— Вам нужно подписать вот здесь… и здесь, — палец с длинным красным ногтём ткнул в две пустые строчки. — И ещё Вы забыли указать папу. Это вот здесь…

— Не забыла, — поправила я. — Папы у нас нет.

Женщина смутилась и в её глазах отразилось осуждение. Мать-одиночка двадцати пяти лет с семилетним ребёнком — такое клеймо мне давали все, когда узнавали, что у меня нет мужа.

— Вы уверены, что сможете потянуть финансово эти занятия?

— Если бы я была не уверена, я бы не подписывала это заявление.

— А можно спросить? Это, конечно же, не моё дело, но всё-таки. А где папа Чонми?

Я молча подписала бумагу и перевела взгляд на учительницу. Я привыкла за восемь лет к этим вопросам. Любой человек, который только узнавал, что я воспитываю дочь без мужа, начинал этот допрос: «где отец? Кто? Он что, вас бросил?». Я привыкла и у меня уже была своя история на этот счёт.

— Мой муж был военным. Погиб в боевых действиях, когда я была беременна, — ответила я, не краснея от своей лжи.

Женщина изменилась в лице, поняв, что я не какая-то глупая малолетка, раздвинувшая ноги за бутылку, а жена военного, которая стала вдовой.

— Простите мне моё любопытство, опять-таки, но не могу не спросить. Вы такая молодая, красивая и эффектная девушка, неужели Вы не хотели найти себе крепкое мужское плечо, а для девочки отца? — любопытство учительницы не знало границ.

— Я не вижу рядом с собой другого мужчину, который достоин стать заменой моему покойному мужу и хорошим отцом для моей дочери. Я, наверное, до сих пор не могу поверить, что он погиб. Наверное, до сих пор жду, что он вернётся с войны и мы будем вместе растить нашу дочь.

Здесь я почти не соврала. Я до сих пор не верила, что Чонгук умер. До сих пор ждала какого-то чудесного воскрешения. Каждый вечер, засыпая, я мечтала, что он оживет и когда я проснусь утром, то проснусь рядом с ним… Но время шло. Шли месяцы, годы, а я так и оставалась одна, веря в сказку, что когда-нибудь в дверь нашей квартиры постучат и в прихожую войдёт Чонгук.

Я и не заметила, как по моей щеке предательски покатилась слеза. Я быстро вытерла её рукой и посмотрела на женщину. Не хотелось казаться в её глазах слабой, не хотелось жалости.

— Если это всё, то я могу идти? Мне ещё дочь забирать с продлёнки, — начала собираться я.

— Ой, простите меня, пожалуйста. Не хотела Вас расстраивать, простите. Я Вам сообщу, когда начнутся точно эти курсы.

— Хорошо, спасибо. До свидания.

Не дожидаясь ответа от учителя, я вышла из кабинета, направляясь на третий этаж.

Я не любила, когда лезли в мою жизнь. Начинали выяснять где мой муж, где отец ребёнка, тяжело ли мне… Гораздо тяжелее мне было отвечать на эти вопросы. Мне было тяжело тогда, когда я осталась совсем одна — без семьи, мужа, дома, денег, беременная… Вот тогда мне было тяжело. Действительно, тяжело.

***

В первые недели, когда я ещё не могла привыкнуть к своей роли матери, я ненавидела свою дочь. Она меня безумно раздражала, я ненавидела её всем своим сердцем, ведь до сих пор была озлоблена на Велизара, озлоблена на его отношение ко мне. Я ненавидела её за то, что она его дочь.

Постепенно ненависть спала. Спала она не только к дочери, но и к Велизару. Я вспомнила, как любила его и хотела получить ответ на свои чувства. Я до сих пор не понимала за кого он отдал свою жизнь. За меня или же за нашу дочку.

— Мам, а тут как? — вырвала меня Чонми из омута собственных мыслей, показывая ручкой на пример в учебнике. — Мам.

Я застывала, когда смотрела на неё. Смотрела и узнавала его. Она была точно такой же, как и в моих видениях. Я бы пол жизни отдала, если можно было бы вернуть всё обратно…

Я, как на автомате, глянула в учебник, ответила за задачу и ушла на кухню, кусая губы, сдерживая слёзы. При дочери мне совсем рыдать не хотелось.

Я помню, как нам был тяжело в самом начале, когда я не могла держаться. Любая мелочь заставляла меня рыдать навзрыд. Из-за моих вечных нервов беременность проходила тяжело, а Чонми родилась на сроке семи месяцев. Когда врачи начали говорить мне все диагнозы, которые грозили недоношенному ребёнку, я не слушала их. Мне было плевать. Мне было безразлично, будет ли она жива или же нет. Мне, на тот момент, она была не нужна. А сейчас я уже не представляла своей жизни без неё. Без неё я бы ничего не добилась, что имею сейчас.

— Мам, с тобой всё хорошо? — обеспокоенно спросила девочка, выглядывая из-за дверного косяка.

— Иди ко мне, — улыбнулась я, садясь на пол и протягивая руки на встречу. — Я немного устала на работе, голова болит.

Девочка прижалась ко мне, обнимая за шею. От неё веяло спокойствием, которое успокаивало и меня. Я могла сидеть так вечно, прижимая Чонми к себе, но я чувствовала, что она хочет что-то мне сказать.

— Как в школе? — спросила я.

— Марк меня обижает, — призналась дочь, надув губы. Жаловаться она не любила, но тут, видимо, обижали её сильно.

— Что он делает?

— Он меня обзывает. На переменах постоянно, — поделилась девочка, глядя на меня серебристо-серыми глазами. — Он говорит, что я безотцовщина, что у всех есть папы, а у меня нет, потому что я ему не нужна… Мам, почему у меня нет папы? Мы ему не нужны?

Я явственно чувствовала, как мои лёгкие наполняются водой, словно, я тону. Я начинала чувствовать холод. Он пробирался по коже, захватывая и проникая внутрь. А ещё я чувствовала, как застывала кровь в жилах. Эти ощущения были настолько реальны, что выталкивали меня из безсознания.

Глубокий вдох и я просыпаюсь,
чувствуя холод и сырость на себе. Меня знобит изнутри, мне холодно и кружится голова, но все мои неудобства тут же отходят на второй план, когда я понимаю, что я лежу в луже крови… чужой крови.

— Чонгук, — дрожащими губами,
зову я. — Чонгук, — провожу ладонью по холодному лицу к шее, залитой кровью. — Так ведь быть не может… Не может!

Я лихорадочно начинаю трясти
мужчину, хватая за ткань рубашки. Я ещё не понимала, что ничего не могу сделать. Ещё верила, что смогу что-то исправить.

На тот момент до меня ещё не
доходило почему я жива. На первом месте для меня было то, что он был мёртв. Он… Тот, кого я ненавидела и желала смерти. Тот, кого сама хотела убить.

Я билась в истерике, сжимая в руках
окровавленную рубашку. Кричала. Плакала. Звала его. Но мне никто не мог помочь.

Я потеряла счёт времени, когда
положила голову на его грудь, ложась рядом. Я вся была в его крови, но мне тогда было всё равно. Я даже перестала чувствовать холод.

Тогда у меня бился один вопрос:
«Что мне делать?». Я не знала иной жизни. Я не знала, как жить свободной. Куда идти? Что делать? Неизвестность пугала до такой степени, что я неосознанно вливала в мёртвое тело все свои силы. Я оборвала контакт только тогда, когда уже сама находилась на грани, а он всё так же был пуст. Моя попытка оживить его была тщетной. Я вливалась в никуда. Лила силы в разбитое тело, которое не способно уже было держать их.
Прошло, наверное, несколько часов, а
может и дней, когда до меня начал доноситься голос
Чонгука. Он был не четким. Он раздавался гулко и еле слышно.

— Беги отсюда! Беги…

Этот голос был тихим, но глухо
отзывался эхом от каменных стен. Он гнал меня от сюда. Эти слова повторялись раз за разом и в конце всё стихло единственной фразой:
— Я вас люблю…

Я мотнула головой, отгоняя мысли прошлого и глядя на Велиару.

— Глупости, — тихо ответила я. — Нужны. Конечно же нужны. Папа очень сильно любил тебя и ждал, когда ты родишься. Он очень тебя любит.

— А почему он не с нами? У всех остальных есть папы, а у меня нет.

Этого вопроса от неё я всегда боялась, но ответить что-то должна была.

— Чонгук, твой папа, он погиб, когда защищал нас от плохих людей. Он спас нас. Если бы не он, то нас с тобой бы не было…

Об отце, до этого момента, Чонми спрашивала не часто, но когда спрашивала, ждала настоящих, взрослых ответов, но я не могла ей сказать правды. Когда я бежала из дома Чонгука, я поклялась, что никогда больше не буду использовать способности и уж тем более никогда не буду развивать и рассказывать о них своей дочери. От этой магии я уже получила сполна.

Я сбежала и лелеяла надежду, что Чонгук действительно меня любил. Потом эта мысль разбилась о стену его слов, которым верить никогда было нельзя. Проснулась ненависть. Сначала к нему, а затем и к его дочери… Когда родилась Чонми я использовала силу в последний раз, когда заглянула в своё будущее, от которого теперь и бегу. В видениях со мной была Чонми и я её любила, но так же я увидела рядом с собой и мужчину, которому очень сильно доверилась. Я видела себя счастливой, с любимым мужем и дочерью, но потом… Вся идиллия рушилась гневными мужскими криками и упрёками, он хотел ребёнка, а я не могла больше иметь детей. Упреки перерастали в скандалы. Скандалы в драки. Драки в настоящую тиранию от которой я не могла сбежать, потому что всё, что я имела, я имела благодаря мужу и уйдя от него, я осталась бы на улице. В какой-то момент тирания обрывалась, когда обрывалась и жизнь Чонми. В этих видениях она умирала. Умирала от моих рук.

С того момента во мне что-то перевернулось. Я не могла представить, что смогу что-то сделать с родным ребёнком. И пусть уж лучше я буду навсегда одна, жить не совсем идеально, но зато с дочерью и свободной ото всех оков, которые мне с таким трудом удалось сорвать с себя в прошлом.

Когда только я сбежала, я попала в новый для себя мир. Реальный. Без демонов и магов. Без Тьмы и Света. Без отца и мужа. Без тирании и защиты. Мне, несомненно, повезло, когда меня тут же взяли официанткой в ресторан, помогли сделать документы. На зарплату официантки я смогла снять комнату в старом многоквартирном доме, а потом стало видно живот. Я ожидала увольнения, но вместо этого начальством была переведена в должность администратора. После рождения дочки, я не долго просидела в декрете, вернувшись на работу.

Когда с ребёнком на руках я бродила по съемной комнате, мысль о том, чтобы найти того самого мужчину из видений и начать жить нормально, всё чаще всплывала в моей голове, тем более тогда, когда мне начал оказывать знаки внимания владелец ресторана в котором я работала. Но здравый смысл и воспоминания о том от куда я вышла, одержали верх. Окунуться в глупые надежды, а потом выть от боли мне больше не хотелось.

Увольнение. После моего отказа хозяину о встрече мне тут же влетело заявление об увольнении.

Снова нищета. Снова всё по новой. И снова везение. Новая работа. На которой уже я смогла купить квартиру, начать учиться заочно в институте, оплачивать садик Велиаре и покупать любые игрушки, которые она захочет.

Если всё то, что я пережила тогда, было платой моего настоящего, то я уверенно могу сказать, что всё это было не зря.

***

Укладывая спать Чонми, мне постоянно казалось, что на меня кто-то смотрит. Я чувствовала спиной, что кто-то смотрит на меня из стены, но не придавала значения этим ощущениям, ссылаясь на нервы и воспоминания, в которые сегодня погрузилась.

Я закрыла дверь в комнату и тихо выдохнула. Нужно успокоиться. Все эти воспоминания о прошлом очень сильно начинали давить на психику. Сегодня можно не ложиться спать. Вся ночь пройдёт в кошмарах, если не принять сейчас горсть успокоительных.

Я зашла на кухню, чтобы найти препараты и буквально замерла на пороге, увидев знакомый силуэт возле окна, освещённый тусклым, холодным светом с улицы. Его профиль. Его блеск глаз. Запах его кожи.

— На тебя она похожа намного больше, чем на меня, — грустно усмехнулся мужчина, повернувшись ко мне.

— Чонгук, — прошептала я, сделав шаг на встречу.

— Стой, — тихо остановил он. — Не подходи. Подойдёшь ближе и я исчезну, как-будто меня и не было.

Я послушала его и встала, как вкопанная.

— Ты жив?

— Нет, — его голос был спокоен. Таким спокойным я его никогда не видела. — Вовсе нет. Я мёртв. По-настоящему. Я просто хотел увидеть тебя. Тебя и дочь…

— Тебя не было восемь лет, — напомнила я, сдерживая слёзы и нотки упрёка в голосе. — Тебя не было. Я даже во сне тебя не могла увидеть…

— Я объясню. Я не мог появиться. Я не ожидал, что выражение «девять кругов ада» — это не просто слова. Почти по году на круг. Пока не пройдешь всё, не можешь соединиться с живыми. Я очень хотел вас увидеть и… я бы сейчас всё отдал, чтобы просто до тебя дотронуться, но у меня ничего нет, чтобы пожертвовать этим…

— Снова врёшь? — перебила я. Я была груба с ним и видела, как его это ранит.

Он не язвил. Не улыбался. Даже казалось, что полностью раскаивался.

— Я не могу врать. Я не для этого сюда явился.

— А для чего? Напомнить мне, как тяжело без тебя жить? Так я ещё не забыла.

Чонгук склонил голову как-будто извиняясь. Я не могла скрыть своей, накатившейся ненависти, которой прятала желание расплакаться и кинуться ему на шею. Мне не хватало его. Не хватало просто его существования. Какой-то мужской поддержки.

— У меня мало времени, Лиса. Я появился здесь только для того, чтобы увидеть тебя и мою дочь, — шепотом говорил он, глядя в упор на меня. — Увидеть и сказать, что я всё осознал. Осознал, что любил тебя задолго до того, как умер и виноват перед тобой, что не показал этого раньше, а сейчас и вовсе оставил одну на произвол судьбы. Я… Не ищи такого же, как я. Тебе такой не нужен…

— Как ты можешь так говорить? — всё-таки не удержалась я от слёз. — Ты же знаешь, что у меня никого нет и не было за эти восемь лет. Я никого не искала. Я боюсь. Боюсь любого мужчины.

Снова эта вина в его глазах, которая как-будто уже стояла в наступающих слезах.

— Прости меня, что так поступал, что бросил одну. Хоть и спас, но бросил. Ты не представляешь насколько я хочу тебя обнять сейчас. Просто обнять. Но мне нельзя… Сказали, что девять кругов покажутся весельем, если я позволю себе до тебя дотронуться. Скажи, ты скучала?

— Тебе интересно только это? — удивилась я. — Не то, как мы живём. Не чья эта квартира. Ничего из этого. Тебе интересно только то скучала ли я?

— Думаешь, я все восемь лет пропустил? Я многое знаю о вас. Никогда не забывал даже…

— Ты какой-то другой. Ты не Чонгук, — уверенно проговорила я, глядя в знакомые глаза.

— Ад и Тартар меняют людей. Я испытал всё, что сделал в этом мире в троекратном размере. Поэтому мне больше и не весело.

Я не хотела представлять, что было с ним за эти восемь лет.

— Ты спросил скучала ли я, — напомнила я. — Скучала. Очень сильно. Мне тяжело без тебя. И я всё ещё тебя, видимо, люблю.

Я видела в его глазах проблеск надежды. Он верил всем моим словам, как и я его. Я и не заметила, как он прошёл всю кухню и оказался рядом со мной.

— Тебе же нельзя, — заволновалась я, утопая в знакомых чертах лица, которые когда-то ненавидела.

— Всё равно будет плохо, а так хотя бы есть за что всё терпеть, — всё так же шёпотом приговорил Чонгук, осторожно беря меня за руку.

Я сжала его руку, ощущая невероятный холод от его кожи. Моё сердце колотилось, как в самую первую ночь, но не от того страха, а от ожидания, что он уйдёт. Он медленно склонил ко мне голову, проводя рукой по моей щеке, а я прижималась к нему. Я старалась запомнить каждое мгновение, каждое движение, погружаясь в ощущения.

Его холодные губы медленно прикоснулись к моим, выбив вздох от неожиданности. Он едва прикасался ко мне, боясь спугнуть. А я не боялась. Я отвечала на нежный поцелуй, обвивая шею мужчины руками и ощущая его руки на своей талии, которые прижимали меня к своему телу. Я терялась и растворялась в нём, не чувствуя реального мира…

Когда я открыла глаза всё исчезло. Не было Чонгука. Не было кухни. Был зал, я на диване под пледом и работающий телевизор. Я сжала голову руками, чувствуя, как пульсируют виски. Это был сон. Обыкновенная игра воображения, которая играла со мной злую шутку.

Кожу до сих пор холодило в тех местах, где касались руки Чонгука. Если это был сон, то я не хочу просыпаться. Если же это явь, то он должен был вернуться.

Конец.