Хван кутается в одеяло и слабо пахнущий лавандой пушистый плед, добавленный для дополнительного тепла заботливым Минхо. Но это тепло не может заменить присутствие рядом другого человека. Хван предпочёл бы остаться в гостиной, сидеть на диване, обнимаясь поочерёдно то с Ханом, то с Минхо, но надо и совесть иметь. Он и так, кажется, испортил своей личной драмой им какой-то романтик. Да и Джисон зевал так, что ещё немного и ему пришлось бы вправлять челюсть.

В комнате темно. За окном осень. Дождь и ветер царапающий ветвями деревьев по стеклу. Атмосферка фильма ужасов. Вот-вот случится что-то страшное.

Хотя, для Хвана, это страшнее уже случилось. Может быть даже не сегодня. Может, это случилось три года назад. Когда он не нашёл в себе силы признать, что влюблен в подростка, совсем ещё ребёнка. Заставляя себя думать, что это просто  дружеская симпатия, братская забота.

Феликс, ему нужен был Феликс. Такой взрослый, красивый и уверенный в себе. И в нем, и в их чувствах. Все просто кричало о том, что они созданы друг для друга. И Хван сам верил в это, пусть сердце и отбивало совсем другое имя. Он заставил себя поверить. И заставил Феликса поверить ему. Использовал, чтобы забыть о недопустимых, невозможных чувствах.

Он так старался, что временами казалось, у него получилось. Что Феликс, любимый и единственный. С ним хорошо, надёжно и надолго. А еще Феликс любил его в ответ. Как человека, как мужчину, партнёра, любовника. Он в бесконечном долгу перед этим парнем. Пустой взгляд его глаз, когда Хван решился на это предательство, он забудет не так скоро. Такого взгляда он не хотел видеть у Феликса никогда и, тем более, становиться его причиной.

Это случилось несколько недель назад.

Хван сидел в студии Чана. Они собирались пообедать вместе, но Хван заявился слишком рано и Крис ещё не закончил свои дела. Он вышел на несколько минут оставив Хёнджина одного. Тот сидел в рабочем кресле друга, раскачиваясь из стороны в сторону и от скуки тыкал пальцами в какие-то кнопки, надеясь не стереть случайно что-то важное. Эта надежда уменьшалась с каждой минутой, которой, великий продюсер всех времен и народов, заставлял его ждать. Он подпрыгнул и моментально убрал руки от пульта, когда дверь резко распахнулась. Но на пороге студии стоял совсем другой человек, а не её хозяин.
— Хён?! — брови Чонина взметнулись вверх, а рот расплылся в довольной улыбке. Мальчик был удивлён, но кажется рад.

Хёнджин последние три года из-за всех сил старавшийся не оставаться с парнем наедине и искренне верующий, что этих попыток никто не замечает, немного судорожно вцепился пальцами в подлокотники, но поймав себя на этом, разжал руки. Он крутанул кресло поворачиваясь корпусом к парню и приветливо улыбнулся:

— Привет мелкий, а ты, что здесь потерял?

—  Я к хёну, — отвечает ему Ян. — Он где? Ой, да все равно! — Нини не даёт ему даже ответить. Парень от счастья просто светится и пританцовывает от нетерпения.

— Да, что случилось то?

Чонин с видом фокусника вытаскивает из-за спины руку, которую все этого время держал там, с зажатым в ней листом бумаги. Хёнджину приходится встать и подойти, чтобы разобрать, что в письме. Это сообщение о оплате за учёбу.

Родные Чонина не были состоятельными людьми и с трудом оплатили первые два семестра, но затем, встал вопрос, где взять денег на дальнейшую учёбу. Чонин брался за любую работу, но зарплата едва покрывала текущие расходы. Хёнджин знал, что каждый из их компании втихаря друг от друга, да иногда и от Чонина тоже, подсовывал ему купюры. Напрямую брать деньги Ян стеснялся и жертвенно отказывался. Ещё неделю назад он ходил чернее тучи понимая, что через пару месяцев его учёбе в приличном университете придёт трындец.

И, вдруг, такое

— Но как? — спрашивает Хван, теперь он тоже понимает, почему мелкий так сияет.

— Хён, хён, хён, мы никому не говорили, но Чан хён записал меня. И песню купило агентство. Представь! Это так круто! Они заплатили деньги. И я смогу продолжать учиться и Чан хён сказал, что ещё даже немного останется. — Чонин схватил Хвана за плечи и запрыгал от счастья.

Хёнджин не мог скрыть улыбку.

«Да, Кристофер Бан Чан, ещё тот хитрый ублюдок»

Даже если бы он кому-то и продал песню с, пусть и талантливым, но никому неизвестным Чонином, этих денег едва ли хватило на бутерброд с маслом, не то, что на целый семестр.

Но разубеждать невинного мальчика Хёнджин точно не собирался.

Тем временем мальчишка скакал вокруг него как угорелый и тормошил своего хёна пытаясь втянуть Хёнджина в свой дикий танец, но тот лишь улыбался в ответ на его ужимки. Он смотрел и смотрел, понимая, что не может насмотреться на эти счастливые глаза и растянутые в улыбке губы. Ему хотелось большего, запомнить, выпить до донышка. Возможно, он не заметил, дал слабину. Возможно, что-то, что он прятал от других и себя самого тоже, пролезло, прокралось на поверхность потаёнными тропами. Только, внезапно, Чонин остановился залипая на его глазах и замолкая.

Парень хлопает ресницами. А в голове Хёнджина красными буквами «опасность». Но он застывает, не в силах совладать с, обездвижившим его, очарованием момента.

Чонин все еще держит его руки, а его лицо, непривычно взрослое. Снова взмах ресницами и взгляд темных глаз падающий на его губы. «Опасность! Опасность!» Хван забывает как дышать и только когда заканчивается воздух в лёгких старший судорожно вздыхает, приоткрывая рот.

 Для Чонина его вздох, спусковой курок.

Мальчик тянется к нему и целует. Губы тёплые и нежные на его губах. Чонин не встречая сопротивления становится настойчивей, тут же углубляет поцелуй. Держит крепче, рвет на себя. Хёнджин лишь безвольная кукла. Нет, он знает, он все понимает, но прекратить ничего не может. Где-то в голове шальная мысль - «да лети все к черту!». Есть только одно настоящее, что действительно нравится, о чем даже не мечталось. Сладкое и горькое одновременно. Он прыгает и летит в эту пропасть не потому, что смелый, а потому, что трус. Он не может остановится, сказать стоп. Он, взрослый мужчина, в отношениях, поддаётся ребенку глупому, но, судя по поцелуям, далеко не невинному.

—  Что тут происходит?

Их отбрасывает друг от друга.

Чан стоит в дверях своей студии и переводит взгляд от одного к другому.

Каких ответов он ждёт?

Он Хёнджина он точно их не получит. Не сейчас. Ему хочется облизать свои губы, но он не может этого сделать. Точно не под взглядом Чана.

—  Простите, мне нужно идти, — говорит он поспешно и протиснувшись между  Крисом и косяком двери,  Хёнджин буквально сбегает из студии.

«Хён, подожди! Прости, хён, прости!» — он слышит слова несущиеся ему в след, но не останавливается. Он не понимает, почему Чонин извиняется. Ведь это он виноват. Он позволил, он не прекратил. «Боже, как теперь смотреть им всем в глаза?»

Ему стыдно и страшно. Он избегает Феликса. Чонин звонит ему раз за разом, но Хёнджин не поднимает трубку, стирает сообщения не читая. Его трясёт каждый раз, когда ему звонят друзья. Он боится вопросов, боится осуждения. Но кажется, никто не знает о том, что произошло. Значит Чан никому ничего не рассказал. А это тоже плохо. Значит то, что произошло, действительно неправильно, гадко.

Хёнджина рвало на части от чувства вины, а вишенкой на торте - воспоминания о поцелуе. Ощущение чужих губ на своих. Слишком прекрасное, что бы быть не правильным. И поговорить не с кем. Не у кого спросить совета. Они все друзья. Они любят и Феликса и Чонина. Что они могут посоветовать ему?

Когда ему, наконец, звонит Чан и просит о встрече, Хёнджин отказывается. У него действительно билет в телефоне. Он решает съездить к родителям. Ему нужно время разобраться в себе. Рядом с Феликсом, который ничего не понимает, это не возможно.

 Хёнджин чувствует себя чудовищем, принимая его поцелуи и заботу. Головная боль, загруженность на работе, у него заканчиваются причины,  по которым он избегает их близости.

«Я соскучился по родителям, хочу навестить их» — говорит он своему парню. Он не врет. Но это лишь одна из причин. Феликс понимает. Помогает ему собраться и провожает на вокзал.

Родители рады его видеть. Его детская комната заставляет его не надолго забыть о болезненных вещах и окунуться в детские воспоминания. На полке все еще стоят его старые учебники. А в столе исписанные и изрисованные тетради. Вечером он с мамой листает альбомы со своими детскими фотографиями. Они много смеются и удивляются, какие разные у них воспоминания.

Кками сначала морозится и тявкает на него из за спинки дивана. Хёнджин слишком долго не был дома, он отвык. Но когда Хёнджин отправляется спать пёсик бежит за ним. Противостоять глазкам-пуговкам парень не в состоянии. Мокрый нос доверчиво тычется ему в шею, пока пальцы Хёнджина приглаживают шерстку.

Ему всё равно не уснуть, так, по крайне мере, будет не так одиноко. Говорить с собакой глупо. Но Кками прекрасный слушатель. Он не осуждает Хёнджина за то, что он запутался, за то, что он плохой друг. Хёнджин рассказывает ему про своих друзей, про Феликса и про Нини, такими словами, какие лежат на сердце, но которые он ни за что не решился произнести вслух в чьём-то присутствии.

Он делает это каждую ночь, с каждым разом становясь все откровеннее и откровеннее. Чем больше он говорит, тем понятнее ему становится. В какой-то момент он перестаёт оправдываться, находить отговорки. Называет вещи своими именами. Он влюблен в Чонина. И все эти годы, он отрицал свои чувства. Но сейчас, осознав это, он просто не может быть рядом с Феликсом. Феликс замечательный, но не его человек. И Хёнджину придётся сделать ему больно, еще больнее, чем делал до сих пор. Этого невозможно избежать. Он бы хотел, чтобы все были счастливы, но это не в его силах.

Неделю спустя он возвращается, предварительно написав Феликсу, что им надо поговорить. Он делает это скорее для себя, отрезая пути к отступлению. Боится струсить в последний момент. Феликса нет дома. Он задерживается, помогает Чану и Бини организовать сегодняшнею вечеринку.

 Хёнджин мечется по дому, суетится, пытается себя чем-то занять. Зачем-то распаковывает и раскладывает по привычным местам свои вещи, которые брал в поездку, и лишь потом понимает, ему все равно придётся их собирать. Феликса нет ужасно долго и Хёнджин неожиданно для себя засыпает.

Он чувствует сквозь сон знакомый запах парфюма. Чувствует лёгкие прикосновения губ к своему лицу. Они такие нежные и знакомые, ему всегда нравились такие поцелуи которыми Феликс будил его по утрам.

Феликс!

Он внезапно понимает, что происходит. Секунды достаточно, чтобы испугаться. Он отталкивает Ликса от себя, слишком грубо. На лице его парня недоумение, но он тут же начинает улыбаться, тянется к нему, хочет успокоить.

«Прости, солнце, я напугал тебя?»

Хёнджин держит его на расстоянии. В голове полный сумбур. Все, что он заготовил исчезло. Феликс ждёт его пояснений. Хёнджин прокашливается. Это не помогает. Во рту суш. Он держит Феликса за руки.

—  Мы можем поговорить?

 Он чувствует себя героем драмы, но это даёт ему три лишних минуты собраться с духом. Феликс улыбается, но глаза выдают его. Он знает, догадывается. Боится того, что сейчас услышит.

Они идут на кухню. Хван вытаскивает из холодильника бутылку воды и жадно присасывается к горлышку. Феликс молча ставит перед ним стакан для воды.

Парень молчит, не задает вопросов. Черты его лица заострились. От недавней улыбки не осталось и следа.

— Нам нужно расстаться, — говорит Хван.

Кажется, это самое ужасное, что он когда-либо говорил.

Феликс спрашивает «почему». Кто его может обвинить в этом?

Хван понимает, Феликс заслуживает знать причину. Но он не может сказать. Он не собирается вытягивать в это Чонина. Он объясняет, ничего не объясняя. Путается, кается, просит прощения.

Феликс молчит. Его, всегда такие тёплые, глаза сейчас ледяные. Он не понимает, не прощает, но не держит, когда у Хвана кончаются слова. Феликс долго сидит за столом, пока Хёнджин наспех собирает самое необходимо. Затем парень поднимается и подходит к окну, а на столе остаётся лежать ободок из светлого метала. Такой-же все еще на пальце у Хёнджина. Он сам когда-то купил их.

Хёнджин уже не плачет. Он столько выплакал за сегодня, что кажется слез не осталось. Он устал от переживаний. Он хочет забыться. Перестать думать. Перестать винить себя. Сделать перерыв. Глубокий вздох. Но у него не получается.

Надо было попросить у Минхо снотворное прежде, чем идти спать. Наверняка у него что-то есть. Только теперь уже поздно. Хёнджин не хочет вылазить из постели, да и Минхо с Джисоном наверняка уже спят и будить их он точно не посмеет.

Сначала, он думает, ему послышалось, но затем, в тишине комнаты он явственно различает какой-то странный шум, словно кто-то скребётся. Так Кками просился в его спальню, если он случайно оставлял его за дверью. Вот только шкрябающие звуки доносятся вовсе не от двери.

Хёнджин затаил дыхание и снова прислушался. Звуки определенно доносились со стороны окна. Они довольно отчетливые и очень не похожи на случайные удары ветвей о стекло. Хёнджин осторожно высовывает нос из под одеяла и тут же, издав девчачий визг, прячется обратно. За окном маячит огромное чёрное пятно. Кажется, у него нервный срыв и галлюцинации. Хван собирается духом и снова выглядывает из под одеяла. Пятно все еще там и чем дольше Джинни всматривается в тёмную кляксу за окном, тем больше она становится похожей на фигуру человека и даже дружелюбно машет Хёнджину рукой.

Трусить перед невиданной херней Хвану как-то не удобно и парень выбирается из под одеяла и слезает с кровати. Сердце бешено стучит,  забившись куда-то в глотку, исключая даже просто теоретическую возможность позвать на помощь. Хван делает несколько медленных шагов в сторону окна прежде, чем различает фигуру и лицо человека, стоящего на карнизе и державшегося одной рукой за ветви дерева.

— Инни!!!! — Хёнджин буквально прыжком преодолевает расстояние и распахивает окно, втягивая насквозь промокшего парня в комнату.

— Что? Как? Ты больной? — орет он и трепет мальчишку за куртку. — Второй этаж!

— Хён, давай-ка потише! А то Минхо проснется и мы получим оба, — Чонин покровительственно улыбаясь мягко отрывает от себя Хвана. — Острожно, я мокрый. Чёртов дождь! Ты тоже хорош, хён, я тебе уже полчаса в окно стучу, чуть не грохнулся снова. Не слышал что ли? — ворчит на него Ян шмыгая носом и тряся волосами с которых падают капли воды.

Хван не может найти слов:

— Зачем? Ты в порядке?

Он беспокойно оглядывает мокрого и грязного мальчишку, который, впрочем, улыбается.

— Да в первый раз что-ли, — отмахивается от него легкомысленный ребёнок. — Просто дерево скользкое. Я пару раз сорвался, когда лез. Кажись, штаны разодрал, — Чонин закрутился на месте пытаясь разглядеть себя сзади.

Пострадали не только штаны, из курки тоже торчала подкладка. Не говоря уже о нервах Хёнджина который совсем растерялся и вообще не знал, как ему на все на это реагировать.

Не обращая внимания на застывшего столбом хёна, Чонин сбросил куртку прямо на пол, вытирая руки о, более или менее, сухую футболку:

— Черт, — шипит он поднося свои ладони к лицу и рассматривая их, — ободрал все таки!

Вид грязных царапин на руках  Инни приводит старшего из парней в себя:

— Я сейчас, - и Хван бросается из комнаты.

Переворачивая шкафчики в ванной вверх дном в поисках аптечки он старается быть осторожным, чтобы не разбудить хозяев. Прихватив с собой ещё пару полотенец Хван возвращается в комнату и тут же натыкается взглядом на попу в чёрных боксёрах выставленную из-за двери шкафа. Парень застывает на пороге.

— Ты, ты что делаешь? — спрашивает он свистящим шёпотом.

Из-за дверцы появляется весь Ян. Без одежды.

— Переодеваюсь, — поясняет, в отличии от него, ничуть не смущенный  Чонин прыгая на одной ноге, надевая треники, а затем и футболку, которые он откапал в шкафу.

 Хёнджин не смотрит, отводит глаза. Он кидает в парня полотенцем:

— Вот, для волос, — говорит он усаживаясь на кровать и начиная разбирать аптечку.

Чонин ловко ловит полотенце на подлете и улыбается. Присаживается перед Хваном подогнув ногу. Он водит полотенцем по волосам и Хёнджин чувствует на себе его взгляд. Свет они так и не включили и поэтому всё кажется каким-то странно интимным. И пусть, Чонин сидит на расстоянии вытянутой руки, Хёнджину кажется, он чувствует его дыхание, обжигающее кожу. Ему неловко и поэтому он хмурится, и хмурится ещё больше, когда Чонин протягивает ему свои ладони. Пара пустяковых царапин. Но Хёнджин все еще думает, что перед ним ребёнок, которого надо оберегать.

Он обманывает сам себя. Перед ним не ребёнок, а мужчина, который без звука выносит всю процедуру, внимательно наблюдая за, склонившимся над его ладонями, старшим. Как только Хван заканчивает, Ян хватает его за руки и придвигается ближе. Хёнджин паникует и прячет глаза .

— Хён, — зовет Ян, — хён, посмотри на меня!