POV Чонгук.   

    Операция по зачистке разрушенного Аль-Каджара подходила к концу, когда наш отряд, наконец, сумел заблокировать в одном из подвалов группу повстанцев. По донесениям, это была банда главарей, за голову каждого из которых светила отдельная медаль. И мы, не жалея людей и техники, на протяжении суток из последних сил прорывались к центру их дислокации. Завязавшийся бой был коротким — как только мы под огнем противника сумели преодолеть баррикады белых стен, то сразу же взяли террористов в кольцо. К нашему удивлению, там оказались не матерые боевики, а совсем зеленые мальчишки, которые и автоматы-то толком держать не умели. Они ревели и размазывали сопли по грязным щекам как обычные дети, а мы, подчиняясь прямому приказу, расстреливали их методично, практически в упор. Это была единственная успешная операция, оставившая после себя лишь выворачивающее душу чувство гадливости и отвращения к самому себе.   

    Казалось, всё, что было в прошлой жизни, забыто надежно и прочно. Но нет — неожиданно вспомнилось именно сейчас, в тот самый миг, когда я, глухо зарычав сквозь зубы, кончил, испачкав семенем бедро лежащей передо мной девушки. Кончил и тут же зло сплюнул в сторону — от сделанного в порыве захлестнувших эмоций не было никакого удовлетворения, ни физического, ни морального. Лишь точно такое же, как там, брезгливое чувство бессмысленности происходящего. Жестокость ради жестокости, пресное и безвкусное подобие секса. Ощущение, как с голодухи нажрался какого-нибудь жирного дерьма, типа консервов с полевой кухни. После первого насыщения которыми хочется блевать. Так и тут — первые два раза с ней принесли острое чувство удовлетворения, а вот последним актом, которым я хотел ее наказать за непослушание, сделал хуже лишь себе. Кислое послевкусие собственной ненужной агрессии разъедало глотку и еще долго заставляло брезгливо морщиться от воспоминаний.     

  По сути, сам и виноват, что, притащив сюда Лису, не удосужился убрать в сейф всю технику. Узнай об этом Тэхен— содрал бы с меня три шкуры и был бы прав. Если бы девчонка дорвалась до интернета — мало бы не показалось никому. И мне просто чертовски повезло, что она не проходила соответствующую военную подготовку, а оттого и двигалась при обыске шумно и неумело. Наблюдая за ней, даже скрежеча зубами от злости, не мог не любоваться стройной тонкой фигуркой, подсвеченной лунным светом. Чем дальше, тем все больше она вызывала уважение своей невероятной волей к жизни и свободе. Что я бы делал на ее месте? Да все то же самое, плюс попытался бы яйца себе оторвать. Сдается мне, кстати, что еще попытается, ведь я не намерен отпускать ее от себя. Такую притягательную и манящую, такую удобную, только руку протяни.

      Отдышавшись, рассматриваю замершую на кровати Лису. Подтянув колени к груди, она лежит, уткнувшись лицом в простыню. Не всхлипывает, не орет, что я урод, а просто замерла, обхватив себя руками. Равнодушно, молча, не пытаясь стыдливо прикрыть свое обнаженное тело. Смирилась или сломалась? Взяв за подбородок, поворачиваю ее лицом к себе и пристально всматриваюсь. Отвела глаза и задрожала, но не сделала попыток вырваться. Лишь алеющие на бледном лице опухшие губы прошептали:      

 — Я убью тебя…   

    — Убьешь, убьешь! — охотно киваю в ответ. Ну, перестарался немного, с кем не бывает. С удовлетворением и чуть ли не с гордостью констатирую, что девчонка точно не сломалась, а скорее пытается приспособиться, выжидая удобного момента. Поднимаю ее валяющиеся джинсы и кидаю рядом.       

— Можешь одеться.      

 Я бы, может, и не прочь провести с ней остаток ночи — гладкое, теплое женское тело — отличное соседство. Но ощущение того, что я все же мудак, забывший элементарные правила хранения личных вещей, лучше переживать одному. К следующему приходу придется подготовиться лучше, чтобы потом не глумиться над ней за свою же оплошность. Она мне еще пригодится, ведь впереди целое лето, и мне нравится мысль иметь под боком свою собственную девку. Банальные физиологические потребности никто не отменял. Да и наблюдать за ней становится все интереснее.

      Медленно садится на кровати и, не глядя на меня, начинает одеваться, пряча под одеждой такое желанное тело. Натягиваю свои штаны прямо на голое тело, быстро шнурую берцы и беру ее под локоть. Лиса, поняв, что я намерен галантно проводить ее до комнаты, не сопротивляется.  

     — О, не спите? Развлекаетесь? — встретившийся в одном из коридоров Сынри даже не пытается скрыть сквозившую в голосе завистливую злобу. Быстро окинув взглядом зареванную встрепанную Лису, перевел взгляд на мой голый торс и расцарапанное лицо. Понимающе ухмыльнулся, но ушел с прохода от одного только моего взгляда. Вообще, сейчас может сработать стадный инстинкт — можно одному, значит, можно всем. Но я найду нужные слова, чтобы объяснить, что МОЕ трогать нельзя — ни вещи, ни девку.

* * *
Сегодня не моя смена дежурства на поляне, поэтому проснувшись довольно поздно, еще долго лежу, отдаваясь сладким воспоминаниям минувшей ночи. Настолько сладким, что внизу живота становится нестерпимо жарко. Сходить к ней, что ли? Нет, безо всякого жестокого насилия, не совсем я все-таки урод. Но чувствую, как помимо живого интереса, девка пробуждает во мне еще одно чувство. Азарт. Азарт приручить ее, кажущуюся самой себе гордой и неприступной. Но и не такие ломались. Также было бы до одури интересно заставить ее испытать возможно первый в ее жизни оргазм. Ведь даже несмотря на сопротивляющееся, ненавидящее меня подсознание, тело есть тело, реакции и рефлексы у всех одинаковые. Знатный будет диссонанс — она всю голову себе сломает, как такое вообще было возможно.    

   Позавтракав, иду в диспетчерскую — наше полулегальное положение требует постоянного контроля за всеми участками. Тем большую злость вызывает отсутствие кого-либо в комнатушке со множеством мониторов. Изображение с одной из камер, установленной в медблоке, дает отличную картинку — аккуратно причесанная головка Лисы склонилась над сидящим на стуле Марка. При определенном ракурсе это смотрелось весьма двусмысленно, но она всего лишь обрабатывала ему раненую кисть. Идиот уже второй день учился метать ножи, и, видимо, не обошлось без ранений. Да он охренел совсем что ли, ублюдок штатский? Да хоть бы всю руку оторвало — кто позволил уйти с поста? Кто позволил пустым трепом вызвать на ее лице слабую, но искреннюю улыбку? Непорядок.     

  Путь от диспетчерской до медблока занял меньше десяти минут, и вот я уже с ноги открываю белую дверь. Милейшее зрелище — Лиса, присев на краешек стола, бинтует руку поплывшему сопляку, который как раз в этот момент заканчивал очередную байку. А  Лиса в ответ качает головой и… смеется. Я первый раз услышал ее смех — чуть приглушенный, мелодичный, с сексуальной хрипотцой на высоких нотах.     

  Но улыбка резко погасла, когда они, синхронно повернувшись на звук распахнувшейся двери, увидели меня. Лиса испуганно вдохнула и забыла выдохнуть. Резко отвернувшись, начала с преувеличенным вниманием наматывать бинт. Нервные движения дрожащих рук выдавали ее страх с головой. Марк насупился и глянул на меня с наивным вызовом, мол, по делу тут сижу, не прохлаждаюсь. Хватаю его за ворот куртки и рывком поднимаю с места.    

   — Ты какого хера, сучонок, тут делаешь?!    

   — Чонгук, да я просто… вот, руку поранил, пришел забинтовать…

      — Кто позволил покинуть пост? — ору в его перекошенное лицо.    

   Молчит, поэтому хорошенько прикладываю башкой о стену. Лиса охает и испуганно закрывает рот ладошкой. И до тебя дойду, не переживай.   
    Трепыхающийся в моих руках юнец хрипит:     

  — Да я на минутку вышел, просто кровь остановить! Поранился…   

    Еще раз треснув затылком о бетон, цежу как можно более внятно:    

   — Еще раз на минутку выйдешь — окажешься в «яме». Ты меня понял?

      Побледнел и испуганно закивал, ведь «яма» — это серьезно. Живым из нее еще никто не выходил. Вышвыриваю осознавшего свою ошибку ублюдка за дверь и разворачиваюсь к так и сидящей на столе Лисе. Девушка склонила голову и, не глядя на меня, сворачивает выпавший из рук и размотавшийся бинт. Быстро мелькающие тонкие пальчики наводят на мысль. Подхожу и, не давая ей отойти в сторону, сажусь на стул, расставив колени. Показываю пальцем на щеку.    

   — Обработай.     

  Нахмурившись, смотрит на мои еле заметные, давно зажившие царапины, оставленные ее острыми коготками. А ты как хотела? Расцарапала — лечи, в следующий раз соображать будешь, что делаешь.     

  — Я жду!     

  Не рискнув возражать, поджимает губы и, метнув на меня неприязненный взгляд, тянется к ящику с медикаментами. Уже привычно достает стопку ватных дисков и промакивает их раствором. От тяжелой нервозной атмосферы и, наверняка, моей чрезмерной близости, кожа ее обнаженных рук покрывается мурашками. Несмело потянувшись, проводит диском по щеке, оставляя прохладную, чуть саднящую дорожку. Не могу отвести взгляд от плавных линий шеи и подбородка, от четко очерченных губ, от груди, обтянутой бледно-розовой тканью тонкой рубашки. Из-под оборок, окаймляющих короткие рукава, кожа выглядит такой притягательной, что я еле сдерживаюсь, чтобы не сжать хрупкие плечи ладонями, оставляя красноватые следы. Дождавшись, пока она приблизится, легонько дую на выбившийся из косы завиток на виске.Лиса брезгливо встряхивает головой. Затянутая тугим лифом грудь бурно вздымается, от чего в глазах прям темнеет. От переизбытка ощущений дергаю плечом. Это простое движение так напугало склонившуюся надо мной девушку, что она отшатнулась, налетев задницей на стоящий позади нее столик.

      — Боишься меня? — пятый раз уже спрашиваю, но так интересно дергать ее этим вопросом за нервные окончания.

      — Ненавижу… — равнодушно выдыхает она, промакивая свежий ватный диск антисептиком.     

  — Ну, тем интереснее, — хмыкаю в ответ и, потянувшись, обхватываю ее за бедра, чтобы рывком посадить на колени лицом к себе. Упирается ладошками в грудь и обреченно всхлипывает, но я, не давая ей отодвинуться, кладу руку на затылок, зарываясь пальцами в сплетенные волосы. Подумав, стягиваю с толстой косы резинку и разглаживаю густые темные пряди. Вновь начинаю перебирать пушистые волосы и притягиваю ее к себе, скользя губами и обжигая дыханием ее шею. Лиса сидит смирно, лишь дрожит и периодически испуганно хватает воздух приоткрытым ротиком. Понимает уже, видимо, что рыпаться в моих руках бесполезно. Привыкает к своей новой роли наложницы.     

  Поглаживаю обтянутое джинсами бедро, задницу. Когда моя ладонь ложится на прикрытую полупрозрачной тканью блузки поясницу, девушка инстинктивно прогибается вперед, стараясь избежать моих прикосновений. Скользящие движение бедер и недовольные стоны отдаются волнами возбуждения в чреслах.      

 Зажимаю кулаком прядь длинных волос сбоку и, несколько раз обернув вокруг пальца, заматываю в толстый жгут. Протягиваю его на другую сторону лица, закрывая ей глаза на манер повязки. Теперь она ничего не видит, зато чувства обострены до предела. Удерживаю прядь у виска, сдавливаю другой рукой губы, заставляя их принять форму буквы «О». Дергается, мотает головой, но никак не может противостоять моим фантазиями. Медленно обвожу языком внешний контур, затем так же — внутри. Засовываю язык как можно глубже, встречаясь с ее языком, скользя вдоль него, чтобы вновь выйти и облизать дрожащие губы. Намеренно делаю эту сладкую пытку похожей на оральный секс, трахая ее горячий ротик языком быстро и умело. То, что она крайне неопытна в вопросах секса, видно за версту, так что - будем учиться. Благо, время до конца сезона еще есть.

      Периодически меняю движения языка на грубоватые поцелуи, терзая распухшие губы все сильнее. Облизываю, покусываю, оставляю засосы, будто метки. Моё. Подхватываю ее под задницу и притягиваю ближе к себе, приподнимаясь навстречу возбужденной плотью. Ухмыляюсь, заметив, как мои спокойные, продуманные, без капли садизма действия вызывают в ней отклик. Сопротивляющееся сознание ничего не может сделать с ее медленно, но верно возбуждающимся телом. Залезаю рукой под блузку и, отодвинув бюстгальтер, оцениваю реакцию сосков. Поглаживая затвердевшие горошины, вцепляюсь в волосы на затылке, не давая ей отвернуться и прервать поцелуй. Отрываюсь, давая ей возможность сделать судорожный вдох, и шепчу:     

  — Я же обещал, что если будешь послушной — тебе понравится.

      — Нет, — она упрямо мотает головой.

      Прикусив шею за ушком до характерного вскрика, обхватываю тонкую талию и ставлю девчонку на ноги, намереваясь положить на стол. Но в эту секунду за дверью раздаются тяжелые шаги и голос говорящего с кем-то по рации Тэхена. Да он издевается что ли? Твою мать, да я когда-нибудь трахну свою игрушку на этом долбанном столе или нет?! От досады хочется взвыть и разбить чью-нибудь черную рожу.    

   — О, и ты здесь, — рот Тэхена растянулся прям до ушей от открывшейся его взору картины. Приложив рацию к уху, рявкает кому-то, — через час на поле, чтобы уже заведенный стоял! Лопасти не забудь проверить!    

   Отключившись, усмехается:     

  — Уж извините, придется прервать ваш славный тет-а-тет. Лиса, ты же не откажешься помочь   Джису на кухне? Там у нее большой приход продуктов.       

Вопрос звучал как прямой приказ. Ошарашенная неправильной реакцией собственного тела Лиса готова была сейчас хоть черту в ступе помогать, лишь бы убраться от меня подальше. Пригладив волосы и стыдливо опустив глаза, быстро протискивается мимо понимающе ухмыляющегося Тэхена и исчезает в глубине коридора. Вот мудак, такой кайф поломал.    

   — Отлично проводишь время.

      — Благодаря тебе, — огрызаюсь в ответ, закуривая сигарету.   

    — Да ладно, твое дело. В курсе, что у нас опять проводка клинит? Сгорим когда-нибудь к херам.      

 — Я разберусь.    

   — Сначала в город слетаем, потом разберешься. Ты, кстати, в курсе, что наши новые друзья за последнюю неделю намыли золота столько, сколько я за месяц от мексиканцев не видел? Беречь их надо, беречь как зеницу ока! Они — наша курица, несущая золотые яйца!     

  Протянув по его молчаливой просьбе сигарету, выпускаю в потолок дым и задумчиво отвечаю:       

— Будем беречь. А что потом?   

    Тэхен ухмыляется и точно так же выпускает дым вверх.  

     — А потом — ты знаешь.    

   Ну понятно — как обычно, уже третий год подряд, заметем следы, похоронив трупы под ельником на распадке. Вот только раньше это всегда были никому не нужные, потерянные по жизни бродяги-эмигранты, а сейчас — люди, которых точно будут искать.

 — Как же мне все это не нравится, с самого начала! — глубоко затягиваюсь удушливым никотиновым смрадом, пряча в нем свое растущее раздражение, — надо было расстрелять всех еще там. Или даже не подходить к ним, сами бы через пару суток передохли.    

   — Не подходить? Да они были от нас в паре километров! Рано или поздно все равно наткнулись бы на лагерь. И вариантов у нас все равно других бы не было.   

     Тэхен разводит руками с чувством полной правоты. Закатываю глаза — мне весь этот прииск нахер не нужен, он был лишь способом заработать себе на жрачку, не сдохнуть от скуки и скрыться от терзающих приступов послевоенной контузии. Скрылся, блядь.    

   — Эти люди, партнеры, если хочешь, — хохотнул Тэхен, дурашливым жестом поднимая палец вверх, — принесли нам такие прибыли, которые тебе и не снились! При минимальнейших затратах! Я им даже на радостях пайку увеличил — пусть жрут, лишь бы работали!      

 — Да ты бы половину дармоедов из охраны бы разогнал — вот тебе и глобальная экономия! Вообще королем ходил бы!       

— Да эти-то, дешевки. Большинство работают за гроши за одну только возможность поглумиться над рабами. Низкие люди! Ничего святого в них, как видишь!     

— Вижу, — киваю я и упрямо повторяю, — не нравится мне то, что они тут.    

   — Не нравится?! То-то сегодня всю ночь из твоей комнаты визги и стоны раздавались! Не нравится ему! — вновь хмыкает Тэхен, прекрасному настроению которого можно только позавидовать.    

   — Это другое, — морщусь я. Девок я мог трахать и без риска попасть под три пожизненных за эксплуатацию и устранение десятка людей.   

    — А это что с тобой? — кивает он, только сейчас разглядев мое располосованное лицо.    

   — Через ельник шел, поцарапался, — в тон ему ухмыляюсь я.   

    — Ага, видел я твою «елку». Зеленую и пушистую. Хотя, судя по твоей роже, все же колючую и неприступную. Но ты там ей иголки пообломай. Лесоруб, блядь.     

  — За меня не волнуйся, — сухо отвечаю ему, всем своим видом давая понять, что не намерен обсуждать эту тему.       

— Да я так, — Тэхен равнодушно махнул ладонью, — хоть чем-то здесь смог тебя заинтересовать, раз уж золото тебе по барабану. Собирайся, в город летим.

Прим автора:ну вот и все. На сегодня лимит исчерпан.