Домой я вернулась в девятом часу вечера. Злая, голодная, и проклинающая идею воскресной вылазки на чем свет стоит.

Тото Анатольевич не соврал, и взаправду заставил нашу троицу работать до изнеможения. Стоило нам пересечь порог компьютерного класса, как перед Анкой и Лесом легли увесистые задачники по программированию. Мне же повезло больше — на мою долю выпали лишь задания с трехмерной графикой. К тому же, еще и с аттракционом невиданной щедрости – возможностью пользоваться интернетом для поиска.

Впрочем, к тому моменту, как за окном начало смеркаться, меня уже знатно подташнивало от вида цветастых кубиков и цилиндров.

Лишь оказавшись в своей комнате и устало плюхнувшись на кровать, я наконец-то почувствовала расслабление. «Этот безумный день закончился» — пронеслось в моей голове.

Единственный выходной превратился в каторгу... Но был ли он при этом загублен?

Нет. Напротив, я даже в какой-то мере радовалась сложившимся обстоятельствам.

Рука устало потянулась за телефоном. Экран поприветствовал синим сполохом в темноте: ни одного уведомления за весь день, и треть заряда батареи.

...поставить будильник на телефоне. Поставить телефон на зарядку. И можно спать.

Глаза заметались по комнате в поисках фирменного провода. Однако ни на тумбочке, ни на столе его не обнаружилось. Пальцы ринулись копошиться в рюкзаке в его поисках, но и это мероприятие закончилось тщетным провалом.

Куда он мог подеваться?..

Я задумчиво почесала затылок.

Точно. Я же доставала его в аудитории. В седьмом часу смартфон издал тихую трель, намекающую о садящемся аккумуляторе. Перспектива ехать домой с отключенным телефоном не очень меня радовала, особенно после недавних событий в «кленовом» дворе. Пришлось извлекать из рюкзака заветный провод и подключаться к ближайшей розетке.

Вот только похоже, что я его забыла оттуда забрать.

Взгляд еще раз метнулся на иконку с батареей. Треть. Ни больше и не меньше.

Если перейти в «авиа-режим» и снизить яркость подсветки до минимума — до утра протянет, и будильник я услышу. Но вот на школу заряда уже не хватит.

Будь у меня обычный китайский телефон, я бы со спокойной душой одолжила зарядник у матери. Или зашла бы перед школой в любой магазин электроники. Но как назло, в руках моих лежал дорогой девайс именитой фирмы, провод для которого обошелся бы мне втридорога. И то и впятьдорога.

Черт бы побрал эти брендовые смартфоны с их заморочками!

Голова обреченно рухнула на подушку.

Делать нечего. Придется вставать на час раньше и ехать за потерей в «Восход».

***

К дому творчества я подъехала в без четверти восемь. Поднялась на раскидистое мраморное крыльцо, поправила на плече тяжелый от учебников рюкзак, и с затаившимся страхом потянула на себя дверную ручку.

Больше всего я сейчас боялась, что здание попросту окажется заперто, и весь мой путь сюда с ранним подъемом превратится в бесполезный фарс. Однако дверь с легкостью поддалась, и вот мои ноги уже поднимали меня по ступеням.

«Восход» был погружен в сумеречную серость. По пути на третий этаж мне не встретилось ни одной зажженной лампы. Единственным источником освещения во всем здании был лишь тусклый утренний свет, робко пробивающийся в коридоры сквозь занавешенные тюлем окна.

Дом творчества словно дремал. Стыл в тишине, покинутый своими обитателями.

Каждый шаг маленьким эхом отдавался в моих ушах. И каждый следующий я старалась сделать тише предыдущего, дабы не рушить хрупкую атмосферу безлюдности.

Ощущение того, что я нахожусь в огромном темном здании совершенно одна, пугало и очаровывало одновременно. Было в этом нечто трепетное. Нечто абсолютно эйфорическое, сподвигающее замедлять ход и жадно вдыхать холодный воздух на лестнице.

Меня обуревало ощущение свободы. Казалось, будто весь «Восход» сейчас принадлежал мне одной.

Пальцы плавно скользили по перилам, стопы неспешно вышагивали вверх по ступеням. За время шествия до синей двери мне не повстречалось ни души. Лишь приблизившись к концу коридора, я увидела первые признаки человеческого присутствия.

Из-за приоткрытой синей двери пробивался свет. Совсем слабый, будто из всех ламп аудитории была включена только пара-тройка и то самых-самых дальних.

Из недр компьютерного клуба доносилось тихое копошение. Внутри явно кто-то был. А возможно, даже и не в одиночестве.

Я тихонько юркнула в дверной проем, на автопилоте направляя траекторию своего движения вдоль стены.

Наверное, мне следовало подать какой-то знак, обозначая свое присутствие здесь. Сказать «Здравствуйте!» или короткое «Ау-у!»...

Но увиденное в стенах класса парализовало меня, заставляя впасть в немой ступор.

Джехутинов был здесь. Он по-ковбойски сидел «верхом» на стуле, устало опустив голову на руки. Рубашки на нем не было — та, окровавленная, лежала смятой у ног. Спину преподавателя пересекал уродливый кровоточащий порез — весьма и весьма жуткого вида. Настолько глубокий и размашистый, что серьезность ранения приводила в нещадный ужас.

Поражало, как Джехутинову удавалось терпеть эту боль, не роняя при этом ни звука. Он сидел безмолвно и неподвижно, будто бы был без сознания. Или же...

В голову мою уже закрался худший вариант развития событий, как Тото Анатольевич напряженно пошевелил рукой.

Я выдохнула: жив.

Меня он не видел. Боясь быть замеченной, я буквально вжалась в стену.

Послышались шаги, и из слепой зоны появилась Тетяна с какими-то склянками в руках.

Театральщица хромала. Ее левая нога безжизненно волочилась по полу. Стройное колено, перебинтованное толстым слоем марли, потеряло свое былое изящество.

Повязка на ее ноге местами была пропитана алым, из чего исходил несложный вывод, что досталось Тетяне не меньше, чем ее коллеге.

Я затаила дыхание, чувствуя, как сердце мое наращивает темп биения в попытке вырваться наружу.

Что с ними произошло?

От кого им так досталось?..

Когда женщина вылила на рану Джехутинова содержимое одной из склянок, тот даже не шевельнулся. Словно выполненная процедура была проделана не над его спиной, а над стоящим по соседству табуретом.

Тетяна окинула взглядом результат своих стараний, и как-то уж совсем по грустному шмыгнула носом. Вздохнула. Смахнула рукой со лба невидимые пылинки. И наконец решилась заговорить.

— Так больше не может продолжаться, Тото, — голос ее дрогнул.

— Согласен с Тет, — донесся из слепой зоны голос Бека Заевича. — Долго мы так не протянем. Особенно ты.

Джехутинов поморщился.

— Бросьте, — голова его слегка приподнялась с рук. — Все мы живы... Разве не это главное?

— Нет! — отрезала Тетяна, с особой резкостью опустошая над его спиной вторую склянку, — Большое чудо, что мы не потеряли тебя этой ночью!

— Гораций точно будет недоволен, — к разговору присоединился еще один голос. Женский. Такой же молодой, как у Тетяны, но менее звонкий. Более грудной. Более нежный и заботливый. Он окутывал слух, словно большое мягкое одеяло, призванное согревать холоднными зимними вечерами. Обволакивал разум, словно тягучий сахарный мед из бабушкиных припасов...

Вот только на Тото Анатольевича он произвел строго противоположный эффект.

— А не ты ли первая побежишь к нему с этой новостью? — огрызнулся преподаватель.

Похоже, раздражение его вызывали не столько слова неизвестной, сколько она сама.

— Не забывайся, Тото, — тон незнакомки сменился на укоризненный. — Кошачьи укусы заживают долго. Крокодильи — тем паче.

— Зато твои вполне безболезненны, — парировал Джехутинов.

— А я бодну — мало не покажется... — заверила его женщина.

Тото притих.

Обстановка в кабинете накалилась, и любое опрометчивое слово могло спровоцировать фееричный скандал.

— Не дело это, — кашлянул из-за угла Бек Заевич. — Угрозами обмениваться. Врагов у нас и так в достатке. Еще между собой рассориться не хватало.

— Лично я не против пропустить часть с обменом любезностями и перейти непосредственно к конструктиву, — Джехутинов опустил голову обратно на спинку стула.

Интонация его стала куда расслабленнее, но до полного избавления от напряжения было еще далеко.

— А конструктив таков, что в твоей команде не хватает человек, — Тет избавилась от опустевших склянок, и теперь взялась за бинты. — Тебе нужны люди.

— Какая новость! — Джехутинов язвительно цокнул языком, — Вот только я уже говорил, и не раз: у меня пока нет парней, кого бы я мог взять в команду.

Женщина из-за угла кашлянула.

— А девочки?

— Я не стану брать в команду девочек! — Джехутинов буквально взбесновался.

Стул под ним скрипнул от того, как напряглось его тело.

— Началось... — Тет театрально закатила глаза.

Джехутинов одарил ее испепеляющим взглядом изподлобья.

— В моей команде девочек не будет. И точка, — повторил он.

Каждое его слово было нарочито отчеканено с особой серьезностью.

— Да почему, Тото?! — Тетяна едва сдерживалась, чтобы не бросить бинты о пол.

— Причина вам известна, — Тото Анатольевич недовольно поджал губы. Тема, кажется, была ему весьма неприятна.

— А может пора забыть о прошлом и идти дальше? — теперь неизвестная звучала устало.

— А может пора перестать лезть в мои дела? — Джехутинов явно не был настроен продолжать разговор.

— Ах, лезть в твои дела? — всплеснула руками Тетяна.

Выглядела она так, словно психика ее покачивалась на грани нервного срыва.

— Да если мы перестанем лезть в твои дела, ты не доживешь и до завтрашнего восхода!

Джехутинов сердито выдохнул.

— И что ты хочешь?

— Бери Снежану.

— Ни за что, — в спокойном его голосе промелькнули нотки категоричности.

— Тото, мы это уже обсуждали! — нервы театральщицы, кажется, были на пределе, — Ты ведь знаешь, для чего она ходит к тебе!

— Твоя девчонка в моей команде? — преподаватель приподнял голову, с усилием поворачивая ее в сторону Тет, — Исключено.

— А если не ее девчонка, Тото? — аккуратно вклинился в разговор Бек Заевич, — Если не ее?

Джехутинов притих, пытаясь понять, что тот имеет в виду.

Но Зиятбек и сам не заставил себя ждать:

— Что ты думаешь об Анжеле?

— О ком?..

Я захлебнулась от возмущения.

Превосходно. Он даже не помнит, кто я такая.

— Новенькая, — подсказал Нилтымбеков.

— А... — категоричность исчезла из голоса Анатолия, — Ты о ней.

Из слепой зоны донесся короткий смешок.

— Во-о-о-от, — довольно протянул Бек Заевич, — Я смотрю, и глазки заблестели...

— Да ну тебя, — отмахнулся Тото Анатольеивч, — Она тут была полтора раза. Точно не кандидат.

Однако Нилтымбеков был иного мнения.

— Чего ты ее раньше времени в утиль списываешь? — воспротивился Бек Заевич, — Девочка не из глупых. Усердная, исполнительная.

— А если она проболтается? – перебил Зиятбека Джехутинов.

— Кому? Она изгой.

Голова Джехутинова легла обратно на спинку стула, в немой попытке завершить каверзный разговор. Вот только Нилтымбеков сдаваться не собирался.

— На твоем месте я бы ее подарком судьбы считал, — протянул казах, тихонько шебурша чем-то бумажным из-за угла, — Очень вовремя она у нас оказалась.

Шлеп! Смятый тетрадный лист приземлился в мусорную корзину, спланировав в прицельном броске.

— Тебе нужны люди — ей нужно прибежище, — послышалось, как Бек Заевич нравоучительно цокает языком, — Глупо вам будет друг-другу на помочь.

— Всецело поддерживаю! — активно закивала Тетяна, — Тем более, она и так уже видела достаточно.

— Да что она особо видела... — отмахнулся Джехутинов.

— Тото, она стоит за твоей спиной! Она видела достаточно!

Тело прошиб холодный пот. Слова Тетяны обрушились на мою голову точно лезвие гильотины.

Да как? Когда она успела меня заметить?..

Преподаватель вскочил со своего стула, звонко роняя его при этом об пол.

А вместе со стулом рухнуло куда-то вниз и мое сердце. Со всеми жалкими остатками храбрости, если таковые до сего момента и имелись у меня в наличии.

Больше всего мне сейчас хотелось провалиться под землю. Исчезнуть. А еще лучше — проснуться в своей тепленькой кроватке и обнаружить, что ранний поход в «Восход» лишь приснился мне в бредовом кошмаре.

В один момент Джехутинов преодолел расстояние до моего рассекреченного укрытия. Серые глаза яростно вперились в меня с непреодолимым желанием разорвать на куски.

Мысленно в тот момент я уже попрощалась со всеми. И с Лесом, и с мамой, и с Барсиком...

— Не глупи, Тото, — послышался из-за угла голос Бека Заевича, — Позволь ей помочь тебе.

Джехутинов замер. Выдохнул, будто бы выпуская из пар.

А затем взглянул на меня, точно покупатель, разглядывающий на базаре ездовую лошадь.

Обстановка в аудитории охладилась, но до комфортной ей еще все равно было далеко. Происходящее напоминало неудачный антракт, некстати вставленный сценаристом посреди кульминационного момента спектакля.

От происходящего мне становилось как-то не по себе. Хотелось отодвинуться подальше, дабы не попадать под жуткий буравящий взор. Но вместо этого я неподвижно застыла на месте, боясь лишний раз пошевелиться.

Лишь стеснительно увела глаза в сторону. Рубашки Джехутинов так и не надел, а смотреть впритык на полуголого преподавателя мне было несколько неловко.

Продолжительное его молчание затягивалась. Звенящая тишина вызывала по всему телу адское напряжение. Даже испуг. Чего мне было ожидать — я не знала.

Развязка наступила неожиданно.

— Пойдем! — голос Тото Анатольевича прозвучал непреклонно.

Ладонь его грубо сомкнулась вокруг моего запястья, настоятельным движением приказывая шагать следом.

Меня собирались тащить куда-то словно тряпичную куклу, а я лишь стояла, в глубине души разинув рот. Впрочем, в подобной ситуации не подчиниться я и не могла.

В полном молчании меня провели до лестницы. После чего мы спустились на первый этаж, а затем — направились к выходу из здания.

В этот момент мне подумалось, что Джехутинов сейчас попросту выдворит меня за порог Восхода. Захлопнет за мною входную дверь, и прощай, любительница подслушивать чужие разговоры...

Однако у самого выхода Тото Анатольевич резко свернул направо, упираясь в белую пластиковыую дверь. Окно на ней было затонировано зеркальной пленкой — вроде тех, какими оклеивают окна в банковских офисах, дабы гарантировать полную конфиденциальность происходящего внутри. Из этого складывалось впечатление, что за дверью меня будет ждать нечто, намеренно спрятанное от посторонних глаз.

Джехутинов ловко потянул свободной рукой за белую ручку, открывая проход.

Глаза еще не успели сориентироаться в пространстве, как нос уже распознал все. Пахнуло сыростью. Водой. Большим количеством воды. И хлоркой. Резкий запах пробирал носовую полость насквозь, словно пытался пробраться сквозь нее в самый мозг.

Только одно место в «Восходе» могло пахнуть подобным образом.

Бассейн. Обитель Бека Заевича. Тот самый водный комплекс, учебу в котором его хозяин заказал мне по так и оставшимся непонятными причинам.

«Нет в тебе воды!» — всплыли в памяти загадочные слова Зиятбека. Вот и что бы это могло значить?..

Зато наличие тонировки на стекле стало вполне объяснимым. Та всего лишь была призвана спрятать купальники местных учеников от праздного любопытства сторонних наблюдателей.

Четыре разделенные буйками дорожки тянулись вдаль длинными голубыми безднами. По правому берегу от них расположилась череда проходов в раздевался и прочие подсобные помещения.

Джехутинов нырнул в один из ходов, увлекая меня за собой.

Не успела я как следует рассмотреть владения бассейна, как меня уже тащили из них прочь.

«Подвал» — пронеслось в моей голове, когда перед нами образовалась длинная лестница, уходящая вниз.

За ступенями начинался узкий и длинный коридор. Под потолком его в ржавых лабиринтах разбегались паутины труб. На стенах чернела плесень, перемешанная с остатками не до конца облупившейся краски.

Одинокие лампы, встречающиеся по пути, настороженно потрескивали, скупо одаряя окрестности искусственным желтым светом. Назвать данное помещение освещенным было сложно. Скорее, оно утопало в полумраке, местами озаренное единичными сполохами.

Сюда все еще проникал зловредный запах хлора из бассейна. Равно как и влажность. Сырой воздух здесь превращался в прелый; становился более тяжелым, обретая оттенки гнилостности.

Так мы и шли, под сенью железных паутин, окруженные мрачным подземным тоннелем.

— Куда мы идем? — осмелилась спросить я, когда коридор резко завернул влево.

Но Джехутинов лишь промолчал, не найдя мой вопрос достойным ответа.

Преподаватель продолжал безмолвно двигаться вперед, целеустремленно шагая по ему одному известному маршруту.

Атмосфера ситуации несколько вгоняла меня в краску. Когда полуголый мужчина в бинтах ведет тебя по темному подвалу, то со стороны это, наверное, выглядит как минимум странно...

Да и то, что он все это время держал меня за руку — немного смущало. Благо мрак скрывал румянец на моих щеках.

Впрочем, Тото и сам не собирался оборачиваться ко мне. С равным успехом я могла краснеть, зеленеть и даже синеть — ему сейчас вряд ли был бы до этого интерес.

А коридор все не кончался. Повороты следовали один за другим, потолки опускались ниже и ниже, а освещения становилось все меньше и меньше.

Захваченная рука затекла и начинала неприятно ныть, но Джехутинов все продолжал вести меня вперед, даже не оглядываясь при этом в мою сторону. А мне оставалось лишь дивиться, как он со своим ростом ухитряется проходить по тоннелю, не склоняя головы.

Поворот. Поворот. Еще один.

Необъяснимое чувство тревоги нахлынуло, словно вода от затапливающих соседей.

Клаустрофобия никогда не являлась моим диагнозом, но изменения в обстановке отчего-то начинали беспокоить. С каждым шагом она становилась все более и более давящей. Не столько на тело, сколько на мое эмоциональное состояние.

В голове вкрадчиво застучали предостерегающие молоточки. В один миг проснулось недоверие ко всему — и к темному подвалу, и к моему сопровождающему.

Я ощутила, как внутри появляется настойчивое желание вырваться из рук преподавателя, и со всей прыти броситься бежать. Назад. К свету. К своей привычной жизни. К чему угодно, лишь бы не быть сейчас здесь и не делать следующий шаг вслед за ним.

Однако Тото Анатольевич словно предчувствовал это. Он как назло сжал мою руку еще сильнее, отрезая малейшую возможность побега. Пальцы его сомкнулись настолько плотно, что кровообращение в моей кисти едва ли не остановилось.

За следующий поворот преподаватель протащил меня буквально волоком. Точно пленника с заведомо предрешенной участью.

Наконец бесконечные туннели закончились, и перед нашими глазами предстал арочный проход. Из помещения, начинающегося за ним, лился яркий свет и маняще пахло благовониями. Смолой и кипарисом. Немного пряностями. А еще чем-то сладким, фруктовым.

Приятные запахи и наличие хорошего освещения слегка успокоили меня. Поэтому под арку вслед за Тото Анатольевичем я шагнула даже с некоторой охотой. По крайней мере, без боязни за свою сохранность.

Путешествие по мрачному подвалу подходило к своему завершению, и это не могло не радовать. Один шаг за порог — и все кончится. Темнота, сырость, угнетающая обстановка — все это окажется там, в прошлом.

Однако едва мы оказались внутри, я поняла, насколько обманчиво было мое первое впечатление.