На следующее утро меня разбудила трель телефонного звонка.

Рука сонно нащупала разбушевавшийся аппарат под подушкой и нехотя поднесла смартфон к глазам. Часы в верхнем углу экрана показывали двадцатую минуту восьмого, а ниже значился номер звонящего — совершенно мне не знакомый и никак не определившийся по списку контактов.

А телефон все продолжал трезвонить. Прекращать названивать на той стороне провода явно не собирались.

Пришлось поднимать трубку.

— Алло, — добрая половина слова оказалась съедена моим широким зевком.

— Доброе утро! — зазвучал из динамика бодрый голосок Анки, — Хотела лично убедиться, что ты проснулась и начала собираться.

Взгляд мой устремился к потолку.

— Я не пойду, — в памяти сами собой всплыли серые глаза Леса и его последние слова, небрежно брошенные на прощанье.

— Это почему? — возмутилась Снежана.

Я замялась, не зная, следует ли ей говорить о подобной причине.

— Ну? — настойчиво поторопила девочка.

— Лес, — безрадостно брякнула мой язык.

— Что «Лес»? — интонация Анки сменилась на озадаченную.

— Сказал, что мне не стоит идти с вами, — выпалила я на одном дыхании и замерла, ожидая ответной реакции.

Однако на линии повисло молчание.

— Ты уверена, что он именно это имел в виду? — уточнила собеседница после небольшой паузы.

В голосе ее звучала малая толика недоверия.

— Он так и заявил: «не приходи!»

— А... а что было до этого? — теперь тон Снежаны стал удивленным.

— А до этого он мучил меня какими-то дурацкими вопросами! — одни только воспоминания об этом разговоре вызывали ощущения озноба по всему телу. — Про меня и мои цели. И про Бека Заевича. И этого вашего... преподавателя.

С той стороны линии внезапно послышался вздох облегчения. А после — не менее подозрительный нервный смешок.

— Нечего его слушать, Лес идиот! — торопливо выпалила Анка, — Жду тебя, поняла? Обязательно приходи, и даже не думай ни о чем таком.

«О каком, «таком»?» — хотела уточнить я, но на той стороне провода уже бросили трубку. Противные гудки запищали мне в ухо.

Я вздохнула и потянулась в кровати. Глаза мои растерянно хлопнули, прогоняя липнуший к ним сон.

А откуда, собственно, Анка взяла мой номер? Не помню, чтобы мы с ней обменивались контактами...

Не могла же я продиктовать ей свои координаты, а потом благополучно забыть об этом?..

Или могла?

Елисей ведь вчера тоже вдруг забыл, куда вел меня. И о месте сегодняшней встречи.

Как будто кто-то влез в его память и стер оттуда парочку-другую файлов, словно с дискового накопителя. И с моей головой проделал то же самое.

От подобных мыслей я поежилась.

Чертовщина какая-то...

Да нет. Этому должно быть логическое объяснение.

Руки снова потянулись к телефону, спешно открывая страницу поисковой системы. «Эпидемия провалов в памяти» — набрали на клавиатуре мои пальцы.

«Болезнь Лайма» — ответил мне поисковик. Дрожащим пальцем я нажала на предложенную ссылку и углубилась в чтение.

«Клещевой боррелиоз,» — глаза выхватывали из кипы информации самые важные тезисы, — «...инфекция, передающаяся через укусы иксодовых клещей... вызывает воспалительные процессы в мозгу, побочным эффектом от которых может стать потеря фрагментов памяти».

Так может, меня и Леса вчера покусали лесные кровопийцы? Один укус, и возбудитель инфекции уже плывет по крови в поисках кратчайшей дороги к мозгу... И как итог — исчезновение из головы ряда воспоминаний?

А вдруг на логотипе «Восхода» изображен вовсе не жук, а этот самый клещ? В честь обозначения мест обитания данного вида? И учеников преподаватели заманивают на занятия как раз для того, чтобы прокормить их кровью ораву клещей...

Я тряхнула головой, прогоняя наваждение.

Да ну, глупости какие-то. Если вчера на меня нападало насекомое, то должны быть следы от укуса. Это все-таки клещ, а не комар, пройти бесследно встреча с ним не могла.

Пришлось подскочить с кровати и начать параноидально осматривать тело на предмет свежих повреждений. Вот только по завершению поисков ни укусов, ни даже покраснений обнаружено не было. Исключительно здоровая кожа, с парой старых синяков и практически зажившими царапками от Барсика.

Что же, мой мозг не воспален от зловредного вируса. Это хорошо. Но плохо то, что он, кажется, вскоре и сам начнет воспаляться от всей той чертовщины, что творится вокруг последние два дня.

Провалы в моей и чужой памяти, гоняющаяся за лазером Тетяна и загадочный стук зубов — все это смешалось в общем карнавале безумия, готовом свети меня с ума в любой момент.

***

— Ты рано встала, — отметила мама, заходя на кухню, — А как же выспаться в выходные?..

— Не сегодня, — отмахнулась я, отпивая из кружки глоток барбарисового чая, — Меня позвали на мероприятие.

Глаза родительницы распахнулись в удивленном порыве.

— Рада за тебя, солнце, — половина ее слов исчезла в широком зевке. — Я уже боялась, что ты и это воскресенье просидишь дома...

Ее пальцы щелкнули кнопку электрического чайника, ставя воду на подогрев. Пока жидкость закипала, мама присела рядом. Глаза матери заскользили по кухне, в поисках чем бы занять себя на это недолгое время. Взгляд остановился на вчерашней газете, небрежно переброшенной кем-то из нас на подоконник.

— Ну, и кто же твои новые друзья? — поинтересовалась она, потягиваясь за прессой.

Плечи мои поднялись в смущенном пожимании.

— Не то чтобы мы сильно дружили...

— Одноклассники? — предположила мама.

В свои школьные проблемы родительницу я не посвящала, и потому вопрос ее не слишком-то меня удивил. В каком-то смысле он был даже ожидаемым. Закономерным, по крайней мере.

Голова отрицательно мотнулась из стороны в сторону.

— Ребята с компьютерных курсов, куда я возможно начну ходить.

— Дело хорошее, — руки матери расправили газету, — А почему «возможно»?

— Результаты вступительного задания еще не известны, — говорить об истинном положении дел, я постеснялась.

— Вступительное задание? — мамины брови скользнули вверх, — Должно быть, хорошее место, раз туда не всех берут... А это, кстати, платно? Сколько будут стоить твои занятия? — тут она запнулась.

На кухне повисло неловкое молчание.

— Хотя знаешь, — начала она уже с другой интонацией, — Если ты перестанешь сидеть дома, и начнешь здесь куда-то ходить, я тебе еще и сверху готова приплачивать.

Я отхлебнула чаю и промолчала.

В том, что мама тревожилась о моей адаптации на новом месте, сомневаться не приходилось. Насколько сложно дался мне переезд, она догадывалась, пусть и не видела полностью реального состояния дел. Вот только она знала, что по приходу из школы я запираюсь в своей комнате, и покидаю ее стены, лишь когда настает время снова идти на учебу. Наверное, этого было достаточно, чтобы сформировать у нее поводы для волнений.

Сама она, тем временем, раскрыла газету, безынтересно скользя глазами по черным буквам заголовков. Желтая пресса спешно пролистывалась страница за страницей, пока одна из надписей не заставила ее остановиться и повнимательнее вчитаться в суть изложенного.

«Жители нашего города встретили крокодила в спортивном костюме» — кричало название, раскинувшееся на всю полосу. Рядом пестрела чья-то карикатура с Крокодилом Геной в «адидасах».

— Какой только чуши не пишут! -поморщилась мама, переворачивая страницу.

***

По указанному адресу обнаружился книжный магазин.

На всякий случай, я перепроверила улицу и номер дома по карте навигатора, но нет — и то и другое совпадало с указанным галочкой зданием. Ошибки быть не могло. По крайней мере, если адрес был записан правильно.

Сначала я не совсем поняла, о каком веселом мероприятии могла идти речь, однако приблизившись ко входу, заметила внутри некое оживление. За стеклянными дверями магазина угадывалось столпотворение.

А секундой позже, я увидела за стеклом высокую фигуру Леса, окончательно рассеявшую все мои сомнения. Руки поспешно потянули на себя ручку двери, а ноги сами собой перешагнули через порог.

Первой меня заметила Анка. Точнее, та просто налетела откуда-то сбоку, заключая мою костлявую тушку в свои атлетические объятия.

— Рада тебя видеть! — прощебетала она, тиская меня, словно плюшевого медвежонка.

Ее радость моему появлению была буквально осязаемой.

Приветствие Елисея оказалось куда более сдержанным.

— Хай! — коротко сказал он, по-цезарски подняв руку. Даже не помахал — просто показал раскрытую ладонь, и снова отвернулся куда-то в толпу. Голова его любопытно вращалась из стороны в сторону, из чего напрашивался вывод, будто тот что-то искал. Или кого-то.

Последнее звучало правдоподобнее, учитывая, что взгляды Патрикеева были направлены на толпу, топчущуюся рядом с книжными полками.

— А что здесь, собственно, происходит? — поинтересовалась я у Снежаны, когда та наконец-таки отпустила меня.

Знакомая молча ткнула пальцем куда-то влево. Глаза мои проследовали в направлении, указанном ею, и натолкнулись на большой напольный баннер.

«Презентация поэтического сборника Есении Писаревой «Объятия бумаги»» — гласили витиеватые буквы с его поверхности. «Автограф-сессия — 10:00» — сообщалось ниже более строгим шрифтом.

— Значит, мы пришли чествовать автора? — удивилась я, — Тогда надо купить книги для автографов...

Ноги уже готовы были нести меня к ближайшему стеллажу с бумажными изданиями, как цепкие пальцы Анки впились в мое запястье, удерживая на месте.

— Мы пришли сюда не ради автографов, — покачала головой девочка, — Мы пришли сюда ради шоу.

— Какого шоу? — Слова ее заставили меня озадачиться.

— Подожди немного, — Снежана странно подмигнула, — Скоро сама увидишь. И тогда...

Что «тогда» Анка не договорила. Она вдруг примолкла, рассеянно хлопая ресницами. В один момент Снежана потеряла всю свою сосредоточенность, и теперь выглядела, словно оглушенный взрывом солдат на поле боя.

Девочка контужено огляделась по сторонам. Посмотрела на меня. Улыбнулась. Кивнула, зачем-то.

Ажиотаж исчез из ее глаз. Взгляд стал спокойным, расслабленным. По-хозяйски уверенным. Словно в один момент она перенеслась с людной презентации на свой домашний диван, и вальяжно раскинулась на нем с пультом от телевизора.

— Я не вижу их здесь, — Лес, подошедший к нам, выглядел слегка разочарованным, — Ты уверена, что речь действительно шла о сегодняшней презентации? Может ты в чем-то ошиблась?..

— Нет здесь ошибки, Елисей, — покачала головой девочка. И улыбнулась. Еще раз.

Вот только Патрикеева эта улыбка от чего-то совсем не порадовала. Лицо его вдруг вытянулось, перекошенное удивленной гримасой.

— Да вы издеваетесь? — возмутился он.

— Ничуть, — голова Снежаны мотнулась из стороны в сторону. — Это ведь ожидаемо было. Наверное.

Лес демонстративно скрестил руки, показывая свое недовольство. Губы его обиженно дрогнули, точно у младенца, обделенного конфетой.

— Я собирался идти на эту встречу с Анкой, а не... не с вами!

«Вами» — резануло слух больнее скальпеля.

Мне не оставалось ничего, кроме как молча закусить губу, и отвернуться.

Значит, с Анкой, а не с нами обеими он хотел сюда пойти.

Понятно. Выходит, Елисей планировал свидание, а Снежана испортила его затею, позвав меня присоединиться к компании...

Вот тебе и странное поведение: парень просто поддержал идею подруги, когда та заикнулась о веселом времяпровождении. А потом, по весьма прозаичным причинам, дал задний ход, попросив меня не приходить.

Но с другой стороны, даже при таком раскладе что-то продолжало меня настораживать.

Раскрывшиеся подробности все равно не объясняли, отчего в памяти Патрикеева могли образовываться провалы. Ведь как бы то ни было, а место сегодняшней встречи он вчера позабыл. И конечный пункт нашей с ним вчерашней прогулки — тоже.

В голову снова начали закрадываться мысли о клещевом боррелиозе, но я старательно прогоняла их. Они-то сейчас точно были ни к месту.

С большим усилием, я подняла взгляд обратно на Елисея. Сегодня мне уже не приходилось сомневаться в его сходстве с Джехутиновым. После столь неприятной выходки, путь и имеющей вполне логичное объяснение, он особенно напоминал мне противного преподавателя.

Что один пытался от меня избавиться, что другой — два сапога пара.

...вот только сейчас, заглядывая в его глаза, я с изумлением обнаружила, что они у него... голубые?

Неужели вчера мне попросту показалась эта знакомая серость?

Может, это был отблеск солнца, исказивший их цвет? Или моя невнимательность?

Теперь я чувствовала себя еще обескураженнее.

— Я здесь тоже для этого? — продолжал тем временем наседать на Анку Патрикеев.

-Нет. — ответ ее был сух и краток.

— Не верю вам!

Плечи Снежаны приподнялись в коротком пожимании. «Ну и не верь» — словно говорил ее жест.

— А знаете что... — заявил Лес.

Руки его скользнули через горловину куда-то под кофту. Пальцы нащупали под одеждой толстую почерневшую цепочку и резким рывком сняли ее через голову.

В ладонях юноши, покачиваясь, повис старинный золотой кулон. То был египетский скарабей из цельного куска металла. С толстенькой спинкой и грациозно загнутыми к мордочке крыльями. На своих передних лапках жук держал над головой круглый синий камень: шероховатый, с белыми и черными вкраплениями.

— Вы испортили день мне, а я испорчу день вам! — декламировал Елисей, — Вот теперь у меня точно законный выходной!

— Глупо, — Анка размеренно покачала головой. — Неразумно. Нападет на тебя кто — что делать будешь? Сам справляться?

Из их разговоров я отметила, что реплики Снежаны стали короче. Слов в предложениях стало меньше. И букв в словах. Словно некто высыпал перед ней ограниченное количество символов и сказал: «Это твой лимит на сегодня, расходуй экономно».

А еще изменилась ее интонация. Если ранее Анка была эмоциональнее, то теперь

выражала свои мысли весьма сухо и размеренно.

— Идут, — загадочно проговорила она, глянув в сторону двери.

Я проследила за ее взглядом, и почувствовала, как лоб начинает покрываться испариной.

У входа за стеклом стояли Тетяна и Джехутинов. Веко мое нервно задергалось от напряжения, когда последний потянул на себя ручку стеклянной двери и галантным жестом впустил в магазин свою спутницу.

Нас эти двое еще не видели, и, кажется, для меня это был идеальный шанс раствориться в людной толпе, пока еще не поздно. Сталкиваться с Тото Анатольевичем мне не хотелось. С театральщицей, оказавшейся по моей вине в глупейшем ситуации — тем более.

Однако стоило мысли о бесславном побеге затесаться в мою голову, как цепкая рука Леса ухватила меня под локоть, не давая даже сдвинуться с места.

В этот момент я окончательно запуталась в происходящем. И пары минут не прошло, как Елисей жаловался на мое здесь присутствие, а теперь — сам удерживал меня, не позволяя уйти? Что-то здесь не клеилось в целостную картину, а если и клеилось — то шло вразрез с логикой.

Тем временем драгоценные секунды были упущены, и троица наша уже оказалась в поле внимания вновь прибывших.

— И вы здесь? — удивленно распахнула глаза Тетяна, приближаясь к нашей компании.

— А я и не удивлен, — фыркнул Джехутинов, догоняя ее следом.

— И мне не удивлен? — сощурилась Анка, панибратски переходя на «ты».

Я ожидала, что Тото Анатольевич обругает ее за нарушение субординации, но тот, кажется, и не заметил оговорки девочки.

— Тебе — особенно, — преподаватель вздохнул, — Через кого бы еще могла информация просочиться...

Взгляд серых глаз обратился в нашу с Лесом сторону.

— А вы двое — марш домой! — доброжелательности в голосе Анатолия стало на порядок меньше, — Нечего вам тут делать.

Впервые за все время я была с ним солидарна. В данный момент мне действительно хотелось унести ноги как можно дальше от этого книжного магазинчика. Ибо после вчерашних событий, стоять под носом Тетяны и Джехутинова было сродни средневековой пытке.

Однако противоположное мнение показалось оттуда, откуда его совсем не ждали.

— Нет уж, — воспротивилась неожиданно Тетяна Себастьяновна, — Пускай остаются. Чем нас здесь будет больше, тем лучше.

Я растерянно посмотрела на Леса, мол, «может все-таки пойдем?», но тот лишь сильнее ухватился за мой локоть, показывая свое намерение остаться на мероприятии до конца.

Пришлось уступить.

Обстановка в нашем узком кругу сделалась напряженной. Нервничали все, но каждый по-своему. От Тото Анатольевича буквально исходила аура молчаливого недовольства. Присутствие здесь Елисея, и, в особенности, меня, приводили преподавателя в тихое бешенство. Тетяну, кажется, наоборот напрягала мысль о том, что мы можем уйти. На нас двоих она смотрела, точно пассажир Титаника на спасательную шлюпку. Театральщица будто и сама не очень хотела здесь находиться, но что-то ее удерживало.

Лес... Всем своим видом показывал, что готов побороться за право присутствовать на презентации. Руку мою он успел отпустить, но во взгляде его трепыхался несокрушимый огонек ажиотажа.

И лишь Анка являлась воплощением чистейшего спокойствия. Чужие волнения не тревожили притихшую девочку. Все эти перепетии она будто бы пропустила мимо себя, выйдя из вод всеобщих недовольств абсолютно сухой и чистой.

Хотелось бы мне уметь так же.

Толпа ожила, приходя в движение. Просторное помещение книжного наполнилось воодушевленным гулом и перешептываниями.

А все от того, что из-за занавеса на сцене послышался цокот каблуков.

Секундой позже из мрака подсобки вышагнула девушка.

...нет, даже не так. Это была не просто девушка. Это была самая настоящая поэтесса.

Незнакомка будто бы сошла с винтажных фото. А то и вовсе перенеслась из серебряного века. Будто Ахматова лично завещала ей свою утонченность, а Лиля Брик – экстравагантную красоту. Черные волосы венчала бархатная шапочка-чалма. Губы, раскрашенные бордовой помадой, стыли в тщательно отрепетированной улыбке. Облачена красавица была в элегантное платье гепардового окраса и меховую горжетку, перекинутую через одно плечо, подобно шкуре поверженного зверя.

За дивой, горделиво неся ридикюль своей начальницы, следовала ее «свита» — носатенькая девушка с пугающе тонкими локтями.

Увидев, кто именно к ним вышел, посетители пришли в еще больший ажиотаж. Гул стал громче,

— Есения, мы вас любим! — выкрикнул из толпы чей-то звонкий голосок.

Поэтесса трогательно прижала ладонь к сердцу и послала в массы воздушный поцелуй.

— Господа, не толпимся! — раздался громогласный баритон администратора, — Встаем в очередь за автографами! Для тех, кто еще не успел приобрести книгу, работает первая касса, проходим!

Лес ломанулся занять место в очереди, но был остановлен Тетяной Себастьяновной.

— Рано! — покачала головой преподавательница, — Дождемся, пока очередь рассосется.

И потянулись долгие минуты ожидания. Хвост очереди становился все длиннее и длиннее, пополняясь вновь прибывшими лицами, а мы все стояли, в ожидании, пока человеческий поток не схлынет из переставшего быть просторным магазинчика.

Стеллаж с книгами поэтессы начал спешно редеть. Ряды томиков таяли буквально на глазах. Сборники расхватывали с такой охотой, словно это были горячие пирожки в час обеденного перерыва.

Мне оставалось лишь поражаться: что за стихи скрывались под лаконичной белой обложкой? До сегодняшнего утра, я и подумать не могла, что поэзия в наше время может быть настолько востребована.

Наконец, посетительская масса начала редеть. Обретшие желанные автографы покидали место презентации, прижимая к груди заветные белые томики.

Мы ожидали, что знак к наступлению подаст театральщица. Но, к удивлению, вышло все совсем по-иному.

Первой в движение пришла Анка. Снежана без всякого предупреждения двинулась с места и заняла пост в конце истощившейся очереди. Будто не ее наставники, а она играла здесь главную роль. Словно это она командовала парадом и решала, когда и что кому делать.

Но что было еще поразительнее — Тото Анатольевич и Тетяна Себастьяновна молча последовали ее примеру. Точно бы соглашаясь с ее руководством, и не имея тому ничего против.

Незначительный, казалось бы, момент здорово сбил меня с толку.

Наконец, последние люди перед нами получили свои подписи, и долгожданный момент настал. Первыми к столу ступили Тетяна и Джехутинов. Остальные, включая меня, расположились по бокам от них, захватывая стол светской львицы в импровизированный полукруг.

Поэтесса подняла голову от столешницы и картинно улыбнулась, обведя взглядом старших визитеров.

— Кого я вижу, — ее графитовые глаза по-охотничьи сощурились, — Знакомые все лица! И даже собственной персоной...

— Почти все, — загадочно добавила она, переведя взгляд на Анку, — Удивляете, что же.

Пальцы девушки ловко поправили прядь смоляных волос, уводя ее за ухо. Глаза дивы поднялись на Джехутинова, направляя все свое внимание к нему.

Губы ее на одно мгновение потеряли свою улыбку и дрогнули в коротком, но чересчур протяжном предложении.

— Ну здравствуй, папа.

От услышанного я аж поперхнулась.

Кто?

Это шутка такая была?

Или...

Сколько ему на самом деле лет, если у него такая взрослая дочь?

Девушка выглядела его одногодкой, не иначе. На вид ей было далеко за двадцать. Если не за тридцать... Но не могло же Тото Анатольевичу быть дважды больше?

— Как же вы ладно смотритесь вдвоем, — протянула поэтесса, окидывая взглядом стоящую рядом Тетяну, — Ни дать, ни взять идеальная пара... А выгляди ты слегка постарше — точно бы сошла за мою мамочку...

Джехутинов в ответ на такие рассуждения лишь поморщился.

— Люди, между прочим, чтят тех, кто подарил им жизнь, — как бы невзначай заметил он.

— Серьезно? — графитовые глаза писательницы распахнулись, — Никогда этого не понимала.

Кажется, она хотела добавить по данной теме что-то еще, но внимание ее вдруг зацепило в окружении преподавателей новое лицо.

— А это кто? — заинтересованно осведомилась она, кивком головы указывая в мою сторону.

Однако работники Восхода воздержались от представления, сосчитав сей вопрос исключительно риторическим. Жаль, это лишь сильнее разожгло в Есении огонь интереса.

— Какая милая девочка, — наигранная улыбка вернулась к своей хозяйке, — Твоя новая игрушка, полагаю?

Последний вопрос был адресован Джехутинову.

— Нет, — коротко отрезал тот, — Она вообще не из наших.

Поэтесса на такой ответ лишь усмехнулась.

— Большое упущение, — покачала головой она.

Ирония то была, или нет — так и осталось для меня загадкой. Пальцы девушки сложились домиком, а голос вдруг обрел нотки вкрадчивой мечтательности:

— Ты просто представь, какая из нее вышла бы... — договорить поэтессе не дали.

— Прекрати, Сеша! — озлобился преподаватель, — Тебе же ясно было сказано: она не из наших!

В голосе Тото Анатольевича не было ни капли родительской теплоты. Исключительно скептическое отторжение, покрытое толстым слоем льда. Слушая его краткие, хлесткие ответы, я лишь в очередной раз задавалась вопрос: а дочь ли она ему взаправду?

Разукрашенные губы девушки с недовольством сложились в тонкую полоску. Поэтесса одарила отца кислой миной, становясь похожей на капризную пятилетку.

А потом взгляд Есении вновь обратился ко мне.

— Знаешь, а я, пожалуй, подарю тебе книжку, — пальчики светской львицы, оторвали от небольшой стопочки белый томик. — Так сказать, на память о нашей с тобой короткой встрече.

Краем глаза я успела заметить, как брови Тото Анатольевича хмуро сошлись на переносице. Я представила, до сколь высокой точки кипения дойдет его молчаливое бешенство, когда сборник дивы окажется в моих руках. И как это кипение выплеснется на меня, едва мы окажемся за пределами осточертевшего книжного.

От подобных перспектив мне оставалось лишь нервно вздрогнуть.

— Не надо, — голова моя стремительно качнулась из стороны в сторону.

— Что? — оторвалась от процесса подписания поэтесса.

— Она мне не нужна, — выпалила я, и не нашла ничего умнее, как начать спешно оправдываться, — Понимаете, я не очень-то и люблю поэзию...

Глаза поэтессы распахнулись настолько широко, что та стала напоминать стрекозу.

— Ты слышала это, Алла? — обращение относилось к девочке с ридикюлем, стоящей у той за плечом.

Словно по команде, носатая особа выросла напротив меня, и, буравя укоряющим взглядом, резюмировала:

— Дают — бери, бьют — беги.

— Да зачем она мне? — я пожала плечами, — Будет только пылиться на полке со всяким хламом...

Ноздри Аллы раздулись, подобно двум раскрывшимся парашютам.

— Да как ты смеешь говорить, что творчество Есении Писаревой — хлам!

Бойкая ассистентка, кажется, была задета куда больше, нежели сам автор.

— Я не это сказала, — попыталась возразить я.

А а потом увидела выражение лица Аллы — точно такое же было у Вероники, когда она проводила обыск. Точь-в-точь.

Я удручено вздохнула.

Нет, возражения здесь ни к чему не приведут.

— Хотя ладно, будь по-вашему: хлам, — лицо коротко склонилось в согласном кивке, — Не хочу ни с кем препираться. И если для отказа от этой книги мне потребуется назвать ее хламом — то пусть оно так и будет.

На мгновение мне показалось, будто губы Джехутинова изогнулись в довольной улыбке.

Зато в графитовых глазах поэтессы пролетела стрела изумления. Ее ассистентка уже раскрыла рот, ответить на оскорбление, но рука Есении метнулась ввысь в коротком повелительном жесте, призывающую ту к тишине.

— Прости, милашка, — Писарева надела на лицо маску искреннего сожаления, — Но после такого ты точно не сможешь рассчитывать на мою благосклонность.

Веки ее сощурились, поочередно обводя взглядом каждого из нашей компании.

— Наш глава в бешенстве. Пока его пектораль не найдется, перемирия вам не видать, — холодно выговорила она, нарочито чеканя каждое слово, — Любые уговоры излишни, своего мнения он не изменит. Поэтому — даже не пытайтесь... Пойдем, Алла! Мы уходим.

Поэтесса царственно поднялась из-за стола, смахнула невидимую пыль с со своей горжетки и, звонко цокая каблуками, направилась к выходу. За ней по пятам, придерживая под мышкой драгоценный ридикюль, летела Алла.

Едва стеклянная дверь захлопнулась за их фигурами, как Тото Анатольевич налетел на меня.

Точно сыч на грызуна.

— И вовсе незачем было вступать с ней в пререкания! — возмутился он, хотя и в голосе его уже не было той враждебности, что ощущалась в начале встречи, — Ну чего, скажи, ты добилась этим?

Ответом ему стало подавленное молчание.

Был, конечно, вариант сообщить, что как минимум один человек лишился желания разорвать меня в клочья. Только, сдавалось мне, подобного юмора он бы не оценил.

— Ой, прекрати, — отмахнулась Тетяна, — Как будто отсутствие их разговора что-то бы изменило.

— Возможно, — вздохнул Джехутинов, — Я надеялся, мы узнаем больше. И добьемся большего...

— А я надеялась, что он придет с ней сюда лично — развела руками Царапкина, — Но, как видишь, мои ожидания тоже не оправдались.

Руководитель компьютерного клуба примолк, задумчиво глядя на опустевший стол для автограф-сессий. Во взоре его читалась увесистая доля горечи.

— Не так я представлял себе сегодняшнее утро... — удрученно протянул он.

— А вы, — хоть взгляд его и был направлен в сторону, но догадаться, что речь шла о нашей троице, не составляло сложности, — Раз вам нечем заняться в выходной день — марш в «Восход»! Будете у меня до посинения сидеть.

— И я? — удивленно пискнул мой голос.

— И ты!

Услышанное заставило замереть.

Я не собиралась больше идти в «Восход». Однако получить приглашение от Тото Анатольевича было действительно лестно. Пусть и звучало оно в столь специфичном ключе...

Хуже от моего похода туда не будет.

Сколь необъяснимые вещи не творились бы этим утром, оно все же сумело меня порадовать.