Павел

Никого вокруг нет, кроме меня и вооруженного мужика рядом. Он ведёт меня к высокому кирпичному забору, около которого приказывает остановиться. Давида не видно и я даже не представляю куда он мог деться.

Мужик нажимает кнопку на панели рядом с воротами.

– Павел у меня, – говорит он, слышится короткий гудок и щелчок.

Незнакомец открывает ворота и даёт мне знак идти вперёд. Я слушаюсь и захожу, мне в спину упирается дуло автомата. Слишком многое мне упирается в спину последнее время, это раздражает. Мы идём к огромному дому, я бы даже сказал, особняку, который по виду стоит целое состояние.

Я уже ко всему готов и мало чему удивлюсь. У входа ещё несколько человек с автоматами. Я поднимаюсь по ступенькам, открываю дверь и прохожу в холл.

– Лучше поздно, чем никогда, – слышу голос, от которого по телу проходит дрожь.

Человек выходит ко мне из боковой комнаты, в руках стакан с виски. Острый, пронизывающий взгляд серых глаз, седые волосы зачёсаны назад. Этот образ я хорошо знаю, ведь вижу почти такой же в зеркале каждый день.

– И что дальше? – спрашиваю я, не двигаясь, замерев. Все встаёт на свои места. Пазл в голове начинает складываться.

– Дальше, тебе нужно на коленях ползать, умолять меня о прощении. Но, в отличии от твоей матери, я не собираюсь разводить драму, – говорит отец, презрительно поджимая губы. Ненавижу, когда он её вспоминает.

– Мама здесь не причем, и не надо её трогать, – говорю, начиная злиться.

– Естественно не причем. Если бы она была жива, то изо всех сил прикрывала бы тебя, целовала бы в задницу. А потом, ты бы как обычно напился и пропал на несколько ночей, а она бы рыдала. Но все равно оправдывала бы твою никчемность.

– Заткнись, – не выдержав, кричу я, – сжимаю и разжимаю кулаки. На лбу выступают капли пота.

– Вот таким характером ты и свёл ее в могилу, – продолжает отец, попивая виски.

Я разворачиваюсь и хватаюсь за ручку двери.

– Стоять! – громко рычит он, меня прошибает током, но я не вздрагиваю. Привык.

Поворачиваю ручку, дергаю, но дверь заперта.

– Разговор ещё не окончен. Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – слышу ненавистный голос. Потом отец подходит и поворачивает меня к себе лицом, надавив на локоть.

– Мало того, что ты выставил меня посмешищем перед всем городом. Ты ещё связался с пидорами, – он орет мне в лицо, а я думаю про себя о том, что для Давида и Лёши это вполне подходящие слова. Улыбка непроизвольно проскальзывает на моем лице. – Убил бы, – отец замахивается на меня, но не бьет.

– Что останавливает? – спрашиваю, глядя ему прямо в глаза. Я уже не такой как раньше и не буду смотреть себе под ноги, мямлить и бубнить. Я, сука, столько всего пережил за это время.

– Неужели ты, мой сын, действительно занимался этой хуйней с мужиком? – спрашивает отец, сузив глаза до узких злобных щёлок.

– Да. Занимался и мне понравилось. И я буду заниматься этим ещё, – отвечаю я, осознавая стопроцентную уверенность в своих словах. Думая в этот момент об Артуре.

Отец резким движением кидает стан виски на пол и на одежду попадают осколки и капли. Он берет меня за грудки и морщится, от распирающей ярости.

– Лучше бы ты сдох в подворотне. Побыстрее бы отправился к своей ебанутой мамаше, шлюхе, – шипит он. Нервная улыбка не сходит с моего лица, руки трясутся, ноги подкашиваются, но я стою, и не спускаю с него глаз. – Пошёл вон отсюда, – орет он. – Катя! Где ты шляешься, сука?

Из соседней комнаты выбегает женщина в белом фартуке и перчатках посудомойки.

– Простите, я убиралась...

– Мне плевать! Ты должна появляться по первому моему слову. Проводила этого щенка немедленно в комнату и глаз с него не спускать.

– Пойдёмте со мной, – кротко говорит Катя. Я двигаюсь на ватных ногах, уже не слыша ничего вокруг. Поднимаюсь по лестнице вверх.

– Помогите, – шепчу женщине, но она только еле заметно качает головой.

Катя открывает передо мной дверь комнаты.

– Помогите мне сбежать, пожалуйста, – шепотом умоляю я. Бормочу из последних сил, еле владея собой.

– Простите. Я не могу, – говорит она, виновато опуская глаза.

За мной закрывается дверь. Я сползаю на пол по стене и первый раз за все время не сдерживаю эмоции. Меня трясёт, но не издаю ни звука. Горячие слёзы катятся по лицу, обжигая щеки. Ложусь на пол, обхватываю колени руками. Прячусь от этого мира, который делает все, что бы меня растоптать.

Перед глазами чернота, в ней проявляется лицо матери, которой так не хватает. Она поняла бы меня, смогла бы понять. Подавляю всхлипы и от этого внутри все разрывается. Ещё больнее в легких от напряжения, но я не позволю отцу узнать, что мне настолько плохо, что он победил. Не дождётся.

Жалею себя, вспоминая все, через что прошёл. Мечтаю вернуться в тот домик в лесу, который раньше считал клеткой. Вернуться к человеку, которого ненавидел, но который стал родным. Вспоминаю Артура. Как же я нуждаюсь в его объятиях. Но это так опасно. Если бы он обнял меня в таком состоянии, я бы не смог себя сдерживать и рыдал бы в голос. Парни не плачут. Ещё как плачут, только в темноте и беззвучно. Что бы никто не видел.

Я так нуждаюсь в Артуре. И он бы не одобрил того, что я вдруг сдаюсь. Лежу и ною, заливая соплями пол. Разочаровался бы во мне. Думаю об этом и успокаиваюсь. Ради наших вечеров, секса, безумных поездок на мотоцикле, игры в футбол на поле в горах, разговоров.

– Люблю тебя, – шепчу, поднимаясь на ноги.

Он мой смысл жизни. Стимул бороться с отцом и самим собой. Он должен меня найти и вытащить из этого ада. И я должен как-то помочь ему в этом.