Он медленно, неотвратимо тонул в вязкой холодной тьме. Она не пульсировала подобно Мраку, однако с не меньшей алчностью и терпением пожирала его, приближая его к смерти.

«Я не смог. — Мысли не текли, а пробивались сквозь окутавшую его черную смолу. — Я не справился».

Увиденное им возможное будущее стало реальностью: они мертвы, а Драупнир, захвативший тело Ника, уже наверняка снимает печать с врат в мир демонов. Все, чего он так боялся и пытался избежать, прекратилось в его вечный кошмар и напоминание о собственной глупости. С отрешенной грустью Мориан наконец начал понимать, что и им, как и многими до него, двигали эгоизм и тщеславие. Одна только его игра в героя чего стоит! Готов был рисковать ради незнакомых ему людей и существ, и каждый раз желание быть первым и единственным захватывало его с головой. Было ли это последствие его долгого одиночества и отсутствия должного внимания со стороны отца или же это его врожденная черта — кто знает. И горечь от того, что понять он смог свой личный мрак лишь оказавшись на пути к смерти, усугубляла вину и желание вернуть все назад, исправить тот кошмар, который создал.

— «Люди с-совс-с-сем не изменилис-сь. Вс-с-се так же понимают с-собс-ственную глупос-сть лиш-шь на пороге к дому С-с-смерти, как и в тот день».

— «Р-редко кто из них понимает, что их к нему пр-р-ривело. Наши хозяева тем более».

— «Думаеш-шь, он дос-стоин наш-шей с-с-силы? Глупец ненавидел нас-с, хотя и желал понять наш-шу с-суть. Почему мы должны подчиниться ему?»

Мориан слушал странный диалог со смутным чувством дежавю. Будто он где-то слышал подобный разговор, и не первый раз. Но когда?

— «Ты еще не настолько мер-р-ртв, полукровка, чтобы стр-радать от потер-ри памяти. Или же стр-рах лишил тебя р-разума?

Змея и дракон. Холодная осторожность и нескрываемая агрессия. И ни капли безумного бреда.

«Сколльнир и Хацтнир? Но как? Почему я слышу вас, хотя должен был умереть?»

Рычащий голос фыркнул.

— «Потому что мы две стор-роны одной медали. Жизнь и смерть, луна и солнце. В нашей власти задер-ржать смертного на гр-рани между двумя силами мир-ра. Та сила, котор-рую ты отчаянно пытался найти в нас».

«Тогда к чему было то безумие? Зачем было топить меня в темноте и ужасе? К чему была эта дикая игра?» — с непонимающим отчаянием крикнул он, тут же поперхнувшись от ледяного потока тьмы.

— «Чтобы узнать, дос-стоин ли ты нас-с, — ответил Сколльнир. Теперь, когда маски сняты, Мориан знал, кто кем из них был. — Сила, равная божес-ственному чуду, не может находиться в руках недос-стойного и с-с-слабого».

«Тогда к чему весь этот фарс? Для чего вы продолжаете тянуть меня наверх, зная, что я не достоин? — с усталостью спросил Гальсар. Тьма обволакивала его, проникала в каждую клетку его умирающего сознания. — Мой путь как героя — это путь ужасных ошибок и личных интересов. Я не смог спасти тех, кого назвал своими друзьями, предал Лию, обещая всегда быть рядом. Я разрушил все, что построили люди вокруг меня. Так зачем мне жить? Ради новых разрушений? Или же как ваша марионетка или живая кукла Драупнира?»

Кинжалы-близнецы не ответили, и Мориан не знал, точно ли они здесь вообще. Несмотря на разговор, вокруг него не слышно было даже тихого шороха. Безмолвие устилало путь к Смерти, наблюдая за ним вместе холодной безучастной Тьмой.

«Я умер, ничего не сумев сделать. Но может, еще не совсем поздно?» — Глупо было думать, что после него Драупнир не занялся его друзьями, и все же уголек надежды продолжал тлеть где-то на дне его души. Если не для их спасения, то ради мести, он должен попытаться вернуться. Даже если для этого ему придется принять ту тьму, что он прятал от мира и себя самого. Разжечь костер ненависти и кормить его до тех пор, пока его причина не сгорит в нем дотла.

— «С этого и стоило начинать, мальчишка».

У души нет глаз, и все же Мориан вздрогнул, ощутив на себе свирепый взгляд. Дикий и необузданный, как пламя. Как сама жизнь. Однако это был не Хацтнир. Имена были лишь людской прихотью, и Мориан осознал это, едва увидел их истинную суть: гармония и хаос соединялись и отталкивались в них, сочетаясь в немыслимых цветах и формах. Его прошлые попытки понять, кто из них обладает конкертной способностью, были просто смешны, и неудивительно, что он потерпел неудачу. Оба несли яд смерти на себе, и оба дарили жизнь тому, кто ее мог получить.

Что-то потянуло его из черной трясины, приближая его к яркой точке, прекращающейся в яркий живительный...

— «Не разочаруй нас, хозяин, и покажи миру настоящего себя».

Луч света окутал его, пронзая каждую частицу его души. Выталкивая его из темноты.

***

— «Мор! Мор!»

— Бесполезно. Ты же сама чувствуешь, что ваша связь разорвалась. — Драупнир со странным интересом наблюдал за ней. Едва он пробил Мориану грудь, Амальнир разорвала те цепи, что удерживали ее в истинной форме меча.

— Нет, нет... Мор! — Отчаяние и боль отодвинули ярость и желание отомстить на задний план. Она дрожащей рукой провела по знакомому и родному лицу, чью кожу уже сковывала мертвенная бледность. — Почему, почему именно ты?

Похититель небес оглядел недавнее поле битвы. Оставшиеся герои лука и секиры были едва ли способны двигаться, не говоря о том, чтобы продолжать мешать осуществлению его цели. Как глупо было владельцу Ярнбъерна кидаться под удар, чтобы спасти ту девчонку. Едва ли он доживет до его триумфа и увидит, как демоны огненных недр разорвут его на горящие куски. И все же кое-что не давало ему покоя, навязчиво грызя мысли.

— Амальнир, мы с тобой одного возраста и силы. Из нас двоих ты первая забрала себе тело хозяина, поглотив ее душу, и получила способности к трансформации. Так почему же ты пала так низко, что рыдаешь, подобно человеку, над ним, полукровкой, для которого ты была живым оружием?

— Можно подумать, ты поймёшь, — с горькой усмешкой ответила она, невольно возвращаясь к владельцу, которую считала последним в своей долгой и бессмысленной жизни.

Большую часть своего существования он не мог понять, сон или явь то, что происходит вокруг него и с ним самим. Во времена бесконечных войн его хозяева менялись так быстро, что не было нужды запоминать. Женщина или мужчина, ребенок или взрослый — для меча нет разницы, кем быть, как и для его владельцев. Не было для всех, пока не пришла она.

— Здравствуй, — теплые пальцы с шершавыми мозолями коснулись его лезвия, медленно и нежно проведя ими от рукояти до острия. Искра пробежала по клинку, исчезая где-то в глубине серебристого металла. — Ты Амальнир, да? Я Шейла, твой надеюсь, ты будешь рад мне, как я тебе.

Наверно, будь у него возможность говорить, он бы ответил, что ему все равно, кто его владелец. И все же те зачатки сознания, что появились в нем после смерти последнего хозяина, отреагировали на нее странно. Ее поглаживания успокаивали, растворяя возникшее на мгновение желание разрубить ее на куски. Тогда он этого не понял, но то было первой светлой эмоцией за годы жестокости, крови и животной ярости.

Меч начал с пристальным вниманием наблюдать за новым владельцем. Ее привычки терять важные вещи и читать романы перед сном, когда на утро намечена важная встреча или задание. Непредсказуемое и тем интересное поведение, даже за едой, когда вместо положенного обеда она лишь ела хрустящий хлеб и молоко. Ни одной неоправданной жестокости. Ни одного случая, чтобы она не обращалась с ним, как с простым мечом. Перед сном, за завтраком, перед боем или просто так — Шейла всегда находила время поговорить с ним, уже по привычке поглаживая всегда чистое и сверкающее лезвие.

— Слушай, а почему тебя назвали Амальнир? Пожиратель небес, убивающий своих владельцев, звучит слишком мрачно и кровожадно, хотя ты и не пытался на моей памяти разрубить кого-то по своей прихоти. Всего-то нужно грамотно использовать свои силы, чтобы держать тебя бодрым. Я ведь права? Давай, чтобы я не ежилась каждый раз, как слышу твое имя, я буду называть тебя Амальфора? Не знаю, конечно, девочка ты или нет, но имя похоже на твое настоящее и гораздо милее. Тебе ведь нравится?

Меч едва ли понимал половину из сказанного, однако ее прикосновения, ласковые и не похожие на то неприятное втягивающее в себя чувство, когда клинок разрубает чью-то плоть. Ему хотелось, чтобы это длилось вечность, и защищал ее так, как только мог, не обладая ни телом, ни душой. Лишь слабой искрой, что медленно разгоралась от нежности и света человека, что стал его хозяином. Впервые у него появилось желание, чтобы она была с ним всегда и никто больше не касался его, кроме нее.

Но однажды эти дни кончились.

— Ты слишком слабая, чтобы быть героем, — прорычал эльф, глубже погружая сверкающий пламенем кинжал в ее живот. — Наивная и слабая.

— Никто не запрещал, — тихо ответила Шейла, захлебываясь собственной кровью. И даже сейчас она улыбалась, улыбалась врагу, пока Сколльнир* забирал ее жизнь, взамен распространяя по телу смертельный яд.

Незнакомое прежде чувство окутало его, заставляя желать смерти убийце и отдать всю ту силу, что в нем еще была от нее. Хрупкое тело рухнуло на черную от крови землю, покрывая ее алыми кляксами.

Он потянулся к ней из последних сил, пытаясь коснуться ставших родными и, казалось бы, неотделимыми от него самого пальцев.

— «Не умирай!» — Незнакомый голос пронзил их связь, заставив ее улыбнуться еще шире, несмотря заливающую мертвенную бледность и боль.

«Наконец то я услышала тебя, — с тихой нежностью прошептала Шейла. — Каждый день я ждала, когда исполнится то, что написали о тебе твои создатели. Жаль, что мы так и не сумели поговорить».

— «Не умирай!» — с отчаянием, больно ударившим по его слабой искре души, прокричал Амальнир, чувствуя, как слабеет и исчезает их связь.

«Я не умру, глупенький. Поглоти меня, Амальфора. Не только мою силу, а всю меня. Мое тело, душу, воспоминания. Забери мою жизнь,и тогда я всегда буду с тобой. Целую вечность».

Осознание совершенного пришло намного позже. Яркость настоящей жизни и те ужасы, что творила она, не задумываясь, обрешились на нее нескончаемым водопадом. Боль от потери Шейлы оказалась настолько невыносимой, равно как и мысль о новом хозяине, что мир крови и войн лишился одного из своих столпов. Столетия текли за столетиями, пока волшебный меч спал, пытаясь смириться с тем, что не смог защитить любимого хозяина.

И Карма решила сыграть в кости.

Жизнь передала ее через множество рук, пока она не очутилась в оружейном магазине, одном из тысячи таких же.

— Мне нужен меч, — чуть надменно произнес приятный баритон. Обычные слова, и немного позже он коснулся ее ножен, осторожно проведя пальцами по лезвию. Такие же пальцы, как были у нее. Шершавые и вместе с тем мягкие и теплые. Даже привычки, как оказалось впоследствии, у них с Шейлой были схожими.

Ей выпал шанс начать все по-другому, а она вновь вернулась к тому кошмару, что стал ее даром и проклятием.

— В любом случае тебе остается лишь смотреть, как мир окутает жар и пламя, которые очистят этот мир от грязи и гнили, — проговорил Драупнир, не желая больше слушать ее жалкие, недостойные божественного оружия мысли. Луна почти полностью почернела, предвещая начало конца. Пора было начинать.

Он уверенным нетерпеливым шагом направился обратно в зал, где под лунным светом из разрушенного потолка загорались письмена на монолите. Прочитать их мог любой, кто знает древний язык гномов, но силой разрушить печать обладает только он, Похитителю небес. Нужно было только забыть о том неприятном факте, что личность его владельца все еще не поглощена полностью, и тело все еще не стало неотделимой частью его истинной формы. Неужели так трудно было добровольно слиться с ним и получить безграничные силы и возможности?

«Ошибка глупого человека вполне поправима, и решить ее я смогу в любой момент, много времени и сил не займет. Сначала нужно завершить начатое».

От дрожащего пола исходили волны нестерпимого жара, будто демоны чувствовали, что сейчас должно произойти, и рвались наружу, чтобы сжигать и убивать. Драупнир и сам чувствовал схожие желания, и ускорял ритуал как только можно было, а потому слишком поздно заметил всплеск магии.

— Давно не виделись, Драупнир.

___________________
* Данные события происходили незадолго до того, как обезумел хранитель Источника. Амальнир знала о случившемся в деталях благодаря тому, что после смерти Шейлы ее пытались заставить признать нового хозяина, используя как обычный меч, однако ничего не вышло.