"И создал Господь наш людей по образу и подобию своему, и наделил их частицей Духа Святого, что ныне зовется душой, и повелел им всё в мире взвешивать в соответствии с Законами, что дал людям Господь, и с душою, которою он их наделил. Но не дремало Зло, не спал Дьявол, он начал смущать душу человеческую посулами вечной жизни в обмен на бессмертную душу..."

- Эммануэль! Брат Эммануэль!! - донеслось снизу. 

Голос был встревоженный, срывался, зовущий был напуган, взбудоражен, ошеломлен... Эммануэль приказал себе остановиться. Он клялся не использовать свои способности в Доме Учения Святости. Кричавшим был явно брат Рамон, голос принадлежал ему и только он производил столько шума. Мужчина встал из позы сосредоточенности, в которой он перечитывал трактат "О грехопадении людей", в нем содержались любопытные факты. Вообще книга представляла собой гибрид Святого Писания, бестиария и пропагандистской агитки. Но читать было полезно, как в практических целях, так и в целях "подавления мятежного духа, что толкает к страшным грехам", как говорил брат Леонард, замечая в Эммануэле этот самый "мятежный дух". В двери забарабанил Рамон.

- Войди, брат Рамон, но не спеши говорить, сначала смири чувства...

Но брат Рамон уже ввалился в комнату всей своей грузной тушей, вытаращил глаза и открыл рот. Эммануэль только устало кивнул, разрешая толстяку высказаться.

- Брат Эммануэль, - задыхаясь пропищал слишком высоким для такой туши голосом Рамон, - Его Преосвященство, Проводник Света и Великий Инквизитор требует вас к себе! У него было видение и он хочет поведать вам о нем!

Эммануэль поморщился от обилия титулов и снова поморщился при упоминании слова "видение". Хоть он и был братом в церкви Святого Очищения, но все эти святые явления, видения и послания он практически не воспринимал, считая их всего лишь умелой манипуляцией, с помощью которой Великий Инквизитор правит своей паствой.

- Благослови тебя Господь, брат Рамон, я сейчас же явлюсь к Его Преосвященству, - ровным голосом ответил мужчина.

Толстяк закивал так, что его щеки начали подпрыгивать, и удалился с чудовищным топотом. Значит у Инквизитора есть дело и он выпустит своего бойца в поле, навстречу врагу снова. Эммануэль потянулся, скинул с себя единственное, что на нем было - простую серую рубаху почти до колен, и подошел к зеркалу. 

В обители церкви запрещено было рассматривать себя в зеркало без особого разрешения Преосвященства, ведь считалось, что самолюбование - это греховное занятие, не угодное Господу, но у Эммануэля было особое положение здесь. Из отражения глянули зеленые глаза, цвета сочной травы, на загорелом открытом лице, которое явно с гордостью носило упрямый лоб, красивые густые брови, чуть выступающие скулы, немного вздернутый нос и чувственные полные губы. Довершал овал лица твердый подбородок с ямочкой. 

Эммануэль улыбнулся себе в отражении лукавой ухмылкой. Да, девушки таяли от этой улыбки, даже не подозревая, что он - цепной пес Преосвященства. Охотник на нечисть. 

Он передернул широкими плечами. Память об охоте не приносила радости. Выпрямившись во весь свой немалый рост, охотник занялся тем самым греховным делом - самолюбованием. Эммануэль оценил перекатывающиеся под кожей мышцы и воздал хвалу алхимикам, составляющим эликсиры. Благодаря этим сморчкам мускулы выдерживали нагрузку вдесятеро большую, чем мог бы вынести человек. Убедившись в своем совершенстве, охотник надел белую рубаху с красной, как кровь, вышивкой, белые штаны, поверх накинул серый инквизиторский плащ, рассыпав по плечам волосы цвета красного дерева, густые и ярко выделяющиеся на бледном полотне плаща. 

Он развернулся и вышел из своей скромной комнаты, направляясь к основному крылу Обители - Цитадели Чистоты, где в башне Света Преосвященство сидело на троне. 

Эммануэль не очень любил фанатичного лидера и престарелого педанта в лице Верховного Инквизитора. Его ханжеские суждения, манера говорить и двигаться, его горящие полубезумные глаза, все это было противно Эммануэлю. Более того, охотник чувствовал его страх. Сколько раз он посылал проклятия алхимикам-экспериментаторам, которые составляли индивидуальные мутагены! Они вечно творили эликсиры с какими-то побочными действиями, которые сами же потом изучали! 

Эммануэль был уверен: обостренная чувствительность чужих эмоций - дело рук проклятых учёных. Но сейчас стоило собраться и не выдать своего отвращения к Его Преосвященству.

 Но шел через двор Обители, кивая рядовым служителям и послушникам для которых он был героем, вдруг странное чувство владело его разумом. Эммануэлю показалось будто за ним наблюдает чье-то зоркое око. "Кажется, старик заразил меня своей верой в видения даже на расстоянии!" подумал Эммануэль, тряхнул красноватой гривой слегка вьющихся длинных волос, отгоняя наваждение и поспешил в башню, памятуя о том, что Пресвятой Мухомор (так он называл Верховного Инквизитора) не любит долго ждать. 

Цитадель Чистоты была основным строением обители, самым могучим и самым мрачным. Там, в подвалах, в башнях и залах содержались и изучались нелюди всех мастей. Эммануэль про себя называл это строение Мучильней, ибо опыты и эксперименты, которые проводили тут ученые и алхимики, были далеки от гуманных. Объектом их наблюдений становились нелюди, которых они всячески истязали, стараясь понять механизмы защиты тел и разумов, посмотреть на скорость регенерации и, самое главное, использовать части нелюдей для мутагенов. 

Именно на лов подопытных выпускали еще зеленых охотников, проверяя их делом.

Над обширным полукольцом Мучильни, взбирающимся на пять уровней от земли, возносилась башня Света, в которой собирался Пресвятой Совет Очищения. Туда сходились все титулованные сморчки ордена и плели свои интриги, обсуждали дела и даже скандалили, но когда выступал сам Пресвятой Мухомор все молчали. Эммануэль всей поверхностью кожи и каждым внутренним органом презирал этих людей, но работал на них, ведь нелюдей он просто ненавидел. Не всех, конечно, а именно вампиров, но сути дела это не меняло. 

По коже пробежал липкий холодок, когда за охотником сомкнулись двери этой скорбной обители боли. Эммануэль старался отключить чувства, но невозможно было придушить гнев, злость, отчаяние, и огромное количество боли, которые густо стелились вокруг. Охотник вдыхал, впитывал кожей, глазами и всей кровью эти чувства, и его раздражение только усиливалось. Пять этажей нужно было преодолеть пешком, проходя по широким длинным коридорам из конца в конец этого мрачного сооружения, ведь лестница по причуде больного архитектора, была только одна, она опоясывала все строение широкими кольцами. 

Почти бегом Эммануэль проскочил пять пролетов, наевшись горьким блюдом досыта, и остановился отдышаться только у входа в Зал Совета. Сердце его выпрыгивало, а голова шла кругом. Мужчина сосредоточился внутри себя, унял распереживавшуюся плоть и постучал в белые двери. Створки разошлись беззвучно, впуская его внутрь круглого белого зала. Каждый раз, когда охотник заходил сюда, у него возникало ощущение мышеловки, в которую добровольно идет рехнувшаяся мышь. Чутье охотника говорило: "Уходи, здесь смерть!", но Эммануэль, видимо, был бесстрашной мышью. 

Сейчас в зале за круглым столом сидел только один человек. Черты лица Его Преосвященства были хищными: прямой, заостренный нос, такой же острый подбородок из которого торчала реденькая бороденка белого цвета, широкие скулы и глубоко посаженые голубые холодные глаза под тонкими седыми бровями. И без того узкие губы он поджал, завидев охотника, а высокий лоб его пошел гневными складками, казалось заползшими на лысину, которая налилась равномерным розовым цветом, обрамленная кругом тонких белесых прядей. Эммануэль не обратил на крайний гнев Преподобного никакого внимания, зная, что он напускной, прошествовал прямо к его креслу, опустился на колени со склоненной головой и поцеловал Преподобному руку.

- Отец, - тихо сказал охотник, не поднимая глаз, - вы звали меня?

- Да, сын мой, - проскрипел, смягчившийся от кротости охотника Преподобный, позволяя жестом Эммануэлю подняться, - мне было видение!

- И вы захотели посвятить в детали меня? - скрыл скепсис за удивлением охотник.

- Да, ибо в видении был ты и с тобой связана судьба нашего мира! Послушай, дитя, ты был очень мал, когда мы нашли твоих родителей и то, что вампиры сделали с ними - ужасно! Какое благо, что удалось отбить тебя у этих богомерзких тварей! Но тогда мы не знали, что ты, сын мой, станешь десницей карающей Господа нашего! - скрипучий голос Святого Мухомора разросся из дребезжащего разбитого скрипа в расстроенный и растерзанный орган, - Вампиры пришли, чтобы убить твою семью и тебя, их послал наш великий враг! Он прозрел, что ты и только ты станешь помехой в его злобных планах по захвату всего нашего мира! Но мы вырвали тебя из когтей опасности! Мы спасли тебя и этой ночью, во время ночных бдений ко мне пришел ангел с огненными волосами, он сказал: "Да будет известно тебе, что твой воспитанник вскоре покинет твой приют и оставит кров навсегда, что дорога его лежит на Восток, где он обретет верную ему душу. И сойдут они в сердце Тьмы рука об руку и изведают горькой чаши, но, испив ее, станут сильнее, и победят Зло!". Ангел показал мне на Восток и я увидел там тот самый мерзкий город, накрытый куполом тьмы, что непроницаема для солнца! Много лет и много сил вложили мы в то, чтобы распространить свое влияние в городах нелюдей! Много жертв принесли, чтобы посеять раздор между кланами, но один город оказался нам не по зубам, - Преподобный скрипнул зубами и Эммануэль едва удержался от болезненной гримасы, - город ночи, город мрака, где правит нечестивец-вампир. Я узнал, мой дорогой мальчик, что именно он приказал убить твоих родителей, - Инквизитор скорчил лицо в скорбящей маске, - мне очень жаль!

Эммануэль уже не слышал его голоса и не видел лица, все заволокло дымкой. Его семья, отец и мать, теплый дом, где его наверняка любили, все это было уничтожено одной клыкасто тварью! Гнев ударил в голову и охотник сжал кулаки. Преподобный, улыбнувшись эффекту, произведенному его речью, напустил на себя скорбный вид и положил сморщенные руки на плечи воспитаннику.

- Я сейчас же отправлюсь за его сердцем, Отче!

- Не торопись, - сказал инквизитор, сжимая его плечи, - для начала я расскажу тебе о защите этого города, после посмотрим, что с этим можно сделать. Мальчик мой, - уже другим, деловитым голосом продолжил инквизитор, - в этот город не попадешь просто так. Эта дьявольская завеса пропускает только своих, нелюдей, понимаешь? Чтобы ты оказался внутри нужно одурачить их магию так, чтобы ни одна частица пространства не распознала в тебе человека с печатью Господа на челе! То, что ты преодолеешь Пустошь между остальными землями и Городом - в этом нет сомнений, но, оказавшись внутри, ты должен будешь аргументировать свое присутствие. Мастер, будь он тысячу раз проклят, чувствует каждого из своей мерзкой паствы и появление чужака возбудит его подозрения. Мы создадим тебе легенду. А пока, - Преподобный встал напротив Эммануэля, - готов ли ты к священному походу, сын мой?

- Да, Отче!

- Клянешься ли ты исполнить свой долг перед Очищающим Светом?

- Да, Отче!

- Тогда иди и готовься, пусть Господь услышит твои молитвы и благословит тебя!

Эммануэль встал на колени, поцеловал перстень инквизитора и спокойно вышел из залы, но, как только двери за ним закрылись, он пустился бегом вниз, в свою комнату, где сбросил парадное одеяние, надел свой тренировочный доспех, взял оружие и стремглав побежал в поле, где дожидались своего часа манекены нелюдей и пустошных монстров. Алая пелена застилала глаза охотнику, он не помнил себя и с рыком колотил по фигурам врагов. Меч сверкал в его руке, носясь подобно металлическому соколу, который с огромной скоростью бросается на добычу. Но, с каждым ударом злость только сильнее разгоралась в его крови. 

Он представлял, что кромсает то ненавистное существо, что лишило его счастья мирной жизни и обрекло на существование одиночки! 

В стенах, которые его душат, среди людей, которых он презирает, правил, которые его бесят! 

Отсюда хочется бежать, бежать со всех лап... сознание потерялось в лабиринтах ярости, злость сменилась страхом. В голове билась только одна мысль: "Бежать! Бежать прочь! Пока не нашли!", а за спиной разгоралось алое зарево - это горел его родной дом. Он бежал и радовался, что волки не умеют рыдать, как люди, иначе сейчас он свалился бы и разревелся прямо в сугробе.

 Он летел через бурелом, раня лапы о ветки и острые сучья, скрывающиеся под снегом, расцарапывая бока и морду о внезапно выныривающие из снежной тьмы колючие кусты, которыми заросли низины и овраги. 

Он бежал от треска пламени, сквозь который различал предсмертный рык отца и жалобный, полный боли вой матери. Споткнулся, покатился кубарем на дно лощины, больно ударился о лед лопаткой так, что лапа перестала слушаться и повисла. Попытка встать окончилась лишь жалким падением. Не было сил, и боль рвала скрученные в тугой комок внутренности. 

Он задрал окровавленную морду к хмурым небесам, по ней текли, смешиваясь с кровью, волчьи слезы, и завыл пронзительно, душераздирающе. Сознание покидало его, но мысль, что не давала покоя, впечаталась в мозг, будто выжгли ее: он найдет людей в серых плащах и убьет, за мать, за отца...

Эммануэль замер, тяжело дыша. 

Он лежал на земле связанный, вокруг него на почтительном расстоянии стояли послушники, братья, наставники, лица всех были бледны и выражали ужас. Над охотником склонился лишь один человек - Преосвященство. Держа руку на затылке своего послушника он читал молитву. Как только Эммануэль затих он отнял руку и закончил молитву, глядя на охотника своими ледяными глазами.

- Он в порядке, - громко проскрипел инквизитор, - развяжите его! Это праведный гнев Господень обжег его жилы и распалил кровь! Не бойтесь, братья, он не тронет никого из чистых людей! 

Паства послушно закивала, но к Эммануэль подходили с опаской, будто к буйному сумасшедшему. Братья, разрезавшие веревки, проворно отскочили, освободив охотнику руки, и сам Преосвященство помог ему встать на ноги. Охотник огляделся вокруг и увидел манекенов, разбитых в щепки, грудами валяющихся на земле, его меч был воткнут в стену цитадели почти по самую рукоять. Голова мужчины раскалывалась, на языке застыл привкус крови и слез, а в горле такой ком, что он не мог говорить, только кивнул Верховному Инквизитору и поплелся в свою комнату.

Там он рухнул на кровать, не потрудившись стянуть с себя доспех, и задумался. Не в первый раз он видел себя волком, вернее волчонком, и людей в серых плащах, что поджигают его дом, заперев в нем родителей. И каждый раз боль и потрясение от пережитого лишали его сил на несколько часов. Эммануэль отвернулся к стене от яркого света и из зеленых глаз покатились слезы. Ему не было за это стыдно. Боль требовала выхода, а крушить все вокруг, даже шевелиться не было сил. 

Знакомое ощущение чужого взгляда толкнуло его в лопатку. Охотник резким движением перевернулся на кровати, но комната была пуста. Казалось, что на этот рывок ушли последние его ресурсы и мужчина потерял сознание, погрузившись в сон, полный снега, огненных бликов и крови.