Быть может, глупо, но свершилось.
Назад дорога не нужна.
В святом огне боль растворилась,
Порочность Солнцу прощена.

Когда Поненте нашел в себе силы, чтобы подняться с горы холодеющих тел, солнце уже докатилось до верхушек деревьев расположенного вдали леса. Он спрыгнул на землю, разбрызгав небольшую лужицу крови. Та неприятными холодными каплями стекла по руке.

Бурые пятна покрывали одежду, но они уже давно высохли. Поненте не придал им значения, только на мгновение обернулся, проводив взглядом воинов в последний путь, и направился к лесу. Где-то там скрылся Тиас, и теперь нужно было найти его. Лошади, которые в испуге сбежали во время боя, теперь паслись у самой опушки леса. Поненте нашел свою и вскочил в седло, направив ее в чащу.

Обостренный после битвы слух позволял ему знать, что происходит на сотни метров вокруг. Под копытами лошади хрустели мелкие ветки, и Поненте остановил ее. Он прислушался к тишине и вскоре различил короткий неестественный звук, будто бы исходящий от чьего-то дыхания.

— Тиас, — позвал Поненте.

Спустя несколько минут из чащи осторожно вышел юноша. Он окинул своего бога внимательным взглядом, как будто боялся, что тот сейчас сделает что-то пугающее. Но Поненте его мнение мало интересовало.

— Были диверсанты? — осведомился он, быстро осматривая Тиаса.

— Нет.

— Тогда нужно возвращаться в Солос.

Тиас нервно обернулся на высившуюся вдалеке кучу трупов. На фоне рельефа и за кустами ее было почти не видно, но Поненте знал, что она там — и этого было достаточно.

* * *

Неделю пути спустя Поненте уже начал замечать знакомые пейзажи. Вдалеке в небо поднимались горы, которые своими острыми вершинами стремились разорвать облака.

— Пахнет чем-то, — пробормотал Тиас.

За всю дорогу он сказал всего пару фраз, из чего Поненте сделал вывод, что юноша чем-то сильно обеспокоен.

— Запах дыма, — подтвердил Поненте.

Лошади устали, и он не спешил их поторапливать. Подозрения заворочались кривой спиралью внутри, но Поненте не хотел им верить. Хорго не предал его, артеонцы действительно собирались сжечь лес. Но почему от Солоса так тянет гарью?

За очередным подъемом холма Поненте остановился. Солнце поднималось слева от города, освещая всю долину и город, расположенный в самой ее середине. Вернее, то, что от него осталось.

Тиас не выдержал первым. Он отпустил поводья, и лошадь понесла вниз по крутому склону.

— Остановись! — крикнул ему вслед Поненте.

Тиас не замедлился, и Поненте, тихо выругавшись, направился за ним. Догнав юношу через несколько минут, Поненте повернулся к нему на ходу.

— Немедленно остановись! — рявкнул он.

Испуг, промелькнувший на лице Тиаса, нисколько его не напугал. Пусть боится, зато останется жив. К тому же Поненте вдруг стало безразлично, что о нем думают другие. Он не мог быть хорошим для всех людей одновременно.

Тиас замедлил бег лошади, а потом и вовсе остановил ее.

— Не заставляй меня повторять дважды, — с неудовольствием процедил Поненте. — Отыщи выживших людей. А я пойду в город.

— Но там могут быть враги...

Поненте не стал дослушивать. Он отпустил поводья и направился в сторону почерневшего Солоса. Внутри не было эмоций — только лед расползался там, где когда-то билось сердце.

По мере приближения Поненте только яснее ощущал дрожь, которая постепенно охватила все тело. Ему не было страшно. Было лишь грустно, что только построенный город оказался похоронен под слоем пепла. И еще внутри клокотала ярость, которая пыталась найти слабое место, чтобы вылиться наружу и захлестнуть своей черной ядовитой волной всех, кто был к этому причастен.

Поненте спрыгнул с лошади возле упавших ворот Солоса. Он прошел на почерневшую от копоти центральную площадь, свернул на знакомые улицы — в перекошенных, упавших домах уцелели только печные трубы, которые тянулись вверх сиротливыми памятниками чему-то прекрасному. Пепел под ногами чем-то напоминал серый снег, который падал и в Нижнем Городе, когда гвардейцы проводили рейды. Только вот Солос не имел ничего общего с Нижним Городом, а Поненте — с испуганным мальчиком, ворующим кошельки у нищих прохожих.

Пустынные улицы предстали жалким зрелищем, глядя на которое хотелось лишь плакать. Ещё никогда Поненте не чувствовал себя настолько беспомощным.

Мертвые окна, в которых недавно текла жизнь, полопались и потресклись от жара пламени. Побеленные дома покрыла копоть, сады завяли. На некогда людных улицах поселилась мертвенная тишина, нарушаемая лишь свистом ветра и хрустом обгорелых деревяшек под ногами. Лейро смог обратить в прах все, что Поненте построил за восемнадцать лет, и тот не собирался оставлять это просто так.

Он знал, что войско Артеона давно покинуло эти мертвые края. Но кое-кто здесь остался, тенью бродил по сплетениям улиц и упивался маленькой местью, поджидая пришедшего к останкам своего детища создателя. И Поненте, свернув за угол, встретился с ним лицом к лицу.

Быстро окинув глазами окрестности, Лейро сосредоточил взгляд на своем противнике.

— Ты пришел один, — заметил он. — Смело. Безрассудно.

— Любой, кто был рожден, однажды умрет, — прошептал Поненте и медленно двинулся навстречу врагу. — Вопрос только — что останется после?

— И что же останется после тебя? Мертвый город? Или, может, горы трупов? Реки крови?

— А после тебя?

Лейро усмехнулся.

— Жизнь чудовищно несправедлива и жестоко справедлива одновременно. Странные совпадения, стечения обстоятельств, неслучайные случайности — все это мы зовем судьбой. Но, куда бы ни вела она, в конечном счете у всего результат один. Я в любом случае стану твоим концом, сколько ни сопротивляйся.

— Ты — не бог, Лейро, — покачал головой Поненте. — Ты — никто. Вор, который украл чужое имя. И однажды ты тоже умрешь. Но пока ты жив, тебя ведет судьба.

— Я не верю в судьбу. Как бы ты ни пытался скинуть ответственность за свои поступки на кого-то другого, мы выбираем нашу жизнь сами.

— А я не верю в смерть. После смерти нас обоих ждет забвение. Но в глазах других мы продолжим жить в том, что мы создали. Хрустальная ваза или целая страна — велика ли разница? И есть ли смерть вообще?

— Ты так переживаешь из-за того, что я сжег Солос?

— Мне неприятно это, — не стал отрицать Поненте. — Но город я построю вновь. Снова сожжешь — так и постою заново. Ты делаешь мне гадости, а я однажды сделаю тебе очень и очень больно. Вдвоем нам в этом мире слишком тесно, и видят небеса — видят боги этого отвратительного мира, я приложу все усилия, чтобы тебя уничтожить.

— Надо было убить тебя, когда представлялась возможность, — с отвращением процедил Лейро в ответ.

Поненте улыбнулся. Он шагнул ближе к Лейро и положил правую руку себе на грудь, все еще не убирая с губ насмешливого выражения.

— Будешь жить местью? Как хочешь. Я не испытываю к тебе ненависти или даже неприязни. Мне все равно, кто ты и что нас связывало. Но ты представляешь угрозу для моей страны, а значит, должен быть уничтожен. В мире мало людей, которые хотят стать убийцами, и я не исключение. Я просто хотел жить, развивать страну и строить ее по моим понятиям справедливости. Я хотел жить, наслаждаясь этой жизнью. Пить вино и любить, хотел иметь семью, хотел не думать о том, есть ли у меня еда на завтра. Я хотел не бояться. Но ты, — Поненте протянул руку к своему бывшему товарищу, ныне врагу, — ты угрожаешь этому всему. Я не могу этого допустить. Не могу рисковать и жить на пороховой бочке. Ведь это ты дважды пришел в мой дом. Теперь приду я.

— Ты угрожал мне, — протянул Лейро. — И требовал себе землю, которая твоей не являлась. Как я, по-твоему, должен был поступить?

— Охранять границы.

Лейро хмыкнул.

— И жить на пороховой бочке, ожидая, когда тебе заблагорассудится забрать себе половину материка? Может, для тебя странно осознавать, что я хотел всего того же, чего хотел и ты. Вкусно есть, красиво любить и наслаждаться жизнью. Но тебе всего было мало. Я вынужден защищаться. Кто теперь виноват?

— Ты защищался, убивая моих людей?

— А то ты не знаешь, как выживать в этом мире.

Лейро прожил в Нижнем Городе двадцать четыре года. С глубокого детства — в приюте. Уж он-то знал, как нужно выживать. Да он не просто выживал, а стремительно карабкался на вершину их маленького мирка. Он был агрессивен не просто так. Лейро видел лишь один способ выжить — расталкивая других, ползти к свету. Так разве Поненте был иным? Мораль, совесть, честь — осталось ли у него хоть что-то из этого? Или он смотрел на врага будто в зеркало, при этом не понимая, что видит самого себя?

— Знаю, — уже тише произнес Поненте. — Мне жаль, но, кажется, мы не сможем жить в мире.

— Теперь ты понял, почему там все было так, как было?

Почему богачи теснили бедняков? Почему соседи рвали республику на части? Почему горели постоянные войны, почему процветал голод? Потому что их правители не могли договориться. Потому что каждый был уверен в своей победе, продолжал войну, ведомый жаждой величия и мести.

Поненте знал, что территории, которую сейчас занимала Триана, не хватит. Пройдут, может быть, сотни лет, но однажды вопрос о новых землях встанет очень остро. Так разве не лучше позаботиться об этом сейчас, когда границы ещё шатки?

— Мы можем не вести настоящие кровопролитные войны, — предложил Поненте в попытке хоть как-то сократить жертвы. — Не делать целями людей.

— Предлагаешь не целиться в города и их инфраструктуру?

— Не настолько миролюбиво. Кто попадет — тот попадет. Но без терроризма, пыток пленных и прочей националистической гадости.

— А военные?

Поненте задумался.

— Ну, военные это военные. Военные не считаются.

— Хорошо. Тогда договорились.

Они пожали друг другу руки. Хотя и с неприязнью, но Поненте понимал, что это необходимо. Здания были просто грудой кирпичей и дерева, а людей он обязан защищать любой ценой, пусть они глупы и поверхностны. У них есть божество, которое приведет их в будущее. А их удел — слушать и повиноваться.

Лейро ушел через западные ворота Солоса, которые тоже превратились в несколько обугленных деревяшек. Там его ждал вороной конь, и, вскочив на него, бог чужой страны исчез в долине.

А Поненте вышел в другую сторону и направился в расположенный неподалеку перелесок. Жители Солоса, которые выбрались из города, наверняка укрылись там. Перед тем, как скрыться под защитой деревьев, Поненте обернулся на павший город. Высокие стены, которые должны были защищать от внешних врагов, во многих местах даже не покосились и снаружи оставались такими же древесно-бурыми, как раньше.

Когда Поненте понял, что это значило, внутри вскипела тихая ярость. Только адресована она была уже не Лейро. Город сожгли изнутри.

Он углубился в лес; по эху негромких голосов без труда обнаружил большую поляну, сплошь забитую людьми. Оставшись без крова, они чем-то напоминали сирот — те же потерянные и испуганные глаза, которые смотрели на Поненте как на настоящее солнце.

Он и был солнцем. Теплым с теми, кто благодарно принимал каждый жест его милости. И режуще-обжигающий тех, кто смел пойти против.

— Солос сгорел, — сухо произнес он, когда на поляне воцарилось молчание.

— Это все ваши божественные ссоры виноваты! Мы-то, простые люди, остались без домов! — равкнул из толпы какой-то мужчина.

Он был зол и шагнул ближе к Поненте. Между ними оставалось всего каких-то полтора метра.

— Разберись со своими друзьями сам, не впутывая нас! — Продолжил житель, будто забывшись. — Мы просто хотим построить свою страну, а ты будто бы только мешаешь.

Поненте в ответ лишь хмыкнул. Он сжал пальцами карту, которая тут же исчезла. И в этот момент Поненте почувствовал тяжесть в правой руке. Махнув ею прочь от себя, он со злобным удовлетворением заметил, что недавно агрессивный мужчина тряпичной куклой отлетел на добрые три метра назад следом за движением руки Поненте.

— Подбирайте слова, когда говорите со мной, — процедил он, ловя на себе испуганные взгляды. — Все, что вы имеете, дал вам я. Я превратил вас из дикарей в людей, которые живут в городах и носят одежду из ткани, которые моют руки перед едой и спят на перинах. Не смейте забывать об этом, или я все это и заберу. Ровно как и не смейте лгать мне. Этернитас, что здесь произошло?

Девушка медленно вышла с задних рядов. Она бросила несколько испуганных взглядов на Тиаса, но он едва заметно покачал головой. Тогда Этернитас остановилась перед Поненте и виновато опустила голову.

— Когда тебя не было, к городу подошло войско. Они сказали, что если мы откроем ворота, то сможем сбежать, а если будем сопротивляться, то нас убьют.

— Какова была численность войска?

— Не знаю... Наверное, человек четыреста. Пятьсот. Я плохо ориентируюсь в количестве людей.

— А в Солосе живет не меньше двух тысяч дееспособных людей. Как ты думаешь, могли ли лучники со стен дать отпор? Могли ли воины снизу сразиться с остатками врагов?

— Я... Я не хотела рисковать. Я подумала, ты вернешься и все решишь.

Поненте склонил голову к плечу, стараясь заглянуть в лицо Этернитас.

— Я же сказал не лгать мне.

— Жители не хотели воевать. Сказали, что лучше перенесут город или вернутся после того, как его ограбят. Они не хотели, я же не могла их заставить! — Этернитас вскинула голову. В уголках ее глаз дрожали слезы, но сейчас Поненте было на это плевать.

— Я оставил управление Солосом на тебя. Ты что, не могла их заставить?

— Все решения мы принимали вместе, даже когда ты был в городе. Когда люди были так решительно против, ты с ними соглашался.

— Я хотел, чтобы вы научились жить вместе. Чтобы вы сами построили эту страну. Но теперь я вижу: единственное, что вы можете, это убегать и прятаться, как трусливые крысы. Вы не справитесь одни. Что ж, я хотел поступить справедливо, но судьба шепчет другое.

Воспоминания о недавно увиденном сожженном Солосе были слишком живы в памяти. Свобода выбора, демократия, народное голосование — вот он, выбор людей. Вот результат их трудов. Внутри них не было стержня, они были разрознены и потому слабы. Каждый сам за себя, каждый одинок — но какая сила таится в людях, сплоченных общей идеей? Сколького может добиться правитель, когда у его трона — миллионы верных людей?

Поненте вышел в центр поляны и окинул беглецов тяжелым взглядом.

— Оставить демократию — все равно что подписать вам смертный приговор. Вы слишком разные, чтобы договориться, но слишком похожи в одном — в страхе. Вы постоянно боитесь. В своем страхе вы порвете Триану на куски, а значит, уничтожите. Этого я вам не позволю. Я — ваш бог. Бог Солнца и судьбы, и я приведу вас в светлое будущее. Я знаю, как для вас будет лучше, ибо судьбы всех для меня ясны. Отныне мое слово — закон, моя воля — ваше желание. Вы слушаете меня и мне поклоняетесь, я — неприкосновенен и свят. Для каждого из вас я отец, а вы все — мои неразумные дети. Мои приказы не подвергаются ни сомнению, ни обсуждению, а только немедленно исполняются.

В холодной тишине было слышно, как где-то в лесу стучит по дереву дятел.

— Отныне во главе Трианы будет стоять император, которого я выберу. Его власть будет единоличной и неоспоримой. Только мне будет принадлежать право даровать власть и забирать ее, я же буду единственным, кто сможет ему приказывать.

Император. Единственный человек, принимающий решения. Судьба страны лежит в его руках, и только он отвечает за то, что с ней происходит. Удобно. Надежно. Есть тот, кто ответственен. И все камни, которые недовольный народ в любом случае будет кидать, прилетят точно в него.

А это значило, что императором Поненте становиться было нельзя.

Но кто тогда? Кто беспрекословно верен ему? Тиас — хороший вариант, но он воин. Что он будет за император, если полжизни проведет в сражениях? Ройран — умный юноша, наделенный недюжинными способностями. Будущий светоч Трианы, ее науки и техники. Философ, который наверняка подумает о том, о чем Поненте даже никогда не догадывался. Трон затмит его разум, заставит его думать о приземленных, пусть и обширных вещах. Нет, его разум должен быть свободным от прочих обязательств. Остается только Этернитас — сострадательная, верная, усидчивая и покорная. Слепо любящая и Поненте, и всю Триану. Она сможет балансировать между людьми и страной. Пусть это сделает ее несчастной, выбрать Этернитас императрицей — меньшее из всех зол.

— Первой императрицей Трианской Империи станет Этернитас, — закончил Поненте свою речь.

А сама Этернитас только изумленно хлопала глазами, наверняка не в силах поверить в только что услышанное.

— Но... Я не готова, — пролепетала она. — Я не могу, не знаю как!

Поненте шагнул к ней и ободряюще положил ей руку на плечо.

— Я знаю, что делаю, ты должна доверять мне. Ты справишься.

Она кивнула. Поненте постарался не обращать внимание на переглядывания людей, короткие вздохи и испуганные перешептывания. Он должен был сделать Триану сильной в короткие сроки, но как? Для начала он должен показать всем соседям, что она не слаба.

— Гонцы, отправляйтесь во все крупные города Трианы, — распорядился он. — Пусть с каждого двора в мое войско придет один мужчина старше шестнадцати и моложе сорока лет. Чтобы через пятнадцать дней все были на месте.

Гонцы, в одночасье ожив, бросились к своим лошадям, лишь бы поскорее сбежать с поляны.

— Кто остался — стройте дома. Лето длинное, разгребайте завалы Солоса и наверстывайте утраченное.

Видя, как люди испуганно побежали исполнять приказы, Поненте почувствовал укол вины. Однако он понимал, что иначе нельзя. Он хотел великую страну, он получит ее. И плевать, какими жертвами. Хорго был прав — или сильное государство, или счастливые люди. Поненте выбирал то, что больше и устойчивее. Если он отдаст предпочтение счастью людей, то страна непременно падет, и даже счастливые вмиг потеряют все — и имущество, и дома, и близких. Но если страна будет сильна, она сможет выстоять в любых испытаниях и обеспечить безопасность своим людям. Быть может, они будут не так уж и счастливы — но зато сыты и под крышами.

Только так Триана прошагает сквозь века.