В харчевне пахло жареной свининой, табаком и скисшим вином. От душка мяса у Део бы текли слюнки, он с утра не ел, если бы не экзотический, с перцовыми смесями аромат табака, разбавленный повсеместной вонью пойла. Део часто снились курящие люди: солдаты, лекари, дворяне, бродяги ― каждый пыхтел с непонятным ему наслаждением. Его друг, Тень, объяснял это приятным воздействием табака на тело, говорил, что курят, чтобы расслабиться. Но Део, помахивая рукой перед носом, не представлял, как можно расслабиться, когда дышишь этой дрянью. Он предпочел бы отобедать в конюшне, посреди навоза, чем здесь.

Но в конюшне нет ежевичного самогона.

А после сегодняшнего сна, в котором девушка с самой нежной кожей на свете плеснула ежевичного самогона себе на тело и позволила кудрявому парню слизать его, Део не переставал думать об этом напитке.

Я его попробую. Жаль не с мягких ложбин теплого тела.

Део шел между рядами щербатых столов со скамьями. На скамьях сидели постояльцы ― отшельники, как их называл Тень, мужчины за сорок, отрекшиеся от жизни ради бутылки. Посеревшие лица, выцветшие глаза, щеки у одних заросли грязными бородами, у других ― небрежной щетиной. До его прихода отшельники громко обсуждали задницу дочери мясника, но умолкли, едва заметив Део. Кто-то спешно перекрестился, кто-то потупил взгляд, кто-то, любопытный, напротив внаглую стал пялиться. Део успел привыкнуть к такому: его чурались, его не любили и боялись. Боялись не из-за того, что он сделал что-то плохое, а из-за того, как он родился и как быстро растет.

Йона, хозяин харчевни, коренастый, с длинными русыми волосами и светлой щеткой усов, насухо протирал тряпкой стойку, протирал увлеченно, как если бы делал вид, что не замечает приближения посетителя.

Део усмехнулся.

А ведь всего месяц назад гнал меня из харчевни, покрывая грязью, грозя ножами, бутылками и той опасной штукой.

Справа от стойки в широкий пень дуба был вогнан огромный топор с изогнутым древком. Топор этот принадлежал покойному отцу Йоны и являлся незаменимым атрибутом его владений.

Но стоило мне подрасти, он с удовлетворением отметил, что Йона теперь ниже него, как у старика пропало желание орать. И дело тут не в уважении. Просто посылать ребенка и посылать мужчину ― разные вещи. Во втором случае ты лишен уверенности, что не огребешь.

Йона задвигал тряпкой быстрее.

― Здравствуй, ― поздоровался Део, усевшись на стул на длинных ножках. Голос у Део был высокий и чистый.

― Угу, ― буркнул Йона, не поднимая взгляд.

Спрашивать, чего желаю, он видно не станет. Сама любезность.

― Налей мне кружку ежевичного самогона.

― Эт самое, нету такого.

― Как нету? ― удивился Део. ― Только вчера слышал, как сосед наш, Орбит, нахваливал его. Говорил, у тебя его предостаточно. Клялся за новой бутылью прийти.

Йона пожал плечами, переложил тряпку в левую руку, тыльной стороной ладони почесал красный нос, в уголках шелушащийся.

― Вчера был, но, эт самое, закончился. Выпили все. Хорошее пойло долго в бочке не греется.

― А жаль, ― протянул Део. ― У меня как раз купец один спрашивал, где достать хорошего ежевичного самогона ― я ему сказал, что у тебя. Сказал, ты свое дело знаешь, и запасы у тебя ого-го. Он пообещал к вечеру подъехать и взять четыре бочки. Цену был готов чуть ли не любую заплатить. Но раз такое дело ― я ему весточку передам, обязательно пере...

― Погоди, ― резко сказал Йона. Виновато глянул через плечо Део на своих постояльцев и понизил голос до шепота: ― Я, эт самое, пойду загляну в подвал, может все-таки осталось немножко. Вроде смотрел с утра, но вдруг что упустил. Перепутал бочку или еще что... Не хотелось бы терять такой заказ, сам понимаешь.

Как и понимаю, что ты меня дуришь.

― Я мигом.

Долго ждать и правда не пришлось. Йона принес двухлитровую пыльную бутыль из темного стекла, сполоснул ее в ведре с водой, вынул пробку. Буль-буль-буль... Самогончик наполнял кружку.

― Три бронзовых? ― уточнил Део.

― Три, ― кивнул Йона, закупорив бутыль. ― Но ты, эт самое, можешь не платить. Главное тому купцу скажи, чтоб, это, ко мне наведался. Четыре бочонка евошних найду, пусть не сомневается.

― Ты же говорил, что не осталось...

― Ошибся я, с кем не бывает.

Так крупно не ошибаются.

Део облизнул солоноватые губы, поднес кружку к носу, понюхал ― совсем не то, что было во сне, не богатый ягодный аромат, а противная кислятина. Так воняет вино, еще не скисшее, но близкое к этому. Но верить одному носу нельзя. Део пригубил. Глоток, глоток и глоток. После чего со стуком поставил чашку и сморщился. Гадость! По телу бежали мурашки, глаза слезились. Ему казалось, что он в жизни ничего отвратительнее не пробовал. Горькое, теплое, с кислым послевкусием.

Конская моча!

― Твой самогон не стоит того! ― Део положил на стойку три бронзовые монеты.

― Не ругайся, ― протянул Йона, ― вкусы-то у всех разные. И я же, эт самое, сказал, что, эт самое, ты можешь за так выпить. Только купцу...

― Нет никакого купца, ― воскликнул Део, он был слишком разочарован, чтобы продолжать хитрить и обманывать, ― и не было.

― Как это? ― растерялся старик.

― Выдумал я его, как и ты выдумал, что у тебя закончился самогон.

― Но...

― Игра такая ― жизнь. Все вокруг врут друг другу и делают вид, что ничего особенного не происходит.

Щеки Йоны охватил румянец.

― Да я ради тебя открыл двухлитровку хорошей выдержки...

― И получил плату, ― раздраженно бросил Део. Его злил не столько старик, сколько дрянной самогон. Део возлагал на питье большие надежды, с трепетом предвкушал, как попробует и будет очарован. Прямо как во сне. Но разница между ожиданиями и реальностью оказалась слишком большой. Идеальный напиток богов, как представлял Део, оказался посредственной смесью вина с компотом.

― Целую бутылку, ― продолжал Йона, чуть ли не скуля. ― Она же в полтора десятка круглых обойдется...

― Так продай остатки. ― Сапоги уходящего Део стучали по доскам пола. ― Хотя будь я на месте покупателей, не пил бы эту дрянь, даже если бы ты заплатил мне.

― Правильно люди толкуют, ты от Диавола! ― крикнул ему вслед Йона. ― Черный ты, и душа твоя черная, как адова яма! Ненки не должна была вытаскивать тебя из живота мертвой Моны! Тупая коза! Ей сначала одного диаволеныша подавай, затем другого. Тупая сука, чтоб ее... ― он внезапно умолк, должно быть заметив, как сидевший в углу харче, видевший лицо Део толстячок испуганно замотал головой.

― Договаривай, ― сказал Део, понизив голос, и медленно обернулся.

Рука Йоны дернулась, задела бутыль. Звон разбитого стекла взрезал тишину. Из-под стойки расползалась темная, точно кровь, лужица.

― Договаривай! ― повторил Део. Кожа его посерела, зрачки целиком охватили карие радужки глаз. С ним такое случалось, когда он злился. Почему? Он не знал и по возможности старался это скрывать. Зачем лишний раз пугать народ? Но сейчас, вперившись взглядом в Йону, обозвавшего Ненки, женщину, которая его воспитала, Део хотел привести старика в ужас. ― Я сказал ― договаривай!

Йона нервно сглотнул.

― Ты, эт самое, ― голос его дребезжал, ― завязывай тут командовать и...

― Знаешь, что происходит, когда те, кто от Диавола, сердятся?

Йона замер и молча жевал губу.

― Кто-нибудь умирает, ― произнес Део. ― И далеко не собственной смертью.

― Думаешь... думаешь, можешь мне угрожать в моей же харче? ― Йона неуклюже, но весьма быстро, перелез через стойку и крепкой рукой вынул из пня топор своего отца. Луч солнца блеснул на отполированной стале. ― Пусть харя у тебя и страшная, но этим я тебя положу, не сомневайся. ― Оружие придало ему уверенности. ― Так что убирайся отсюдава, и чтоб больше тебя здесь не видел!

Део лишь усмехнулся. Ему снилось, как грубые мужчины с волосами, сложенными сзади в несколько кос, учили ребятишек биться на топорах. Учили жестоко ― каждая ошибка сопровождалась руганью и ударом кнута по заду, ― но вместе с тем и доходчиво. Всех тонкостей Део не запомнил, но кое-что перенял. Хватка, которой Йона держал топор, ― левая рука поверх правой, большие пальцы перекрещены, ― выдавала неопытность. А бегающие глаза и положение клина топора: лезвие направлено вбок ― не решительность. Поверить, что Йона, будь Део даже в двух шагах перед ним, осмелиться рубануть и попадет, было трудно.

Осознанности в его действиях мало. Он как росомаха; увидел угрозу и защищается. Чистые инстинкты.

― Я уйду, ― сказал Део. ― Но ты больше никогда не обзовешь мою мать.

― Ненки тебе не мать!

― Если я прознаю, что ты упоминал ее имя в дурном свете... ― Део покачал головой. ― Мы встретимся уже не здесь, а в ночи. Я подберусь к тебе, когда ты меньше всего этого ждешь. Незаметно, тихо, как тень. Встану позади, и в руке у меня будет подарок. Подарок от самого Диавола. Для тебя.

Сзади послышался смешок.

Део резко обернулся.

Ну, кого я там развеселил?

И почувствовал, как к щекам приливает кровь. У двери, подбоченившись, стоял Тень и смотрел на Део, как на какое-то недоразумение. Его черное длинное одеяние трепетала на сквозняке. Тень мановением руки призвал Део следовать за собой и вышел. Похожий жест любого другого человека Део, не задумываясь, проигнорировал бы, но за Тенью, кинув короткий взгляд на Йону, двинулся послушно.

Тень уселся неподалеку от харчевни, на бревнышко под пышной ивой. Тут частенько гнездились вконец пьяные отшельники: повсюду желтели и белели, словно огромный птичий помет, следы запекшейся рвоты.

― Ты умеешь выглядеть грозно. ― Тень поднял с земли веточку. Сколько Део его помнил, он при любой возможности старался занять себе руки. ― «Мы встретимся уже не здесь, а в ночи. Я подберусь к тебе...

― Перестань, ― попросил Део. Ему и без того было стыдно. Злой, одержимый мыслью напугать Йону, он сильно не задумывался о том, как его слова звучали со стороны. Просто говорил и говорил. Фразы казались ему точными и весомыми, голос ― ровным, низким, как раз таким, каким должен быть, если собираешься заставить другого трепетать от страха. Но стоило Део увидеть ухмылявшегося Тень, как угроза из серьезной вмиг превратилась для него в какую-то книжно-показушную. Не говорят подобное рассерженные люди! Бросят: «Убью тебя, сука!», и на том порешат. Цветасто угрожают только глупцы и герои из придуманных историй.

― Особенно здорово получилось про подарок. Тебе бы писателем поработать... Для инквизиции. Там бы твои способности оценили по достоинству.

― Ха-ха-ха.

― А если начистоту, Део, тот старик пересрался от страха.

― Ну да, ― недоверчиво буркнул Део. Так он ему и поверит. Снова хочет посмеяться.

― Ты же глядел на него и сам все видел. Он весь сжался, зрачки сузились. Я учил тебя наблюдать за людьми, и сны твои тебя учили. Ты знал, что делаешь.

― Но так не угрожают, ― с сомнением произнес Део.

― Кто не угрожает? Деревенские дурачки? Конечно. Простаки? Само собой. Но ты не такой. Если бы меня попросили сравнить тебя с кем-нибудь... А, впрочем, тебе наверное не интересно.

― Жалкий трюк.

Тень кивнул.

― И все же ты хочешь знать?

― Ну хочу.

― Я бы сравнил тебя с Йязабом.

― Тем самым из твоих историй? ― нахмурился он. ― Первым из магов?

― Вторым, если быть точнее, ― поправил Тень. ― Он не мог смириться со смертью брата и...

― Знаю-знаю, ― вяло перебил Део, ― создал для того загробный мир.

― В котором...

― Берег да огромное озеро. И все вокруг яркое-преяркое. Ты мне уже тысячу раз рассказывал. И про мир тот странный, и про мага этого, и про его бедного брата. Но в чем сходство между мной и Йязабом?

Тень словно не заметил вопроса.

― Йязаб связал жизнь своего брата с тем миром-озером. Пока мир-озеро существует, существует и его брат. ― Део закатил глаза. Если Тень начал развивать мысль, он не остановится, пока ее не закончит. ― Спасти-то брата, Йязаб спас, но вернуть его в свой мир у него не получилось, сколько он не старался.

Историю Део слышал тысячу раз и тысячу раз задавался вопросом:

― А как он понял-то, что спас, если его брат остался там?

― Если ты закроешь глаза, слышать меня не перестанешь. Почему?

― Потому что ты говоришь.

― Вот так и его брат не переставал говорить.

― Но ведь он был не перед магом, как ты передо мной, а в другом мире.

― Почему другой мир должен быть далеко?

Део пожал плечами.

Поначалу странные вопросы Тени его раздражали ― ответы на них редко лежали на поверхности, не были однозначными и заставляли его чувствовать себя бестолковым. Но вскоре он к ним привык и даже полюбил. Особое удовольствие приносило ему задавать необычные вопросы в ответ.

― А почему он не должен быть далеко? ― Део отвернулся, пряча самодовольную улыбку. Пусть Тень вкусит свое же оружие.

― Правильно рассуждаешь, ― похвалил Тень и продолжил, как ни в чем не бывало: ― Раз у Йязаба не получилось вернуть брата в свой мир, он решил сделать тот мир-озеро уютнее для брата и заселить людьми. Так была придумана обоюдная печать. Йязаб ставил печать на тела добровольцев, и те после смерти попадали в мир его брата. Десять. Пятьдесят. Сотню. Тысячу. Желающих было предостаточно, особенно, когда им обещали заплатить. Мир-озеро потихоньку рос, а вместе с ним, как стал замечать Йязаб, и его магическая сила. Если раньше он колдовал на свой страх и риск, понимая, что очередное Слово может привести к чьей-то болезни или даже смерти, то теперь он ясно осознал, что его магия стала безопасной.

Тут Део мог резонно спросить: «Как он понял, что она безопасна?», но подозревал, что ничего нового не услышит. Вместо этого он вставил:

― И Йязаб зазнался. Да-да. Стал колдовать налево-направо, ставить больше печатей...

― Верно, ― подтвердил Тень. ― Жажда силы и власти медленно вытеснила из его мыслей заботу о брате. Он начал отправлять в мир-озеро всех без разбору. Убийц, воров, насильников, предателей. Теперь его волновала только мощь. Он упивался ею, делал, что вздумается. Так шли месяцы, годы. Волшба замедляла старение Йязаба. А в мире его брата...

― Люди сходили с ума, ― зевнул Део.

― Да, сходили с ума. Бессмертие оказалось для них не даром, а проклятием. Они, лишенные тел, лишенные людских удовольствий, застряли на берегу яркого озера, как в темнице. И человечья сущность в них засыпала. ― Тень посмотрел Део в глаза. ― Просыпалась другая, потаенная. Так появились демоны.

― Ага, и потом один из демонов сбежал из того мира и убил Йязаба, ― Део вдруг почувствовал, что сердится. ― Ты мне при любой возможности рассказываешь эту историю... Зачем? Других не знаешь, что ли?

― Это хорошая история.

― Я не спрашивал, какая это история. Я спрашивал ― зачем?

― Она тебе пригодится.

― Ну конечно! Подверну ногу, вспомню про Йязаба этого, и все пройдет.

― Ты дашь мне закончить? ― В голосе Тени послышались нотки раздражения.

― А разве я не закончил за тебя? Йязаба убили. Поделом ему. Что еще говорить? Не пойму одного, чем мы с ним похожи? Я зазнайка, одержимый силой? Я мастер придумывать всякие печати? Я... Да я даже не маг!

Тень встал. Ростом он был чуть выше Део, но казался ему настоящей скалой. Плечи узкие, руки тонкие, но странное дело ― Део не верил, что сумеет его одолеть, борись они. Любого другого в Трате ― запросто, но только не Тень.

― Не маг.

― Тогда чем, чем я...

Попробуй сказать, что я эгоист или...

― Ты хорош собой, как и Йязаб.

― И все? ― Део покачал головой, выдавил из себя смешок. ― И стоило столько трындеть ради шутки? Не самой лучшей, кстати. Сказал бы сразу. А то я тут уже успел придумать аргументы в свою защиту. Якобы я не такой, не сякой.

― А сейчас, значит, защищаться не будешь?

― Так повода нет.

Тень шумно вздохнул.

― Не всегда недостатки тусклые, как пыльный булыжник, иногда они ярче всех бриллиантов на свете.

Камень в мой огород?

― Это ты к чему? ― Део свел брови.

― Пока ни к чему. ― Тень потными ладонями, как гребешками, зачесал назад жидкие, вечно лезшие на лицо седые патлы. И губы его изогнулись в полуулыбке. ― Гляди, ― произнес он, ― гляди, кто пробирается по полю.

Део проследил за его взглядом и увидел метрах в тридцати перед проселочной дорогой создание с серой кожей. Гладкий торс поблескивал на солнце, длинные руки плетями висели вдоль туловища, голова с тройным подбородком покачивалась влево-вправо, как если бы создание напевало себе под нос знакомую песенку, четыре попеременно моргающих глаза следили ― или ему только показалось ― за ним.

― Темень, ― прошептал Део, хотя и подозревал, что скрывать свой голос уже поздно. У темней слишком острый слух. Да к тому же недавно Део чуть ли не кричал. ― Это мы его приманили?

― Ты мне скажи, ― усмехнулся Тень. ― Не я во снах учился в храме чистых под началом Векды ван Мюрея.

― Учился, тоже мне придумал, скорее просто разок-другой понаблюдал... Сон, в конце концов, это всего лишь сон, много не запомнишь.

― Только если сон обычный. Твои к обычным не отнести.

― Пожалуй, ― неохотно признал Део и, заметив, что пересмешник двинулся в сторону харчевни, пробубнил: ― Их привлекают голоса, кровь, трупный запах и... Мы должны его прогнать, пока он в кого-нибудь не вцепился.

Тень закивал.

― Иди.

― А ты?

― Я тут тебе не помощник.

Уже на ходу Део сообразил, что Тень имел в виду.

С его сиплым голосом, пересмешника не напугать.

Нагнав создание, Део замер и громко замяукал. Пересмешник вздрогнул, точно его огрели плеткой, и обернулся. Четыре темных глаза округлились, рот приоткрылся, обнажив пожелтевшие зубы.

― Мя-яуу! ― мяукнул Део. ― Мя-яуу!

Пересмешника передернуло раз, другой, и страшила припустил, сминая рожь, прочь. Део бежал за ним до самого леса, подмяукивая. Лишь когда пересмешник скрылся в кустах, перепугав спаривающихся зайцев, Део побрел обратно, уверенный, что сегодня создание не вернется.

Уж слишком оно боится кошек.

Тень ждал его на лавочке.

― Ты выглядишь расстроенным, ― заметил он.

Део пожал плечами, присел рядом, не обращая внимания на запекшуюся рвоту.

― Люди их убивают. Пересмешников. Потому что считают чудовищами.

― И тебя это огорчает?

― Не знаю. Нет. Они поступают правильно. Меня злит, что я не могу поступить так же. Не могу заставить себя... А все потому, что знаю, как они стали такими. Как люди стали пересмешниками. ― Део стиснул зубы. ― Алхимия, чтоб ее забыли! Дурацкая жажда власти, стремление иметь то, чего не должен иметь. Почему люди совершают одни и те же ошибки? Они ведь знают, что алхимия берет цену, но все равно пробуют... Идиоты! Ну родился у тебя сын немой, так оставь это как есть. Смирись. Не ищи волшебную пилюлю, таких нет. Не прибегай к алхимии. Да, она поможет, но плата будет слишком высока. Она вернет твоему сыну голос, но обратит его в чудовище. И это чудовище немедля сожрет тебя. Почему люди не понимают этого? Если подумать, то все плохое вокруг ― демоны, чудища, войны ― дело рук человека.

Тень шумно вздохнул.

― Люди готовы пойти на многое ради надежды. Особенно, когда речь заходит о помощи близким.

― Желая хорошего, вредят, ― процитировал Део. Он не помнил, где прочел или услышал эту фразу, но знал, что она не его.

― Так поступают люди, ― Тень поскреб шею. ― Марк Дэ. Эпиграф к первой главе третьего тома «Счастливого несчастья».

Название книги почему-то навело Део на мысль, к которой он в последнее время возвращался все чаще. Трех месяцев и не прошло, как он появился на свет. И из младенца успел превратиться в юношу. Раньше это казалось ему чудом, даром, избавлением от страданий в детской, беспомощной оболочке. Но сейчас он все отчетливее понимал, какое это проклятие. Ведь взрослеть, значит, стареть. И если ничего не поменяется, если его взросление в один миг не замедлится, всего через пару лет он будет лежать в могиле ― дряхлый, изъеденный трупными жуками. Его больше не будет.

Мошка однодневка среди человеческих насекомых.

Иногда ему хотелось поговорить об этом с Тенью, но он не решался. Всегда находил достойную причину отложить на потом. «Настроение сегодня не подходящее», «Не буду расстраивать друга»... А когда настроение располагало к подобным беседам, да и Тень своим молчанием недвусмысленно намекал, что готов выслушать, Део упрямо убеждал себя, что если поделится сомнениями вслух, его жизнь, и без того неумолимо текущая, ускорится. Но на самом деле он просто боялся услышать правду. Боялся, что Тень подтвердит его же догадку, скажет, что его жизнь, как и факел, горит ярко, но быстро погаснет.

Лучше жить в неведении с надеждой, чем знать все и задыхаться в безысходности.

Тень с того ни сего похлопал Део по плечу. Мягко, участливо, точно откликаясь на его невысказанные переживания.

― Я горжусь тем, каким ты растешь, Део, ― голос Тени едва заметно дрогнул. ― Ты большой молодец.

Део улыбнулся, потупил взгляд.

― А я горжусь тем, что ты гордишься мной.

И они дружно засмеялись, седовласый мужчина и юнец. Зной, жужжание надоедливых мух, кислый душок рвоты не могли помешать их веселью.

― Хэй! ― услышал Део. ― Хэй!

Обернулся на крик и увидел двух скачущих по дороге гнедых лошадей, запряженных крытой повозкой. Повозка прыгала на кочках, скрипела, трещала ― того гляди развалится, но возчик и не думал сбавлять ход. Он свирепо дергал за поводья, как если бы от того, как скоро доберется до харчевни, зависела чья-то жизнь.

― Совсем лошадей не жалеет, ― сказал Део, ― так не долго и без всего остаться.

― У него на то есть причина, ― отозвался Тень.

― Все ты знаешь.

И словно по заказу, возчик, остановив повозку в десяти шагах перед входом в харчевню, закричал:

― Эй, парень! Парень, иди сюда! Помоги, прошу, скорее! У меня тут раненые!

Део вскочил и обнаружил, что Тени рядом нет. Он будто провалился сквозь землю. Но времени удивляться не было. Тень не редко так исчезал. Део побежал к мужику.

Тот возился с тесемками, затянувшими вход в повозку. Потные, дрожащие руки его не слушались.

― Боже, что за напасть! ― кричал возчик. Его телесная рубаха потемнела от крови. ― Да развязывайтесь вы, сволочи! Развязывайтесь!

― Эй, что случилось? Давай я... ― Део замолк, пораженный. Сквозь щели меж тесемок он разглядел женщину с рваной раной на шее. Женщина не шевелилась. У нее на коленях лежали два мальчика. У первого на месте уха чернело кровавое отверстие, он вздрагивал каждые несколько секунд, второй трясся, держась за обмотанное тканью плечо, и тихо хныкал.

Какой ужас.

― Помогите! ― закричал Део во весь голос. ― Йона! Помогите!

Он выхватил из-за пояса нож, перерезал тесемки. Затем, не переставая кричать, забрался в провонявшую повозку и помог мужику спустить мальчиков. Женщина, он не нащупал ее пульс, была мертва. За ней, в углу кузова, лежало еще тело. Девушка. Холодная, бледная, с торчащей из живота дощечкой, но живая. Девушку Део не рискнул передвигать. Сказал, чтобы она потерпела, и услышал снаружи голос Йоны:

― Етить! Что здесь... Парни! Парни, мать вашу, все сюда, скорее! И, эт самое, тащите бухло с собой!

― Мальчики жить будут. ― Део вылез из повозки. ― Внутри девушка лежит. У нее из живота кусок дерева торчит. Я ее побоялся вытаскивать.

― И правильно сделал, ― бросил Йона, но тут видимо сообразил, кто стоит перед ним, и лицо его скривилось. ― Отойди! Клянусь, если узнаю, что это твоих рук дело...

― Я тут не причем.

Возчик оказался на пути Йоны.

― Не мешайся! ― рявкнул Йона. ― У меня тетка знахаркой была, кой чему научила. Как пойла принесут... А вот и оно. Ваня, Ваня, бочкой тебе придави, сюда дуй! Сюда! Лезь за мной! И живее! Тащи свой зад, осел! А ты смотри за мальчиками.

Возчик, его трясло, присел на землю и закашлялся.

― Кто это с ними? ― спросил Део, которому было и жутко, и дурно одновременно.

― На деревню нашу, Сыворотку... ― сбивчиво отозвался мужик. ― На деревню напали.

― Кто напал?

Сыворотка в дне пути от Траты.

― Нелюди... С псами ихними... Целая армия... Они разорвали старосту, убивали всех без разбору. Детей, женщин, стариков. Убивали ради забавы, сволочи. Мы ведь и противиться то не могли, шо поделать, сразу сдались. Сдались, дураки, надеялись, пощадят нас. А они давай веселиться по черному...

― Как же вы сбежали?

― Нас, это, отпустили.

― Отпустили? ― Део свел брови. ― Зачем?

― Чтобы мы вам рассказали.

Део сжал кулаки, успокаивая дрожь в теле.

― У них было знамя, флаг, герб?

Возчик рассеянно кивнул.

― Птица желтая на этом, как его, не зеленом, но похожем на зеленый, цвете.

― Нордины? ― Део качнул головой. ― Нордины не воюют с Хоруинами.

Он посмотрел на запачканного кровью возчика.

Ты либо чокнутый, либо лжец.