Публика в «Дите» сегодня снова была как на подбор. Правда, надо признать весьма некачественный. Детишки богатеньких родителей, сорящие деньгами направо и налево, чтобы купить любовь других за пару коктейлей. Золотые мальчики, девочки с социальной ответственностью ниже плинтуса и пара затесавшихся зевак, надеявшихся, что их не вычислят в толпе. Напрасно.

К тому моменту, когда я стаскиваю гитару с плеча, пальцы нещадно саднит от слэпа. Сколько раз обещал себе не притрагиваться к басу без разогрева, но каждый раз заканчивается одинаково – задроченными до отказа руками.

Гитара переходит к законному владельцу, а я плавно исчезаю со сцены на манер Золушки, оставившей туфлю не принцу, но хилому парнишке, известному здесь как Харон. В «Дите» вообще редко задавались такими вопросами как: «Кто?», «Откуда?» и «Как звать?». Главным мерилом здесь являлась платежеспособность клиента, ну или на крайняк потенциальная выгода с этого персонажа. Дурацкие правила, перекочевавшие с тех времен, когда здесь заправлял мой отец.

С самого начала место стало пользоваться бешеной популярностью у тех, кто был готов продать душу за пару грамм стаффа. А такие дополнения к характеристике абсолютно ни к чему напротив имени крупного олигарха.

Что-что, а правило «не наебешь – не проживешь» было хорошо знакомо заму бывшего мэра. Родом из нулевых. Нынче же человек с идеальной репутацией и тремя сыновьями, о каждом из которых сложена настолько идеальная легенда, что не подкопаешься. Хотя, бывало, что, то там, то тут поговаривали о том, на каких распилах он посиживает. Но здесь уж, как говорится, собака лает – ветер носит, а караван идет.

Теперь же игрушка стала не нужна, и ее передарили, а если совсем точно, то оставили на мое попечение с одной конкретной целью – в очередной раз ткнуть носом щенка в то, что он ничего не добился самостоятельно. Акт родительского нравоучения.

– С поставщиками беда, – сокрушается мой собеседник, дирижируя в воздухе барной ложкой. – Еще и Зевс свирепствует как собака, а я-то тут вообще ни при чем. Это эти на кухне че-то химичат. То у них половина блюд на стоп-листе, то отчитываются по суммам в два раза превышающим стоимость блюд, то перекуры по полчаса устраивают. В общем, сплошные траблы. Ты же меня знаешь сто лет. Если я сказал, что в баре все будет перфект, значит, все будет перфект.

– Да я вижу, Ром. Не кипишуй, – делаю глоток воды с лимоном, опираясь о барную стойку. – Все разрулим, всех уволим.

– Я тебя умоляю, Ден, давай без этих твоих «уволим», а то Зевс сразу поймет, откуда дует ветер. Он и так сейчас мечет гром и молнии за то, что я фифти тут, а фифти на Трехгорке. Ты бы хоть пофиксил все это, а то получается как-то по-дурацки. Начальство топовое, а мы все равно все на измене, потому что управляющий настоящий гестаповец.

Я с трудом сдерживаю смешок.

– Разберемся. Кстати, что там по поводу моей просьбы.

– Ах, это... – тянет Рома, отправляя два мохито в сторону сильно разукрашенных блондинок. – Пробил я, значит, по своим каналам девчонку. Ничего особенного. Третий курс журфака в Вышке. Безотцовщина. Там что-то из мутных историй начала этого тысячелетия. Мать – менеджер среднего звена в банке. Как говорится, меж Сциллой и Харибдой. Девочка в мутных компаниях не крутится. Приключений на задницу не ищет. Вроде пока что одна, но это ненадолго. Крутится там один. Фамилия Полонский. Слышал?

– Из каждого унитаза.

– Во-о-о-от, – тянет Рома. – Ни яиц, ни характера, конечно, но смазливый и при деньгах, так что остальное лишь вопрос времени.

– Умеешь порадовать.

– В общем, хорошая она, Ден.

Последние слова явно брошены не случайно, а с весьма красноречивым умыслом.

– Не начинай, а?

– Да я даже и не пытаюсь. Просто хочу понять, что за кисель варится в твоей башке. Я, конечно, всегда поддерживал любой твой кипишь. Слинять загород вместо экзаменов? Пожалуйста! Подлить водки в бокал ректору. Самим насочинять себе письмо о прохождении практики. Да черт! Даже разукрасить баллончиком тачку твоего папаши, но это... – Рома заговорщически понижает голос, отчего расслышать его сквозь музыку становится почти невозможным. – Тебе не кажется, что это уже из ряда вон?

– Это не то, о чем ты подумал, – холодно отсекаю я.

– Вот только обиженку из себя не строй. Знаем мы о твоем болезненном самомнении.

Мы оба явно не в восторге от того, какие обороты принимает беседа.

Оскорбление — это всегда обидно. Но так уж заложено семантикой языка. Что в глаголе оскорблять всегда кто-то обижается на сокрытое «блять».

Рома морщится, отчего кажется, что его английские усы закручиваются еще сильнее вверх. Это выглядит даже несколько комично.

Помню, как он заявил мне на третьем курсе, что собирается отрастить усы. Я тогда долго смеялся и подтрунивал над ним, что, даже если у него и выйдет, то он будет выглядеть полным придурком.

У него вышло, а вот придурком из нас двоих стал выглядеть я.

– Я ведь не прошу от тебя звезду с неба.

– Правильно. Ты не звезду просишь, а целое созвездие.

– Ром...

– Фиг с тобой, Ден. Просто фиг, – сдается он. – Но учти. Если попадешься, то тебя так оттрахают, что не встанет даже под национальный гимн.

Он исчезает где-то под барной стойкой, а затем возвращается с визиткой.

– В эту пятницу в девять.

– Твоя смена?

– Ага, – бросает он, отмеряя джиггером ананасовый сок.

– А вторая часть просьбы?

– Уже положил тебе в куртку.

Я молча киваю, пряча карточку в задний карман джинсов, готовый заранее идти замаливать грехи в церковь, но оказываюсь крепко схвачен за запястье цепкими пальцами бармена.

– Ден, я тебя умоляю, не наделай глупостей.

– Не мы делаем глупости... – начинаю я.

– Глупости сами выбирают нас, – заканчивает за меня Рома, и мы обмениваемся братским рукопожатием.

– Давай, – бросаю я и выхожу в душный июньский воздух, осторожно перекатывая заветную склянку в кармане.

***

Как выходил из бара помню плохо. В голове стеной стоял плотный туман. Перед глазами легкая дымка, сотканная из бушующего в крови адреналина, отчего было сложно сказать взаправду ли творилось происходящее или было лишь очередным плодом моего больного воображения. Живой груз на руках задачи не облегчал.

Ромка, как и обещал, не стал закрывать служебный выход. Немногочисленная пьяная молодежь, толпившаяся здесь, не обратила на нас никакого внимания. Парочка смутных силуэтов лишь вяло повернули свои головы на звук распахнувшейся двери, а затем снова отвернулись, склонившись над зажигалкой, втягивая кончиками сигарет один сиротливый огонек.

Натюрморт обыкновенный. Пятничный. Девчонка перепила и телепортируется домой за счет своего рыцаря на белом коне. Никому нет дела.

Пока гнал по шоссе, постоянно хотелось обернуться, посмотреть, что же там творится на заднем сиденье, но каждый раз отметал от себя эту мысль. Боялся увидеть испуг и осуждение в карих глазах. Благо, сзади все было тихо. Настолько, что мысли понесли меня в другую степь, опасаясь обратного.

В голове нон-стопом крутилась статья из «Википедии». Для опиатов есть три варианта. Вдохнуть. Подмешать. Вколоть. Вдохнуть и мгновенно оглушенная жертва осядет на пол. Из минусов есть риск надышаться и заблевать собственные ботинки. К тому же жертва отойдет от рауш-наркоза так быстро, что ты даже не успеешь покинуть здание.

Подмешать ненадежно. Слишком много факторов. Метаболизм, рост, вес, количество выпитого и съеденного. Кроме того, время срабатывания слишком большое, а в попытках уменьшить его – легко просчитаться с дозой вплоть до летального.

Эта мысль наполняет меня ужасом.

Колоть надежней. В идеале в вену, но кто же будет стоять спокойно, пока ты там нащупываешь венку и консультируешься с гуглом, как правильнее ввести иглу. Выбирать не приходится. Внутримышечно. К тому же идеальный вариант колоть не в предплечье, а в ягодицу, но здесь уж совсем без вариантов. Не станешь же ты врать про новейшую вакцину замедленной усвояемости и поголовные прививки. На такое только троица из «Кавказской пленницы» поведется. Благо, количество спиртного сократило время срабатывания до минимума, так что все вышло как нельзя лучше.

Теперь оставалось самое сложное. Как объяснить ей, что я не больной на голову псих. Эта часть плана еще изначально представлялась мне самой невыполнимой. Теперь же задвигать ее в дальний ящик не было никакого смысла, потому что хочешь не хочешь, а дел я уже наворотил. Навершил. Свершил. Вершитель судеб мать твою.

– Так было нужно...

Слова сами по себе срываются с губ, непонятно для кого предназначенные и потонувшие в мягком шуршании протекторов по влажному асфальту.

Машина останавливается перед забором. Один щелчок кнопки с пульта управления, и ворота стали лениво отъезжать в сторону. Возвращаться в город было глупо и попросту суицидально. Хорошо, когда есть недвижка за его пределами. Славься великий русский менталитет с нашими извечными огородами и дачами. Хотя вряд ли двухэтажный коттедж от элитного застройщика можно было назвать дачей. Это то же самое как называть лабутены тапками.

Осознание накатило финальным аккордом, лишь когда я ювелирно притворил за собой дверь в мою бывшую, а теперь уже ее нынешнюю спальню. Я аккуратен, подобно воришке, влезшему в чужой дом, чтобы лишь украдкой взглянуть на ту жизнь, что никогда не будет ему доступна. Давление на ручку минимально. Одна рука придерживает, толкая дверь от себя, а другая тянет чуточку сильнее, чтобы механизм предательски не скрипнул. Это практически талант.

Где-то тревожно зазвенело. Сначала показалось, что это собственный инстинкт самосохранения бьет тревогу, но, как оказалось – всего лишь сообщение в Whatsapp.

Я плюхаюсь на диван в гостиной, попутно открывая мессенджер.

«Эй, псих, ты в норме? Как прошло?»

Горело на экране от Ромки.

Отвечать категорически не хотелось, но и оставить неотвеченным было нельзя. Недолго думая, ткнул в эмодзи, изображающее жест «Окей». Под сообщением тут же зажглись две синие галочки. Значит, прочитал.

Затем последовало мучительное «печатает», которое мозолило глаза на протяжении минуты, растянувшейся как минимум в годы.

«Двое других укатили с компанией. Сказал им, что их подружка вызвала такси».

«Буду должен» – впечатываю в окошко ответа и блокирую экран.

Как минимум по гроб жизни, мысленно добавляю я, проваливаясь в мучительный сон без сновидений.