– Разве я их читал? – Чонгук встал с кровати и навис над Дженни. Она подняла голову, смотря в его глаза, одной рукой держала края полотенца, другой прижимала к себе стопку писем.
– Ты их достал оттуда, куда я их положила!
– И что? Я захотел спать, прилег на подушку, а там...
– Что там? – не унималась она. – Там мои вещи.
– Прочитать адрес на конверте не воспрещается законом, Джен! Я не понимаю твою реакцию.
Она сама себя не понимала, опустила голову и сильнее прижала письма к груди. Мало что осталось от мамы, но это самое ценное, потому что там были все ее мысли.
– Прости, – прошептала она и села на кровать, убирая письма обратно в сумку.
Она снова взглянула на Чонгука, наконец увидев то, как он изменился. Он теперь не капитан, не при форме – темно-синие брюки-чиносы идеально подчеркивали его мощные длинные ноги, а серая футболка с принтом фирмы скрыла то, что она видела не так давно – его грудь. Сейчас видны только рельефы, и воображение рисует свои картины.
– Хорошо, – кивнул Чонгук, застегивая часы у себя на руке. Даже это он делал сексуально, перебирая пальцами металлический браслет. – Мы идем в город? Или ты передумала и решила ехать во Францию?
Дженни подняла на него взгляд. Откуда он узнал про Францию? Она не говорила это вслух, а если и говорила, то он был в душе! Видимо, Чонгук прочитал ее мысли. Но она сделала вид, что не удивлена.
– Нет, Франция подождет, – прошептали ее губы, – ждала же долгие годы.
Чонгук перевел на нее взгляд агатовых глаз, но Дженни на него уже не смотрела. Она задумалась, впала во временную кому, вернее, ее забрала к себе временная дыра прошлого.
– Тебя кто-то там ждет?
– Вообще никто. – Она мотнула головой и встала с кровати. – Что мне надеть? Я хожу в одном и том же уже несколько дней. Мне надо срочно в магазин.
– Значит, пойдем через магазин, – согласился он.
Найти магазин одежды в Брюсселе оказалось сложно, по дороге к кафе их не было. Это было странно для Чонгука, потому что в Италии на одной улочке могло уместиться сразу несколько магазинов. За пятнадцать минут, проведенных на улице Катании или Палермо, можно одеться на все сезоны. Но тут...
Дженни нервничала, а он снова представил ее в своей футболке, да еще и в одной постели! Даже стены между ними не будет, только стена из подушек. Надо бы выложить границу из камней, провести линию, как провел ее в свое время Маннергейм.
– Я уже проголодалась. – Дженни вышла из очередного странного магазина, который не произвел на нее впечатления. – К черту одежду. Надеюсь, ты дашь мне свою футболку еще на одну ночь?
Они шли неспешно, наслаждаясь хорошей погодой, новым городом, наблюдали за бегущими людьми, за машинами, которых было сейчас не так много.
– Я могу тебе ее подарить, – улыбнулся он. – Начни собирать уже сейчас свой чемодан в путешествия.
– Нет, спасибо, я принципиально чемодан покупать не буду! Это мой последний полет.
– Предпредпоследний... – Чонгук был расслаблен, хотя сейчас Дженни будет кричать. – Завтра мы будем в Палермо, а потом...
– Где я буду потом? – вскрикнула она и остановилась. – Сколько еще мне надо раз зайти в самолет?
Ее раздражение было обоснованно, Чонгук это понимал. Пришло время рассказать все, что ее ожидает: от просьбы Пауло поменяться с ним местами до момента, когда надо будет выбирать, на чем и куда ей лететь:
– В общем, ты можешь полететь прямым рейсом завтра прямо на Мальту.
Они вышли на главную площадь Гран-Плас, где, как в любом городе Европы, красовались самые главные здания – ратуша и церковь. Сердце Европы и дыхание старины Дженни не впечатлили, она была возмущена. А потом на место возмущения пришло понимание того, что ей придется выбирать: лететь с Чонгуком в Палермо, потом в Катанию, либо выбрать путь прямее и легче, сразу домой, но без него?
– Если я скажу, что здесь очень красиво, – от мыслей ее отвлек голос Чонгука, – ты наконец обратишь на эту красоту внимание?
Дженни автоматически взглянула на здания, подмечая для себя, что Чонгук прав: здесь божественный вид, величественный, даже царственный.
Он потянул ее за руку прямо в центр площади, а она не смотрела под ноги, все ее внимание резко стало сосредоточенным на архитектуре этого удивительного места.
– Эта площадь возникла в двенадцатом веке на месте болот.
– Откуда ты знаешь? – спросила Дженни, уже забыв про дом.
– Я же много путешествую, Дженни. Всегда интересно знать о том месте, где ты был, и побывать там, где ты не был.
Их взгляды встретились, Дженни застыла, слыша эти слова. Чонгук явно намекнул насчет полета в Палермо. Там она еще не была...
– Разве тебе здесь плохо? – Он опять потянул ее вперед. – Любой новый город – это целая история. Вот, например, это здание с тринадцатого века называется «Хлебный дом».
– Там хранили хлеб?
– Да, и там еще жил король, поэтому французское население Бельгии называет это здание Домом короля, а вот нидерландское – Хлебным домом.
– Как интересно. – Девушка зачарованно смотрела на высокую постройку готической архитектуры, шпили которой уходили в небо. В этом здании поселилось множество скульптур, украшающих окна.
– Как ты заметила, здесь слышна речь на двух языках: на французском и нидерландском.
– Я слышу французскую речь. – Дженни прислушалась к окружающим, пытаясь распознать язык, который слышала в детстве. Но всюду были туристы и чаще звучал английский язык. Жаль.
– В Брюсселе франкоговорящее население, а вот если попасть в Брюгге, что в паре часов к западу, там речь уже другая.
– Они друг друга понимают?
– Прекрасно, они изучают сразу три языка в школе вместе с английским.
Дженни поняла, что мир такой большой и интересный, она столько всего не знает.
– Писающий мальчик ведь здесь обитает?
Чонгук кивнул и указал в сторону:
– До него идти минут семь. Но хотелось бы поесть, кажется, ты была голодная.
Ах да! А еще ей хочется послушать его рассказ про катастрофу. Вернее, уже не хочется, Чонгук так интересно рассказывает о том, что видят ее глаза сейчас, что слушать о том, что она не понимает, скучно. Но работа прежде всего!
Они выбрали столик прямо возле ратуши, под открытым небом, которое принимало на себя вечер. Начинали включать подсветку, и вид становился сказочным. Дженни улыбнулась, взяв в руки меню.
– Отгадай, чем славится кухня Бельгии? – спросил Чонгук, и девушка оторвалась от чтения.
– Ммм. – Она задумалась, прижав папку к груди. – Я угадаю, не подсказывай!
– Я молчу, но ты можешь гадать сколько хочешь, у тебя много попыток.
– Улитки? – Было естественным назвать изыски Франции, но Чонгук мотнул головой. – Лягушки? Фуа-гра? Рататуй?
– Ты называешь все блюда Франции, но это же не Франция, тут еще живет население Нидерландов.
– Сыр? Селедка?
Чонгук засмеялся, и Дженни не смогла удержаться, захохотала тоже. Она впервые за все это время расслабилась. И, о боги, она впервые забыла, что на работе!
– Нет, ты не угадала!
– Шоколад! – тут же крикнула Дженни, как будто сейчас сорвет большой куш. – Как же я могла забыть! Бельгийский шоколад считается самым лучшим.
– Засчитывается. – Чонгук перестал смеяться, развернул к ней меню и ткнул пальцем. – Здесь самое вкусное пиво и его сортов великое множество. А еще здесь готовят потрясающую картошку фри. Она готовится на жиру на огне, поэтому вкус отличается от той, к которой мы привыкли. Он более насыщен. И, конечно, изюминка Бельгии – бельгийские вафли. Но для них надо выбрать специально день и поехать в Брюгге, там стоит фургон, где готовят вафли по старинному ре- цепту.
Дженни ярко представила все эти блюда, хоть они друг с другом не сочетались, в животе заурчало, и тут же подошел официант, как будто услышав ее голод.
– Две тарелки мидий, пожалуйста, с зеленью и картошкой-фри, – Чонгук начал делать заказ, временами бросая взгляд на Дженни, видимо, ее голодные глаза помогали в этом. – Есть блюдо от шеф-повара?
– Три вида рыбы с морепродуктами, месье: кальмары, креветки...
– Отлично, две порции. И два фужера пива, один Leffe Brune, а для дамы Leffe Ruby.
Наступила пауза, официант записывал заказ в свой блокнот, боясь что-то упустить:
– Это все?
Чонгук снова взглянул на Дженни, ожидая ее последнее слово, но она молча кивнула.
– Это все. – Чонгук передал ему меню, и официант удалился.
Вот теперь наступило время для долгого рассказа, он обещал Джен. Как только закончит его, они расстанутся и больше никогда не увидятся. Она отправится на песочную Мальту, а он в небо, потому что на земле ему душно. Небо... Глоток воздуха и бескрайние просторы облаков. Они услада для глаз.
Но сейчас усладой стало не небо, его даже не было видно. Солнце село неожиданно, время исчезло, вокруг царили огоньки, подсветки домов площади, и глаза девушки, сидящей напротив, в которых отражались эти огни.
– Ты уже определилась с возвращением домой? Полетишь завтра со мной в Палермо или... – Чонгук замолчал, понимая, что без нее будет уже скучно. И это было странно, по идее без нее должно быть отлично.
Дженни пожала плечами, сама не зная ответ на этот вопрос:
– Все будет зависеть от того, сколько ты мне расскажешь. Обещал, как я помню, много.
Чонгук усмехнулся: «много» не значит, что все. Но «все» было бы простым выходом и решило бы много проблем. Например, он бы избавился от нее и спокойно провел ночь в номере один.
– Я найду тебе билеты до Мальты. – Он достал телефон, но Дженни положила ладонь на его руку:
– Это успеется. Но мне не терпится услышать продолжение рассказа, что случилось после того, как произошел пожар у тебя дома. Сколько прошло времени до момента авиакатастрофы?
– Неделя, – Чонгук посмотрел на ее руку, лежащую на его руке, и Дженни тут же ее убрала, – ровно неделя. Это был обычный рейс, каких сотни у меня в месяц...
Его перебил официант, который принес пиво: поставил два фужера и удалился.
Дженни вспомнила, что выпила сегодня достаточно, больше алкоголя она не осилит. Но как можно побывать в Бельгии и не попробовать знаменитое бельгийское пиво? Чеен ей этого не простит. Пришлось сделать глоток и понять, что пиво не совсем обычное, более терпкое с играющими пузырьками на языке и приятным послевкусием, напоминающим какие-то пряности. И пиво было соломенно-красного цвета, что доказывало наличие добавки. И возможно, не одной, а целого микса добавок.
– Очень необычное, – кивнула она, посмотрев на Чонгука, – мне нравится.
Он улыбнулся, сделав глоток из своего фужера:
– А мне нравится атмосфера этого места.
Дженни даже закрыла глаза, услышав такое. Разве мужчины романтики? Сама она лично не встречала тех, которые бы говорили ей об атмосферности места.
Сейчас очень не хотелось омрачать эти прекрасные минуты разговорами о катастрофе. Хотелось открыть глаза, взглянуть на Главную площадь, вдохнуть в себя воздух Брюсселя, пить пиво и есть мидии.
Дженни распахнула глаза, но встретилась со взглядом агатовых глаз. За последнее время они стали родными. За последнее время она видела их чаще, чем глаза сестры.
– У меня хорошая идея, – произнес Чонгук, и Дженни насторожилась, – мы будем рассказывать поочередно: немного я, немного ты.
Хотя бы так он узнает о ее странных письмах. А они не давали ему покоя, потому что они не давали покоя этой девушке. Он выискал уже две проблемы, которые омрачают ее жизнь. Но если первая, страх полетов, больше сидела в ее голове, то другая оплела ее глубже. – Ты задала вопрос, теперь моя очередь.
– Эээ. – Дженни пришла в шок, даже слов не было! Чонгук хитер, думает наперед быстрее, чем летит его самолет. – Здесь журналист я.
– Давай поменяемся ролями, могу обучить на пилота.
– Ты издеваешься? – не унималась она, но было ужасно интересно, какой вопрос бы ей задал Чонгук. – Пилотом я не стану в этой жизни. – Она задумалась. – Но почему бы тебе не испробовать себя в роли журналиста? Отвечая на твои вопросы, я ничего не теряю. Кстати, заметь, – она подмигнула, – я ничего не скрываю и охотно буду отвечать на твои вопросы. А вот ты, Чон Чонгук, явно что-то не договариваешь, если всегда «съезжаешь» с темы катастрофы.
Знала бы она, каково это пережить, когда на твоих глазах люди сгорают заживо, их крики, их руки... Чонгук качнул головой, чтобы отогнать воспоминания, и снова взглянул на Дженни. Она не поймет никогда, потому что ее там не было. Она не ощущала едкий запах горящего пластика и человеческих тел.
– Возможно, – его глаза сощурились, – но об этом я вряд ли скажу, это останется со мной навсегда. И вообще, мой вопрос: кто такой Жак Ким?
Дженни пожала плечами, усмехнувшись:
– Из тебя получился бы плохой журналист, потому что ты задал вопрос неправильно.
– Правда? – удивился Чонгук. – Но на него есть ответ?
– Да, я не знаю, кто такой Жак Ким сейчас, но он был архитектором.
Чонгук понял, какую ошибку совершил, тихо засмеялся, опуская голову. Его обвела вокруг носа эта девушка, а он потерял свою очередь. Теперь ее черед задавать ему вопрос. Ему точно не быть журналистом, как и ей пилотом.
– Если бы я задал тебе вопрос по навигационным огням, ты бы тоже не ответила.
– Я бы даже не пыталась. – Она натянула улыбку и сделала глоток пива. Надо было задавать вопрос про тайну катастрофы, нюансы и моменты, но вопрос оказался совсем не по этой теме, шокируя обоих:
– Ты счастлив со своей женой?
Чонгук уставился на нее, думая, что ему послышалось. Их взгляды встретились: Дженни с нетерпением ждала ответа, а он не знал, что сказать. Врать же можно?
– Вполне. – Но это и не ложь, его вполне все устраивает.
– Ответ Чон Чонгука, – разочарованно произнесла Дженни, ожидая целого рассказа о том, как ему плохо. Да уж! С Юнги они были совершенно разными!
– А что ты хотела? Чтобы я рассказал тебе о личной жизни? Вы, журналисты, уже и туда готовы залезть, но моя семья никак не связана с работой. Задавай вопросы по факту, Дженни!
Чонгук разнервничался так, что своими словами обидел ее. Ее вопрос никак не касался работы над статьей. Тогда зачем она это спросила? Для себя?
– В общем, меня, как журналиста, твоя личная жизнь не интересует, – тихо произнесла она, – просто стало интересно как человеку. Я таскаюсь с тобой по небу уже какой день, меня это бесит. Я уверена, что твою жену тоже бесит такой график.
Теперь Чонгук понял, что вспылил необоснованно, обижая ее. А может, он вспылил из-за того, что в разговоре услышал тот факт, что вообще женат?
– Ей не нравится моя работа. – Чонгук замолчал, пока приносили блюда. Так хотелось поднять себе настроение едой и забыть про Лису хотя бы сейчас. – В каждой семье есть какие-либо проблемы, ты хочешь знать мои?
Дженни молча мотнула головой и принялась есть. А на самом деле она очень хотела знать о его проблемах. Черт! Ей надо бы знать совсем другое, а она желает копаться в проблемах чужой семьи.
– Быть женой пилота очень сложно. – Чонгук все же продолжил, почему-то наблюдая за ней, как поникли ее плечи, ему захотелось вообще прокричать, что он ужасно несчастен! Наверно, даже впервые за все годы, что он это ощущает, ему хочется об этом говорить. – У нас сложные отношения, но после катастрофы мы дали себе шанс сохранить нашу семью.
Дженни перестала есть и положила ракушку на та- релку.
– Он мой отец, который бросил нас и ушел к другой женщине, когда мне было пять лет...
– Я сомневаюсь, что вообще буду когда-нибудь счастлив...
– Я практически его не помню, но знаю только одно: я его ненавижу, потому что страдала моя мама. Она его любила всю жизнь. Как можно любить человека, который тебя предал? Который оставил двоих детей и даже не звонил, чтобы узнать, надо ли им чего-нибудь? Я ненавижу его, потому что, умирая, моя мама думала о нем. Она простила ему то, что жила впроголодь, воспитывала двух дочерей, была для нас за отца и за мать! – Дженни смотрела на Чонгука, а в глазах застыли слезы. Она резко перестала слышать себя, потому что услышала его: «Я сомневаюсь, что вообще буду когда-нибудь счастлив».