Ханма

Чувствовать себя бессильным - не придумать противнее ощущения. Даже злость, заводившая и будоражившая раньше теперь просто сжигает остатки того, что теплится живого внутри. Но хуже всего другое. Скука. Серо-зеленой плесенью она покрывает нервные окончания, пушистым гнилостным ворсом окутывает импульсы, идущие от них, заставляя заблудиться, пропасть, потеряться - не дойти до пункта назначения, чтобы ощутить хоть что-то новое.

После того, как чуть не умер, Ханма немного сожалеет. Таинство смерти - он так и не постиг его. Он был в сознании всё то время, что понадобилось для спасения своей жизни. Но как только все необходимые действия были выполнены - настало забытье. Никакого тоннеля со светом, цепочки жизненных событий перед глазами - только темнота и пустота, о которых он не помнит абсолютно ничего. Самое интересное и откровенное ускользнуло, словно рыба из рук в горном ручье.

Он перебирает склад памяти, порой улыбаясь от воспоминаний и эмоций. Часть из них слегка пообтёрлась и не кажутся яркими и насыщенными. Другие - словно и не прошли года - всё так же будоражат. Прыжок со скалы в море в пять лет. Речь Его преосвященства, после которой он и решил посвятить себя церкви, увидев глаза тех, кто слушал его по всему миру. Трип под грибами с шаманом где-то в горах северной Америки. Знакомство с Кеном.

Ханма вздыхает. Мда. Даже несмотря на то, что осталось столько всего не опробованного, он чувствует, что внутренний компас сломался. Неясно - чего хочется испытать. Он пытается нащупать, мысленно подаваясь то в одно, то в другое направление - есть ли там возможность испытать эту жгучую жажду жизни и остроту, что были его ориентирами. Но - о чем ни размышляет, всё кажется не тем. Пытается себя уговорить, что стоит попробовать прежде чем рассуждать. И всё же - даже такого желания не возникает.

Врач объяснил ему, что использованный токсин мог нарушить выработку важных нейромедиаторов и поспособствовать развитию депрессии. Но сам Ханма своё состояние депрессией не считает. Потому что он его чувствовал и раньше. Просто всегда было что-то, к чему он стремился и это ощущение уходило на задний план, в глухой и темный уголок сознания.

- В любом случае, мы сделаем все необходимые анализы, чтобы понять, является ли Ваше состояние следствием нарушения гормонального обмена.
- Спасибо - дверь за врачом закрылась и  Шюджи вновь погрузился в мысли и поиски - что же ему поможет снова почувствовать себя живым.

Дракен

Он привык, что Ханма движовый. Что его азарт, сверкающий в глазах каждый раз, когда он предвкушает новую хитрую задумку и делится с ним зажигает и самого Дракена. Видеть его беспомощным, уязвимым и бессильным, хуже того - слышать как он сам это признаёт, видеть, как в уголках глаз собираются морщинки и как веки тяжело их прикрывают - внезапно это сложно.
Рюгудзи не ожидал такого, не был готов. Да, Ханма не ноет о том, что ему плохо, не жалуется. Он просто лежит молча, порой утыкаясь взглядом в одну точку или уходя им куда-то внутрь. Сначала Дракен пробует его растормошить. Шюджи вяло, но всё же отбивается от попыток разбудить в нём злость и желание отомстить Манджиро и Харучиё. А потом и вовсе - игнорирует их. Рюгудзи меняет тактику - рассказывает успехи, которых достигла их организация. И они на самом деле впечатляют - по его подсчётам каждый десятый человек в стране состоит в ней, а каждый пятый связан напрямую или косвенно. Месяц за месяцем добавляются сторонники в других странах. Ханма, кажется, совсем пропускает мимо ушей слова о том, чему он посвятил почти треть своей жизни.

Придя в очередной раз, Дракен застаёт Шюджи уснувшим и, залюбовавшись лицом с высокими скулами, легонько прижимается к нему губами, а ладонь просовывает под лёгкое покрывало, намереваясь разбудить спящего красавца, хоть и не поцелуем, но не менее приятным способом.
Он вздрагивает от неожиданности, когда его руку на подступах к резинке белья останавливают пальцы Ханмы, а тигриный взгляд ловит глаза.
- Что задумал, Кен?
- Хотел тебя порадовать. Или ты против?
- Я не настроен на секс.
- Тебе не нужно ничего делать, я сам...
- Я не хочу, Кен.
Сжав кулаки, Рюгудзи отодвигается, укладывает руки на груди.
- А чего ты хочешь, а? Ты всё, что я говорю и делаю вообще хоть замечаешь? Что произошло? Не говори только, что какая-то попытка отравления тебя так сбила с ног, что ты даже не думаешь как с этими ублюдками расправиться!

- Кен...
Дракен подрывается, в надежде услышать "Конечно нет".
- Я хочу побыть один, Кен. Приезжай, пожалуйста, через пару дней.
Рюгудзи словно ударили - так ошеломлённо он уставился на Ханму.
- Я не хочу тебя обидеть. Я очень ценю то, как ты заботишься обо мне и всё, что предлагаешь в отношении Сано. Просто мне необходимо побыть одному.
- Шюджи... - Дракен начинает осторожно, - я не уверен, что ты правильно оцениваешь ситуацию. Не забывай, что ты находишься здесь, а не в тюремной больнице и не в крематории только из-за лояльности руководства и поспешности Санзу.
С губ Ханмы срывается смешок.
- Что в этом забавного?
- Ты и правда считаешь, что это было бы настолько ужасно?
- Что именно?
- Если бы меня не стало?

Дракен чувствует как холодеют кончики пальцев и проходят по позвоночнику мурашки. Ему не хочется отвечать на вопрос.
- Куда ты клонишь, Шюджи?
Ханма приподнимается.
- Зачем создавать то, что не сможет существовать без меня? Зачем получать власть, если я не могу продолжить гнуть свою линию и вести людей за своей идеей даже после смерти? Кен, ты не хуже меня знаешь - основных своих целей я достиг. Да, изначально мне хотелось  поиграть в секту, потом - в революцию. Но посмотри, - Ханма ведёт рукой вокруг себя, словно открывая портал, в котором можно увидеть все их достижения, - мы создали гораздо большее - новую веру. Мне этого достаточно. Остался один шаг, чтобы закрепить успех.

Шюджи откидывается обратно к стене. Дракен ощущает, что его стопы примёрзли к полу, а язык - к нёбу.
- Подойти ко мне, Кен - в голосе Ханмы слышатся те нотки, за которые он готов убить - властные, тягучие, растворяющие сопротивление как теплое течение ледник.
Дракен встаёт у кушетки. Ханма тянет его за руку, заставляя склониться. Касается губами - легко, ненавязчиво, едва-едва. Они сухие, гладкие, прохладные. Совсем не греющие как раньше.

Шюджи отодвигается.
- Чтобы остаться в сердцах надолго - стоит уйти в нужный момент.