Я понимаю, что все очень ждут именно главу, чтобы узнать, как там Вальдемар, но я не смогла отказать себе в маленькой глупости, простите...

Роуз медленно шёл по колоннаде, чтобы оттянуть горячо нелюбимый момент и насладиться прекрасным видом. Строить академию искусств в таком живописном месте было прекрасным решением, Райволо Ньоки с этого утёса смотрелось просто потрясающе. Прохладное лето только началось, с моря дул холодный солёный ветер, трепал длинные волосы, ветки растущих в огромном дворе кипарисов. Позавчерашний студент вернулся в родную альма-матер, чтобы стать кошмаром нынешних студентов. Роуза пригласили стать председателем комиссии на прослушивании струнно-смычковой секции. И если неделю назад, когда он соглашался, идея казалась ему занимательной, то понедельник, когда он принимал экзамен у трясущихся от страха первых курсов, это стало совсем не весело. Он по себе помнил, какой это стресс, когда помимо преподавателей, хоть и вредных, но уже родных, приезжает знаменитость, имя которой мелькает на афишах и передовицах чаще рекламы дамского мыла. И вот он на месте этой знаменитости и откровенно не рад этому. Резким движением откинув волосы за спину, чтобы не мешали, Роуз зашёл в концертный корпус. Несколько коридоров — и вот тот самый зал прослушиваний.

Старинное здание со сводчатыми потолками и колоннами, стрельчатыми окнами и витражами, сколько здесь было сочинено страшилок про привидений. Каждому классу старались придумать своего призрака. Здесь во время учёбы Роуза обитал удавившийся на собственном смычке шестикурсник, проваливший прослушивание. Кого этому классу припишут новые студенты, он не знал, но было бы интересно послушать. Усевшись на своё место, он закинул ноги на стол и начал раскачиваться на стуле. Впереди ещё как минимум четыре дня прослушиваний, это если не будет пересдач и досдач. Роуз впервые понимал своих преподавателей, которые к пятнице становились похожи на собак. К концу дня он уже перестал различать мелодии, которые выводили на виолончели дети. Их даже за инструментом было видно плохо! Всё слилось в один не очень чистый звук, и чтобы его унять, на ночь пришлось выпить стопку коньяка. В дверях показался мистер Дескомб, пожилой, немного чванный преподаватель виолончели, маэстро, настоящий мэтр, он сколотил столько виолончельных коллективов, потрясших страну, что уже давно мог уйти на покой и пить виски на балконе своего таунхауса на набережной. Но он всё ещё учил и всё ещё любил это делать. Пожав Роузу руку, он присел рядом и принялся сортировать экзаменационные листы студентов, которых предстоит прослушать сегодня.

Коротенький перерыв перед обедом Роуз решил потратить на прогулку по скверу во внутреннем дворе. Сидеть и дальше в душном классе не хотелось. Он, конечно, любил упаковываться в несколько слоёв кромешно-чёрной одежды, любил высокие воротники и жёсткие манжеты, но не сейчас. Лучше бы надел что-то попроще, чтобы хоть усесться можно было с комфортом, а не держать осанку в попытке не помять пиджак. Стянув с себя верхнюю одежду и бросив её в аудитории, Роуз мимо толпы студентов вышел на улицу и провёл рукой по волосам. Наконец-то. Судя по звенящей тишине, сейчас как раз идут пары, можно посидеть в одиночестве. Но, уже подходя к пруду в центре сквера, он увидел там кого-то. Рыжий худой парень сидел в обнимку с чехлом от виолончели и курил что-то дурно пахнущее. Увидев, что к нему кто-то подошёл, парень медленно, трясущейся рукой вынул самокрутку изо рта и поправил большие круглые очки. Хотя поправляй, не поправляй — всё равно за чёлкой ничего не увидит.

— Кхм, — Роуз присел на соседнюю скамейку и откинулся на спинку. Этого парня он точно на прослушивании не видел, значит, шестой или седьмой курс. У них прослушивания в пятницу. — Я бы на твоём месте, когда куришь, убирал волосы за уши. А то был у нас на пятом курсе умелец. Упился в баре настойкой, смог залезть в общежитие через окно, и нет бы спать, так приспичило покурить. А прикурить решил от рожка на стене, зажигалку я ему не дал. Ну и сделал себе не причёску, а огонь, — парень приподнял голову. Почему-то, даже не видя его глаз, Роуз был уверен, что тот смотрит на него в упор. — А я был его соседом, пришлось тушить одеялом, воды-то в комнатах как не было, так и нет. Зато потом ходил, красавчик, с кудрявыми бровями и наполовину лысой башкой, — наступила странная пауза, Роуз привык, что с ним общаются, отвечают, а парень даже не улыбнулся в ответ. — Меня зовут Роуз Вите.

— З-з-знаю, — рыжий потушил сигарету об гранитную плитку и ногой задвинул под лавочку. — Дж-жейкоб Хорн-н-нет-т, — Роуз потянул руку, дождался, когда Джейк её пожмёт, и улыбнулся. Да уж, с таким заиканием действительно лучше молчать, столько нервов себе же сбережёшь.

— Ты на каком курсе?

— Сед-дьмом. — Он неловко скрючился на скамейке и принялся нервно подкручивать кончики усов. Может он и старшекурсник, а любой первокурсник будет рядом с ним удивительно складным. Ноги-руки длинные и худые, шея тонкая, лицо тощее, щёки впалые, даже на пальцах веснушки. Ещё и большие круглые очки.

— Ну что же, надеюсь встретиться. И волосы заправляй, жалко будет такую длину потерять.

Роуз улыбнулся ему и пошёл обратно в класс. Перерыв короткий, а ему нужно ещё успеть переложить документы на столе. Ну ничего, это на первых курсах много учеников, чем дальше, тем меньше. Остаются до последних курсов только идеалисты, человек пять в каждой группе, не больше. Потому что ещё на первых курсах их всех, и музыкантов, и актёров, и художников, и скульпторов и певцов предупреждают — ваша жизнь зависит только от вашего таланта. Сможете его взрастить — будете преподавателями, а сможете заставить цвести буйным цветом, и для вас откроются любые двери. Роуз смог и надеялся, что хотя бы треть из всех, кого он увидит, чего-то добьётся и не разочаруется.

Последний день прослушиваний тянулся слишком медленно. Откровенно уставший Роуз старался не кривить лицо, чтобы не пугать студентов, а то ещё примут на свой счёт, этого не хватало. Хорошо хоть его не заставляли озвучивать собственные оценки и комментарии, записывай себе и всё. Но если начальные курсы старались играть что-то стандартное, и иногда даже комментарии приходилось выжимать из себя, потому что игра казалась ужасно блёклой, то старшие курсы решили перед ним выслужиться и все как один играли его же собственные композиции. Это очень упрощало жизнь, комментарии так и сыпались. Но уже к четырём часам дня Роуз откровенно сдулся. А после пяти и вовсе заскучал. Роуз перебирал бумаги одной рукой, а второй накручивал волосы на палец. Неужели это уже финишная прямая? Тихонько стоящие под дверью старшекурсники встречали всех, кто сдал, дружными шепотками. Наконец бумажки закончились, и Роуз уже собрался перепроверить их ещё раз, чтобы проверить отметки и комментарии, как в дверях послышался шум.

— Так, а ну тише, не мешайте работать, — профессор Дескомб цыкнул на студентов и пододвинул к Роузу чернильницу. — Да что там у вас за шум такой? — Роуз старательно делал вид, что его не отвлекают эти реплики, и наклонился над столом так, что почти макнул волосы в чернила. Держать спину ровно сил под конец дня не осталось, поэтому последние полчаса он сидел в кресле как небрежно брошенная кукла. — Оо... Джейкоб, ты пришёл на прослушивание? — он тут же вскинул голову и увидел в дверях того самого парня. Он нервно сжимал лямку чехла виолончели и так же нервно кивал. — Проходи.

— Джейкоб Хорнет, седьмой с половиной курс, — Роузу под локоть подсунули ещё одну бумагу. Да этот парень мог и не приходить на прослушивание, седьмым с половиной курсом называли людей, которые вроде как закончили обучение, но не состоялись как исполнители. Им некуда пойти, и академия их просто не выгоняла, давая шанс найти свою нишу. Пожилая мадам Милвертон устало улыбнулась Джейкобу и указала на кресло. — Озвучь произведение, композитора и можешь приступать.

— Зб-бигн-нев-Пр-райсн-нер-р, — Джейкоб дрожащими руками вынул из чехла старенькую потасканную виолончель и тяжело опустился на стул. Он казался ужасно больным, как будто у него жар и его колотит от озноба. Да что с беднягой такое? У него что, ломка? — Вст-тупл-лен-ние кон-нцерт п-пять, сол-ль м-м-мин-нор.

Роуз кинул укоризненный взгляд на стоящих в дверях студентов, которые начали хихикать над тем, как Джейкоб пытается выговорить такие тяжёлые для него слова. Ещё дети, дураки. Только взрослые по-настоящему люди находят в себе силы не смеяться над людскими изъянами. Похоже, что преподаватели привыкли к такому и не поторапливали Джейкоба. Он поднял смычок над струнами и медленно вздохнул. Показалось, или дрожь в руках как будто стала уходить. Так же медленно выдохнув, он начал играть, будто задержав дыхание. Роуз никогда не был поклонником Збигнева-Прайснера, поэтому он не смог вспомнить ни одной подобной мелодии. Но это звучало, как шторм, причём шторм в душе, слишком болезненно, резко. Роуз выпрямился и слегка наклонился вперёд, чтобы следить за руками. Вот это скорость, ритм, не человек, а метроном. И он остался в академии? Ну ничего, в понедельник его тут уже не будет, Роуз понял, что не уйдёт без этого Джейкоба. Наконец он закончил, неуклюже встал и слегка кивнул головой.

— Хорошо, Джейкоб, можешь выйти в коридор ко всем и дождаться результатов. Закройте дверь, пожалуйста, — дождавшись, когда Джейкоб выйдет и закроет за собой дверь, миссис Милвертон тяжело вздохнула. — Горе, а не Джейкоб...

— Ну почему, сыграл он отменно, как и всегда, — профессор Дескомб подпёр голову рукой и отхлебнул из стакана воды. — Не понимаю, что его останавливает. Хоть бы раз признался, что это его музыка.

— Его? — Роуз удивлённо вскинул брови. — Признаться честно, я даже не сильно удивлён, слишком эта музыка необычна. Композиторы старой школы так не пишут. Но я думал, что просто проворонил какой-то бриллиант в ворохе нот Прайснера.

— Нет, дорогой мой, мистер Хорнет сам пишет музыку. И никогда не говорит об этом.

— Он как будто тяжело болен... —эту тему он не очень хотел поднимать, потому что и так понимал, что он увидел, но решил невзначай коснуться.

— Да, он такой уже давно. Уж не знаю, что не так, но он явно увядает. И меня это тревожит. Роуз, не хочешь стать его наставником? Я знаю, что Соль тебя долго за ручку с собой везде таскал, теперь твоя очередь.

— Я подумаю.

Роуз отодвинул от себя заполненные оценочные листы и вытащил из внутреннего кармана пиджака бланк именного пропуска в концертный зал, где он договорился с владельцем о репетициях. Переписав в него имя и фамилию Джейкоба, он попрощался с преподавателями и вышел в коридор. Облепившие дверь студенты тут же разбежались по углам, делая вид, что не очень-то волнуются. Джейкоб сидел на подоконнике и мял полу форменного жилета.

— Джейкоб, я бы хотел попросить тебя об одолжении, — по толпе пробежал шепоток, а сам Джейк вздрогнул и поднял лицо. И снова не видно глаз. — Завтра к пяти часам я буду ждать тебя в первом зале филармонии, хочу послушать тебя в хорошей акустике. Постарайся не опаздывать.

— Хор-рошо.

Он аккуратно, как будто боясь его, забрал бланк и спрятал в карман брюк. А Роуз приглашающе указал на двери остальным студентам и пошёл к выходу из академии. В гостиницу поскорее и поговорить с одним человеком. Без его решающего слова он пока что мало чего стоил сам по себе, поэтому обратиться к нему за советом будет делом не лишним.

Гостиница "Рэдиссон Йоэнсуу" была одной из самых лучших в городе, она выходила сразу на набережную с потрясающими видами и на широкий прогулочный бульвар. Роуз никогда не думал, что сможет позволить себе настолько роскошный отель больше, чем на неделю. Но сейчас для него это было сущими пустяками. Поздоровавшись со швейцаром, он поднялся на свой этаж и принялся стучать в одну из дверей. Он точно знал, что этот человек уже у себя, потому что он тоже сидел в комиссии на прослушиваниях, а прослушивания уже закончены. Роуз старался не дёргаться от нервного возбуждения, дожидаясь, когда же ему откроют. Наконец щёлкнул замок, и он почти влетел в номер, снося с ног постояльца.

— Диаваль, друг мой, мне срочно нужна твоя помощь! — видимо, едва пришедший с прослушиваний мистер Соль, изрядно помятый и уставший, прищурился и закрыл за ним дверь номера.

— Только не сегодня, Роуз, я морально вымотан, а у меня завтра до обеда пересдачи.

— Помнишь, я говорил тебе, что мне нужна вторая виолончель?

— Лучше спроси, когда ты этого не говорил, я хоть раздумье изображу.

— Не вредничай. Я нашёл его! Я ужасно хочу, чтобы ты тоже его послушал и высказал мнение. Пожалуйста, с меня ужин в ресторане, — Диаваль хохотнул и плюхнулся в кресло, попутно сдёргивая шейный платок.

— Ты пытаешься купить меня едой?

— Не просто едой, а свежайшими вкуснейшими морепродуктами в ресторане "Спис". Сегодня, — Роуз состроил самый заискивающий взгляд, на какой был способен, и опустился на ковёр перед креслом. — Он композитор, и я в восторге от того, что он сегодня исполнил. Считаю, что ты тоже обязан это услышать.

— Ладно-ладно, надеюсь, он не опоздает, потому что у меня поезд на семь вечера.

— Если опоздает, я потом найду, как извиниться. Ну что, в ресторан?

— И кто тут ещё пожрать любит? Через пятнадцать минут.

— Десять.

— Ладно, десять. Дай мне переодеться и умыться.

— Договорились!

Роуз вылетел из его номера и быстро пошёл к себе. Поменяет рубашку и жилет на что-то более неформальное, накинет лёгкий тренч — и вот он уже готов угощать своего наставника и друга в ресторане любыми морскими гадами. Лишь бы Джейкоб не испугался и пришёл.

Большой зал филармонии казался совершенно пустым. На сцене перед пологом стоял одинокий стул и над ним горела одна рампа. Роуз тактично кашлянул и над одним из кресел во втором проходе показалась знакомая голова с длинными кудрявыми волосами.

— Ты сегодня сама педантичность? — Роуз плюхнулся рядом с Диавалем и закинул ногу за ногу. — Ну теперь ждём.

— Я привык приходить заранее, — Диаваль уже был одет в простой костюм-тройку, чтобы с комфортом ехать в поезде. Сам Роуз здесь до понедельника, успеет ещё по набережной погулять и может даже выпросить у кого-нибудь из лодочников отвезти его на маячный остров. Ди защёлкнул крышечку часов на цепочке и спрятал их в карман. — Хорошо, что я все чемоданы заранее собрал.

— Не переживай ты так, даже ещё нет пяти.

— Уже есть, — Диаваль хитро прищурился в ответ, явно намекая, что он специально его поддевает.

Сзади послышались шаги, и Роуз тут же обернулся. Пришёл. Джейкоб в форме академии всё так же нервно мял лямку чехла, и руки так же сильно тряслись. Диаваль встал и протянул ладонь.

— Здравствуйте, Диаваль Соль.

— Джей-й-йк-коб-б Хорн-нет, — Джейкоб несмело пожал протянутую руку и наклонил голову ещё ниже.

— Роуз кое-что успел о вас рассказать, я в предвкушении, если можно так сказать.

— Ну всё, не пугай бедного студента, — Роуз наигранно нахмурился Ди и положил Джейку руку на плечо. От этого прикосновения он вздрогнул так, как будто его ударили. — Джейк, сыграй, пожалуйста, то же, что играл вчера на прослушивании.

Пока он поднимался на сцену и вынимал из чехла виолончель, Роуз внимательно следил за лицом Диаваля. Тот едва заметно хмурился и покачивал головой, явно замечая то же, что вчера заметил он сам. Преподаватели или уже забыли себя в студенчестве, либо не хотели в это верить, но Джейкоб с головой выдавал в себе наркомана. Опиумную дрожь было тяжело с чем-то спутать, у каждого был хоть один такой одногруппник. Джейкоб наконец сел и снова глубоко вдохнул, как и вчера. Он знает о своей проблеме и умеет её контролировать, это уже хорошо. И снова эта музыка. Теперь, после слов мистера Дескомба, Роуз понимал, что это действительно о буре, буре в душе Джейка. Интересно, почему так, что с ним произошло? Ведь не от хорошей жизни люди начинают курить опиум. Что и кто с тобой сделал?

Музыка закончилась слишком быстро, Роузу хотелось слушать это как можно дольше, как будто через музыку он слышал историю чьей-то жизни. Джейкоб провёл рукой с зажатым смычком по волосам и поднял лицо. И наконец-то стало видно его глаза. Запавшие, с почти бордовыми синяками, но ужасно живые, ярко-голубые, как небо поутру. Сидящий на соседнем кресле Диаваль вдруг поднялся и пошёл к выходу. Роуз даже не успел схватить его за рукав, только беспомощно махнул рукой.

— Эй, куда? — Диаваль обернулся и развёл руками.

— Ты хотел, чтобы я его послушал. Я послушал.

— И что, ничего не скажешь?

— А что я могу сказать? Бери его за руку и вытаскивай за собой на сцену. Потому что нельзя давать такому пропадать зря, закисать в той академии. Только аккуратней. Ты понимаешь, о чём я, — он поднял взгляд на едва не держащегося за сердце Джейкоба и улыбнулся. — Мои аплодисменты, больше не ври, кто писал музыку. Пиши на нотах своё имя как можно большими буквами.

Когда за ним закрылась дверь зала, Роуз обернулся на Джейкоба и улыбнулся. Диаваль был не очень многословным, скорее даже молчаливым. Он писал письма размером с поэму, а на деле в основном слушал и кивал. И такая похвала была в его стиле и только в его. Хорошо настолько, что совсем нечего сказать. Поднявшись на сцену, Роуз взял Джейка за руку и слегка сжал.

— Собирай вещи, сдавай свою форму, ключи от общежития. В понедельник в три часа дня у нас поезд в Райволо, там моя постоянная репетиционная база. Не забудь взять все свои ноты, наработки, абсолютно всё, что у тебя есть, я хочу услышать всё, изучить, переработать. Чёлку придётся укоротить, чтобы, не дай бог, на смычок не намоталась, — он окинул Джейкоба взглядом, заглянул в глаза и улыбнулся. Почему-то только сейчас он заметил, что на форменном галстуке красовалась брошь в виде шершня с раскрытыми крыльями. — Поверь мне, шершень, мы с тобой запишем свои имена в историю.

Явно не привыкший к дружеским кличкам Джейкоб слегка закусил губу. И улыбнулся едва заметно, но достаточно, чтобы понять, что это действительно улыбка.

Арт взят с разрешения автора https://twitter.com/pokatac Если вы чувствуете вайбы Багрового фантомаса, то это они и есть :)