– Сеньоры и сеньориты, говорит капитан, мы пролетаем небольшую зону турбулентности. Она неопасна и вскоре закончится, но прошу во избежание травм сесть в свои кресла и пристегнуть ремни безопасности. Экипаж прошу занять свои места.
Чонгук отключился, но после его голоса Дженни поймала себя на странной мысли, что рада была его слышать. И еще на одной странной – после его голоса стало спокойнее, казалось, что даже самолет стало меньше трясти.
Дженни проследила за стюардессами: они вкатили столик обратно на кухню, покинули салон и пассажиров. Послушные стюардессы, ничего не скажешь, капитану здесь никто не перечит. Чонгук, наверно, ощущает себя Богом. Еще бы! Он же единственный, кто принимает решения за всех летящих на этом самолете.
Самолет продолжало трясти, не сильно, но ужасно неприятно. Сложилось ощущение, что они едут по дороге, которая сделана римлянами из камней. Ноги уперлись в пол, нужно было чувствовать твердость. Интересно, самолет может упасть в зоне турбулентности? А если его закружит, или откажет какой-то датчик? Что вообще такое турбулентность? Почему пилоты не могут ее избежать? Раз Чонгук предупредил о ней, то, значит, знал. Ну и повернул бы в сторону.
Дженни взглянула на своих соседей: мужчина проснулся от тряски, а жена снова его успокаивала. Скорее всего, физически он переживал то же самое что и Дженни: биение сердца в горле, прерывистое дыхание, концентрация на том, что ноги стоят устойчиво, а самолет неустойчив. Боже милостивый! Спасали только слова Чонгука, что это скоро закончится. Но казалось, что прошла вечность. Пальцы заболели от того, что так сильно сжимали подлокотники. На голову снова положили тонну гирь, кровь приливала к ногам, которые становились тяжелыми. Самолет набирал высоту.
– Куда еще выше, Чон? – выругалась Дженни, откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза.
Резко все стихло, что привело ее в недоумение. Надо же! Самолет поднялся и вышел из этот омерзительной зоны.
– Браво пилотам, – обрадовалась Дженни и, улыбнувшись, обратилась к соседям. – Все кончено.
Женщина кивнула с такой же улыбкой, и все устремили взгляд на мужчину. Он лишь закрыл глаза, возможно, снова провалился в сон.
– Никогда не привыкну к турбулентности, – улыбнулась женщина, – я совсем забыла представиться – Ли Соен. – Она протянула руку, боясь задеть мужа, который сидел посередине. – А это мой муж Стивен, в полете он предпочитает спать.
– Ким Дженни, – девушка пожала морщинистую теплую руку, кожа на ней была тонкая. Вспомнились руки мамы – сухие, лишенные влаги.
– Теперь понятно, почему вы загрустили, когда услышали про Францию. Вы француженка?
Все так думали, но это ошибочное мнение:
– Нет, я родилась на Мальте. – Дженни перевела взгляд на планшет, лежащий перед ней, давая понять, что не хочет продолжения разговора. Все, о чем угодно! Но только не о ее корнях и родителях. Иметь французскую фамилию – значит поставить на себе клеймо с печатью Франции.
– Прошу прощения, что лезу не в свое дело, – виновато улыбнулась Соне и откинулась на спинку кресла, – просто ваша фамилия говорит о французских корнях. Но эти корни могут виться не одну сотню лет. А Мальта, кстати, удивительная страна! Мы посетили ее в самом начале нашего путешествия, Ла Валетта прекрасна.
– Да. – Вот этот разговор Дженни уже был по душе. Какая проницательная старушка. – Я родилась и живу в Ла Валетте. И где же вам больше понравилось: на Ла Валетте или в Катании?
– Ла Валетта – это лоск и изящество старины, вековая архитектура и рыцарский дух. Катания другая, она веселая и непредсказуемая, она простая, но очень душевная. Это разные города, их нельзя сравнивать. – Соен погрузилась в воспоминания об отпуске.
– Я мало была в Катании, – произнесла Дженни, – несколько часов, свидание с этим городом как-то не сложилось. Но мне бы хотелось поближе подойти к вулкану Этна. Честно говоря, это единственное, что меня привлекает в Сицилии.
– Этна, да! Величественный вулкан, от него не знаешь, что ожидать. Он так близко находится к Катании, что если решит извергнуть порцию лавы, то город очень сильно пострадает. Жители это знают, но все верят, что в этом веке такого не случится. – Соен передвинулась ближе, чтобы ее никто не услышал. – На самом деле, это неосмотрительно. Итальянцы безрассудные люди. Чтобы жить возле действующего вулкана, надо иметь крепкие нервы.
– Полностью согласна, – кивнула Дженни, подумав о Чонгуке, может, то, что он бросился в горящий салон спасать людей, тоже безрассудство? Скорее всего, это у итальянцев в крови.
Пока Дженни беседовала с соседкой, время промчалось незаметно. Девушка почти забыла, что она летит на самолете. Если бы не отвратительный звук двигателей и не вопрос Рюджин, то можно было подумать, что она дома.
– Джен, у тебя все в порядке? Воды еще принести? Мы скоро будем снижаться.
– Спасибо большое, ничего не надо. – Было приятно знать, что про нее не забыли. Обменявшись милыми улыбками, стюардесса ушла.
– К тебе особое внимание, – подметила Соен, – или здесь так относятся ко всем, кто летит в первый раз?
После слов «первый раз» Дженни ощутила странную пустоту. Все! Они скоро сядут, и уже никогда нельзя будет сказать, что она никогда не летала. Стало неуютно. Такое ощущение, что ее лишили чего-то важного, того, с чем она жила всю жизнь. Она буквально потеряла девственность. А виноват в этом Чонгук.
Это было ужасное сравнение, но зато самое правдивое.
– Не думаю, что они волнуются за каждого пассажира, который летит впервые. Просто мне повезло. Или, напротив, – дальше девушка уже шептала, – не повезло.
Теперь тело будто подпрыгнуло и растворилось в воздухе. Потеряло вес на долю секунды, душа отделилась от него и тут же вернулась. Самолет гудел уже по-другому, сильнее, опять начало закладывать уши. Мистер Ли вздрогнул во сне и тут же проснулся, видимо, ощущая эти изменения.
– Сеньоры и сеньориты, говорит капитан. Мы приступили к снижению и через несколько минут наш самолет совершит посадку в аэропорту самого красивейшего города мира – Рима. Погода нас встречает солнечная, плюс двадцать пять градусов. Желаю вам прекрасных проведенных часов в столице Италии и незабываемых впечатлений.
Такой почтительный капитан. Но именно сейчас его слова не впечатлили, Дженни их плохо слышала, все ее мысли были заняты тем, что она ощущала. А что она ощущала? Ничего хорошего! Даже возникло желание достать бумажный пакет и держать его наготове, потому что мистер Ли именно так и сделал.
– Хуже посадки только воздушные ямы.
Дженни перевела на него удивленный взгляд:
– Взлетать не страшнее?
– Все страшно, – пробубнил он и обернулся к жене: – Дорогая, закрой шторку, при виде того, как самолет тонет в облаках, мне становится совсем плохо.
– Ты же знаешь, что опускать шторки во время посадки нельзя. – Соен говорила ласково, наглаживая руку мужа, пытаясь успокоить. – Не смотри в окно.
Когда ты слышишь, что куда-то смотреть нельзя, то взгляд сам ищет это место – таков закон. Дженни автоматически посмотрела в окно, наблюдая в нем кусочки тумана. Это и есть облака? Неужели они такие плотные? Неужели в них можно нырнуть и вынырнуть?
– Когда самолет погружается в тучи, то его начинает трясти, поэтому я ненавижу тучи, – произнес мистер Ли, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Надо было сделать так же. Скорее всего, он знает какой-то секрет, как не ощущать турбулентность. А она уже была менее ощутима – мелкая дрожь охватила весь самолет, которую можно было сравнить лишь с легким колыханием воды. А может, давление на голову стало таким сильным, что тремор самолета ушел на второй план? Или просто турбулентность была небольшой.
Сильно закладывало уши, это тоже отвлекало от остальных ощущений. Надо было закрыть глаза, как мистер Ли, но идущая по проходу стюардесса привлекла внимание. В общем, Дженни поняла, что готова отвлекаться на все, что движется и не движется, но лишь бы не думать о том, что самолет может разбиться при посадке. Улыбаясь пассажирам, Наен шла по проходу, что-то рассматривала у каждого пассажира. Дженни не сразу поняла, что она проверяла, пристегнуты ли ремни безопасности.
Ее ремень в полном порядке, она даже убрала руки, чтобы показать его Наен. Та кивнула одобрительно, но указала на столик, который был выдвинут, на нем все еще лежал планшет. Дженни не написала ни слова, а сейчас вообще желание было только одно: вцепиться мертвой хваткой в подлокотники.
– Столик надо убрать. И планшет тоже. – Наен заметила бледность на лице Дженни, блуждающий взгляд, нахмуренные брови. Девушка уже тяжело понимала, что от нее хотят. – Все хорошо?
Разве может быть хорошо, когда впереди тебя ждет неизвестность? Но Дженни слегка качнула головой, с трудом засунула планшет в сумку и передала ее стюардессе – самой встать сил не было. Наен с легкостью запихала сумку в отсек для багажа и помогла убрать столик.
Стюардесса улыбнулась и пошла по салону дальше, оставляя Дженни со своими страхами. Она не психолог, чтобы лечить пассажиров. И вообще странно: брат пилот, летает большую часть жизни, а сестра летит впервые, боится. Хотя ее страх обоснован – в первый раз волнительно всем.
Дженни откинулась на спинку кресла, ощущая давление на голову, потом ее потянуло влево, и сложилось ощущение, что тело сидит на месте, а душа улетела в сторону наклона самолета. Омерзительно! Можно сравнить это состояние с американскими горками, только там все происходит на земле, здесь же... Даже страшно подумать – в воздухе!
Самолет кренило сильно, пришлось закрыть глаза и даже вспомнить пару молитв. Нет, обратно она не полетит самолетом, поедет автобусом или поездом, но вернется по суше.
Потом донесся странный рык, Дженни распахнула глаза и перевела взгляд на своих соседей. Лучше бы она не смотрела! Мистер Ли держал у рта бумажный пакет, изливая в него желудочное содержимое. Его жена произносила утешительные слова, но Дженни уже было не до слов. Рывком она расстегнула ремни безопасности и встала в проходе. Где туалетная комната? Не было времени думать и искать, она побежала, прижимая ладонь к губам. Зачем она посмотрела в сторону соседей? Зачем вообще надо было раздавать пакеты пассажирам? Пусть бы их тошнило в туалет.
Она добежала до конца рядов, остановилась близко к кабине пилотов, но ей было не до них. Она еще поговорит с Чонгуком о том, что он везет не мешки с картошкой, а живых людей, которых от внезапных наклонений самолета тошнит прямо на своих местах.
Где туалет? Дженни огляделась, тошнота уже подкатывала к горлу, она старалась дышать глубоко. Туалет нужен был срочно. Открыв первую попавшуюся боковую дверь, она увидела унитаз и облегченно выдохнула.
– Джен, посадка! Нельзя вставать со своих мест, – тут же подбежала Наен с испуганным видом, – я умоляю тебя сесть, пристегнуться и делать «это» в пакет.
Но Дженни лишь захлопнула перед ней дверь и нагнулась над унитазом. В желудке ничего не оказалось, она же толком ничего не ела. Как же хорошо! Перед полетом это опасно делать, а то можно вцепиться в пакет, как мистер Ли.
Дженни выпрямилась, но ее шатало. Или это шатало самолет? Голова шла кругом, тошнить продолжало и пришлось сесть на корточки. Как же здесь мало места! Невыносимо мало! Если бы она была производителем самолетов, то через каждые два кресла поставила бы туалетные кабинки.
В дверь постучали:
– Дженни, это Рюджин, ты должна пройти на свое место...
– Меня тошнит! – тут же вставила Дженни, но поняла, что все же больше тошнит мистера Ли. – Моего соседа тоже тошнит, я не могу на это смотреть.
– Дженни, – дверь распахнулась, и Рюджин тут же принялась поднимать с пола девушку, – ты с ума сошла! Срочно надо сесть на свое место и пристегнуться.
Самолет качало, даже звук стал другим – он уменьшился. Но с каждой проведенной здесь секундой закладывало уши. Дженни поднялась, но ноги не слушались, и ее качнуло.
– Я не пойду на свое место, мистеру Ли плохо, его тошнит прямо в пакет!
– Значит, не смотри в его сторону. – Рюджин, держа Дженни под руку, пыталась вести ее на свое место. – Закрой глаза, и все.
– Я так не могу. – Дженни упиралась как могла, но, увидев свободное место, присела на него. Она обвела взглядом новых соседей – молодую пару и убедилась, что им очень хорошо, их не тошнит.
Рюджин сама лично пристегнула ремни безопасности на Дженни, и девушка зажмурила глаза. Она ничего не видела, но зато стала больше прислушиваться к звукам, вибрации, к своим ощущениям. Голова кружилась, уши продолжало закладывать, хотелось зажать их руками и закричать, чтобы отчетливо услышать свой голос. Но голос не перебьет рев двигателей, который становился отчетливее. Она распахнула глаза, и тут же свет в салоне резко погас – это конец! Это был самый настоящий конец, когда техника уже показывает свою неисправность.
Дженни выдохнула, а получился стон. Сейчас она умрет и больше никогда не сделает глоток воздуха, никогда не улыбнется новому дню и никогда не увидит Чеен. Лицо сестры она увидела очень ярко. Чеен стояла во всем черном и прижимала платок к губам. Она оплакивала свою младшую сестру, которая погибла в авиакатастрофе.
Это ужасное зрелище, чтобы отвлечь себя от него, Дженни вцепилась с подлокотники, а ногами стала упираться в пол: так ей становилось немного спокойнее. Пусть это мнимый пол, но он придавал стойкость. А еще подумала о Чонгуке, выкрутится ли он, спасет ли своих пассажиров? И все ли с ним хорошо? Почему пассажиров не информируют о состоянии пилотов? Ведь люди должны знать, что все под контролем.
Дверь в кабину была весь полет закрыта! А если пилоты умерли? И самолет летит сам, а сейчас закончилось топливо? Он упадет! И не важно, что капитан выходил на связь. Это могла быть запись.
Понимая, что в голове много пессимистических мыслей, Дженни взглянула в окно, ожидая увидеть тучи, но увидела дома, дорогу и машины. Самолет накренился с такой силой, что ее буквально потянуло влево. Они падают! Это без сомнений! Сейчас перевернутся!
– Господи, спаси нас, – прошептала Дженни, закрыла глаза и облокотилась на спинку. Уже ничего не сделать, остается молиться, дышать и ждать, когда наступит смерть.
Но смерть задерживалась... Дженни это поняла через пять минут. А может, через пятнадцать. Казалось, что прошла вечность, прежде чем она открыла глаза, чтобы оценить обстановку. Но как только открыла, сразу ощутила твердость земли – самолет сел! Тут же ее прижало к креслу с еще большей силой, чем во время взлета. Самолет загудел сильнее, а потом начал сбавлять скорость.
Она задышала, а хотелось плакать! Выбежать из этой железяки, встать на колени и целовать землю! Обратно она точно не полетит, она поедет поездом, машиной, можно хоть на телеге, но только не в воздухе. Пусть это займет дни, она согласна на месяцы, но зато нервы будут крепче.
Пассажиры начали расстегивать ремни, послышался лязг металла, но Дженни не торопилась поддаваться стадному чувству. Вот остановятся, тогда она расстегнет!
Самолет катился по полосе уже совсем медленно, и только сейчас пришло понимание того, что они сели, все живы, но это было ужасно! Худшего с ней не приключалось. Даже когда тонула яхта, на которой они плыли с друзьями.
Тело расслабилось, Дженни буквально растеклась в кресле. Соседи, молодая парочка, пристально смотрели на нее, давая понять, что хотят выйти. Их надо выпустить, но сил не было. С трудом Дженни поджала ноги, пропуская этих двоих на свободу. Надо было тоже бежать, но только она выйдет отсюда с Чонгуком. После такого полета он обязан будет рассказать ей все до мельчайших подробностей, и она покинет Рим.
Дверь в кабину пилотов открылась, и Дженни затаила дыхание, готовая выплеснуть весь гнев, накопленный за этот отвратительный полет.