Павел

Я бью Артура ногами в грудь, он от неожиданности теряет равновесие и валится на пол со звериным рыком. Я быстро пользуюсь ситуацией и делаю рывок к ближайшему окну, выскакиваю в него и бегу, не разбирая дороги. Я не знаю, преследует ли меня Артур, потому что не слышу ничего, кроме оглушающего стука своего сердца.

Повсюду деревья, я словно блуждаю в лабиринте, спотыкаясь о корни и поскальзываясь на опавших листьях. Я задыхаюсь, кашляю и бегу из последних сил. У меня нет карты, нет ориентиров, но я помню дорожку, по которой мы сюда шли. Не знаю сколько мои кроссовки стучали по земле, я так и не нашёл ее.

Я останавливаюсь, потому что дальше не могу бежать физически. Оборачиваюсь и никого не увидев, с облегчением выдыхаю и сажусь на корточки, что бы придти в себя. Меня радует то, что я сбежал, ликую и горжусь собой. Но гордость быстро уступает место безысходности, потому что я не знаю где нахожусь и как мне выйти хоть к какой-нибудь цивилизации.

Я медленно иду вперёд, постоянно оборачиваясь, что бы в случае опасности, снова побежать. Вскоре над лесом сгустились серые тучи и слышаться раскаты грома. Поднимается ветер и я начинаю замерзать, футболка не спасает от его холодных порывов. Дождь не заставляет себя ждать и я шлепаю по грязи, промокший, злой и усталый. Чем дальше я продвигаюсь, тем сильнее кажется, что забредаю в глуш из которой уже не выберусь.

Запах сырости и озона, полнейшее одиночество без телефона. Теперь я даже жалею о побеге, но возвращаться к Артуру боюсь. После того как я ударил его, он наверняка сотрёт меня в порошок, изобьет или того хуже. Странную фразу он сказал насчёт того, что выебет меня. Неужели действительно может сделать такое? Я мысленно представляю обнаженное тело мужчины, грубые руки, ласкающие меня и член начинает твердеть. Отлично. Кажется, это называется Стокгольмский синдром, когда жертва что-то испытывает к похитителю.

Поток мыслей приходится прервать, дождь усиливается и крупные капли застилают все вокруг, а я прячусь под деревьями, перебегая от одного к другому, пока не начинает сверкать молния. Ну нет, так умереть я точно не хочу. Можно в два счета поджарится, сколько о таком показывали в новостях и писали в газетах. Избегайте деревьев во время грозы. А как следовать такому правилу если ты в лесу? Видимо закопаться в землю как крот и пережидать.

На юге темнеет быстрее, а в горах солнце садится ещё раньше. С первым приходом темноты я совсем отчаиваюсь и начинаю сильно нервничать. Ливень не прекращается, молнии и гром, каждый раз заставляют меня подскакивать и трястись. Я уже в серьез подумываю о том, что бы вырыть какую-нибудь нору и отоспаться там. Но тут, я слышу странные звуки. Из-за грозы очень трудно понять что это.

Я едва различаю чей-то голос и ритмичные удары, похоже на музыку или у меня уже начинаются галлюцинации от стресса и голода. Я, максимально стараясь обходить деревья, иду на звук. В сумраке уже сложно что -либо разглядеть и я ступаю практически наощупь. Звук слышится немного громче и я иду увереннее. Смотрю перед собой, отплевываясь от воды, которая уже во всю течет по волосам и лицу. Моя одежда такая мокрая, что можно уже выжимать.

Молния, как будто прямо надо мной, ослепительно сверкает и ее тут же поддерживает оглушительный гром. Чертовы южные грозы. Так можно на всю жизнь остаться заикой. Мгновением позже, я поскальзываюсь и начинаю куда-то падать. Машу руками, цепляюсь за воздух, ударяюсь о землю и качусь кувырком, перед глазами цветовое месиво. Пытаюсь затормозить ногами, но меня откидывает в сторону и я подворачиваю ступню, которую недавно уже травмировал, под себя. Приземляюсь на неё всем своим весом.

Резкая боль, от которой я кричу во все горло. Я оказываюсь в каком-то овраге, сижу, боясь даже взглянуть на ногу. Так, хруста я не слышал, что уже хорошо. Но почему же так нестерпимо больно? Я выдыхаю и все же смотрю на ушибленную конечность. С первого взгляда ничего вроде не заметно, только ступня чуть сильнее повёрнута внутрь. Шевелить я ей не могу под страхом смерти. Бля! Сука, как же мне больно. Хорошо что идёт дождь, потому что такая ужасная боль может даже вызвать слёзы. А так мне будет за себя не стыдно. Но оставаться здесь нельзя. Когда мы заезжали сюда, я приметил табличку «Заповедник», значит здесь есть дикие звери. Отец так легко от меня не отделается.

Я беру все свои силы в кулак и поднимаюсь с земли, опираясь о ствол ближайшего дерева. Такого со мной никогда не случалось. Не кому позвонить и попросить о помощи. Я один. Совершенно один здесь, черт! Я медленно оборачиваюсь, вокруг лишь отвесные склоны оврага, в высоту около двух метров. Как я выберусь по ним с такой ногой и в грозу, скользко же, это невозможно!

Я снова обреченно сажусь на землю и закрываю лицо руками. Нога сильно ноет и тянет, голова начинает кружиться. У меня может быть перелом, вывих, может быть все что угодно. Я задираю штанину, крови нет, торчащих костей тоже, но стопа пугающе отекает. Если бы не этот гад Артур, который меня сюда привез. Сволочь. Я ему за все врежу, так вмажу по его надменной роже, что мало не покажется. Задницу он мою захотел. В след за мной не побежал, боится ножки промочить, подыхай один, Паша. Гад!

Я злюсь, вскакиваю и прыгаю на одной ноге к подножью склона. Цепляюсь ногтями в мокрую, сочащуюся дождем землю и подтягиваюсь, помогая себе здоровой ногой.

– Давай, давай, сука. За маму...вверх...за папу не буду, обойдётся...За то, что бы дать в морду Артуру...вверх. Я уже почти выбираюсь, хватаюсь за торчащий из земли корень, который оказывается хлипким и лечу спиной вниз. Вспышка молнии или вспышка в моей голове после падения, ослепляет.

Я уже даже не могу злиться и материться. Поднимаюсь опять, помогая себе криком, гортанным рыком, шатаясь и скользя, снова прыгаю к склону и на этот раз проверяю за что хватаюсь. Мышцы на руках одеревенели, я не могу дальше подтягиваться, не могу и все! Боюсь коснуться склона ушибленной ногой. Застрял на гребаной стене, еле держусь, земля заляпала глаза и губы. Ещё немного и я упаду снова и тогда уже не останется больше сил, что бы подняться.

– Не можешь, мажор. Трус, слабак, – я так отчётливо слышу в голове голос Артура, что сам себе удивляюсь. – Выбраться с двух метров не можешь, даже ребёнок смог бы. Я никогда не изменю свое мнение о тебе, – в памяти проявляется его лицо с кривой ухмылкой.

– Конечно, ты же у нас спортсмен, футболист, мать твою, – шиплю я самому себе. – Который даже гол забить не может.

Изнутри поднимается волна ярости и я скриплю зубами. Выдыхаю и, загребая куски земли, тяну свое тело вверх, подключив на мгновение даже больную ногу. Я рычу и матерюсь, плююсь и дергаюсь, но все же затаскиваю себя на ровную поверхность.

Выбравшись, я несколько минут лежу на животе, переводя дух, пока снова не слышу музыку. Встаю и смотрю вниз. Далековато падать. И ребёнок точно не смог бы выбраться. От травмы меня начинает клонить в сон, но внутри чувствуется лёгкость и странное ощущение счастья. Когда мой друг ломал руку в университете, у него было то же самое. Организм защищает от стресса, натуральное обезболивающее, шок.

Иду на звуки музыки, точнее прыгаю, когда пытаюсь наступить на ногу, колени сразу же подгибаются и от боли чернеет в глазах. Мне кажется, что я вижу желтые огни и пытаюсь двигаться быстрее. Вокруг уже сплошная темнота, дождь и не думает прекращаться. Огни становятся ярче и отчётливее, музыка громче. Скоро я выхожу к дому, свет в окнах которого я и принял за те самые огни, и обреченно выдыхаю. Хочется вопить от безысходности, но где взять силы? Дом, из которого я совершил побег, стоит передо мной как ни в чем не бывало, даже окно из которого я выпрыгнул, открыто до сих пор, выходит, я просто ходил по кругу все это время. Теперь, я слишком слаб что бы пробовать сделать это снова. Больше не могу.

Валюсь на спину, на мокрую и грязную каменную дорожку перед воротами дома, капли дождя бьют по лбу, губам, глазам. Нога уже начинает гореть изнутри. Опускаю веки и проваливаюсь куда-то в пустоту, слыша как оглушительно орет музыка. Вижу сон или на самом деле, кто-то поднимает меня на руки и несёт. Я не могу открыть глаза, это слишком тяжело. Руки висят как плети, их мотает из стороны в сторону.

– Придурок, сука. Все тебе мало. – слышу злой голос. – И чего ты добился? Что с тобой делать...