Я не помнила себя от боли. Не помнила, как потеряла сознание. Не помнила, как оказалась дома, если это можно назвать домом. Я помнила лишь то, что больше я себе не принадлежала. Я подчинялась теперь чужой воле. Воле мужа-садиста.

Я встала с кровати, чувствуя, как саднит спину и прилипает рубашка, будто расправилась на коже.

— Не долго теперь у тебя длятся обмороки от боли, — услышала я смешок Чонгука за своей спиной. — Всего пара часов, вместо пары дней.

— Что у меня со спиной? — устало проговорила я, не в силах выдать из себя какую-либо эмоцию.

— Самому интересно.

Я почувствовала его руки на своих плечах. Такие сильные и тяжёлые. Они когда-то сводили меня с ума. За каждое лёгкое прикосновение я готова была на всё… Это было время минутной слабости, когда я думала, что влюбилась в Чонгука и он испытывал нечто схожее с моими чувствами. Теперь его руки не могли дать мне удовольствия и чувства защищённости, они несли только грубость и боль.

Он развернул меня к себе и я не могла заставить себя поднять глаза на его лицо. Я смотрела только ему в грудь, не решаясь посмотреть в его глаза без позволения.

— Посмотри на меня, — тихо сказал он. В его голосе не чувствовалось угрозы или злобы, но это была фальшь. Я подняла глаза и встретила полное спокойствие в ответ. — Тебе ничего это не напоминает?

Я чувствовала его руки на своей коже, которые медленно расстёгивали пуговицы тонкой рубашки.

— Ты боишься. Чуть ли не трясёшься под моими руками. Даже не скажешь, что ещё недавно ты угрожала мне, что убьёшь. Боишься… Прямо как в начале. Такая беспомощная, — Чонгук полностью расстегнул рубашку и повернул меня за плечи спиной к себе.

Аккуратно он снял одежду с моих плеч и я услышала сдавленный смешок, когда моя спина оголилась.

— Что там? — бесцветным голосом спросила я.

— Печать твоего рабства, — усмехнулся Чонгук.

Я не узнавала его. До этого он раскаивался в своих действиях, обещал больше не повторить тех ошибок, но когда книга попала ему в руки, он сорвался с цепи. Он стал ещё хуже, получив моё беспрекословное подчинение.

Неожиданно Чонгук притянул меня к себе, обняв со спины и прижавшись лбом к моему затылку.

— Как же я люблю тебя, — выдохнул он, обжигая мою шею горячим дыханием.

Моё сердце пропустило удар, а на глазах выступили слёзы. Я впервые за всю жизнь услышала эту драгоценную фразу. Я так долго ждала милости или жалости со стороны
Чонгука, что уже и перестала надеяться на лучшее. Я не ждала, что он когда-нибудь полюбит меня, но в глубине души понимала, что давно хотела ответа на свои потухшие чувства. Я уже открыла рот, чтобы что-то ответить, но Чонгук снова начал говорить:

— В тебе есть такое качество, которое я обожаю в своих жертвах, — проговорил он и у меня земля ушла из-под ног, когда я поняла, что это очередная насмешка. — Ты сама загоняешь себя в угол. Сама даёшь полную власть над собой. Если бы ты сама не дала мне в руки эту книгу, то не стала бы рабыней моих желаний… Раздевайся.

Этот повелительный тон будто кнутом пришёлся по моему телу, которое не могло больше ослушаться его приказов. Руки сами собой потянулись к пуговице на джинсах, как у марионетки. Мною управляли, как куклой, забавой… Кем я и являлась по своей сути. Руки дрожали, пальцы путались, дёргая собачку замка на джинсах. Я не старалась снять их как-то красиво или, уж тем более, сексуально, что с моим дрожащим телом было и невозможно.

— Верх, — дополнил Чонгук, когда я отбросила джинсы в сторону и осталась в одном нижнем белье.

Я нерешительно спустила лямки тёмно-синего лифчика, почувствовав грубые руки на своей талии. Завела руки за спину, расстёгивая крючки и лиф упал на пол, обнажив меня ещё сильнее.

— У меня есть для тебя задание, — издевательски прошептал он, вдавливая пальцы в мою кожу. — Я буду сегодня занят до вечера, а тебе нашёл развлечение пока меня не будет. — Чонгук повернул меня к себе и отошёл сам. — Я заметил, что ты не плохо рисуешь. Давно хотел потешить своё самолюбие, повесив в кабинете свой портрет, а тут такой шанс — художник был всегда в моей постели.

— Мне нужны инструменты, — робко заметила я. — Я не смогу нарисовать портрет без необходимых…

— Об этом не волнуйся. У тебя есть всё необходимое, — жестом муж указал на окно позади меня. Я обернулась и увидела, что возле окна стоят низкий мольберт и стул, на котором лежат художественные принадлежности. — Надеюсь, что в твоей памяти мой образ хорошо запомнился. Нарисуешь в мельчайших деталях.

— Конечно, — проговорила я, склонив голову.

Твой образ я никогда не забуду…

***

Я сидел в кабинете, с интересом, изучая фамильную книгу семьи Лисы. Я читал сильные и слабые стороны всего рода. Отмечал некоторые фишки. Брал на свой счёт историю, когда семья Лисы распалась на два враждующих лагеря после того, как Екатерина — мать Лисы, вышла замуж за Юншика.

Когда дочь демона переступила порог имения рода, тогда началась вражда. Семья распалась на два клана: одни сохранили своё право и свою фамилию, а другие порвали все нити родства, отрицая своё нежеланное родство с «дьявольским отродьем».

Я вспомнил слова Джина о матери Лисы, когда он рассказывал, что её дедом является никто иной, как тёмный эльф. Но я не думал, что Юншик женился на дочери демона и из-за этого фамильный клан распался, не поддерживая решения родниться с демонами. Однако, отец Лисы был других взглядов, выбрав в жёны дочь демонессы и отдав свою младшую дочку за демона.

Честно сказать, мне была не так интересна история, как информация о наследстве и силе, но наткнулся я на нечто иное. Магические книги заполняются сами, без помощи людей. Тут была краткая характеристика всех детей Юншика.

Лалиса. Младшая дочь Юншика и Юнми.
Её судьба предрешена ещё до её
рождения. Её жизнь полностью в распоряжении мужчин — сначала отца, а затем и мужа. Она будет страдать, но ровно до того момента пока не научится справляться со своей силой, которую может разбудить только демоноподобное существо, как и бабка, что даёт силу.

Демоноподобное существо и разбудило силу. Всё, что пока я читал я всё знал. Эта книга не давала мне пока никаких знаний.

Когда книга попадёт в руки чужака, тот, кто допустил это, будет подчинён его воле.
Чужак может освободить волю
несчастного, если произнесёт отказ от власти над телом и разумом подчиняющегося:

Ты — моя воля. Ты — мой голос и моё тело. Ты подчиняешься мне. Ты — мои руки, глаза и воля моего желания. Я отдаю тебе слово. Я отдаю тебе тело твоё. Отдаю волю и свободу. Ныне свободен ты и лишён я тебя...

Заклинание освобождает волю, но
чужак должен принести в дар нечто дорогое. Что именно — решат духи уже после обряда. Отменить действие слов невозможно. Когда воля вернётся, то единственное напоминание о его предательстве перед родом останется на его спине — клеймо чужака, что получил от него книгу.

В моих глазах вспыхнул образ спины Лисы, которая была поражена клеймом. Этот рисунок из огня и обугленной кожи я мог узнать даже на ощупь. Это был фирменный знак. Клеймо, которое ставили в моём доме на прислугу и наложниц отца. Рисунок двухголовой кобры.

Я вспоминал крики, которые доносились с первого этажа, где клеймили людей. Раскаляли железную печать и ставили на правое предплечье. То были маленькие рисунки, не занимавшие и четверти спины. У Лисы же рисунок расходился по всей спине, захватывая плечи и поясницу.

Я поднял глаза чуть выше текста снова на характеристику своей жены.

Лалиса. Младшая дочь Юншика и Юнми.
Её судьба предрешена ещё до её
рождения. Её жизнь полностью в распоряжении мужчин — сначала отца, а затем и мужа. Она будет страдать, но ровно до того момента пока не научится справляться со своей силой, которую может разбудить только демоноподобное существо, как и бабка, что даёт силу. Мертва.

— Какого…? — произнёс я, перечитывая последнюю фразу несколько раз.
Я читал эту страницу всего пару минут назад и не видел последнего слова. Мне было уже не до наследства или силы. Я раз десять читал последнее слово, как-будто не понял смысла с первого прочтения.

Я сорвался с места и быстро вышел из кабинета, переходя на бег. Я остановился только перед самой дверью в спальню, где была Лиса…

Сотни мысли пронеслись у меня в голове вихрем, от банальной ошибки до реальной гибели Лисы. Как в абсолютно пустом доме она могла умереть?

Я держался за ручку двери и в голове у меня билось одна единственная фраза, которую говорила её душа во мне: «Мёртвая. Я мёртвая».

Прим:

Все, я закончила все незавершённые фанфики и теперь спокойно могу идти в отпуск...