Лихорадочно дергаю ручку ближайшей кабинки, но она не поддается. Подбегаю к следующей, бинго! Прячусь внутри буквально за миллисекунду до того, как кто-то входит в общее помещение и слышится шум воды. Кран выключается, и спустя мгновение раздаются уже другие журчащие звуки. Я решаю не терять времени и тоже облегчиться. Одновременно с кнопкой смыва оживает чей-то телефон.

— Алло? — это Сашин голос. — Зачем звонишь? Нет, я не у родителей. А тебе какая разница? С кем — не твое дело.

Он что, так с сестрой разговаривает? Мои кулаки тут же сжимаются, и я сдерживаюсь, чтобы не выскочить из укрытия и не расцарапать его за этот тон.

— Лера, я еще раз повторяю: хватит! — кажется, он говорит с кем-то другим, и я успокаиваюсь. — Ты что, пила? Совсем дура? Тебе же нельзя! Мне твоему отцу позвонить? ...Нет, я не приеду. Я сказал нет. И не шантажируй меня этим больше.

На какое-то время воцаряется тишина, но я улавливаю еле слышное «сука...». Затем из соседней кабинки кто-то выходит, и снова шумит кран рукомойника. Сижу как мышь, пока не убеждаюсь, что в помещении наконец никого нет, и вылетаю, надеясь остаться незамеченным.

Когда я возвращаюсь в зал, Саши нет на месте. Неужели он свалил, вот так вот бросив меня, не попрощавшись? Уже собираюсь уйти, когда мой спутник появляется из-за бархатной гардины.

— Курить выходил, извини, что так долго. Я заказал выпить. Ты точно не будешь?

Я вежливо отказываюсь:

— Алкоголь — не моя история, я пас. А как же машина? — уточняю, пока подошедший официант ставит передо мной новый бокал с соком, а Сашин наполняет вискарем из бутылки, которую оставляет тут же.

— Да и хрен с ней, постоит до завтра. — Я чувствую перемену в его настроении, но не решаюсь спросить. — Дана, ты не подумай, что я злоупотребляю... Просто... все так навалилось.

— Я понимаю, — протягиваю руку и сочувственным жестом сжимаю его запястье.

Он вздыхает и одним залпом осушает бокал, затем, не убирая руку из-под моей, наполняет его снова. Следующий бокал он цедит уже медленнее, одновременно перебирая мои пальцы в своей ладони. Завороженно наблюдая за этим почти интимным жестом, я беру его ладонь обеими руками:

— Хочешь рассказать мне? — мной движет не любопытство, а какое-то подсознательное сочувствие, ощущение, будто что-то мучает его.

— Что рассказать?

— Что хочешь.

Саша снова вздыхает. Его ясный взгляд затуманивается, а на щеках играет легкий румянец. Он встает, все так же держа меня за руку, а другой хватает бутылку недопитого виски и тянет меня на выход. У стойки бара официант делает расчет, подает ему крафтовый пакет для алкоголя, и мы вываливаемся на улицу. Я бы мог предложить свои услуги трезвого водителя, но тогда есть опасность засветить ему или стражам порядка свои права с настоящей фоткой и инфой на Даниила Герберта. Поэтому усы, лапы и хвост — вот мои документы сегодня вечером, и я покорно плетусь за Сашей по ночному городу. Пройдя пару кварталов, мы выходим на площадь. Вдалеке катаются на великах и скейтах местные ребята, мимо проносится девочка на самокате. Из сквера сбоку слышны голоса, подвывающие гитарному бою. Наши шаги слегка замедляются, и Саша наконец прерывает молчание, делая глоток из горла своей стеклянной тары.

— Знаешь, меня бы вообще сейчас тут не было. Сидел бы дома с женой, ел бы борщи.

— Ты женат? — трудно поверить, не помню, чтобы Аська упоминала об этом.

— Нет, но собирался. Этим летом. Но все пошло по пизде, — он делает еще один глоток. — И имя ей Лерочка.

— М-м-м. — Показываю свое участие, не мешая ему продолжать.

— С Лерой мы были вместе пять лет. Знаешь это чувство, что нашел «своего» человека? Мы все друг о друге знали. Я начинал фразу, а она могла закончить моими словами. Она была в курсе, что я люблю и как. Чувствовала, в каком я настроении. Я ей — букеты, конфеты, украшения, салоны, путешествия. Идиллия, блядь. И зимой, когда она забеременела, мы начали свадьбу планировать.

Я внимаю, боясь прервать его. Мы слишком мало знакомы, и эта откровенность меня пугает и притягивает одновременно. Будто сейчас есть только он и я — единственный человек в мире, которому выпала судьба прикоснуться к чужой душе.

— Но весной нам пришлось расстаться. — Саша снова выпивает.

— Почему? — неосознанно вырывается у меня.

Саша усмехается и какое-то время просто молча пьет дальше. Вижу, что его уже почти развезло, но на ногах еще стоит.

— Я же сказал, все пошло по пизде. Которой она оказалась не хозяйка. Ребенок не мой. Правда, узнал я об этом не сразу. Ты не подумай, я люблю детей, я так хотел стать отцом. Настёнка уже выросла, у брата сын родился, и я тоже так мечтал об этом. Но не должна семья начинаться с обмана. С конкретного такого наебалова.

— Саша, мне так жаль... Ася ничего об этом не говорила.

— А я и не распространялся. Просто сказал всем, что еще весной разошлись, и точка. Я ей квартиру отписал, которую мы вместе обустраивали все это время. Но я бы в ней жить не смог, зная, что она там... Ну ты понимаешь. А сам новую купил, но внутри пока даже стен нет.

— Не волнуйся, живи у нас, сколько нужно.

Он поднимает на меня благодарный, но виноватый взгляд.

— Посмотри, до чего я докатился. Бухаю в компании подростка.

— Я не подросток, мне девятнадцать, — тут же протестую я.

— Точно? А выглядишь на все пять, — ухмыляется Саша, и я делаю обиженное лицо. — На пять с плюсом, я хотел сказать.

Я не выдерживаю. Разворачиваюсь к нему, перегораживая путь, и крепко сжимаю в объятиях. Мне почему-то кажется, что это ему сейчас очень нужно. Что это правильно. Утыкаюсь носом в шею и шепчу, что все будет хорошо. Саша на мгновение замирает, а потом начинает прижиматься ко мне все сильнее, немного согнувшись и опустив подбородок на мое плечо. В одной руке он по-прежнему держит бутылку, а второй обнимает меня за талию. Я глажу его по спине, неся какую-то чушь о том, что он хороший человек, что ему еще не миллион лет, и впереди вся жизнь.

— Знаешь, Дана, что самое грустное? Этот ребенок, он ведь ни в чем не виноват. Не его вина, что родители такие мудаки. Что у папаши перестал вставать на мамашу, и она быстренько нашла другого донора спермы. Я Лерку теперь видеть не могу. Думала, я не узнаю, с кем она у нас дома валялась, пока я на работе. Вроде умом понимаю, что ее ребенок будет не от меня. Но как подумаю, что он мог быть... Я уже заранее его полюбил... Что мне теперь делать? — Голос над моим ухом почти срывается на слезы.

Его губы на вкус как медовый «Джэк Дэниэлс», и я чувствую, будто тоже пьянею. Горячее алкогольное дыхание обжигает язык, оставляя сладкое послевкусие. Саша отвечает на поцелуй нежно, осторожно, будто боясь спугнуть. Что со мной, зачем я это делаю? Как будто он сейчас признался в любви не тому еще нерожденному человечку, а мне девятнадцатилетнему. Мне, который всю жизнь ждал этих слов.

***

Наш несмелый поцелуй постепенно затихает, оставляя лишь общее дыхание нос к носу в сантиметре друг от друга. Саша гладит меня по щеке и почти целомудренно целует в лоб.

— Пойдем домой, — его голос звучит так, будто он только что закончил разгружать вагоны.

— Ага.

Мы медленно плывем в обнимку, так как мой спутник уже едва ли может удержаться на ногах самостоятельно. Хорошо, что до дома всего несколько кварталов. Когда я заползаю в квартиру, втаскивая следом пьяное тело, я уже сам готов упасть прямо на пороге. Спотыкаясь о кота, еле довожу Сашу до дивана в гостиной, на который он падает мертвым грузом прямо лицом вниз. Да уж, не думал я, что вечер может закончиться вот так. Что я перед сном буду раздевать не только себя, стаскивать чужие штаны не для того, чтобы переспать, заботливо накрывать его пледом не потому, что он мой. Сашина рука хватает меня за запястье, и я уже готовлюсь отбиваться от пьяных приставаний.

— Спасибо, — бормочет он еле слышно и окончательно отключается.

Когда я просыпаюсь, горе-алкаш все еще умиротворенно сопит в соседней комнате. Делаю свое классическое приветствие солнцу и готовлю легкий завтрак с красной рыбой, зеленью и творожным сыром в овсяноблинчиках. Благодаря Саше, который регулярно закупает продукты, у нас в холодильнике теперь есть меню. На часах всего девять утра, и у меня полно времени, чтобы как следует подготовиться к его пробуждению.

Под душем я долго воюю с растительностью в паху. Одновременно с ядреным кремом для депиляции меня терзает миллион мыслей, сомнений и надежд. Убедившись, что ноги, бедра и живот идеально гладкие и шелковистые как в рекламе, я возвращаюсь из ванной в свою комнату. Надеваю большие корейские линзы, которые без регистрации и смс перекрашивают мои серые радужки в темно-карие, и принимаюсь за макияж. Особое внимание уделяю глазам, так как для меня всегда самое сложное — сделать идеально одинаковые стрелки с обеих сторон и приклеить ресницы чуть дальше, чтобы визуально взгляд стал более открытым. Наконец отражение смотрит на меня глазами оленёнка Бэмби. С помощью контуринга придаю носу азиатские черты. На губы наношу немного алого тинта, на яблочки щек — персиковые румяна. Как жаль, что на этом этапе нет кнопки «сохраниться»: сколько раз я о ней мечтал, случайно смазав стрелку или помаду буквально за секунду до того, как садился перед камерой.

Надеваю пуш-ап, подложив немного ваты в чашечки, затем ныряю в белую блузку с голубым мини-сарафаном на широких лямках, предварительно все отпарив. Косплейный костюм школьной формы из аниме «Евангелион», сшитый по моим параметрам, садится просто идеально. Небесно-голубая юбка из плотной ткани сидит точно на талии и большими складками драпируется вокруг бедер. На ноги натягиваю темные чулки выше колен. Завершаю образ красной ленточкой вместо галстука на шее. И финальный штрих — мой любимый натуральный парик из черных шелковистых волос.

К тому времени, когда я в образе Хикару-тян верчусь перед зеркалом, поправляя все мелкие детали, в квартире из хаоса уже зарождается жизнь. Покорно жду, когда гость закончит шуметь водой в ванной, и появляюсь на кухне.

— Утречка, братик!

Видеть лицо Саши в этот момент — бесценно. Он замирает и не замечает, как молоко переливается за край чашки.

— Вот черт! — Он кидается за тряпкой одновременно со мной, и мы почти врезаемся друг в друга. — И-извини!

— Ничего страшного, братик! Я уберу, — ласково отвечаю я и начинаю вытирать стол. — Возьми завтрак в холодильнике, там тарелка под крышкой.

— Эээ... Спасибо, — он смущенно достает еду и принимается за блинчик. — Слушай, можешь не называть меня так, пожалуйста.

— Как? «Братик»?

— Да, вот именно. Не надо, а то я чувствую себя странно. Даже не верится, что это ты. Будто другой человек передо мной!

— Я не привидение, можешь проверить, — медленно приближаюсь и неожиданно сажусь к нему на колени, закинув одну ногу на другую, отчего Саша едва не давится едой.

Сам удивляюсь напористости Хикару, но в ее образе я чувствую вседозволенность. Будто это моя персональная легендарная броня, которая дает бессмертие.

— Ну и что мне с тобой делать? — ласково говорит он, слегка меня обнимая.

— Понятия не имею, — игриво отшучиваюсь в ответ, водя пальцами по его шее. — Ты сам просил Хикару. Вот и бери.

— Бери? — пыхтит Саша, а я чувствую, как в нем наконец-то начинает просыпаться мужик. — Вот так все просто?

— Ну... не совсем, — смущенно опускаю глаза. — Сначала нужно победить дракона.

— Что, прости? — он тоже опускает глаза, уставившись на резинку моих чулок, виднеющихся из-под юбки.

— Ты обещал помочь с фотками. Доедай свой завтрак и пойдем в парк! Заодно машину с парковки заберем, — с этими словами я вскакиваю и удаляюсь из кухни, оставляя Сашу сидеть там в полном смятении.