Перед долгим рассказом Жак сделал глоток чая, выдохнул и начал говорить:
– Дженни, я познакомился с твоей матерью, когда был молод, мне было девятнадцать лет. Приехал учиться на Мальту, выбрал это место потому, что часто отдыхал там с родителями в детстве. Я помню, как впервые увидел Эйну на автобусной остановке. Она стояла такая красивая, но одинокая, грустила, держа в руках учебники. Я просто подошел к ней, рискнул познакомиться, хотя не верил, что эта девушка мне ответит взаимностью. Но она ответила. В тот вечер я проводил ее домой, мы не стали ждать автобус. Мы шли по улице и много разговаривали, она смеялась, ее грусть растворилась. Мы учились с ней в одном институте, Эйна была первоклассным переводчиком, а я познавал азы архитектурного дела. Мы были разные, – Жак улыбнулся, погрузившись в воспоминания, – но ведь именно такие люди и притягиваются друг к другу. Мы встречались на протяжении года, а потом решили пожениться. Как-то все так быстро... Тут же она забеременела, и вскоре появилась Чеен. Но мы были студентами, лишних денег не было, мне пришлось устроиться на несколько подработок и работать ночами. Обычная банальная картина в жизни многих людей. – Жак вздохнул, немного помолчал, его взгляд был опущен на собственные руки, и Дженни поняла, что сейчас он начнет говорить то, что ей будет больно слушать. – Приходилось много работать, чтобы дать все, в чем нуждалась Чеен. Спал я крайне мало, днем учился... Быт и моя усталость... На этой почве мы начали ссориться...
Жак задумался, что-то пробубнил очень тихо, улыбнулся, а потом выругался. Он был зол на себя или на жизнь. Дженни пока не могла понять. Но было ясно, что ему тяжело давался рассказ.
– Дженни, мне жаль, что тебе придется выслушать правду о жизни твоих родителей, о том, что было на самом деле. Для тебя мама всегда останется самой лучшей, когда-то Эйна для меня тоже была самым ценным на свете человеком. Но в какой-то момент я начал понимать, что меня раздражает ее вечное недовольство, упреки и ругань. Любовь превратилась в лед.
Чонгук поежился, он буквально оказался в собственном браке, перевел взгляд с Жака на его жену и понял, что этот человек счастлив именно с этой женщиной. Тут же ощутил тепло от сидящей справа Дженни. Эта девушка не источает холодную стужу, от нее веет теплом, лавандой и спокойствием.
– Мы много ругались, – продолжил Жак. – Знаю, тебе кажется, что я выгораживаю себя. Возможно, моя вина тоже в этом была. Мы пытались, как могли, сохранить брак, даже родили тебя.
Он потерянно посмотрел в лицо дочери, отмечая для себя, что она похожа на мать, но что-то было от него... цвет и глубина глаз Дженни. Она смотрела на него, боясь моргнуть, ожидая продолжения, но в глазах застыли слезы. Она не хотела плакать перед ним, поэтому боялась моргнуть.
– Вскоре я закончил учебу, устроился на работу, денег стало больше, но счастья больше не стало. В нашей семье чего-то не хватало. Понимания... Ответных эмоций...
Он задумался и улыбнулся:
– Джен, а ты помнишь, как мы плыли с тобой на катере в Катанию? Помнишь, как ты боялась, что он перевернется и ты упадешь в воду? А помнишь, когда мы сошли на берег, первое, что ты сделала, это указала на Этну и сказала, что хочешь на эту гору? А я обещал тебя туда свозить... – Теперь в его глазах тоже застыли слезы, он окунулся в прошлое, которое вызвало столько ярких воспоминаний и чувств, что сложно было сдержаться. – Мы когда-нибудь обязательно поедем в Катанию снова...
Дженни выдохнула и стерла влагу с уголка глаза, делая вид, что просто попала соринка.
– Я побываю там... без тебя, – прошептала она, – продолжай.
Жак кивнул, отгоняя воспоминания о маленькой до- чери:
– Не буду затягивать. Просто хочу сказать, что когда в моей жизни появилась Амели, то все стало насыщенным и ярким. Мы живем тихой сельской жизнью, наш дом полон уюта и тепла, у тебя есть два брата, Джен, Седерика ты видела вчера, ему семнадцать, а Фабьену одиннадцать.
То, что она только что узнала о братьях, ни капли не задело ее сердце, скорее напротив, ненависти стало лишь больше.
– Джен. – Отец наклонился через стол, желая коснуться ее рукой, но девушка отпрянула.
– Не надо. – Дженни вжалась в диван, и когда ощутила пальцы Чонгука на своей руке, накрыла их ладонью. Он давал ей поддержку, и она была ему за это благодарна.
– Если вы приедете в Катанию, – улыбнулся Чонгук, разряжая обстановку, – рад буду показать вам Этну. Я оставлю вам свой адрес.
– Чонгук, ты из Катании? – произнесла Амели. – Удивительный город.
– Палермо гораздо удивительнее, – кивнул он и перевел взгляд на Дженни, думая, что пока он говорил про города, она немного отвлечется. Сейчас ее злость и обиду не унять никакими городами, должно пройти время. Чонгук это прекрасно понимал. – Амели, можно мне кофе? Я даже налью сам, – произнес он и встал с дивана.
– Я помогу. – Женщина поняла его намек. Он уводил лишних людей в другую комнату, чтобы отец смог рассказать дочери историю дальше. Возможно, Жаку было бы стыдно признавать свои ошибки при свидетелях.
Они ушли, оставляя отца и дочь вдвоем. Жак слегка улыбнулся, понимая, что это хороший повод начать самое сложное:
– Дженни, я знаю, что ты никогда не простишь меня, я сам себе не могу простить, что столько лет не давал о себе знать. Я просто сбежал от жизни, которая меня терзала. Хотя, перед тем как уйти, я пытался поговорить с Эйной... но она была настолько зла, что разговор заканчивался битьем посуды и криками. Она выкинула мои вещи в окно и даже не дала попрощаться с вами. – Жак застыл, смотря в одну точку, но губы его шевелились. – Я сел в такси и уехал. Но напоследок посмотрел в окно: на меня смотрела Чеен и махала рукой...
Жак склонил голову и тихо заплакал.
– Никогда не забуду тот день и ее глаза. Она думала, что я вернусь, думала, что провожает меня на работу, а в итоге я больше не увидел ее глаз.
– Но ты мог приехать снова и увидеть, даже несмотря на то что вы с мамой не ладили...
– Мог, но не приехал. – Он совсем поник и произнес это очень тихо. – Сначала новая семья и новые эмоции захлестнули меня, а потом прошло много лет и мне было стыдно. Я никогда не прощу себе этого и тем более не могу ждать прощения от вас с Чеен.
Дженни и не собиралась его прощать, но поймала себя на мысли, что благодарна ему за правду! Он сказал ей все честно, а мог придумать историю, где выставил бы себя героем. Нет, он не герой, он обычный человек. Мужчина, который не способен заботиться о своих детях.
Ей было пять, когда мама и папа ругались. Обычно ругань откладывается в памяти, но Дженни не помнила скандалов в семье. Где же была она в момент, когда Чеен смотрела в окно на уходящего отца?
– Почему я ничего не помню?
Жак пожал плечами:
– Мы старались не ругаться при детях. Возможно, поэтому, Джен, – он взглянул в ее глаза, – я не стал скрывать правду, найдя в этой жизни Амели, я стал счастливым по-настоящему. Жизнь одна, и надо уметь жить верно. Я ошибся лишь в том, что перечеркнул прошлое, а должен был забирать вас с Чеен на каникулы.
Несколько минут они сидели молча. Просто думали. Дженни видела Чонгука в дверях, он кивнул, давая понять, что будет ждать столько, сколько нужно.
А Дженни пока не торопилась уходить:
– Ты прочитал мамины письма?
– Читал всю ночь. – Жак взглянул на дочь. – Там вся ваша жизнь, которую я упустил. Эйна не думала высылать мне эти письма, Дженни, она хотела, чтобы кто-то из вас приехал отдать их мне. – Он вздохнул и отвел глаза, в них застыли слезы. Мужчине не подобает плакать, поэтому он старался скрыть сантименты. Но это получалось плохо, слезы вырывались наружу.
– Я любил Эйну, – прошептал он, – первая любовь не забывается никогда. Мне жаль, что так все получилось.
– Я не буду рассказывать тебе, как нам с Чеен жилось без родителей, и уж тем более не скажу, что испытывает дочь, когда на ее глазах умирает мать. Ты заплатил, Жак, тем, что вынужден жить, зная, как презирают тебя собственные дочери.
Она встала и вышла из комнаты, Чонгук последовал за ней, и когда они оказались на улице, просто прижал ее к себе. Она уткнулась в его грудь, ощущая запах ананаса и пачули, и горько заплакала.
Дорога назад растянулась в молчании. Дженни переваривала слова Жака, повторяла их, испытывая лишь обиду и ничего более. Ну, может, еще чуть-чуть жалости к нему. Чонгук лишь изредка бросал на нее взгляд, думая над собственной жизнью. Надо же! Какое совпадение, что история отца Дженни так похожа на историю его жизни. Без детей! Слава богу, что их нет. Нет детей, и это отличный шанс начать все сначала. Жак сейчас счастливый человек, это проявляется во всем: в том, как он касается рук новой жены, как он смотрит на нее и дорожит ею.
– Я хочу уехать отсюда, – наконец прошептала Дженни, и Чонгук затормозил машину как раз возле аптеки.
Еще утром они говорили о том, что надо купить презервативы. Вчерашний секс получился спонтанным, и очень хотелось бы избежать последствий. Но Чонгук поймал себя на мысли, что таким последствиям он был бы рад.
– В Париж?
– Нет. – Она обернулась к нему и коснулась щеки. Чонгук тут же поцеловал ее руку. – Поехали со мной на Мальту, хочу показать тебе все красоты этого острова, потом куда скажешь... Я вся твоя. Будь моим эти дни. Только моим.
– Я и так твой, – произнес он и вышел из машины.
В гостинице, в номере, Дженни совсем забыла о том, что они еще полчаса назад мечтали уехать. Уедут утром, именно так сказал Чон, подойдя вплотную к Дженни, снимая с нее футболку, целуя кожу возле ключицы. Она согласилась, уже практически ничего не понимая.
– Только продолжай, – прошептали ее губы, ощущая поцелуи ниже, у груди, потом у пупка. Лямки бюстгальтера сами сползли с плеч или это сделал Чонгук – девушка уже не понимала. На такие мелочи не хотелось обращать внимание. Хотелось вообще остаться обнаженной, стоять перед ним, зная, что его взгляд буквально съедает каждый миллиметр ее тела.
Она опомнилась, когда и правда стояла обнаженной, а поцелуи Чонгука спустились до конца. Дженни погрузила пальцы в его волосы, отчетливо ощущая его пальцы внутри себя. Ноги подкашивались. Вчера она так же чуть не упала. Сегодня только шумно застонала, забыв про соседей. Как это было сладко чувствовать дыхание Чонгука между своих ног, его пальцы внутри себя.
Это истома, от которой хотелось кричать, стонать, но она лишь тяжело дышала и боялась шевелиться. Ощущение расслабленности пришло лишь тогда, когда она лишилась рук и губ Чонгука. Он отошел от нее и начал раздеваться. Дженни затаила дыхание, любуясь его стройным телом, мышцами его груди и пресса и тем, что было ниже. Она улыбнулась и облизнула губы.
– А ты хитрая, – произнес он, – но нет, сейчас все будет долго. Сколько раз ты способна испытать оргазм, Джен? – прошептал он ей прямо на ухо, развернул от себя задом и поднял волосы на шее.
– Не знаю, – хрипло произнесла она, – давай начинать считать.
Тут же она оказалась прижатой животом к кровати, ощущая губы Чонгука на шее. Они спускались по спине, еще ниже, к ягодицам. Пришлось выгнуться, снова ощутив его пальцы между ног.
Она застонала и рухнула на кровать.
Утром они уже ехали на машине в сторону Парижа, включив музыку на всю громкость, открыв окна, смеясь и подпевая песню за исполнителем. Во французских словах Чонгук ничего не понимал. Дженни пела, оборачивалась к нему, пальцами проводила по его лицу и тут же подтанцовывала. У нее это получалось так забавно, что Чонгук улыбался всю дорогу и любовался ею. Она потрясающая! Самая вольная, как ветер! Она легкая, как небо, и она нежная, как облако.
Иногда они останавливались, выходили в поле, смотрели на летящие в небе самолеты, Дженни прыгала от радости и махала руками. Даже Чонгук, смеясь, сделал так же пару раз. И это оказалось забавно.
– Это ужасно глупо выглядит, когда капитан прыгает при виде самолета, – засмеялся он.
– Значит, ты любишь свое дело, – взмахнула рукой Дженни и осеклась. Она бы точно не помахала рукой ни своему компьютеру, ни планшету, ни даже главному редактору.
Но она стоит и машет в небо! Потому что авиация – это неземное место, лишенное мирской суеты, где действуют свои законы и порядки. Где всем правит экипаж, а во главе стоит капитан.
Она обернулась к Чонгуку, смотря на него уже не теми глазами, что раньше. Теперь он для нее не загадка, тайну она разгадала: просто он влюблен в свое дело. И то, что он нарушил многочисленные правила авиакомпании при том пожаре – такая мелочь, зато он спас большую часть людей.
– Люблю, – хитро улыбнулся он и притянул Джен к себе. Она обняла его, вдыхая запах ананаса и пачули, теперь различив зеленое яблоко и даже корицу. Странный микс, его личный, особенный. Она помнит название фирмы, которая решила выпустить такой специфический запах, и обязательно найдет его в магазине.
Его губы коснулись ее макушки, и Дженни закрыла глаза. Это самый счастливый день ее жизни, и чтобы их ни ждало, он навсегда останется в памяти и будет самым ярким воспоминанием. Но еще есть несколько дней, чтобы пополнять альбом под названием «Чон Чонгук: воспоминания на всю жизнь».
Они проехали мимо Парижа, минуя город, чтобы успеть в аэропорт «Шарль-де-Голль» на рейс на Мальту.
Проезжая мимо столицы, Чонгук вспомнил своего учителя Гюстава, его лекции, его любовь к своему делу. Похороны состоялись утром, но среди всех провожающих Чонгука там не было. Было рискованно идти туда и не попасть под камеры прессы. И он нужен был Дженни больше, чем Гюставу. Чонгук надеялся, что Бог его простит за этот грех. Как и за другой...
Машина чуть не съехала с дороги, он вовремя опомнился и остановился. Дженни подалась вперед и тут же обратилась к нему:
– Все хорошо? Ты устал, дорога долгая. Давай я сяду за руль.
– Все хорошо, – кивнул он, нажал на газ, и машина снова поехала, – задумался.
– О чем?
Но Чонгук молчал...
Дженни ждала ответа, но так его и не дождалась. Когда они подъехали к аэропорту, она обернулась к нему:
– Чонгук, я рассказала тебе все о себе, каждую мелочь, каждую деталь. Я открылась для тебя, как книга. Но ты до сих пор хранишь то, что тебя гнетет. Знай, сейчас для тебя я не журналист, – она мотнула головой, – все, что я могу написать о тебе, это лишь то, что ты рассказал мне в Брюсселе. Но если есть кое-что еще, я буду нема. Ты мне дорог, Гук. И ты можешь рассчитывать на мое молчание.
Она сжала его руку, он чувствовал все тепло, с которым она это делает. И так хотелось сказать еще кое-что помимо того рассказа. Но Чонгук лишь кивнул:
– Ты мне не поможешь.
– Нет? Но помощь бывает разной. После того как я рассказала тебе об отце, посмотри, как все изменилось! Наконец я узнала правду. Да, мне надо много времени, чтобы все осознать, разложить по полочкам, но ты мне помог! Я хочу помочь тебе. – Она держала его руку в своих ладонях, произнося эти слова, как молитву.
Но Чонгук аккуратно выдернул руку, открыл дверь машины и вышел на улицу.