«Сны бывают разные: те, в которых хочется остаться, и, те, от которых никак не удается сбежать. Но все одни ведут нас к тому, что мы — сознательно и не только — стремимся понять или желаем увидеть».

Хардли Хавелок. Ренегат

Сталь была повсюду. Вдоль стальных стен тянулись стальные же лестницы, словно голые хребты механических динозавров. Небо заменял стальной потолок, с которого звездами сияли лампы. Свет их тоже казался стальным. И даже воздух был пропитан удушающим железистым запахом. Но тут сталь была ни при чем, совсем ни при чем. Чтобы убедиться в этом, достаточно было повернуть голову вправо, увидеть ряд металлических разделочных столов. Увидеть, что на них лежит. Но Женя не оборачивалась – она и так хорошо знала эту локацию.

Она старалась передвигаться бесшумно. Не потому что опасалась быть обнаруженной Мясником или другими проекциями. Хотя подобная встреча и грозила существенной задержкой на пути, но, кажется, она уже в принципе разучилась бояться хоть чего-то, кроме Машины. Однако, громыхание и дребезг ее раздражали. Вызывали неприятные воспоминания о скрежете хирургических инструментов и грохоте больничной каталки. Евгения не должна была помнить таких мелочей, и в реальности память была к ней милосердна. Но здесь потаенные воспоминания оживали, проявлялись словно кадры черно-белых снимков на матовой бумаге сознания.

Не важно. Главное было – подняться по лестнице, пройти короткий узкий коридор весь состоящий из пластиковых окон, толкнуть не менее пластиковую дверь. А там ее уже ждала очередная локация. Женя уже предвкушала ее. На карте еще не проявился следующий пункт, но она почему-то была уверенна, что ее отправят в гости к Митьке – здешнему Минотавру. А она давненько у него не была. Соскучилась.

Змеи на руке шевельнулись, предупреждая хозяйку. В следующий миг Евгения и сама уже услышала посторонний звук.

Всхлип. И еще один. Кто-то плакал. Звук доносился сверху, с крохотной площадки у самой двери, которая собственно и была целью маршрута.

Женя поморщилась. Только этого не хватало. Кто мог плакать сидя на лестнице в Колбасном Цеху? Определенно не туристка – эти мгновенно исчезали стоило им только взглянуть на столы, заваленные расчлененными телами. Самых стойких изгонял Мясник. В крайнем случае с ними вела беседу Варенька. Эта порой умудрялась заставить мерцать даже Женю.

Вероятнее всего – это девочка из Приюта. Пробралась в соседнюю локацию по следам улепетывающего туриста. Приманилась на запах мяса. И сама теперь сидит, ревет, приманивает. Или заблудилась и не может назад вернуться. Одно другому не мешало.

Хотя нет, голос звучал взрослее, чем у приютских детей.

А вдруг это Варенька плачет?

Женю передернуло. Но выбор был не велик – идти сейчас или просыпаться, откладывая прохождение локации на следующую ночь. Медлить очень не хотелось. И Евгения пошла уже не пытаясь осторожничать, громыхая ботинками по ступеням и надеясь спугнуть неведомую плаксу.

Не получилось. На верхней ступеньке ее встретили ярко-голубые, огромные и напрочь зареванные глаза.

– Юки? – удивилась Евгения. – Ты чего тут... ревешь.

– Лис, – всхлипнула девчонка, утирая со своего почти нарисованного лица настоящие слезы. Ну, насколько они могли быть настоящими тут. – Они Лиса... убили.

– Чего?

– Шакалы... Лиса... убили!

Этого не могло случиться. Точнее нет, конечно же, еще как могло, и когда-нибудь бы обязательно случилось. Лис не умел и не хотел беречься, жил сегодняшним днем, ходил в локацию своими ногами. Рано или поздно он бы нарвался. Но не сегодня. Только не сегодня. Ну, пожалуйста.

– Когда? Где? – спросила Женя глухо, хотя в принципе ей было без разницы.

– Сейчас. Сегодня. На Стройке..., – Юки снова всхлипнула. – Он своими ногами был...

– Как всегда.

– Он упал. Дырка прямо под ним открылась. И он в нее...

– Высоко? – насторожилась Евгения.

– Что?

– Высоко дырка открылась? На каком этаже?

– Я не смотрела! – взвизгнула девчонка. Каре ее черных волос картинно растрепалось. – Я не считала! Я сразу ушла!

Женя раздосадовано цыкнула. Дело дрянь. Новую дырку необходимо было проверить. Пока кто-нибудь в нее не прыгнул, да вперед головой на камешки. Но где на это взять время?

– А ты, чего тут? – чуть успокоившаяся Юки, оглядела Евгению с ног до головы.

Задержала взгляд на листе бумаги, который та держала в руке.

– Гуляю, – пожала плечами Женя.

– С картой? – удивилась Юки.

– Да не... это..., – врать Женя умела плохо и сейчас сильно пожалела о том, что не убрала карту в карман заранее.

Но Юки вдруг снова всхлипнула и закрыла лицо ладонями:

– Лис... это так страшно...

«А ведь это, наверное, ее первая смерть», – вдруг подумала Женя с жалостью. Она шагнула вперед, протянула руку – коснуться плеча, одобрить, утешить.

В следующую секунду Юки прыгнула, одним махом преодолев всю высоту лестницы. А в Жениной руке воцарилась пустота.

– Ах ты... – Евгения запоздало дернулась, обернулась, крикнула. – Отдай!

Игнорируя ее, Юки развернула бумагу и всмотрелась.

– Ух ты! Карта сокровищ! Спасибо, Горгона! – ее все еще зареванное лицо осветилось улыбкой.

– Стой! – рявкнула Женя и прыгнула следом.

Она еще могла ее достать. Если бы только...

– Спайс! – звонко позвала Юки.

В тот же миг пространство скрежетнуло и дернулось. Стена, вдоль которой летела Женя, резко изогнулась. Та почувствовала удар в бок, сбилась с вектора, поняла, что прыжок превратился в опасное падение. Не успела сгруппироваться. Но закричала не от страха, а от ярости.

>>>

– Аааа! – она вскочила, здоровой рукой ударила спинку дивана, нездоровой – воздух.

Резкое движение тут же отозвалось болью в суставах. Женя закричала и от этого, вымещая в крик всю обиду и злость. Полупустая квартира зазвенела эхом. Кажется, услышала даже луна, что заглядывала в комнату через незашторенное окно.

– Что случилось? – темный силуэт на соседнем кресле шевельнулся. – Не прошла?

– Хуже! – Женя упала спиной обратно на диван, яростно дрыгнула ногами. – Юки! Эта малолетняя тварь забрала мою карту! Аааа!

Силуэт едва заметно дернулся, под сжавшимися пальцами скрипнул полиэтилен. У хозяина квартиры все не доходили руки снять с мебели упаковку. Не до того было.

– Серый, – простонала Женя. – Я все просрала...

Она ненавидела Юки, Спайса, этот проклятый город и весь мир. Но больше всего – себя.

– Тшшш, – силуэт качнулся, приподнялся и скользнул из кресельного сумрака на лунный диван. – Не правда. Еще рано отчаиваться.

Женя приоткрыла глаза и залюбовалась серебристым мерцанием его волос. Тем, как его тонкие черты подсвечивались луной. Эта невозможная, идеальная красота в очередной раз полоснула ей по сердцу стальным клинком.

– Серый, я...

Тонкий палец с перламутровым ногтем прижался к ее губам. И почти сразу сменился касанием прохладных губ.

– Не говори. Молчи. Завтра ты все исправишь, – в холоде его шепота звучала уверенность.

И приказ. Или все-таки просьба?

Евгения зажмурилась, стиснула кулаки. Да, она не имела права сдаться, опустить руки. Никогда не имела – не давала себе его, не допускала даже мысли о возможном проигрыше. Ни в годы, когда вылетала из художественных академий, ни после аварии, когда пришлось буквально собирать саму себя по кускам.

Теперь же и вовсе невозможно было подумать о том, чтобы отступить. Когда самое красивое существо на свете целовало ее шрамы холодными губами – едва ощутимо, словно крылышками ночных мотыльков. Волосами щекотало кожу, гладило вздувшиеся вены кончиками пальцев. Невозможное, инфернальное, совершенное – ее.

Она не могла его подвести.

Даже зная, что все эти поцелуи и ласки – всего лишь плата. Аванс за ее работу. Даже понимая, что едва она исполнит обещанное, и он покинет ее, забудет в тот же миг. И рассыплется сказка пылью, и чудовище умрет одиноким. Не важно.

Главным было то, что сейчас он принадлежал ей. Юноша словно вышедший из девичьих грез о прекрасном принце. Тот, о ком не позволяла себе мечтать даже в том возрасте, когда мечтать о прекрасном и несбыточном было естественно для каждой девочки.

– Серый, – простонала Женя, когда его пальцы коснулись сокровенного и влажного.

Но вдруг рванула его на себя, опрокинула на диван. А сама змеей скользнула вдоль его тела вверх. Оседлала. Нависла тенью, вглядываясь в темный бархат глаз. Огладила ладонями белый мрамор кожи.

– Сегодня я сверху.

– Хорошо, – покорно и равнодушно прошелестел он в ответ.

Еще и за это она любила его – за безжалостную честность. За то, что он даже не пытался лгать ей о чувствах. Ни жестом, ни взглядом, ни голосом. И это было правильно. Столь совершенное существо было создано не для пошлости земной любви. А то, что тело его отзывалось на ласки – всего лишь физиология. Без чувств, без эмоций – идеальная в своей бесчеловечной искренности.

Он подался навстречу ее лону. Прикрыл трепещущие веки. Женя напротив, не смела отвести взгляда от его светлого лика. Покачиваясь на нем, она чувствовала, что совершает святотатство. Она трахала само понятие красоты – Сикстинскую Капеллу, Венеру Милосскую, рассвет, отраженный в водах Ниагарского водопада. За это она непременно сгорит в Аду. Когда-нибудь. Но не сегодня.

Сегодня она была сверху.