Сверкающую и вполне себе ощутимую победоносную улыбку Чонгука было заметно с высоты, не то что уж говорить о том, когда кабинка колеса обозрения опустилась. Между ним и парочкой оставалось ориентировочно несчастных метров шесть. Именно это ухмылистое выражение лица напротив и заставляло Тэхёна напрягаться, чувствуя подвох. Друга-то он знал не первый год. Если для Минсо его появление оказалось удивительным совпадением, то для него самого доносился явный каверз. Этот пройдоха точно знает, что делает и каков последует исход.

 Не желавшее прощаться солнце крайними лучами освещало огороженную площадку, когда Минсо и Тэхён, прихватив купленное, вышли на неё, прямиком навстречу. Чонгук, сложив руки в карманы кожанки, придерживал улыбку одним приподнятым уголком губ.

 — Мы тебя не ждали, — хмыкнул Тэхён, подойдя, пожимая ему руку.

 — А я сам припёрся, — уверенно отвечает Чон, переключая внимание на девушку. — Привет.

 — Рада тебя видеть, — мягко отвечала с улыбкой она, неловко покручивая палочку почти закончившейся сахарной ваты.

 — Вот видишь, Минсо мне рада, — просиял он ещё шире.

 — Так чего припереться изволили? — накренил голову Тэхён. Он бы сказал погрубее да откровеннее, что он знает и о чём догадывается, да тут дама, а он всё же приличный парень, по крайней мере, пока.

 — А я разве не сказал? Так я же не один.

 Бровь Тэхёна удивлённо выгнулась, когда послышался цокот высоких каблуков, и он заглянул за спину товарища. Минсо тоже обернулась на приближающуюся особу в приталенном платье. Девушка, чуть старше всех присутствующих, красивой азиатской наружности с распущенными волосами явно запыхалась, поспевая к ним. Сделав глубокий выдох, устав так долго выхаживать — на территории парка не разрешено дрейфовать на автомобилях — она сняла солнцезащитные очки с носа и, придерживая, упёрла руку в бок, недовольно взирая на Ким Тэхёна:

 — Почему из-за твоего упрямства я должна быть посыльной и искать тебя по всему городу? — заслышав китайский акцент, Тэхён вздохнул, закатывая глаза. Только невестки брата не хватало. — Хорошо хоть Чонгук подсказал, где ты.

 Подсобил. Тэхён сверкнул на него, тот иронично и насмешливо пожал плечами. Вот же говнюк, сдал сразу. Ещё что-то говорят о мужской солидарности.

 — Ты хоть в курсе, что тебя отец ищет? — закончив тираду, китаянка ткнула дужкой очков в его сторону.

 — Что дальше? — безразлично изрёк Ким.

 — Не мне объяснять, что дальше. Тебя ждёт отец. Поехали.

 — Отец разберётся и без меня.

 — Тэхён! — визгнула Чэнь Сюин.

 — Ой, ладно, только не кудахчи, — отмахивается он. Ещё истерику закатит, а этого Тэхён на дух не переносит.

 — Не переживай, я позабочусь о Минсо, — для достоверности Чонгук закинул руку на плечо студенточки, приобнимая её, робко смотрящую на Тэхёна, внезапно оказавшуюся свидетельницей частично, можно считать, семейной сцены. А не догадываясь, кем является ему девушка, и вовсе не знала, что и как верно думать. Многие вопросы он заприметил в её взгляде. Но по природной тактичности не задала ни одного.

 — Я и не сомневался, — тихо произнеся, оскалился другу Ким. Столько планов коту под хвост. Его семейка с фантастическим успехом умудряется не вовремя вклиниваться в личную жизнь. Отдельную от них. В которой он их не ждёт и нет им места, как не оказалось в своё время ему самому. Сплёвывая в душе на всё и всех, Тэхён выдернул Ми из цепкий лап Чонгук и отвёл в сторону, склонился к ней, чтобы слышала только она: — Прости, что обрываю нашу встречу.

 — Я всё пониманию, — поддавшись, так же тихо произнесла цветочница. Конечно, она не вникает в подробности, но хотя бы старается войти в положение.

 Но для Тэхёна самого главного не понимает. Он должен был позаботиться и лично отвезти домой, проводить до самой двери и пожелать доброго вечера. Но теперь ничему этому не быть, а за выполнение остаётся не менее хищный, чем он — Чонгук. Доверия в этой игре к которому нет. Но Минсо хлопает убеждённо глазами, и это даже бесит в некотором роде. Неужели она совсем ничего не чувствует? Или это в нём взыгралось чувство собственности к общей жертве, мнимо присвоенной уже ему любимому?

 — В следующий раз сходим в сады погулять, — её глаза зажглись с толикой удивления и предвкушения. Не только она наблюдательна. Тэхён созерцал и следил за каждой реакцией. Впитывал и изучал. Мотал на ус. Подмечал детали, как опытный стратег. Улыбнувшись ей, он склонился ещё ниже, улавливая, как блестят пухлые губы, недавно облизанные от ваты, и, сдержавшись, чтобы самому не слизать с них сладкие остатки, поцеловал в щёку. Развернувшись, встретился с бдительным взором Чонгука. Но Тэхён не мог уйти ни с чем, лишаясь ценной игрушки. «Иди ты в задницу, дружок», — подмигивает мелкому.

 Он прошёл мимо Чэнь и швырнул сладкую вату в урну.

 — Тэхён, — окрикнула опомнившаяся Ми, — мои вещи остались в машине.

 На это среагировал Чонгук, вынимая ключи от авто, и бросил их Тэхёну. Он поймал одной рукой связку.

 — Забрось в мою, она припаркована рядом с твоей, — Ким хмыкнул. Всё-то Чон продумал.

 Двинувшись дальше, Тэхён заслышал поспевающие за ним цокающие женские туфельки. Переводчица поравнялась, до сих пор недовольно пыхтя под нос:

 — Ты что, занёс номер отца в чёрный список?

 — Видимо, палец соскользнул, — ощерился Ким-младший.

 — И на брата с матерью? — скептически прищурила девушка глаза.

 — Бывают же в жизни такие случайности, — глумится он с совершенно невинным видом.

 — Тэхён...

 — Чэнь, давай договоримся, что клевать мозг ты будешь моему братцу, а в мою головушку, прошу, не лезь, если не хочешь подавиться.

Деловито покрутив ключи Чонгука на пальце, заканчивая разговор, Тэхён пошёл ускореннее. Девушка теперь отставала на шаг-два. Обратный путь казался скучным и унылым. Мельтешащие люди раздражали, как и какофония звуков. Аниматоры и выступающие на параде дешёвые актёришки ярким пятном сновали туда-обратно. В шляпах, без, с накрученными причёсками, украшенными искусственными листьями и разукрашенными всеми кислотными оттенками, с застывшими неестественными улыбками, они казались сбежавшими пациентами надлежащего учреждениями. С Минсо оказалось веселее, а без неё пропало очарование парка, но скорее причиной понурого настроя является предстоящая встреча с отцом. И ничем хорошим эти не кончается. Никогда.

 Чэнь притихла на время, только громко сопела, но и это хоть радует. Показались арки выхода, когда она решила вновь заговорить:

 — Та девушка, это же с ней вы были на вечере жены господина Пак? Кто она?

 Тэхён остановился, обаятельно улыбнулся, и мягко щёлкнул подошедшей переводчице по носу:

 — Такой милый, а лезет всё куда не надо.

 — Ты бываешь таким грубым периодами, — потёрла девушка потревоженный кончик.

 — Насколько я помню, ты предпочитаешь погрубее, — Тэхён усмехнулся. Она побледнела.

 — Ты же никому... — по её горлу скользнула вязкая слюна.

 — Расслабься. В нашей семейке и так хватает грязи.

 Выйдя из парка, он заприметил на парковке чёрный BMW Чона. Не соврал же. Открывая свою «ласточку», он плюхнулся на сиденье, покосившись на соседнее. Развесёлый рюкзачок казался нечто инородным для кожаного, пропахшего дороговизной салона, но именно это и веселит его. Такая вещичка разбавляет обстановку, как и жёлтый смайл. Игрушка не двигалась в данный момент, но неприличные жесты вызвали хитрую улыбку. Перехватив лямку, многочисленные брелки загремели и зашелестели. Как характерна вещь своей хозяйке. Забавная, но смышлёная, местами чрезмерно простодушна, но умеет оставить после себя послевкусие, совершенно нетипичное для него: чистоты, свежести и толику обаяния. Не красоты, нет. Именно обаяния, что во многом возвышается над стандартами. Красота забывается, обаяние запоминается на всю жизнь, не оставляя равнодушия. Ему интересна эта девушка, и это подстёгивает к большему нежеланию проиграть Чонгуку.

 Выхватив из связки белого зайца, размером с его мизинец, он покрутил игрушку в руках и поднял взгляд из-под ресниц на лобовое стекло, к происходящему за ним. Чэнь снова нацепила очки на нос и приближалась. Опережая, выйдя из салона, Тэхён отворил дверцу машины друга, поспешно забросил в неё рюкзак и снова запер, разворачиваясь к невесте брата, пока она не устремилась к своему авто.

 — Забрось Чону обратно, раз уж заделалась сегодня посыльной, — с этими словами он бросил ключи ей в руки. Растерявшись, девушка обронила их, присела и подняла. Ноздри начали раздуваться от негодования и рвавшегося наружу возмущения.

  — Ты серьёзно?

 — Я не могу, тороплюсь. Нельзя же задерживать папочку, — поджал Ким губы в прямодушной улыбке ей и сел за руль. Он видел, как Чэнь размахивала руками и, скорее всего, бросалась бранными словами, которые он, увы или к счастью, не слышал, выруливая с места. Пожалуй, надо заехать за запасами успокоительных и желательно покрепче.

***

Минсо болтала ногами, сидя на лавочке, и смотрела на бутылку воды. Доев сладкую вату в ожидании и выбросив палочку, она ловит себя на мысли, что так и норовит прикоснуться к щеке, словно до сих пор ощущая на ней губы Тэхёна. Странно ощущать себя оставленной с Чонгуком. Возятся с ней, как с ребёнком, за которым следует приглядывать. Но разве она хулиганить? Может, бедокурит? Единственное давящее на совесть — это осознание начинать день с одним, а заканчивать с другим. Не слишком ли это? И насколько всё это по-дружески можно воспринимать? Встречи с каждым из них уже не напоминают обычные прогулки приятелей.

 — Голодна? Ким тебя даже накормить нормально не смог, — Минсо подняла глаза на Чонгука. Он показал ей перехваченные ключи, как бы говоря, что всё в порядке и вещи по-прежнему при ней, только сменили локацию салона. И она спокойнее относится к подобному. А ведь зарекалась не связываться и уж тем более не привязываться к ним. Но что делать, когда не ты, а тебя? Наверно, было проще, если бы они действительно забыли о её существовании, оставив за ней право вздыхать издали. Но, вместо этого, начала ощущать, какие разнообразные краски парни вносят в утрамбовавшуюся спокойствием жизнь. Всё это вынуждает метаться по разуму, как из угла в угол, тычась в каждый, ища ответы, где хорошо, а где плохо. И всё же если рассматривать с дружеской стороны, наверно, ничего зазорного в этом нет. — Что хочешь поесть?

 Лучи почти закатились за горизонт, поглощая парк в сумерки. Прохлада осенних вечеров пробиралась под лёгкую курточку, и Минсо поёжилась.

 — Я бы не отказалась от чего-нибудь мясного, — пожала она плечами. — Только недолго, мне скоро надо домой.

 На самом деле, в самые кратчайшие сроки! Она ещё даже не приступала к накопившимся докладам, стоившие подготовить к концу недели. А ещёне созванивалась мамой. Как же она наверняка волнуется, не дозваниваясь до дочери. И стыд накрывает с головой. Смартфон взорвётся от пропущенных звонков с примесью любопытствующих сообщений Хёри. Если бы у гаджета не села окончательно батарея, она смогла хотя бы бросить весточку.

 — Не проблема. А что с ногой? — кивает Чон на задравшуюся штанину и показавшийся из-под неё край эластичного бинта.

 — Ногу подвернула, но уже почти всё хорошо, — поспешно сообщает Ми, предотвращая возможность рыцарства и со стороны Чонгука. Не хватало, чтобы и он чего удумал таскать на руках.

 Чонгук только цокнул:

 — Ну, совсем этот оболтус тебя не сберёг.

 — Это моя неуклюжесть, вины Тэхёна в этом нет, — почему-то посчитав обязанной, оправдала она Кима.

 Теперь Чон хмыкнул и кивнул, приглашая идти с ним. Ми даже радовалась, что предоставили ей самостоятельность, не усаживая в коляску и не подставляя руки. Она чувствовала, как желает разомкнуться и пройтись в этот раз. Он выбрал кафешку с панорамными окнами и зазывающей вывеской, как и доносившегося из него вкусного аромата жареного мяса. Без проблем заняв удобный столик, Чонгук быстро открыл меню, сам сделал выбор, продиктовав желаемое подоспевшей официантке — хорошенькой и молоденькой, стоило бы заметить. Из-за стойки она часто поглядывала на гостя. Пресытившись, Чонгук предпочитал игнорировать подобное, уделяя внимание девушке напротив.

Когда принесённое скворчало на подогреваемой огнём решетке (как распространено в корейских заведениях) в центре стола между ними, Чонгук, ухаживая, сам подхватывал кусочки, разрезал их ножницами, а потом укладывал Минсо в тарелку, не забывая пододвигать и салаты ближе, приговаривая «ешь». Минсо, проголодавшаяся, беспрекословно слушалась, забивая говядиной щёки.

 — У Тэхёна плохие отношения с отцом? — с насыщением желудка, решила аккуратно спросить Минсо.

 — Проще сказать, у кого из нас хорошие, — прожёвывая кусок, тяжело посмотрел сын чеболя исподлобья.

 — Я своего и вовсе не знаю.

 — И порой это даже лучше. Послушай, Минсо, — он отложил палочки на стол, складывая руки перед собой, и упёрся на них, — за любой статус установлена своя цена. Понимаешь?

 — Кажется, да. У тебя тоже с родителями не так просто?

 Тихо посмеявшись, Чон бросил взгляд за окно. На улице совсем стемнело, но красиво горели и переливались огни парка. С наступлением глубокого вечера людей меньше не становилось. Поредели только семьянины с детьми, зато увеличились влюблённые парочки, так глупо выхаживающих в одинаковой одежде, как знаки принадлежности друг другу. На крепкость чувств вещи не влияют. Всё остальное показуха.

 — Скажем так, более или менее удовлетворительные. Я не так часто с ними вижусь, чтобы успевать вздорить.

 — Как-то печально это звучит, — признаётся Минсо и бросает с ним параллельный взгляд. В его словах сквозит одиночество, и это и есть цена достатка. Для Минсо сомнительно, стоит ли это того. Стоит ли это того, чтобы при живых родителях оказаться сиротой? Быть запутанным в себе, но покупать всё, что пожелаешь? Какая материальная ценность заменит покой? Что ещё творится в их душах? Подглядев в отражающиеся глаза парня в окне, кажется, Минсо верно всё догадывается. Он не интересен даже самому себе. Разве не это ли признак изолированности сердца, потерявшего смысл счастья? И имеющие ли вообще понятие его. Они многое прячут, когда на них никто не смотрит. И вот такие маленькие откровения, как сегодняшнее тэхёновское признание, и ещё меньшее, но всё же принятие семейных проблем Чонгука, неким способ высказаться «с нами не всё в порядке». Для неё сложно представить, сколькое ещё их гложет, сколько проблем хранится внутри биржевых стенах домов, и сколькое скрывают вычурные улыбки, но если для этого им требуется друг, она готова им стать, несмотря на все предостережения. Просто никто в округе не знает их и не старается понять.

— Можно признаться? — встретившись глазами и прочитав в них заинтересованность, чуть краснея от смущения, она договорила: — Я считала вас всех идеалами, но, оказывается, приятней видеть в вас людей.

 Чонгук дёргает уголком губ, оставляя малозаметную ухмылку. Но от неё веет добродушностью. Внове для резковатого Чонгука.

 — Тогда и я признаюсь, если бы ты не была так далеко, я бы прямо сейчас поцеловал тебя.

 Спёршее дыхание едва дало сглотнуть. Глаза расширились, пытаясь понять, очередная шутка ли это или Чонгук всерьёз сообщил. Сложно. Очень сложно понять это по нему, совершенно неприспособившейся к едва раскрывающемуся отношению. Он только молча посмеялся над реакцией.

 — Ну что, едем, а то карета превратится в тыкву.

 Ещё раз заторможено похлопав ресницами, Минсо спохватилась:

 — О, да, конечно.

 К выходу из парка Чонгук решил предложил опереться на локоть, и, чувствуя усталость, Минсо не отказалась. Да и нога всё же начала неприятно тянуть. Надо обязательно начать лечить её дома. Подсобив Минсо сесть, Чон быстро примостился за руль и выехал на трассу, по которой приехали. Заприметив рюкзак на задних сиденьях — там ещё уложен какой-то упакованный свёрток в коричневую плотную бумагу — и окончательно успокоившись, удобно устроилась, вдыхая знакомый приятный запах салона. Теперь не кажущийся пугающим, как и сам водитель, хотя манера вождения по-прежнему грубая, но для этого она пристегнулась.

 — Кстати, у меня для тебя кое-что есть, — Чон намекнул на тот самый свёрток прямоугольной формы, — но получишь ты его только дома.

 Минсо поджала губы. Она не любит все эти загадки, пожираемая собственным любопытством. Теперь сиди и думай всю дорогу о возможном содержимом.

 — А что там? — не сдерживается она.

 — Не скажу.

 Издевается. Ну, точно.

 — Так нечестно, — фыркает Ми, упрямо складывая губы трубочкой.

 — Честность не мой конёк, а любопытство — это порок. И кто из нас больше грешен?

 — И после этого мужчины заявляют, что женщины коварны.

 — Ну, так и не мы соблазнили вас откусывать яблоко.

 — Сомнительное утверждение. Свидетелей не было, а сквозь века перевиралось многое. Зато остаётся забавный факт, как мужчины продолжают обвинять женщин, забывая о змее-искусители. Женщины всего-то жертвы.

 — Ладно, сделаем вид, что ты меня убедила, но это не отрицает факта того, как вы, женщины, умеете убеждать, когда вам что-то надо, — бросил Чонгук на неё косой взгляд.

 — Так вас никто и не заставляет поддаваться. Так что тут спорное наше «умение» или ваше «желание» поддаваться. Каждый выбирает своё, — важно хмыкнула Минсо и хитро улыбнулась, чем зацепила любопытный взгляд Чона на себе дольше положенного, и ему пришлось выравнивать машину, едва не откренившуюся с пути.

 «Вот тебе и штучка», — прогоняет он мысль и выруливает на улицу к дому Пак.

 — А вообще, не все девушки такие, — решила сгладить Минсо, когда Чон припарковался около подъезда.

 — Хочешь сказать, — развернулся он к ней, — что есть те, кто ни разу в свою выгоду не включала «чары», чтобы добиться своего?

 — Я хочу сказать, что есть те, кто прямо заявляет о своих желаниях, а не вуалирует их. И это относится не только к женщинам, но и к мужчинам. Неверно разбивать это по признаку пола. Ведь есть и мужчины изворотливые, следующие к своим целям.

— И многих ты мужчин знаешь? — иронично изогнул он бровь.

 — А ты женщин? — парирует Минсо, уверенно отвечая взглядом.

 Уж кто-кто, а Чонгук познал женское содержание вдоль и поперёк, вернее, каждую щель. И откровенно говоря, ничего познавательного не нашёл. Одни и те же функции, только манерность слегка отличительна, и то это тоже неоднозначно. Его не удивишь. Что уж говорить о глубине души, когда каждая вторая готова за брюлики с большей охотой изучить глубину собственной глотки. А ему не интересно. Размер своего члена и так знает и насколько глубокого при желании входит. Но насколько тронут невинный цветок напротив? Сколько раз ему усмехнуться, поражаясь наивности или истинной откровенности? Не дурочка, однозначно, но не знавшая порока — факт.

 Чувствуя мнимую победу, Минсо прихватывает авоськи и выходит. Чонгук не отстаёт, не забыв свою ношу. Поднявшись на этаж и вставая рядом с дверьми, девушке пришлось покопошиться, прежде чем откопать ключи и провернуть ими в замке. Обернувшись, она косится на свёрток, приложенный к перилам на лестнице, а потом на Чона, не зная, то ли прощаться, то ли ещё что-то. В подобных ситуациях бывала мало, и как следует прощаться, кроме «пока, до свидания», не знает.

 — Может, посмотришь? — подталкивает Чон ей подарок, стоя пару лестниц ниже, находясь практически на одинаковом уровне глаз. И всё же парень выше. Минсо аккуратно зацепила край скотча, затем с другой стороны и, с бумажным хрустом, отвернула вверх, подмечая рамку, а затем и всю картину, от вида которой перехватило дыхание от радости и шока. Та самая, которой залюбовалась на благотворительном вечере с маленькой девочкой.

 — Чонгук, не надо, это же... я не могу принять, — не находила она слов.

 — Все вырученные деньги ушли на благотворительность, так что не подрывай, пожалуйста, мой единственный благой поступок.

 Минсо вздохнула. Возможным отказом обидеть легко, и это будет всё равно, что стукнуть по рукам, когда делаешь что-то хорошее, настраивая это отрицательным смыслом. Поэтому она деликатно тянет губы. Надо бы теперь место на стене найти в комнате.

 И всё бы это прекрасно, если бы не последовавшая резкая громовая мысль, пробуждая рассудок на мгновение. И вцепляясь в миг, быстро прокручивает прошедшие дни: цветы, картина, приглашения, встречи. Всё прошло быстро, яркой вспышкой и при этом свершившимся поочерёдно, ощутив себя эстафетной палочкой в руках обворожительных парней, на которых ведётся. Именно так. Она следует на поводу, совершенно очарованная и увлечённая.

 — Чонгук, — улыбка спала с губ, а картину она отставила к двери, набираясь с духом, — зачем я вам? — лицо напротив посерьёзнело, но ни одна мышца не дрогнула. — Я не понимаю, всё это кажется сейчас мне странным. Посмотри на меня и на себя, для чего тебе такая?

 — Что ты хочешь этим сказать? — холодно, догадываясь, о чём доносит, вопросил он.

 — Ничего такого, просто я пытаюсь объяснить...

 — Что ты хочешь этим сказать?! — грубее повторяет вопрос. Кулаки Чона сжались и разжались, и пальцы машинально потянулись к карману за сигаретами, но, нащупав их сквозь штанину, передумал. — Значит, вот так ты думаешь? Да только все так думают. Если мы имеем средства, наши родители сидят в креслах, а сами причислены к лику светской молодёжи, то нас можно нашпиговать штампами? — он поднялся выше, возвышаясь над Минсо. — Представляешь рядом со мной длинноногую модель с обложки и большими сиськами, так? Думаешь, такие мне подходят? Только такие будут смотреться рядом со мной? А знаешь, что меня бесит во всём этом больше всего? Это то, что нихера это не так. Никто не спрашивал меня, чего хочу я, какую девушку желаю, все уже нарисовали мне в воображении. Ожидают такую. Да меня тошнит от глянцевых имплантных девок. Ты думаешь, мне не может понравиться девушка без высокопарности? Вот такая, воспитанная без всяких заморочек.

 — Прости, — замялась Минсо под грузным высказыванием, — я совсем не подумала, — совесть изгрызала от собственной бельмесости и поспешных выводов инфантильной натуры. Собираясь быть другом, наплевала на возможные задетые чувства. Хотела заглянуть в душу, а сама небрежно оступилась. Поднять глаза неловко и стыдно.

 — Извинись как следует.

 — Как? — подняла она взор, недопонимая.

 Палец Чонгука уткнулся в собственную щёку, продавливая ямочку:

 — Жду поцелуя, и тогда посмотрим, — он подставил щёку, встав ещё выше на ступень, совсем близко.

 «Всему есть своя цена», — тихо шепнула мысль и потянулась губами.

 Крепкие ладони резко, нежданно перехватили лицо, и губы встретились с его требовательными в неглубоком поцелуе, подмяв нижнюю, пробуя её мягкость. Сердце Минсо кувыркалось, глаза ошарашенно оставались распахнуты, и она только успела вцепиться в рукава чонгуковской куртки. Можно было бы успеть пересчитать каждую его ресничку, если бы поражённая не ушла в пол, проваливаясь невидаль куда, а возвратилась только когда губы Чонгука отступили. В глазах плясали бесенята, потешающиеся и нашёптывающие «говорил же, что поцеловал бы».

 — Это... старый приём из дорамы, — полутоном изъяснила Минсо, теплясь в его ладонях.

 — Но сработал же, — и снова он целует до нервно вздымающейся грудной клетки. Разомкнувшиеся губы шептали в её, горячо обдувая увлажнённую кожу. — А ты насколько прямо можешь заявить о своих желаниях? М?

 Минсо молчит, ещё не сфокусировав зрение после прикрытых век и не приведя дыхание в норму. Чонгук одарил прощальной ухмылкой, добившись желаемого, аккуратно опустил ладони и спустился по лестнице. Нащупав рукой перила, Ми оплела вокруг них пальцы, делая пару глубоких вдохов, смотря вниз и слушая скрип и хлопок двери подъезда. Он ушёл. Голову покинули все мысли, кроме недавних ощущений.

 Вихляя, придерживая подарок, она забрела в квартиру, щёлкнув замком двери, и опустила на пуфик. Скинула рюкзак с плеча и сняла кеды. Стянула куртку, небрежно повесив её на крючок. Щёки горели, ментально осязая на них его руки, и, с прозрением, Минсо захотелось выть, насколько всё оказалось неверным, неправильным, ошибочным и искажённым, но до мелких мурашек приятным. Предательница улыбка сама наползла на целованные Чонгуком губы.