Я прихожу к Еве.
Она почти дорисовала ноги девочки зомби. Они синего цвета, как у трупа. Хотя Яр уже труп, но он еще не синий, он бледный, но он пока еще кажется живым и просто спящим.
- Нашел, что-нибудь? – спрашивает она. – Какой размер его одежды. Я хочу купить ему футболку.
- Мама, - говорю я и сажусь в бежевое кресло, помеченное моей спермой. На свой трон, на свое законное место. – А как ты познакомилась с папой?
Ева продолжает рисовать и это доставляет ей удовольствие.
- Мы познакомились вчера, - говорит Ева. – На Арбате. Твой папа – бродячий актер. Он мим. Ты знаешь, кто такие мимы?
Я знаю кто такие мимы. И мне нравится, что он бродячий актер.
- Мне так понравилось его выступление, когда он двигал невидимые стены или полз по невидимому канату. Я решила с ним познакомиться. Я тогда еще не была лысой. Он сказал, что я красивая, и он с удовольствием погулял бы со мной, но у него еще работа. Его следующий номер назывался «статуя Амура». Он надел на себя крылья и взял лук со стрелой и застыл. Представляешь, он застыл на целый час. Весь этот час я смотрела на него и влюблялась в каждый кусочек его идеального тела, потому что он действительно красив, не находишь?
- Нахожу, - говорю я.
- Вот. Он рассказал, что не из Москвы и приехал сюда на днях, чтобы прославиться, но ему негде остановиться. Я, конечно же, предложила пожить у меня. Он охотно согласился, потому что я обещала ему отсосать. Ему понравилась эта идея. Так мы и познакомились. Сегодня была наша брачная ночь. Хотя у нас с ним за всю ночь было три брачные ночи. Мы не спали всю ночь. А потом родился ты.
- Романтичная история, - говорю я. – А он, правда «ангел»?
- Конечно ангел! Ты, что не видишь? – усмехается Ева и смотрит на меня из-за плеча. У нее зеленые глаза. Или мне только так кажется, потому что на ней надето зеленое сари. – Когда мы играли в "демонов и ангелов", пока ты спал я была искусительницей.
У меня путаются мысли, и поднимается давление. Мне кажется, что от голода меня сейчас сведет судорогами. Если я сейчас же не поем, то просто потеряю сознание или у меня пойдет кровь из носа. Мне кажется, что меня бьет озноб, потому что еще это похоже на приступ. Я начинаю нервничать. Но я пытаюсь не подать виду, потому что не хочу напугать Еву.
- А что, ангелы существуют на самом деле?
- Конечно, существуют, - отвечает Ева. – И ангела, и демоны, и сам Сатана и даже Санта-Клаус. И Санта-Клаус на самом деле брат Сатаны, потому что у них почти одинаковые имена Санта и Сатана. И клаустрофобия - это на самом деле боязнь Санта-Клауса. Ты же боишься Санта-Клауса?
Я очень его боюсь. Он бородатый и толстый. И всегда смеется так страшно: Хоу-хоу-хоу.... Хоу-хоу-хоу...
- Кстати, демоны любят таких мальчиков как ты. Вот представь...
Ева любит фантазировать. Я думаю, что пока я был в другой комнате, Ева успела принять дозу, потому что вид у нее нездоровый, гораздо нездоровее, чем у Ярослава, но она еще жива, а он уже мертв – это единственное, что их различает. И сейчас Ева фантазирует.
- Представь, - говорит она. Ева перестает рисовать, она ложится на кровать и смотрит на меня в упор. У нее нездоровая улыбка, которая меня пугает. Но я видел Еву такой много раз. Она меня не обидит, потому что любит меня, как лучшего друга.
- Идешь ты ночью по лесу, - говорит она. – Идешь, идешь. Но чувствуешь, что за тобой следят.
- Кто бы это мог быть? – подключаюсь я.
- Ты оборачиваешься, чтобы проверить, но ничего не видишь. В лесу становится неуютно и страшно. Луна зловеще сверкает, где-то ухает сова и слышится вой волка. Ты заблудился, твое несчастное сердечко бьется как заводная игрушка, намереваясь вырваться на свободу из костяной грудной клетки. Потому что сердечко твое, - Ева встает и подходит ко мне. Она склоняется надо мной и начинает шептать на ухо. Она водит рукой у моего сердца. – Твое сердечко чувствует опасность.
Я чувствую опасность, потому что Евин голос переносит меня в темный лес, я слышу уханье совы. Я начинаю изводиться кожным зудом, потому что у меня аллергия на тьму.
- Ты чувствуешь присутствие потусторонних сил и спасаешься от них бегством.
- Я бегу без оглядки, но с каждым разом, я чувствую, что меня кто-то догоняет, - на лбу выступили капли пота.
- Да это был демон инкуб, сам Мефистофель, с длинной и скользкой елдой. Он нагоняет тебя и валит на сырую землю. Потому что он хочет выебать тебя за все грехи. Он ненавидит людей... Он ненавидит тебя, жалкое отродье. Мефистофель рвет на тебе джинсы, оголяя твой юный зад, и скользким языком лижет твое ухо.
Ева облизывает мне ухо.
- Он входит в тебя, а ты начинаешь истошно кричать и молить о пощаде, потому что его хер длинный и скользкий. Он обжигает тебя изнутри. Это невыносимая боль...
- Я не хочу, чтобы меня трахали, - говорю я. – Я не гомик.
Мне не нравится, когда Ева фантазирует, как меня трахают, потому что я не гомик.
- Хорошо, - соглашается Ева. – За тобой гналась Лилит. И когда она тебя нагнала, то заставила вылизывать свою вагину. Она топила тебя в своей утробе, и царапала спину, потому что она, как и Мефистофель ненавидит все человечество.
- Но я больше не хочу лизать. Я стягиваю трусы и...
Ева заводится, она расстегивает ширинку на моих джинсах и засовывает туда руку. Я закрываю глаза, Ева продолжает говорить:
- Лилит считает, что ты идеальный любовник, потому что ты терпишь всю боль. А она почти до кости расцарапала твою спину. Лик луны загораживают плотные тучи. Небо извергает яркие молнии и начинает лить дождь, сами небеса отвернулись от тебя в эту сатанинскую ночь. Но умирая ты просил их помочь, ты взывал к помощи...
Она гладит мой член через трусы. Но я все еще чувствую голод.
- Я ускоряю темп, потому что чувствую, как силы покидают меня. Я умираю от потери крови, но я должен закончить начатое.
- Ты кончаешь прямо в нее и делаешь последний вздох, потому что Лилит добавилась именно этого. Ей все равно, что ты дохнешь, Лилит нужно было твое семя. Она хочет создать армию гибридов людей-демонов, чтобы навсегда уничтожить человечество.
Я уже завелся, но Ева почему-то ушла, оставив меня с расстегнутой ширинкой.
- Почему ты остановилась? Почему конец такой глупый? – спрашиваю я и расстраиваюсь.
- Потому что котик. Лилит не знала, что ты наш сын. В тебе течет кровь ангела. И плод вашей любви убил ее изнутри. Потому что добро должно побеждать.
Ева возвращается к своему рисунку. А я остаюсь сидеть на кресле, на моем личном кресле. Я остаюсь тут думать о Лилит и о нашем победоносном сыне демоно-ангело-человеке.
Я перевариваю слова Евы, потому что они затронули мое сердце. Потому что я понял, что не могу больше терпеть и ждать. Я очень хочу кушать. Я вспоминаю, что мама обещала приготовить блины. Сейчас я скажу Еве, что ей надо сделать и пойду домой, потому что я хочу покушать блины.
Я надеюсь, что каши больше нет. Я верю, что блевотную геркулесовую кашу, уже давно съели. Я не смог ее съесть, потому что меня от нее тошнило. Меня и сейчас тошнит, я же думаю об этой каше, а значит, я представляю ее, я вижу кашу перед собой. Она цвета топленого молока. Склизкая... как елда Мефистофеля. Я не знаю что такое елда, а Ева много знает, потому что она закончила институт. У нее где-то валяется диплом.
Ева говорит, что диплом ей не нужен, потому что она и так работает в студии и получает хорошие деньги, а еще у нее есть папочка. Хотя он ее бросил ради какой-то шлюхи и уехал далеко на острова, но он присылает ей деньги и открытки, и фотографии, там, где он с этой шлюхой на море. На фотографиях ее отец лысый и счастливый, он лысый не, потому что скин-хед, а потому что такие гены.
Ева сказала, что добро всегда побеждает зло, потому что оно должно побеждать, так правильно. Поэтому я, чувствуя голод должен объяснить Еве, что она совершила зло. Я знаю, что она не хотела, она случайно. Ярослав тоже должен это знать. Она не виновата, что убила его. Мне кажется, что Яр в нее влюбился и согласился пожить, не потому что ему негде ночевать и не потому, что Ева обещала ему отсосать, он просто влюбился в нее. Ему понравились ее волосы, пока они у нее были, ее лицо, глаза, задница, груди, манера речи и свободолюбие. Он влюбился в нее как мальчишка и поэтому позволил вколоть себе кока-колу в вену, потому что он доверял Еве.
- Ева, - говорю я.
- Ты задолбал уже. Что с тобой такое? Я мама. Мы играем в семью, забыл что ли? – Ева гневится
- Нет, не забыл! Но Ева. Подожди. Давай пока не будем играть. Давай поговорим. Ева, подожди, остановись, не рисуй.
Я начинаю нервничать и у меня заболела шея, потому что у меня из плеча лезет «вторая голова», потому что когда начинается новый приступ, у меня всегда лезет «вторая голова». Я очень боюсь «вторую голову», потому что ее не должно быть. Мне кажется, что во мне живет мой брат. Он не смог родиться, потому что мы с ним сиамские близнецы, и он живет во мне. И когда у меня начинается приступ, тогда он лезет на волю. Он раздирает зубами мое плечо. Но я терплю боль, потому что я хочу помочь Еве, потому что я очень ее люблю, также, а может и сильнее чем это делал Ярослав.
- Ева... Ева... - я бью себя по плечу. Я бью и мне больно, но я должен договорить. – Ева, а добро всегда побеждает?
- Да милый. – Ева стоит напротив меня. У нее обеспокоенный вид, потому что она никогда не видела, чтобы у меня был приступ, потому что я никогда не приходил к ней в гости голодным. – С тобой все в порядке? У тебя что ломка?
- Со мной все в порядке. Ева, - я глубоко дышу. Я дышу так глубоко, потому что теперь у нас с моим братом-близнецом одни легкие на двоих, и он забирает себе больше воздуха. – Я должен тебе сказать.
Я снова бью себе по плечу. Меня одолевает паника и страх, потому что мне страшно и больно... и рядом нет никого, кто может мне помочь.
Ева подходит ко мне и протягивает руку ко лбу.
- Ты весь горишь, - замечает она. – Я вызову «скорую». К тому времени и он проснется. Ты только не волнуйся, - успокаивает она.
- Нет! Ева. Нет не вызывай, послушай. Ева добро побеждает зло, ты совершила зло. Но я ваш сын, а мой папа - ангел, значит я добро. Ева, ты убила его. Ева, ты вколола ему кока-колу, пузырьки дошли до сердца и оно остановилось. Ой... - мою руку скрючивает в судороге.
Ева затихает. Он смотрит и пожирает меня таким же ненавистным взглядом, каким я сегодня пожирал геркулесовую кашу. По сантиметру...