышал, чтоб свобода звенела с гор Нью-Йорка.* Все это глупо, крошка. Надо жить реальностью.

На улице сгустился туман, устлал мокрый асфальт, обернулся вокруг спящих автомобилей тонкой шалью. Луна путалась в его белесых полотнищах, золотила лужи и стекла. Би взглянула на небо и увидела ее надкушенный круг в окружении грязной ваты туч. Фиалки уже отцвели, остался только острый запах бензина. Би передернула плечами в не слишком теплой куртке и нашла взглядом окно комнаты Энди. Там тускло горел ночник, и его свет робко выбирался в ночь: Энди не любил шторы, хотел приветствовать день, едва открывались глаза.

— Замерзла? — Энди укутал Би колючим пледом и вложил большую чашку горячего чая в торчащие из кокона ладони. — Зачем в тонкой куртке выскочила? Только попробуй мне заболеть.

Би улыбнулась. Энди казался таким милым в своей искренней заботе, с этой обеспокоенной морщинкой между бровей. В полумраке его глаза были совсем черными, только пара искр светилась в глубине. Би опять не сдержала улыбку. Его глаза взяли в плен отсветы лампы, а еще ее сердце...

— Чего улыбаешься? — подозрительно покосился на нее Энди своими колдовскими глазами.

— Да так. Кое-что вспомнила просто. — Би потупилась. — Знаешь, я разговаривала с папой сегодня. Он сказал, что мать уехала в Новый Орлеан. Хотела петь...

— Правда? — Энди воодушевленно подскочил. — В Новый Орлеан? Может, мы сможем ее найти? Как думаешь, Пчелка, твой отец бы обрадовался?

— Не знаю. — Би пожала плечами, и кокон из пледа развалился. — Но это, возможно, могло бы заставить его вновь поверить в мечту. На него даже речь Мартина Лютера Кинга не подействовала, а это...

— Погоди, ты зачитывала ему речь Кинга? — Энди округлил глаза, и искры в них зажглись ярче.

— Одну цитату. Но он знает ее всю, так что это не сработало.

— Мне нравится твой энтузиазм. Думаю, ему просто нужно нечто более весомое. Вот найдем твою мать, и он сразу поверит, тоже загорится какой-нибудь мечтой.

Би с трудом представляла себе отца, который о чем-то страстно мечтает. Но даже просто улыбнись он ей счастливо, исполнилась бы ее собственная мечта.

— Я недавно перебирал пластинки и услышал одну песню. Думал, не знаю такой, но я уже как-то разучивал слова. — Энди взял гитару и устроился на кровати. — Тебе обязательно понравится.

Это конец прекрасной дружбы,
Она закончилась мгновение назад.
Это конец прекрасной дружбы,
Я знаю, потому что так сказали твои глаза.**

Би вслушивалась в мягкий негромкий баритон и следила за ловкими пальцами, перебирающими струны. Музыка приятной щекоткой отдавалась в сердце, и от этого щеки теплели.

Мы всегда были
Словно брат и сестра,
До тех пор пока сегодня
Не посмотрели друг другу в глаза.

Би посмотрела в лицо Энди, одухотворенное, обласканное мраком, похожее на маску африканского бога. Он смотрел куда-то сквозь время, бережно произнося слова старой песни. Глаза у него были пустые и грустные.

Это был конец прекрасной дружбы 

И лишь начало любви.

Это был конец прекрасной дружбы.  

*Слова из речи Мартина Лютера Кинга «У меня есть мечта». Речь была произнесена в августе 1963 года. События рассказа разворачиваются в сентябре 2013.
**«A beautiful friendship» — Nat King Cole.