Намбо изо всех сил ударил бревенчатую стену. Рука взорвалась болью. Ударил еще раз, затем еще и еще...

― Жалкий! ― шипел он, не переставая бить. ― Я жалкий выродок! Слабак! Урод! Трус! Трус!

Кулаки оставляли на дереве кровавые следы, но Намбо не мог остановиться. Его душила злость на самого себя. Он, тот, кто должен был выйти на Ахаль и сразиться за девушку, которую любит, притворился, что на него подействовало снотворное, и позволил отправиться на бой другому. Он ведь подслушивал разговор Гри с Селуром, она умоляла чистого убить Рогана, умоляла, потому что не верила, что Намбо справится.

Она считала меня тощим слабаком, причем слабаком гордым, упрямым, готовым умереть ради своих убеждений... Но я доказал, что хуже. Быть слабым не позорно, позорно быть трусом.

Намбо опустил дрожащие изуродованные руки.

Как мне теперь смотреть ей в глаза?

Он промывал кулаки в ведре с водой, когда услышал голос Гри:

― Пойду проверю, не проснулся ли он.

Намбо бросился к лавочке, прилег, уложил руки костяшками вниз и притворился, что спит. Сердце бухало в груди.

Скрипнула калитка. Зачавкала грязь.

Намбо вспомнил про кровь на стене и чуть было не дернулся.

Прошу, не замечай! Прошу...

― Спит, ― прошептала Гри.

Снова скрипнула калитка, но Намбо не смел шевелиться. Вдруг Гри все заметила, вдруг поняла, какой он трус, и хочет теперь поймать его с поличным. Невыносимо было от одной мысли, что она узнает правду. Лучше он будет врать, сколько потребуется, что зол не на себя, а на нее за то, что она его усыпила. Его, готового сразиться и умереть.

Я жалкий, но мне не остается ничего, кроме как притвориться оскорбленным.

Наконец он поднялся, потянулся, позевывая, потирая глаза. И осознал бессмысленность этой игры. На заднем дворике не было никого. Гри все-таки ушла. Но облегчения Намбо не испытал, ему стало дурно. Сейчас бы он запросто разыграл сцену «Оскорбленный воин» и для пущей убедительности ударил бы разок другой по стене. Изуродованные кулаки пришлись бы очень кстати, как и бурлящий внутри Намбо гнев. Но сможет ли Намбо так же умело провернуть все это потом, когда успокоится?

Мне духу не хватит. Надо поскорее с этим покончить.

Он дошел до калитки и замер.

Не будет ли подозрительным, что я так скоро проснулся? Какую дозу она мне дала? Селур точно что-то заподозрит. И кулаки... с ними-то что делать? Просто найти Гри, крикнуть, как она могла напоить меня, как могла позволить Селуру убить моего противника, и бахнуть по чему-нибудь, что есть сил? Типа кулаки только что повредил. Но... у Намбо упало сердце, а вообще, с чего я решил, что Роган мертв?

Скрипнула калитка, Намбо побрел к крыльцу.

Может, никакого боя и не было. Может, мне самому предстоит...

― Спасибо, ― услышал он приглушенный голос Гри. ― Спасибо, что спасли Намбо.

Намбо осторожно, стараясь не шуметь, прокрался к окну. Селур всегда закрывал ставни, но там была щель, через которую отлично видно комнату. Намбо заглянул в щель. Сгорбившись, Селур сидел на кровати, тряпкой протирал клинок. В дверях стояла Гри. Ее платье легонько трепетало на сквознячке.

― Я убил отца девочки, ― отозвался чистый глухим басом. ― Мужа. Смелого воина.

Все таки Роган мертв. Рад ли я? Пожалуй.

― И гнилого человека, ― добавила Гри.

― Он не виноват, что его так воспитали. Он жил по законам севера.

― И по законам севера умер, ― выплюнула Гри. ― В схватке. Роган показал всем, каким умелым воином являлся. Если Кху-гард и существует, Асалы встретят его песней.

Селур лишь фыркнул и покачал головой.

― Чего? ― спросила Гри.

Не верит он в Кху-гард, никто в своем уме не верит в такую чушь. Нет ни рая, ни ада, есть лишь то странное место, где бестелесные умершие рыбачут у цветного озера. И, если Роган попадет туда, мне его не жаль.

Селур молча опустил тряпку в ведро, смочил, выжал и принялся дальше очищать сталь. Ф-фф. Ф-фф. Гри напряженно следила за ним.

― Если я вдруг смогу как-нибудь отблагодарить вас, вы...

― Отблагодарить?

― ...вы только скажи.

― Хорошо. Раздевайся. ― Селур положил меч на подушку и, склонив голову, уставился на Гри.

Намбо до боли стиснул кулаки.

Что, черт подери, ты сказал?!

― Ты спросила, чем можешь меня отблагодарить? Я говорю ― раздевайся. Давай, смелее. Снимай платье и все, что под ним.

― Но я же...

― Я тебе помог, теперь помоги мне. Или ты передумала?

Ублюдошное ты создание, чистый. Она ни за что не станет...

Поджав губы, Гри взялась за тесемки на груди. Один узелок, второй, третий.

З-зачем? Гри, зачем?

На пол упал поясок, следом ― платье. Под левой грудью у Гри было родовое пятно в форме копытца, на бедрах темнели свежие синяки, а ниже пупа вихрился пушок. Ладони Гри тут же прикрыли пушок и соски.

― Руки убери, ― велел Селур.

Гри послушалась.

Намбо убеждал себя, что хочет распахнуть ставни, закричать: «Что ты делаешь?!» и броситься с кулаками на Селура, но не смел даже пошевелиться. Злости Намбо не чувствовал. Совсем. Только необъяснимое безразличие. Пустоту.

Она даже не попыталась сказать нет.

― Повернись задом и наклонись, ― Селур поднялся. Звякнула бляха ремня. ― Ниже. Еще ниже. А теперь ― расставь ноги.

Гри, как ручной зверек, выполняла все его команды.

Селур подошел к ней ближе, загородив собой, и неожиданно шлепнул ремнем по заднице. Гри вздрогнула всем телом. Селур выждал паузу и шлепнул снова, сильнее. Она замычала, попыталась выпрямиться. И тут чистый дважды, не жалея сил, огрел ее по спине. Гри вскрикнула, а Селур отошел в сторону, словно показывая Намбо ― смотри, какая грязная потаскуха твоя девушка.

На ягодицах и спине Гри темнели полосы от ремня.

― Одевайся и уходи, ― бросил чистый.

― Но...

― Хочешь еще получить?

Гри накинула платье и принялась возиться с тесемками.

― Тебе должно быть стыдно, ― сказал Селур. ― Готова позволить кому-угодно поиметь себя. Я ведь мог сделать с тобой все, что пожелаю. Все. Ты совсем себя не уважаешь?

― Мне... мне больше нечего предложить взамен, ― оправдалась Гри.

― Тогда не предлагай. Не будь шлюхой!

Гри завязала поясок и, не сказав не слова, направилась к двери.

― Подожди, ― окликнул ее чистый. ― Я очень надеюсь, что мой ремень кое-чему тебя научил. Если Намбо действительно дорог тебе, научись не быть рабыней. Он хороший человек и скоро станет еще лучше, он заслуживает достойную женщину возле себя. Теперь ты свободна, распорядись своей свободой, как следует.

Несколько секунд Гри молча смотрела на Селура, затем развернулась и пошла прочь.

Намбо ждал ее у крыльца.

― Я все знаю, ― тихо произнес он, когда она, открыв дверь, испуганно посмотрела на него. И присел на сырое, в ошметках грязи бревнышко. ― О Рогане, о снотворном, о... о порке. Знаю обо всем.

У Гри заблестели глаза.

― Намбо, клянусь, я...

Он поднял руку, призвав Гри к тишине, и увидел, как от девушки к нему по воздуху червями поползли полоски надежды. Они пахли малиной и дикой черникой. Рот Намбо мгновенно наполнился слюнями, голод противной горечью пронесся по телу. Долго сдерживать его Намбо не сможет.

― Я тебя не виню, ― сказал он, и полоски надежды истончились. Бывшие в толщину с черенок лопаты, они стали тоньше жердика. ― Пообещай, что больше никогда так не сделаешь.

― Я все делала ради тебя...

― Пообещай! ― потребовал Намбо.

― Обещаю, ― покорно отозвалась она. ― Обещаю.

Подслушивающий их разговор Селур осторожно разматывал бинты на ладонях и покачивал головой. Он был готов воспользоваться девчонкой, хотел этого, но вовремя заметил Намбо. Острый слух и наблюдательность не подвели, не подкачала и смекалка. Селур ловко все обернул в поучительную порку. И даже Намбо вроде повелся. Но Селур не переставал качать головой. Он собирался трахнуть любовь своего ученика и ни капли этого не стыдился. Было лишь сожаление, что Намбо ему помешал, ведь что-то Селуру подсказывало ― второго такого шанса уже не представится.

Эх, думал чистый, сзади она все-таки хороша...