- Увааа, ужасно! Ужасно, ужасно! Чуя ужасный! - хнычет Дазай и поджимает белые кошачьи уши к макушке. Чуя только ухмыляется и медленно проталкивает пальцы ещё глубже в растянутое, влажное от смазки кольцо мышц. Лубриканта так много, что он стекает вязкими каплями на поджавшуюся мошонку и негромко хлюпает, так пошло, когда Чуя неторопливо двигает пальцами внутри жаркого шелковистого нутра. И как бы Дазай ни жаловался, как бы ни скулил и ни хныкал, Чуя прекрасно знает о том, что мужчине хорошо. Тело выдаёт своего хозяина с головой, радуя при этом взгляд голубых глаз и теша самолюбие мафиози. В самом начале этого выходного дня Дазай заявил, что не позволит втянуть себя в очередную грязную историю, раз Чуя отказывается быть его верным псом и вилять хвостом, но посмотрите, где они сейчас? Откинувшись на спинку дивана, Чуя окидывает сидящего на его коленях мужчину пристальным взглядом. Дазай перехватывает его светящийся желанием и самодовольством взгляд и отворачивает лицо, будто это скроет от Чуи его алую скулу, покрасневшее человеческое ухо и растёкшийся по шее и части плеча румянец. Чуя вытаскивает пальцы из хлюпнувшего ануса и с силой вгоняет их внутрь. Дазай закусывает нижнюю губу, жмурится и прогибается в пояснице. Его бёдра дрожат, пальцы комкают плечи Чуи, перебирая ткань расстёгнутой белой рубашки на манер кошачьих лап, а хвост извивается за спиной хлёсткой плетью. Чуя опускает взгляд на покачивающийся член Дазая, твёрдый и влажный от предэякулята, прижавшийся к животу чуть отклонившегося спиной назад мужчины, и голодно облизывается. - Отличный вид, - бормочет Чуя и вновь смотрит на лицо Дазая. - Ужасный, - повторяет, хнычет Дазай и дёргает бёдрами, невольно пытаясь получить больше. - Почему? - наигранно невинно округляет глаза Чуя. - Разве не ты сказал оставить твои уши и хвост в покое? Я оставил, не так ли? Я почти и не прикасаюсь к тебе, как ты того и желал. Что не так, Дазай? Во взгляде Дазая читается истинно хищное желание вцепиться зубами в его горло, но Чуя проталкивает пальцы дальше, задевая простату, и мужчина качается вперёд, горбит спину и вжимается лбом в его плечо, судорожно дыша. Взмокший, возбуждённый, податливый и такой... Такой красивый с мутными от желания глазами и с растёкшимися зрачками. С этим прелестным мурчанием, которое рвётся из груди мужчины, когда Чуя зарывается пальцами свободной руки в мягкие кудри и кончиками пальцев оглаживает основание кошачьего ушка, горячее и с колющей пальцы короткой шёрсткой, постепенно переходящей в голую кожу головы, особенно чувствительную в этом месте. - Прелестный, - хрипло шепчет Чуя на ухо любовнику и оставляет за ним мягкий поцелуй. - И представить себе не можешь, какой ты сейчас чертовски хорошенький, Дазай. - Всегда знал, что Чиби - извращенец, - бормочет Дазай, но льнёт ближе и притирается грудью к груди. - Я... Я больше не могу, Чуя... Прикоснись ко мне... - Тогда я хочу, чтобы ты выпрямился и поднял для меня свой свитер, - довольно мурлычет, будто сам стал котом, Чуя и проводит носом по пылающей скуле Дазая. - Давай... Это очень просто, верно? И тогда я подарю тебе свою ласку. Помедлив, Дазай всё-таки выпрямляется. Видимо, и в самом деле на пределе. Дрожащие пальцы касаются подола вязаного безразмерного свитера серо-голубого цвета и медленно поднимают его вверх. Когда мягкая ткань перестаёт задевать основание члена, из груди Дазая рвётся облегчённый выдох, но это ненадолго. Как только он поднимает свитер повыше уровня груди, Чуя окидывает его жадным взглядом и подаётся вперёд, обхватывая левый сосок губами. Стоит только лизнуть, прикусить затвердевшую бусину, как Дазай со стоном сжимается вокруг его пальцев и одной рукой зарывается в волосы на затылке, не то желая оттащить, не то желая прижать ещё ближе к себе. Пока он разрывается между своими желаниями, Чуя не теряет времени даром, вылизывая и покусывая, посасывая сосок до тех пор, пока Дазай не начинает жалко мяукать, дрожа и краснея от издаваемых собой же звуков, а после переключается на второй, доводя его до состояния той же привлекательной припухлости, из-за которой так и хочется впиться зубами. Но Чуя обещал подарить ласку, поэтому лишь легко чмокает напоследок, прежде чем подняться поцелуями выше и оставить парочку засосов на острых ключицах, после чего выпрямляется и целует услужливо подставленные губы, из-за чего Дазай мгновенно забывает о свитере и обнимает двумя руками на шею, прижимаясь ближе грудью и приподнимаясь на коленях, прогибаясь и оставляя зад. - Требовательный, - довольно замечает Чуя и скользит второй ладонью по ягодицам, прежде чем невзначай огладить основание вьющегося в воздухе хвоста. - Я отомщу, - обещает Дазай, но его просьба нисколько не звучит угрожающей из-за всех тех нуждающихся звуков, которые издаёт новоявленный кот. Изначально Чуя и не знал, что это в самом деле возможно. От встречи с По он не ожидал ничего сверх того, что уже получил, но писатель неожиданно удивил его. За небольшую услугу в виде заказных сладостей, которые Чуя в итоге получил в двойном размере, чтобы заодно порадовать и Элис, с которой у него всегда была взаимная симпатия, мужчина получил в своё распоряжение тонкую книжицу, в которой был описан самый обычный выходной день одного мафиози и одного экс-мафиози, в домашней обстановке, тихим солнечным ленивым днём. И всё бы ничего, вот только в этой вселенной у Чуи не было его способностей и не было извечного ропота Арахабаки в сознании, что являлось самой лучшей передышкой от реальной жизни, а Дазай обзавёлся по желанию Чуи прелестными кошачьими ушами и хвостом. - Это не смешно, Чуя, - нахмурился Дазай, когда проснулся в квартире Чуи и осознал, что это его и не его квартира одновременно. - У тебя под этим свитером есть нижнее бельё? - невозмутимо спросил Чуя, давно прикончив первую чашку кофе с молоком и неторопливо выкуривая на просторной лоджии с распахнутым окном первую сигарету. Он проснулся за час до Дазая и успел активировать книгу, принять душ и даже приготовить нехитрый завтрак, чтобы задобрить своего любовника. Однако... - Какое нижнее бельё, Чуя? - раздражённо взмахнул рукой Дазай. - У меня чёртов хвост из копчика пророс. Какое может быть нижнее бельё? Вот примерно в этот момент в мозгу Чуи и произошло короткое замыкание. Когда сознание вернулось к непутёвому хозяину в следующий раз, Дазай уже стоял коленями на диванных подушках, упирался ладонями в спинку и громко стонал, срываясь на мяуканье и прогибаясь в пояснице, пока Чуя вылизывал его, дразня сжимающееся вокруг его языка колечко мышц кончиками пальцев и изредка прикусывая или растирая пальцами основание кошачьего хвоста, отчего Дазай весь сжимался, жмурился и дрожал бёдрами, пытаясь свести колени и сжать ляжки, не позволить Чуе увидеть, как обильно подтекает его член от всей этой непривычной сумасшедшей ласки. А теперь Дазай, уже кончивший один раз, сладко сжимается вокруг его пальцев и напрашивается на член в своей вертлявой заднице, который не получил в первый раз. И казалось бы, взрослый мужчина не должен выглядеть настолько привлекательно в подобном образе, но Дазай всегда выглядел моложе своих лет, а копна вьющихся волос, румянец на щеках и придающий псевдо-хрупкости свитер крупной вязки... У Чуи в ушах шумит, когда он трётся носом о подставленное горло и чувствует под губами эфемерную дрожь, порождённую грудным урчанием. Как бы Дазай ни отнекивался, каким бы грязным извращенцем его ни называл, а Чуя видит и чувствует ответное желание. Тело Дазая поёт в его руках. - Как ты хочешь? - негромко спрашивает он, проводя языком по шее вниз и прикусывая кожу в чувствительном местечке между шеей и плечом. - Как есть, - хрипло выдыхает Дазай и смотрит сверху вниз мутными глазами. - Возьми меня, Чуя... У меня мозги сейчас расплавятся... Чуя совсем не против такого расклада. Его мозги расплавились ещё в тот момент, когда он активировал книгу, и на голове Дазая появились белоснежные кошачьи уши, от прикосновения к которым детектив тихо замурчал во сне. Чуе тогда показалось, внутри него поднялась удушливая волна приторно-сладкой нежности и смыла сердце из груди к чертям. А потом под подолом свитера ладони нашли упругие тёплые ягодицы, от прикосновения к которым ворчащий недовольный Дазай весь покрылся мурашками и обвил его ногу хвостом, и... И вот они здесь: Дазай нехотя слезает с его колен и стаскивает свитер, а Чуя снимает и откидывает надетые после душа шорты, под которыми ничего нет, и избавляется от домашней рубашки, прежде чем почувствовать жар чужого нетерпения, когда Дазай наваливается на него, обвивается всем собой и спешно выдавливает смазку из тюбика прямо на ноющий от возбуждения член. - Не смотрит на меня так, - просит Дазай, нависая над ним и вновь седлая бёдра, придерживая член и медленно опускаясь на него с шумным выдохом. - Так - это как? - уточняет Чуя сквозь зубы, жмуря один глаз от долгожданного ощущения конвульсивно сжимающихся вокруг его члена горячих шелковистых стенок. - Так, будто смотришь на меня и только на меня, - срываясь в стон, отвечает Дазай и впивается ногтями в его плечи, на мгновение замирая, чтобы привыкнуть к ощущению наполненности. - Дазай, - зовёт Чуя и мягко обхватывает ладонью за подбородок, приподнимая чужое лицо и целуя припухшие раскрасневшиеся губы, заглядывает в затуманенные пеленой глаза. - Я и в самом деле смотрю на тебя и только на тебя. Не делай вид, что не знаешь, насколько красив и притягателен. - Глупый Чиби, я не об этом, - бормочет Дазай, и во взгляде его мелькает непривычное мужчине смущение, которое тут же исчезает, когда он делает пробное движение бёдрами и прикусывает нижнюю губу. Чуя решает оставить это для посторгазменной неги и обхватывает бёдра Дазая ладонями, сжимая, сминая и заодно помогая двигаться. Правда, надолго его ладони на одном месте не задерживаются. Дазай слишком красиво извивается и прогибается на нём, слишком нетерпеливо двигается, слишком явно гнёт грудь колесом, чтобы Чуя держался за одни только бёдра. Нет, он оглаживает бока и плечи, руки и чувствительную спину, от прикосновения к которой Дазай сладко всхлипывает и прижимает кошачьи уши к макушке. Он выглядит так... Так порочно и в то же время трогательно, что Чую разрывают на части желание вытрахать из него сознательность и желание занежить до превращения в дрожащую урчащую массу. - Впрочем, ничто не мешает мне сделать и то, и другое, верно? - у самого себя спрашивает Чуя и целует Дазая, как только тот чуть склоняется к нему, безмолвно прося пояснить. Пояснять Чуя ничего не собирается. Вместо этого он опрокидывает Дазая на подушки и накрывает своим телом, со сладкой дрожью ощущая, как Дазай обвивается вокруг него всеми конечностями, и как кончик тёплого хвоста щекочет шерстью внутреннюю сторону бедра. Толчки становятся сильнее и более хаотичными в погоне за удовольствием. Дазай срывается на бесконечные мяукающие стоны, и у Чуи яйца от этих звуков поджимаются. В животе будто лава разливается в тот момент, когда Дазай прогибается в пояснице и начинает тереться об него членом. На коже остаются влажные блестящие дорожки предэякулята, и это почему-то только заводит Чую ещё сильнее. Поцелуи всё больше напоминают вылизывание губ друг друга. Ногти Дазая дерут его лопатки. Сам Чуя, опираясь локтём одной руки о подушку возле Дазая, второй оглаживает его по щеке и шее, по груди, легко щипая и оттягивая соски под тихие всхлипы, и соскальзывает ладонью ниже, пока не просовывает её под ягодицу и не сжимает крепко, толкая бёдра Дазая сильнее на себя. Но кульминацией становится тот момент, когда Дазай на очередном стоне запрокидывает голову, в очередной раз прогибаясь в спине, и Чуя кусает его под подбородком, оставляя след от зубов. Звук, который в этот момент издаёт Дазай... Чуя не берётся описать его. Он только знает, что до этого Дазай ещё не издавал таких звуков, и это его напрягло бы, если бы Дазай следом не задрожал и не посмотрел абсолютно дикими глазами, одновременно заливая свой живот спермой, которая тут же растёрлась и по животу Чуи из-за лихорадочных толчков. - Дазай? - взволнованно зовёт Чуя, вновь потянувшись ладонью к его щеке. - Чуя, я... - шепчет Дазай и облизывает губы, выдыхает шумно. - Я люблю тебя. У Чуи дрожь по позвоночнику бежит от этих слов. Не то чтобы он не знал ещё тогда, в далёкие восемнадцать, и не то чтобы Дазай не подтвердил это своими действиями в настоящем, но услышать вот так, напрямую... Чуе хватает всего несколько толчков, чтобы догнать собственное удовольствие, и он лишь в последний момент успевает вытащить член и кончает на бёдра Дазая, после чего падает прямо на него и вжимается ухом в грудную клетку над суматошно бьющимся сердцем. - Ты... Дазай... - Мм? - С чего вдруг? - Не знаю. Захотелось. Это странно? Люди часто признаются друг другу во время секса, разве нет? - Да. Под действием гормонов. Искренности в этих словах кот наплакал. - Тебе повезло, прямо сейчас я - кот, который может плакать. Приподнявшись на локте, Чуя заглядывает в чужие глаза и склоняется ближе, вжимаясь в лоб Дазая своим, целует его легко в губы и притирается носом к носу. - Никогда не хотел увидеть твоих слёз. Даже когда ты бесил меня неимоверно, и хотелось вырвать тебе позвоночник. - Увааа, Чуя, это было ужасно! Я признался тебе в любви, а ты говоришь такие вещи! Совсем не романтично! - Ой, вот просто заткнись, Дазай. - Неромантичный Чиби-извращенец. С кем я только связался? Возможно, я проклят? По довольному блеску глаз Чуя сразу понимает, что от него требуется, и втягивает мужчину в поцелуй, после чего Дазай тут же притихает и вновь обвивается вокруг него, вынуждая повременить со следующими пунктами плана идеального выходного. Но спустя двадцать минут ленивых тисканий и поцелуев Чуя всё-таки затаскивает Дазая в душ, где самолично отмывает и вытирает полотенцем, сушит мягкие кудри, пушащиеся под его пальцами, после чего отправляет Дазая прибрать бардак в гостиной, а сам натягивает одни только шорты и уходит на кухню, чтобы достать любимое запечённое крабовое мясо мужчины. И разбить невольно одну тарелку, потому что... - Чуя? - зовёт Дазай, уже натянув обратно визуально смягчающий его свитер, и смотрит невинно, когда поворачивается спиной, приподнимая ткань и открывая взгляду часть аппетитной ягодицы с отпечатком зубов. - Вот здесь очень сильно горит. Там синяк? Вот тогда-то Чуя и давится воздухом и роняет тарелку из дрогнувших рук, потому что... Он и в самом деле не помнит, когда успел куснуть Дазая за зад. Не то чтобы он не планировал этого, но... Выглядит чертовски горячо. Дазай же паскудно ухмыляется, явно довольный этой мелочной местью, и скрывается из виду. Переборов желание отловить его и зажать у ближайшей стены, чтобы ещё раз довести хозяина этой вертлявой задницы языком до несдержанных всхлипов и стонов и стереть эту наглую улыбочку, Чуя всё-таки раскладывает еду по тарелкам и возвращается в гостиную, устраиваясь возле дивана на мягком ворсистом ковре. Дазай тут же оказывается рядом и растекается бесформенной массой, пристроив голову на его бедро. На этот раз он нисколько не возражает против поглаживаний по кошачьим ушам, и в какой-то момент Чуя понимает, что еда позабыта, сам он лежит на спине, а Дазай развалился на нём, уткнувшись носом в шею и негромко мурлыча от ладони Чуи, пробравшейся под ткань свитера и мягко поглаживающей его вдоль позвоночника. Он выглядит таким довольным, таким расслабленным вопреки своему первоначальному недовольству и шипению, что Чуя не сдерживается, приподнимает его лицо за подбородок и мягко лижет в губы, прикусывает и оттягивает нижнюю. Дазай по-кошачьи лижется в ответ и сверкает лукавыми глазами из-под ресниц, трётся носом о подбородок, прежде чем вновь уткнуться им в шею Чуи. - Я имел в виду, что ты смотришь на меня, - шепчет он негромко, продолжая оброненную до этого фразу, и жмётся теснее, напрашиваясь на более крепкие объятия, которые Чуя с радостью дарит ему. - Смотришь на меня и видишь меня. Не привлекательную внешность и не мои маски, а меня. Даже когда мы толком не знали друг друга, ты смотрел на меня и только на меня. И сейчас смотришь. И выглядишь так, будто готов всегда смотреть, хотя знаешь так много о моих демонах и о том, какой я лживый и пустой человек. - Ты смотрел на меня даже тогда, когда мы оба не знали, человек ли я вообще, - помолчав, негромко отвечает Чуя и прижимается губами к пушащейся каштановой макушке. - Но разве это не нормально? Ты ведь сам сказал, что мы связаны с самой первой нашей встречи, Дазай. Ты сказал, что я - причина, по которой ты всё ещё жив. Из-за которой ты решил хотя бы попытаться жить, а не существовать. Так к чему всё это, к чему твои слова? Разве могло быть иначе? - Не знаю, - отвечает Дазай и передёргивает плечами. - И не хочу знать. Мне нравится, как всё сложилось. Я никогда не хотел смерти Одасаку и я так и не нашёл никакого смысла в этой чёртовой жизни, полной лжи и лицемерия, и масок, и бессмысленных рамок и границ, но... Зато у меня есть неромантичный Чиби-извращенец. Не так уж и плохо, верно? - Перестань называть меня извращенцем, - фыркает Чуя и легко прикусывая кончик кошачьего уха, отчего Дазай мявкает и тычет его пальцами под рёбра. - Ты был тем, кто хотел меня с собачьими ушами и на поводке, так что не строй из себя невинность! - Но Чуя всегда был моей собакой, - тут же начинает ныть Дазай. - И я всего лишь говорил об этом, а Чуя втянул меня в эту извращённую историю и делал со мной столько смущающих вещей! - И сделаю ещё больше, как только мы поспим и поедим, - усмехается Чуя без капли угрызений совести. Приподнявшись на локте, Дазай впивается в него нечитаемым взглядом, а после... После на его губах появляется едва заметная, но искренняя улыбка. Та самая, которая отражается блеском в глазах. - Отлично, Чуя, - грудно мурлычет Дазай и медленно облизывает нижнюю губу, проводя пальцами по груди мужчины. - Может быть, после всего этого я даже буду послушным. - К чёрту сон и еду, - за долю секунды меняет все дальнейшие планы Чуя. И опрокидывает громко, счастливо рассмеявшегося Дазая спиной на ковёр, запечатывая его губы поцелуем.

|End|