Чонгук

Блять.

Еб твою мать.

Блять!

Сонхун резко останавливает машину прямо напротив машины Дженни, я распахиваю дверь, прежде чем авто успевает остановиться, и бегу к машине.

Она полностью замолчала после того, как я сказал ей остановиться, поэтому я попросил Сонхуна следовать GPS-навигатору ее телефона и доставить нас сюда со скоростью света.

Последнее, что должна делать моя жена, - это водить машину. Она ни в коем случае не должна садиться за руль. Хуже того, это провоцирующий фактор.

Мама и папа должны были проследить, чтобы она села в машину с чертовым водителем, а не сама. Если бы Минхо не сказал мне, я бы, наверное, уже нашел ее в канаве.

Чем ближе я подхожу к машине, тем тяжелее становится у меня в груди. Я останавливаюсь у двери и делаю большой глоток воздуха, готовясь к катастрофе, о которой мне говорили Сэм, Сонхун, Дженни, Розэ и даже папа.

Катастрофе, которую я сам же и устроил.

Холодный воздух впивается в кожу, а тусклое освещение жилого квартала отбрасывает зловещий ореол на черную машину.

Я наклоняю голову и замираю, увидев, что Дженни облокотилась на руль, отвернувшись от меня, ее волосы рассыпаются шелковистыми волнами, напоминающими падшего ангела.

Слабый звук виолончели проникает через закрытое окно с плавностью колыбельной.

Я дергаю за ручку. Заперто.

Блять.

Это худший случай дежавю.

В последний раз, когда она оказалась без сознания возле машины, я привязал ее к себе навсегда.

Я сказал ей, что у нее нет выбора, но это было далеко от истины.

Она ускользает из моих пальцев с упорством песка, несмотря на мои попытки поймать ее болезнь в ловушку. Удушить ее.

Разобрать ее на части.

Я построил песочные часы, но они трескались уже несколько месяцев, а я отказывался замечать это. Ни в поздних ночных прогулках, ни в бездумном существовании ее призрачной версии.

Однако этот инцидент может довести ее до точки невозврата и уничтожить все остатки песочных часов.

Меня это не волнует.

Если все выльется наружу, я найду способ снова заманить ее в ловушку. Даже если мне придется купить все гребаные пустыни и запихнуть песок обратно внутрь.

Моя челюсть сжимается, когда я осторожно стучу по окну, чтобы не напугать ее, даже если часть меня чувствует, что она слишком далеко, чтобы что-то услышать.

Я делаю это снова, придавая стуку больше силы.

Моя жена вздрагивает, и я замираю, держа руку в воздухе.

Медленно она поднимается и поворачивается в мою сторону, ее скованное движение ничем не отличается от движений робота.

Блять.

Ее глаза затуманены, не пустые, но и не живые. Это загадочная смесь вялости и настороженности.

Она нажимает кнопку на приборной панели, и мне не нужно ничего говорить.

Я осторожно открываю дверь и опускаюсь так, чтобы мое лицо оказалось на одном уровне с ее лицом, пытаясь уменьшить угрожающий фактор.

Запах морепродуктов заполняет мои ноздри, но от нее продолжает исходить аромат сладких цветов.

Моя жена смотрит на меня своими глубокими карими глазами, которые барахтаются между жизнью и смертью.

Как тень ее прежней сущности.

- Привет, - говорю я так мягко, как только могу.

- Привет, - бормочет она в ответ, на ее веках появляется блеск, который постепенно рассеивается. - Ты приехал.

- Конечно.

- Кажется, у меня случилась паническая атака.

- Ты приняла таблетки?

Она лихорадочно ищет их в сумке, из которой высыпалось несколько средств для макияжа, прежде чем достает пузырек с таблетками и протягивает его.

- Я выпила две. Проглотила их всухую.

- Молодец, - я глажу ее по щеке, скольжу пальцами к горлу и надавливаю на точку пульса.

Она откликается на мое прикосновение, ее губы приоткрываются, прежде чем она всасывает таблетку между зубами.

Мой взгляд следит за этим движением, и мой член определенно замечает это, не сумев, как обычно, прочесть всю чертову ситуацию.

Она отпускает губу и выпячивает ее вперед, слегка надув.

- Ты на меня накричал. Мне это не понравилось.

- Больше такого не повторится.

- Спасибо. Сегодня мне было весело с тетей Айрин, и ужин с дядей Юнсоном прошел хорошо.

- Отлично.

- Она передала тебе еду.

- Понятно.

- Вообще-то она для меня, но я поделюсь.

- Спасибо.

- Минхо вернулся и, как обычно, нес всякую чушь.

- Было бы удивительно, если бы это было не так.

- С него бы не помешало сбить спесь.

- Я это устрою.

Ее губы дрогнули в крошечной улыбке, и я испустил долгий выдох. Это она.

Моя жена вернулась.

Я отпускаю ее горло, но только для того, чтобы вывести ее из машины. Но она настаивает на том, чтобы собрать все вещи, выпавшие из ее сумки, и контейнеры с едой.

- Привет, Сон, - она машет ему рукой, ставя контейнеры на пассажирское сиденье. - Будь осторожен с ними, пожалуйста.

Он кивает.

- Я пристегну их на всякий случай.

Я наклоняю голову, наблюдая за ее движениями. Они все еще слегка роботизированы, пальцы двигаются рывками из-за остаточной дрожи, но она говорит без призрачной угрозы.

Она также ведет себя нормально, так что это многообещающий знак.

Убедившись, что сумка с контейнерами пристегнута, она бросает на меня взгляд.

- Ты не будешь против?

- Против?

- Что я называю его Соном.

- Ты хочешь, чтобы я был против?

- Нет, - она улыбается и целует меня в щеку. - Ты можешь быть таким очаровательным, когда уступаешь мне, малыш.

А затем она скользит на заднее сиденье.

Я остаюсь на месте, сопротивляясь желанию прикоснуться к тому месту, где ее губы обожгли мою кожу.

Она только что назвала меня очаровательным и малышом в одном предложении после того, как поцеловала меня в щеку?

Господи, мать твою.

Может, это мне стоит обратиться к врачу, потому что я хочу, чтобы она повторила то, что только что произошло, именно в таком порядке.

А еще лучше, если бы я проверил ее на случай, если ее стервозное поведение подверглось какой-то опасной мутации.

Я мельком вижу, как Сонхун пытается скрыть свою жуткую улыбку. Она исчезает, как только я сужаю на него глаза.

Может, пора сбросить его со скалы? Мне не нравится его недавняя связь с моей женой и то, что она постоянно покупает ему вещи и следит за тем, чтобы он ел. Насколько я знаю, она ему не мать.

Я единственный, за чьим питанием она должна следить.

И нет, я не драматизирую. Это совершенно нормальное поведение, даже по мнению моего отца.

Мама говорит, что я не должен его слушать, но в данном случае она не права.

Я присоединяюсь к жене на заднем сиденье, незаметно выискивая любые тревожные сигналы. Как только машина трогается, она поворачивается ко мне лицом, и на нем появляется загадочный взгляд.

Дженни всегда была открытой книгой, включая ее поведение, требующее внимания, и чрезмерную ненависть в последние пару лет. Я понимал, чего она хочет добиться этим, и часто разбивал в пух и прах любую возможность, когда она могла зайти дальше.

Снова, и снова, и снова, и снова, черт возьми.

Пока она не упала на колени и не смогла увидеть во мне только своего спасителя.

Никого другого. Меня.

И все же сейчас она ощущается чужой. Не той призрачной версией себя, а чем-то другим, чей мелкий шрифт я не могу прочитать.

- Почему я не могу вести машину? - спрашивает она низким, едва слышным голосом.

- Дело не в том, что ты не можешь.

- Дело в том, что я не должна, - заканчивает она. - Я поняла это по твоему нехарактерному гневу. Ты беспокоился обо мне, потому что предвидел приступ паники. Я буду испытывать его каждый раз, когда сажусь за руль?

- Скорее всего.

- Поэтому ты не дал мне сесть за руль в тот раз, когда я разбила твою машину?

- Верно.

- Это провоцирует приступы?

- Да.

- Это не было проблемой до того, как я потеряла память.

- Теперь стало.

- Почему?

- Неважно.

- По твоему мнению?

Я киваю.

- Хорошо, но ты хочешь знать, что я думаю?

- Валяй, - говорю я, хотя мне не нравится, к чему ведет этот разговор, не говоря уже о ее апатичном тоне и невыразительном лице.

- Я думаю, ты не хочешь, чтобы я знала о несчастном случае, который, как я полагаю, может иметь травматические последствия, способные повлиять на мое состояние.

Я барабаню пальцами по бедру, демонстрируя бесстрастность, которая прямо противоположна реву тревоги, разгорающейся в моем мозгу. Мой голос более спокойный, более контролируемый, чем у нее.

- Ты что-то вспомнила?

- Только несколько образов, где я лежу возле машины и смотрю на кровь. Ты был там, - ее вуаль нейтралитета спадает, и она смотрит на меня с дрожащим подбородком. - Это правда?

- А мои суждения о том, что в твоих воспоминаниях правда, а что ложь, считаются?

- Да.

- Почему?

- Потому что ты видел меня в худшем состоянии и остался.

- Почему ты так думаешь?

- Я не идиотка, Чонгук, и у меня также достаточно самосознания, чтобы понять, что ты наверняка видел ту мою версию, в которой столько проблем, что ее нельзя выпускать на улицу, и все же ты не отправил меня обратно к родителям и не запер в психиатрической клинике. Ты никогда не относился ко мне как к ненормальной, и я благодарна тебе за это. Нет, я благодарна тебе сверх меры. Я в долгу перед тобой и поэтому доверяю тебе в этом вопросе.

- Не стоит доверять мне. Я не могу доверять себе большую часть времени, так что и ты не должна.

Маленькая улыбка искажает ее губы, и мне хочется впиться зубами в них и высосать ее кровь. Мне нужно, чтобы она перестала улыбаться, иначе ей не понравятся последствия ее действий.

- Я все еще думаю, что тебе можно доверять больше, чем моей голове, - шепчет она. - Хо упоминал о моем бывшем психотерапевте и ненормальном поведении, но я проигнорирую это и свои ненадежные воспоминания, если ты мне так скажешь.

Моя челюсть сжимается. Этот ублюдок Минхо, похоже, вернулся на свои похороны. Желание, которое я исполню скорее раньше, чем позже.

- Что еще сказал Минхо?

- Как обычно, всякую ерунду.

- Какую ерунду?

Ее щеки покрылись красным румянцем, и мне это ни капельки не нравится. Какого черта она краснеет, когда думает об этом мерзком ублюдке?

Она прочищает горло.

- Ничего важного.

- Скажи мне, и я решу, важно это или нет.

- Да ничего особенного, - она внимательно смотрит на меня. - А как насчет всего остального, что я только что упомянула? Тоже ничего?

Я вижу надежду в ее глазах и потребность поверить в эту темную сказку, которую я для нее построил.

Я вижу следующую трещину в песочных часах, и вместо того, чтобы позволить всему идти своим чередом, я накладываю еще одну окровавленную штукатурку на ожидающего своего часа пыльного дьявола.

Я позволяю своей руке обхватить ее руку поменьше и говорю:

- Ничего страшного.

По ее телу пробегает дрожь, она выдыхает и вскидывает руку, переплетая наши пальцы.

- Спасибо.

Я смотрю на контраст ее светлой кожи с моей и сверкающих розовых ногтей, которые она часто прикладывает везде, где может дотронуться до меня. Я могу оставить следы по всему ее горлу, сиськам и заднице, но моя жена никогда не оставляет своих. Даже если я связываю ее, она как-то находит способ бесследно вцепиться в меня когтями.

Мой телефон вибрирует, и я игнорирую его, вероятно, потому что это означает отпустить ее.

Однако, когда он снова вибрирует, я достаю его свободной рукой.

Папа: Я жду тебя завтра на совещании по проекту «Ансил».

Несмотря на абсолютное неудобство при наборе сообщения одной рукой, я все равно делаю это.

Чонгук: С каких это пор посторонним разрешается присутствовать на стратегических совещаниях?

Папа: Ты не посторонний. Ты снова в списке.

Чонгук: Почему? Давление со стороны мамы?

Папа: И твоей жены.

Я смотрю на экран, потом на Дженни, которая выжидающе смотрит на меня. Давление со стороны кого?

Моей жены?

С каких это пор она может давить на моего отца?

Чонгук: Ты уверен, что не имеешь в виду ТВОЮ жену? Насколько я знаю, она единственная, кто может на тебя давить.

Папа: Дженни сказала мне, что причины, по которым ты ушел со встречи и проткнул Маншика ножом, связаны с ней. Есть ли причина, по которой ты сам не поделились этими подробностями?

Чонгук: Я не люблю оправдываться.

Папа: Я твой отец, Чонгук. Передо мной ты можешь оправдываться.

Чонгук: Мне это не нравится, и я не хочу, чтобы меня восстанавливали в проекте из-за моей жены.

Папа: Ну, так или иначе ты восстановлен, и тебе следует научиться быть благодарным.

Я поднимаю голову и вижу, что жена все еще наблюдает за мной, ее пальцы крепко сжимают мою руку, словно предугадывая мой следующий шаг.

- Что ты сказала моему отцу? - я выдергиваю руку.

Она не отпускает меня так просто, и один из ее ногтей вонзается в мою кожу.

Дженни не скрывает разочарованного взгляда.

- Правду.

- Почему у тебя сложилось впечатление, что ты можешь рассказать ему все?

- То, что тебя обвиняют и выгоняют из проекта, а он не знает правды.

- Если бы я хотел ему сказать, я бы сказал.

- Но ты не захотел, поэтому я сделала это за тебя.

- Ты сделал это за меня? Я должен поаплодировать стоя? Мне не нужно, чтобы моя жена оправдывалась за меня. Из-за твоих ненужных действий он даже не воспринимает меня всерьез.

- Эй. Он твой отец, а не надзиратель, и он определенно воспринимает тебя всерьез.

Машина останавливается перед домом, и я скрежещу зубами.

- Не будь такой назойливой, Дженни. Ясно?

- Мне жаль, что я пыталась помочь, - ее подбородок дрожит, когда она распахивает дверь и выходит, прежде чем засунуть голову обратно. - И для протокола, спасибо было бы достаточно.

Она бросается к выходу, когда Сонхун открывает мою дверь, и я клянусь, что этот ублюдок глазеет на меня.

- Что? - рявкаю я. - Она совала свой нос в мои дела.

- Вы женаты. Это ваше общее дело.

- Я не могу в это поверить. Ты теперь на ее стороне?

Он просто отводит взгляд, как будто это я неразумен.

- Для протокола, - говорит Сонхун, когда я выхожу из машины. - Ее напрягал тот факт, что из-за нее вас дважды выгнали из проекта, и она придумывала способы помочь. Вы полагаете, ей было легко пойти к вашему отцу и назвать себя причиной? Вы верите, что такая гордая особа, как она, хочет, чтобы родители считали ее слабостью?

Моя челюсть сжимается.

- Ты сегодня слишком много говоришь. Это твой двухнедельный лимит?

- Нет, это мое уведомление о гуманности, - говорит он с пустым лицом, прежде чем повернуться и уйти.

Мои шаги длинные и скованные, когда я прохожу через дом. Как только я захожу в свою комнату, я вижу там Дженни, ее сумку на полу и руку на бедре.

Она впервые зашла в мою комнату. Обычно я хожу в ее.

- Что теперь? - спрашиваю я нетерпеливым голосом, снимая пиджак и аккуратно кладя его на стул.

- Я хочу переехать.

- Куда переехать? Мы живем в одном доме.

- Я хочу переехать в твою комнату.

Я ослабляю галстук.

- Это ты хотела отдельные комнаты.

- Ну, я передумала.

- А я нет.

- Почему?

- Потому что я верю в приватность, - и в то, что это не должно провоцировать ее приступы.

- О, понимаю, - она делает шаг ко мне, заставляя меня посмотреть на нее. - В таком случае, я верю в пространство.

- У тебя есть все необходимое пространство. В твоей комнате.

- Ты придешь трахнуть меня сегодня вечером?

- Я не думал, что ты будешь в настроении после всего.

- Да. Злой секс - мой любимый.

Мой член твердеет под брюками, будучи настоящим мудаком и не понимая, что здесь происходит.

- Правда?

- Да. Ты, оказывается, достоин трахать меня.

- Достоин? Ты кричишь на весь дом, когда мой член заполняет твою киску, миссис Чон. Я думаю, что более чем достоин.

- Я сказала то, что сказала, - она изучает свои ногти. - Ну? Ты придешь?

- Я подумаю.

- Думай быстрее, - она встает на цыпочки и поглаживает невидимую складку на моей рубашке. - И пока думаешь, подумай еще и о том, будешь ли ты смотреть на мое лицо, находясь внутри меня, потому что только так я позволю тебе прикоснуться ко мне.

Она опускается обратно и одаривает меня сладкой улыбкой.

- Тебе также придется делить со мной постель. Я не твоя шлюха, Чонгук. Я твоя жена, и ты будешь обращаться со мной подобающе.

Я растянул губы в ухмылке.

- В чем причина такой внезапной перемены? Я думал, ты согласилась, что нам не нужна близость.

- Я передумала. Так что либо ты даешь мне то, что я хочу, либо я найду кого-то, кто даст. Подумай об этом, хорошо?

Я хватаю ее за локоть, мои пальцы впиваются в кожу.

- Не будет никакого другого, Дженни. Для тебя этот корабль уже давно уплыл.

Она целует уголок моего рта.

- Тогда тебе лучше думать быстрее, малыш.

А потом она выходит из комнаты, покачивая бедрами и откидывая волосы.

И я знаю... просто знаю, что ради этой женщины я уничтожу все.

В том числе и ее спасательный круг.