Становится легче на пороге больницы. Голова проясняется, и я меньше опираюсь на маму. Чувствую присутствие истинного и надеюсь, что и ему становится лучше.
Мэй идёт впереди. Молчит. Я молчу тоже. А что тут скажешь? Она фактически любовницу для мужа ведёт по собственному желанию. Ощущение гадское, горькое на языке, и передёргивает от омерзения.
У дверей в палату девушка останавливается.
— Подождите, — не оборачиваясь, ныряет в больничную комнату и вскоре вновь появляется на пороге, приоткрывая передо мной дверь.
Исин бледный, как постельное бельё, и кажется восковым, неживым. Но дышит. Дышит глубоко, шумно, словно надышаться не может. Ресницы трепещут, но глаза не открываются. Спит.
«Что тебе снится? Как родители разрешили на Кубе осушить стаканчик мохито?»
Мэй стоит у его кровати, как сторожевой пёс, напряжённая, как струна — ещё шаг — и вцепится в горло. Она больше не плачет. Следит за мной, не мигая, боится, наверное, упустить момент, когда я брошусь на шею её мужа.
А я не бросаюсь. Терплю. Хотя хочется, нестерпимо хочется впиться в синюшные губы, так, чтобы апельсиновый сок хлынул в рот. Но я просто смотрю, продолжая от слабости опираться на локоть мамы.
Мэй первой признаёт поражение и понимает, что этого мало. Мало для того, чтобы Исин проснулся.
— Ты... можешь подойти, — слова даются ей с трудом, через себя.
А я не знаю, что делать, когда подойду...

Прикасаюсь к его руке — холодная, и его пальцы тут же цепко сжимают мои. Мэй дрожит больше, чем я, она вот-вот снова расплачется и выгонит меня к чёртовой матери — терпит из последних сил.
А в меня через его кожу буквально вкачивается энергия. Спустя пару минут в маминой поддержке исчезает необходимость, а губы Исина наконец-то теряют этот мертвецкий оттенок. И в этот момент в моей голове щёлкает однозначное и бесповоротное: «Валить надо из города. Жаль, планету поменять нельзя».

Мама приносит кофе и сидит со мной до самого вечера. Если бы не она, вряд ли Мэй смогла бы удержаться от разговора. А так приходилось молчать.
Можно сказать Мэй: «Расслабься, я не забираю его у тебя», но... Она пахла Исином, и я чувствовала, как поднимается внутри волна ревности и ненависти. Она могла подойти к нему, могла прикоснуться, обнять, поцеловать, могла дышать им и задыхаться. А мне оставались крохи, крупицы, прощальный шлейф его аромата. И я не хотела успокаивать её, пусть нервничает, думалось мне, пусть изводится от неизвестности, пусть мучается от осознания того, что никогда не сможет теперь заменить Исину меня. Злость тлела во мне: на Исина, на Мэй, на природу, на отца. Злость на саму себя, что не могла выгнать жену и заявить свои права на истинного. Достаточно поцеловать его в шею, оставить крохотную метку, чтобы он больше не смог даже смотреть в сторону Мэй. Но это практически насилие над волей. Он не хочет, знаю, не хочет...
К девяти показатели Исина выравниваются, доктор обнадёживает, что пациент вот-вот проснётся. Хочу ли я видеть это? Хочу ли я видеть этот виноватый растерянный взгляд? Не хочу.
В половину одиннадцатого меня начинает клонить в сон, обычный и вполне здоровый сон. Телу легко, оно подзарядилось. Мама зевает рядом.
— Пойдём, — я поднялась с кушетки, и Мэй поднялась в ответ, невольно делая шаг в сторону кровати Исина и как бы защищая его. — Мне стало лучше. Думаю, и он к утру будет в порядке.
— Ты точно не хочешь остаться? — шепнула мама.
— Я хочу домой.
Мэй не вышла из палаты, чтобы проводить, даже не кивнула в качестве прощания. А мне и не надо.

***

Сон не шёл. Я взяла одеяло и завалилась к маме под бок.
— Не спится? — она обняла меня, как в детстве, и я почувствовала себя маленькой и слабой (какой и была на самом деле).
— Быть взрослой — это такое дерьмо, — прогундосила ей в шею.
Она в ответ начала ласково гладить меня по волосам.
— Помнишь, ты рассказывала о своей студенческой подруге, — завела издалека. — Она ещё любит мопсов и выращивает розы на балконе.
— Ты про Наын?
— Да.
— Почему вдруг вспомнила о ней?
— Она не хочет приютить на некоторое время убитого реальностью человека?
— Это кого же?
— Меня.
— Но она ведь живёт в пятистах километрах отсюда!
— Жаль, что так близко...

***

Человек — не вещь. Его нельзя передать другому, как эстафетную палочку. Ничего во мне не дрогнуло после слов Мэй: «Я отдам его тебе». Разве Исин — испорченный зонтик или не подошедшая по размеру обувь? Он живой, он чувствует, думает. Что он чувствует и о чём думает? Ставить его перед выбором жестоко: есть любимая жена, с которой их объединяют воспоминания и заботы, и я, с которой, кроме природной связи, ничего нет. Выбор же очевиден, разве нет?

***

— Ты не можешь уехать! — Тэён растерялась так сильно, словно я весь мир её с ног на голову перевернула.
— У меня крыша съезжает в этом городе, задыхаюсь я, пойми, — обняла подругу, вдыхая тонкий аромат ванили.
— Мы только что вышли на работу! — не сдавалась Тэён. — У Бэкхёна тараканы в голове! Твоя мама начала встречаться с Минсоком! Ты даже с братом начала общаться! А у меня вообще никого ещё нет! — возмущалась подруга. — Ты не можешь нас всех бросить!
— Ты так говоришь, словно все эти процессы от меня зависят, — улыбнулась ей. — А на работе я уже разговаривала об этом со специалистом отдела кадров. Есть вариант перевестись в их начинающий филиал в другом городе.
Тэён попятилась и села на мою кровать.
— Так ты действительно всё решила... — пробормотала она. — Я надеялась, что это временная блажь, и она пройдёт.
— Не переживай, — села рядом, — я всегда буду на связи. А когда выпадут праздники и выходные, вы с Бэкхёном приедете ко мне в гости. Обещаю к этому времени найти отличную кофейню.
В глазах Тэён заблестели слёзы.
— Но я нашу кофейню люблю, — дрогнула нижняя губа, — в новой не будет Сехуна.
— Возможно, там будет кто-то покруче!
— Круче, чем Сехун? — она шмыгнула носом. — Сомневаюсь.

***

— Сразу предупреждаю, Бэкхён на взводе, — сообщила Тэён по телефону, словно я недостаточно волновалась перед разговором с ним. — Начни издалека, а если зацепишь тему Чондэ, то можешь вообще не успеть вставить свои пять копеек.
Звякнул дверной колокольчик, и на пороге кофейни возник запыхавшийся Бён.
— Спасибо за предупреждение, — прошептала, прикрывая телефон ладонью. — Объект на месте. Отбой.
Бэкхён махнул Сехуну и вскоре плюхнулся напротив.
— Моя спасительница! Если бы ты не позвала меня на обед, я бы разнёс свою шарашкину контору по кирпичикам! Представь себе, я не получил премию за прошлый месяц. Даже уборщица получила! Из-за того, что я молодой специалист, у меня и категория ниже, чем у уборщицы?! Это что за система такая?! Работал, задерживался, отчёты домой брал, а в итоге: «У тебя есть потенциал, Бён» и всё!
Бэкхён отвлёкся на меню, которое принёс Сехун.
— Вы сегодня вдвоём? — сдержанно поинтересовался он.
— Тэён не будет? — наконец-то и Бэкхён обнаружил недостачу.
— У неё много работы даже в обеденный перерыв, — соврала на ходу.
— Вот заразы! — оскалился Бэкхён. — Эксплуатируют молодых, а потом недоплачивают! Надо ей позвонить и сказать, что это не стоит её обеда, — он обернулся к Сехуну и продиктовал свой заказ. — И пирожное к кофе.
— Тирамису? — услужливо уточнил Сехун.
— Никаких тирамису! — вспыхнул Бэкхён. — Вафлю мне принеси, обычную вафлю!
Когда Сехун скрылся в помещении для персонала, осмелилась задать вопрос:
— Как у вас с Чондэ?
Бэкхён сделал вдох и поджал губы. Щёки запылали.
— Не хочешь — не говори. Дело твоё. Подумала, может, тебе выговориться надо, — на самом деле хотелось оттянуть свою проблему.
Друг обречённо простонал:
— Всё странно...
— Неужели хуже, чем у меня? — криво усмехнулась.
— Нет, не такой капец, но всё равно не так, как я себе это всё представлял. Мы общаемся уже несколько недель, переписываемся, созваниваемся, часто видимся. Но он ни разу не... не... — Бэкхён запнулся и отвёл глаза.
— Не — что?
— Он даже за руку меня ни разу не взял! — выпалил Бэкхён и покосился на посетителей, которые обернулись на громкого клиента. — Кажется, он смирился с тем, что мы истинные, но сам ко мне ничего не испытывает.
— А ты? — я же помнила, насколько сильно желание прикоснуться к истинному.
— Он не делает шаг, и я не делаю, — друг упрямо вздёрнул нос. — У нас такое товарищеское общение.
— Так вы же всего несколько недель знакомы!
— Не-дель, — отчётливо произнёс Бэкхён. — Мне этого времени обычно хватает, чтобы решить, хочу я поцеловать своего нового знакомого или нет. Не знаю, чего он ждёт и почему так тянет. Я же вот он! — обнял себя за плечи. — Мучаюсь, когда он близко... А ему хоть бы хрен! Кроме того случая в магазине, когда он меня напугал своим принюхиванием и маньячным энтузиазмом, больше Чондэ не проявляет никаких чувств. Даже не знаю, волнуется ли он, когда я рядом, — под конец Бэкхён совсем поник.
— Волнуется, конечно, волнуется, — постаралась успокоить, — возможно, он умышленно сдерживает свои порывы, чтобы не спугнуть тебя.
— Да я уже согласен быть пуганым! — воскликнул Бэкхён, и посетители зашипели, прося быть потише. — У меня есть истинный, — он понизил голос, — а я совершенно не испытываю счастья от существования. Ладно, у тебя там клубок семейных драм, но у меня-то всё должно было пойти гладко.
Мысли снова вернулись в знакомое мне русло.
— Кстати, о семейном клубке, — прочистила горло, подсобралась.
— Если ты собираешься ругать меня за то, что я всё рассказал Мэй, то ты имеешь на это полное право, но я ни о чём не жалею!
— За это тебе стоило бы отдельно прописать ремня.
— Всем кругом было хреново, и я за всех принял решение.
— Это не твоё дело.
— Я это уже слышал, — отмахнулся Бэкхён, — продолжай, — и потянулся за принесёнными тарелками.
Откладывать разговор не было смысла.
— Я решила переехать в другой город.
Рука Бэкхён замерла над тарелкой с салатом.
— Мне послышалось, или ты сказала...
— Не послышалось. Я уже договорилась насчёт работы и комнаты. Поживу у маминой знакомой первое время, а потом сниму жильё.
— Из-за меня?! — вылупился Бэкхён. — Ты уезжаешь из-за меня? Я всё усложнил? Я, честное слово, надеялся, что всё придёт к логическому концу и разрешится!
— Всё и пришло к концу. И не из-за тебя, успокойся.
— Ты не должна уезжать! Исин твой! Только твой! Ему надо развестись с Мэй и поблагодарить за время, проведённое вместе. А потом жениться на тебе!
— Фантазия у тебя, действительно, будь здоров.
Бэкхён возмущался так громко, что Сехуну пришлось подойти и напомнить, где тот находится.
— У нас тут жизнь рушится, Сехун! — взвыл Бэкхён. — А ты со своими клиентами!
На что Сехун перехватил ворот белой рубашки Бёна, наклонился и чётко произнёс ему в лицо:
— Выгоню, если не заткнёшься.
— Не понимаю, и что Тэён в тебе нашла, — стушевался Бэкхён. — Бесчувственный чурбан. А ведь и у меня на тебя виды были...
— Счастлив, что такая радость, как ты, досталась другому, — не остался в долгу Сехун. — Сдерживай свои эмоции в общественном месте. Что же касается вашей проблемы...
Мы с Бэкхёном заинтересованно уставились на Сехуна, который никогда не давал советов и вообще не был настолько близок нашей компании.
— ...То каждая пара, которая связала себя осознанно, должна быть готова, что однажды развалится из-за истинности. Это естественно. Мы встречаем много хороших и подходящих нам людей, но истинный только один. Кто-то ждёт его всю жизнь, а кто-то максимально приближает к себе других подходящих людей. Но это лишь копии, а не оригинал. Одни выбирают одиночество в ожидании, а другим — люди и общение нужны как воздух. Вряд ли это можно осуждать. Но когда появляется истинный, то решение очевидно. Оно болезненно, конечно, всегда тяжело разрывать тщательно сплетённые узы, но иначе эти узы становятся паутиной, в которой страдают сразу все, — глубокомысленно заключил Сехун.
— О-о-о, — протянул Бэкхён, — а ты, оказывается, философ.
Сехун смутился от собственных слов.
— Я хотел сказать, что отъезд — это крайность, — стушевался бариста. — Надо ещё подождать.
— Вот я об этом и говорю! — воскликнул Бэкхён, но тут же поник под осуждающим его громкость взглядом Сехуна. — А ты не такой уж и бесчувственный, — прошептал Бён.

***

Перед тем, как уехать, я решила встретиться ещё с несколькими людьми. Одним из них был Ким Чондэ.
— Недавно Бэкхён «удружил» мне, теперь я хочу тоже сделать дружеский жест, — не размениваясь на приветствия, перешла сразу к делу. — Ты нравишься Бэкхёну, Чондэ, и он растерян из-за того, что ты не проявляешь к нему чувства.
— Так он же сказал не торопиться, — смущённо пробормотал парень. — Сказал, что не готов к серьёзным отношениям.
— По его меркам ты уже начал тормозить, а в его голову полезли мысли, что он тебе чуть ли не противен.
— Какие глупости! — воскликнул Чондэ. — Я из последних сил сдерживаюсь, чтобы не стиснуть его в объятиях и не начать целовать прилюдно!
— А он этого ждёт, — довольно ухмыльнулась, представляя эту сцену. — Ему уже нужно и за руку тебя держать, и обнимать, целовать и прочее. А воцарившие между вами дружеские отношения подрывают у него чувство собственного достоинства.
На лице Чондэ появилось хитрое выражение.
— Я всё понял, спасибо, Лин. Надеюсь, твоё решение сделает тебя счастливее. Ты всегда можешь обратиться ко мне: друзья Бэкхёна — мои друзья.

***

Мёни Лу: «На улице дождь. Приходи в гости! Я покажу тебе Молнию»
Я: «Она хорошо кушает? Как у тебя в школе? Ты будешь участвовать в детском фестивале?»
Мёни Лу: «Меня заставляют танцевать (грустный смайлик). Не люблю танцевать»
Я: «А что бы ты хотел делать?»
Мёни Лу: «Я хочу быть принцем в сказке, которую мой класс будет показывать».
Я: «Ты сказал об этом учительнице?»
Мёни Лу: «Всё равно меня не выберут (три грустных смайлика)».
Я: «А ты напиши учительнице сообщение, если стесняешься спросить при всех».
Мёни Лу: (задумчивый смайлик)

***

К концу рабочего дня я получила сообщение от мамы со списком продуктов и подписью о том, что у нас будет гость на ужин. Я резонно рассудила, что это будет Минсок, который так ненавязчиво влился в нашу маленькую семью.
Но это оказался Хань — последняя отчаянная попытка мамы убедить меня не уезжать.
Он стоял чужеродной вещью в нашем коридоре: растерянный и покрытый пятнами от волнения, Хань боялся войти внутрь квартиры.
— Никто тебя здесь больше не убьёт, — милостиво разрешила ему войти, впуская шлейф сандала.
— Твоя мама сказала, что ты уезжаешь, — Хань замер на пороге кухни. — Из-за истинного.
Я бросила на маму полный осуждения взгляд.
— Если мы продолжим эту тему, я останусь голодной.
Хань покосился на маму, и та разрешила ему сесть за стол.
Странно это — сидеть за столом с отцом после стольких лет. Он чужой, и это не изменит пара встреч, но теперь я понимаю его лучше, хоть чувствую обиду всё равно. Беседа не клеится. Я знаю, зачем он пришёл — вразумить меня остаться, но какой в этом смысл? Это ведь мне придётся постоянно натыкаться на присутствие Исина, и мы так и не научимся жить друг без друга, если будем бежать навстречу, едва станет плохо.
— Чунмёна взяли в спектакль? — повела разговор в нужное русло.
— Ты знаешь? — удивилась мама.
— Да, он сам предложил свою кандидатуру, — видно было, как Ханю приятно говорить о сыне. — Скоро начнутся репетиции, но он в предвкушении и уже выучил почти все слова. И присылает мне фотографии диснеевских принцев, потому что не может определиться, какого цвета камзол он хочет.
Мне удалось буквально на десять минут отвлечь взрослых от себя, но с мамой этот фокус повторно не прошёл.
— Я позвала папу в надежде, что он...
— ...убедит меня не уезжать, — закончила я за ней.
— Не убегать, — поправил Хань.
— А почему я не могу убежать? Разве я не имею на это права? — совершенно спокойно поинтересовалась у родителей. — Где написано, что я должна быть сильной, страдать, сражаться и прочее? Я не люблю борьбу, не во мне таких сил. Может, наследственность у меня плохая, но я предпочитаю спокойствие, стабильность, уверенность в завтрашнем дне и прочие условия счастливой старости, и пусть даже до старости мне далеко.
Я повернулась к маме и прикоснулась к её ладони.
— Я тебя не бросаю. Наша семья — это только мы вдвоём, — Хань опустил голову, но я продолжила: — Это небольшой отпуск — от пары недель до месяца, может, двух. Не навсегда, я же говорила. Хочу, чтобы всё затихло.
— Но оно не затихнет, — глухо отозвался Хань. — Тебя будет разрывать даже там, далеко, вот только облегчить свои терзания через такое расстояние ты не сможешь.
— И что вы мне предлагаете? Вы — умудрённые жизненным опытом взрослые. Предлагаете жить с Исином и Мэй дружной шведской семьёй? — во мне потихоньку закипало. — Спать мы с Исином по очереди будем?
— Лин! — мама покраснела.
— И детей ему на пару рожать? — завелась не на шутку. — Организуем мини-гарем! Зато всем хорошо, ни у кого в одном месте не зудит!
— Лин, перестань! — мама звучно ударила ладонью по столу. — Это уже на истерику смахивает!
— Не останавливай, пусть выпустит пар, — неожиданно поддержал меня Хань. — Никто не говорит про гарем. Мы просим проявить терпение и дать твоему истинному время разобраться и сделать выбор.
— Но где гарантия, что он выберет меня?!
Хань растерянно захлопал ресницами.
— Хочу ли я, чтобы меня выбрали таким образом... Время... Время — это сколько? Почему я должна это время сидеть здесь и ждать, пока нас снова призовёт природа? Не хочу. Хочу новые улицы, новых людей, новые заботы. Хочу отвлечься. А здесь всё напоминает о том, какой стервой бывает судьба. Даже вы мне об этом напоминаете! — нервы окончательно сдали, и я, отбросив салфетку в сторону, выскочила из-за стола.

Примечания:
Наконец-то я разгреблась со своими фестивалями, фильмами и презентациями и могу вернуться к вам! Кто ещё этому рад? Потому что в главе радоваться нечему, давайте порадуемся нашей встрече ^_^