Лежу на диване и смотрю в потолок. Сон мне не принёс никакого облегчения.

Вернувшись вчера поздно домой, я пыталась как-то принять факт того, что ситуация обрела не самый радужный поворот. Я разбудила детей своим возвращением и, вероятно, рыданиями в ванной комнате. Мне пришлось рассказать им, что случилось, не называя имён. Я не упоминала Дамиана, чтобы не пугать их ещё больше, но видела страх в их глазах. Видела, как Элла нашла руку брата и сжала её. Я видела, как разрушились их надежды уйти от меня, и они поняли, что их мечты о свободе не сбудутся. И мне бы радоваться, что ребята останутся со мной, но лучше бы они ушли, как и хотели, жили, ошибались, пробовали, чем вот это всё.

Ладно, времени, чтобы горевать уже нет. Нужно что-то делать. Первое — отправиться в супермаркет и купить продукты на неделю. Второе — отвезти детей в больницу, чтобы они сдали анализы и посетили врачей. Третье — помочь Элле с тестами и проектами, чтобы она могла сдать их на следующей неделе. Четвёртое — съездить в понедельник в школу и поговорить с директором. Пятое — написать речь без употребления матерных слов, угроз и истерик. Шестое — взять себя в руки.

Следуя своему плану, пишу записку детям о том, что я поехала в супермаркет, и они должны дождаться меня, чтобы мы начали бороться за их будущее. У нас всё получится.

Набрав полную тележку исключительно полезных продуктов и всё оплатив, я добегаю до машины и загружаю пакеты внутрь. Проверяю мобильный, надеясь, что кто-нибудь из детей мне написал о том, что они уже проснулись и ждут меня. Нет. Они ещё спят. Неудивительно, ведь ночь была сложной для всех нас.

Вернувшись домой, я вижу, что моя записка так и лежит на столе. Я вычёркиваю «супермаркет» и пишу «прачечная». Собираю грязную одежду и спускаюсь в подвал, где у нас в доме располагается прачечная. Читаю в интернете законы по поводу опекунства и жду, пока бельё выстирается. К сожалению, я убеждаюсь в том, что если социальная служба посчитает нужным и важным шефствовать над какими-то детьми до достижения ими двадцати одного года, то они имеют право подать такое прошение в суд, который его одобрит. А также я захожу на несколько форумов, где люди обсуждают подобные проблемы. Ситуация становится абсолютно дерьмовой, потому что суд я не выиграю без связей, без огромных денег и без доказательств, что все обвинения против моих детей были сфабрикованы. Нет, школа вряд ли откажется от своих слов. Наоборот, им выгодно отчислить моих детей, чтобы освободить места или же доказать своими действиями, что они очень взволнованы безопасностью детей и их здоровьем.

В общем, когда я возвращаюсь домой, то снова оказываюсь в тупике. Конечно, я могу смириться с тем, что мы будем на испытательном сроке ещё три года. Но дети и без того в ужасе, и я не в силах позволить кому-то пугать и насильно заставлять их прогибаться под систему. Нет. Я найду выход.

— Чёрт, ребята, уже два часа дня, вставайте. Мы не успеем сдать анализы и посетить врачей. Нам срочно нужно попасть в больницу сегодня, — говорю я, стучась одновременно в две спальни. Мне повезло, наверное, в том, что коридор узкий и маленький, поэтому разрываться не нужно между комнатой сестры и брата.

Я жду возмущений или же стонов, или же слов «не хочу», но ничего не происходит. Снова стучу в обе двери, ответа так же нет.

— Элла, я вхожу, — предупреждаю и жду её криков. Ничего.

Хмурясь, открываю дверь в комнату сестры и вижу, что её нет. Кровать заправлена, всё прибрано, а сестры нет. Распахиваю дверь в спальню брата, там тоже порядок, но Бранча нет.

— О господи, — панически шепчу. — Они сбежали.

Бросаюсь к шкафу сестры. Открыв его, я удивлённо смотрю на забитый шкаф одежды. Достаю банку, в которой она хранит наличные, деньги на месте. Они не могли сбежать без денег и без одежды, без ноутбуков и зарядных устройств к своим телефонам. Они без этого жить не могут. Где же дети?

Подбегаю к своей сумке и достаю мобильный. Я звоню то Элле, то Бранчу, но ни один из них не отвечает. Пишу им обоим сообщения о том, что я волнуюсь, и они должны мне сказать, что хотя бы живы. Мои нервы уже не стальные. Они давно перестали быть такими, потому что с этими детьми никаких сил не найти, чтобы вытерпеть их выходки.

Только через час моих истерических проверок их вещей и подтверждения того, что они точно не сбежали, мне приходит сообщение от Эллы: «Мы живы. Скоро будем дома. Приготовь что-нибудь поесть. Мы жутко голодные. Нас будет трое».

Я облегчённо вздыхаю и закатываю глаза. Убью их к чёрту. Сегодня мы должны были сходить в больницу и вчера обсуждали это, они были согласны. Но мы просрали этот день, придётся ехать в больницу завтра, а это значит, что результаты анализов задержат, и школа может не допустить детей к урокам. Я поговорю с директором и объясню, что мы не успели. Да, ничего страшного. Но меня всё же тяготит факт того, что никакого влияния на детей я не имею. Им плевать на мои слова и просьбы. Они меня ни во что не ставят. Это обидно. Я же стараюсь для них, а в итоге получаю не помощь, чтобы спасти нашу семью, а новые проблемы.

Я готовлю чили и спагетти, ожидая, когда дети появятся. Они ещё и друга приведут. А то нам проблем мало. Или это будет парень Эллы. Хотя я понятия не имею, встречается она сейчас с кем-то или нет.

Помешивая чили, слышу, как открывается входная дверь и раздаётся смех сестры. Я готова убить их, клянусь. Первым входит Бранч, бросая рюкзак на пол.

— Где вы были, чёрт возьми? — возмущаюсь я полушёпотом.

— В аду, — бурчит Бранч. — Теперь я знаю, как выглядит ад. Я несколько часов слушал флирт Эллы и готов умереть.

Недовольно цокаю и упираю руки в бока.

— Привет, Никс, — улыбаясь, Элла входит в квартиру. — Пахнет офигенно. Ты приготовила чили? Круто!

— Где вы были? — повторяю свой вопрос, выключая конфорку.

— Не парься, мы всё сделали. Мы сдали анализы, — сестра отталкивает меня от плиты. — И мы были у психиатра. Результаты тебе пришлют по почте.

— Вы были в больнице? — недоверчиво шепчу я.

— Ага. Мы молодцы, — кивает сестра. — И мы не одни. Сегодня с нами будет обедать наш новый друг. Он такой классный. Я влюбилась.

— О ком она говорит? — шёпотом спрашиваю Бранча.

— Тебе лучше не знать. И не дай бог, этот придурок начнёт с ней встречаться. Он старый.

— Кто он?

— Сейчас поднимется. Мы пригласили его на обед к нам. Это было очень вежливо с нашей стороны, тем более он помог нам. Без него бы мы проходили медосмотр год, а так за несколько часов управились.

— Кто это? — уже повышаю голос.

— А вот и он, — улыбается ещё шире Элла.

Я поворачиваю голову, и всё внутри меня падает вниз. Какого чёрта?

— Ты помнишь Дамиана, Никс? Он был твоим клиентом и покупал свечи вчера? — спрашивает Элла, подскакивая к нему, а я сглатываю от страха.

— Конечно, она его не помнит. Было бы что помнить. Мы есть будем сегодня или нет? — возмущённо бубнит Бранч и, включая кран в раковине, и моет руки.

— Привет, Оникс. Рад снова тебя видеть. Надеюсь, ты не против, что я отвёз детей в больницу и прошёл с ними медосмотр?

Этот козёл ещё смеет улыбаться мне.

— Она не против. Никс всегда занята. Так что ты наш герой, и мы обязаны тебя накормить. Никс редко готовит, зачастую Бранч, но сегодня тебе повезло. Никс приготовила её фирменный чили, — хихикает Элла.

Так и бы ударила её по макушке, чтобы она закрыла рот.

— Хм... Дамиан, удели мне минуточку, — медленно прошу я.

— Не слушай её. Никс слишком...

— Закрой рот, — рявкаю на Эллу и перевожу злой взгляд на Дамиана. — Живо. За мной.

Направляюсь в сторону ванной комнаты и слышу, как Дамиан убеждает Эллу, что всё в порядке. Я покажу ему, как всё в порядке. Мои дети привели в наш тыл врага! Какой же он урод!

Хватаю Дамиана за кожаную куртку и затаскиваю в ванную комнату, а затем захлопываю дверь.

— Какого чёрта ты делаешь? — злобно шиплю.

— Помогаю. Я отвёз детей...

— Я не глухая и всё слышала. Как ты смеешь влезать в мои дела и использовать моих детей? Ты враг, — указываю на него пальцем.

— Оникс, я не враг. Я вчера сказал тебе, что я не враг. Я просто помогаю. Дети должны были пройти медосмотр ещё пару дней назад, чтобы результаты...

— Не заговаривай мне зубы, — одёргиваю его.

— Не смей. Ты враг и использовал наивность детей себе во благо. Точнее, во благо твоей коррупционной конторе. Я заявлю на тебя в полицию, — угрожаю ему.

— И что ты им скажешь? Что я, социальный работник, которого назначали дать своё оценочное мнение состоянию детей, взял этих детей и отвёз в больницу, устроил им медосмотр без очередей и записи, находился рядом с ними и вернул их домой целыми и невредимыми? — прищуриваясь, спрашивает он.

— Нет, я заявлю на тебя, как на развратника.

— Ты с ума сошла? — удивляется Дамиан.

— Элла ещё несовершеннолетняя, мистер, а ты соблазняешь её. Ты плохо влияешь на мою девочку, и это незаконно. Я скажу, что ты преследуешь её и развращаешь. Ты педофил. К тому же ты не назначен нашим социальным работником. У нас эта рыжая, вредная задница Джордж.

— Ты серьёзно? — усмехается он.

— Абсолютно.

— Это ведь глупо.

— Нет, это довольно серьёзное обвинение, и я создам тебе проблемы, если ты не отвалишь от моей семьи. Ты обманул меня, а теперь обманул и моих детей.

— Им практически восемнадцать.

— Они мои дети. И они понятия не имели, кто ты такой. Когда они узнают, что ты использовал их для того, чтобы разрушить нашу семью, то порубят тебя на кусочки.

— Это уже угроза должностному лицу, Оникс, — улыбается Дамиан.

— Тогда какого чёрта ты улыбаешься? — спрашивая, пихаю его в плечо.

— Потому что ты выглядишь очень комично, когда пытаешься быть грозной. Теперь я не удивлён тому, почему ребята не воспринимают тебя всерьёз. Ты не умеешь злиться.

Я сжимаю от ярости кулаки. Ненавижу дебаты. Я всегда проигрывала на них, а прежде меня тошнило. Во втором классе меня вырвало прямо на уроке, и учёба в младшей школе стала для меня адом. Хорошо, что обучение в средней школе, работа над школьной газетой и прыжки с помпонами дали мне возможность утереть нос всем. И грудь у меня рано выросла, иначе бы я не выжила в школе. И сейчас та же ситуация повторяется.

От бессилия не могу придумать ничего лучше, как пнуть этого придурка по ноге. И я это делаю. Я зачастую в таких ситуациях дерусь, а не использую свой голос или разум. И да, я смачно бью смачно его в ногу, отчего Дамиан охает и стонет, прыгая на одной ноге.

— Ты рехнулась? — возмущается он.

— Ты нападал на меня, — защищаюсь я. — Теперь ты видишь во мне угрозу?

Я упираю руки в бока. Дамиан замирает и опускает ногу на пол.

— Нет, я вижу в тебе дикую и яркую розу. С шипами. Такие розы разводила моя мама, и она всегда говорила мне, что если я приручу дикие розы, то смогу ничего не бояться. Я приручил их, — Дамиан переворачивает руки ладонями вверх, и я замечаю мелкие шрамы.

— Ты больной? — обескураженно шепчу я. — Мы вроде бы ругались.

— Я не ругаюсь с дамами, Оникс. Я мужчина, и мне не простительно вступать в перепалки с дамами.

— С дамами? Из какого ты века, парень? — усмехаюсь я.

Он пожимает плечами и протягивает мне руку.

— Перемирие?

— Никогда, — отрицательно качаю головой, а он улыбается ещё шире.

— Что ж, тогда мне придётся остаться и попробовать чили. Если оно такое же, как у Сильвии, то я снова окажусь в раю, — Дамиан подмигивает мне и открывает дверь ванной комнаты.

— Подожди... откуда... ты знаешь мою маму? — шокировано выдыхаю я.

— Сильвия из кафе «Вид» твоя мама? Я думал, что твои родители мертвы.

— Ох... нет. Мою маму звали так же, — хмурюсь я.

— Совпадение, — Дамиан пожимает плечами и направляется к детям.

Какого чёрта он обвёл меня вокруг пальца? Я же собиралась выгнать этого наглеца. Но ничего. Раз враг на моей территории, то я буду уничтожать его медленно. Очень медленно.

Возвращаюсь в кухню, а на столе уже расставлены лучшие тарелки и стаканы, даже апельсиновый сок налит в праздничный графин. Я вижу, что Элла буквально вешается на Дамиана, но он ведёт с ней себя вежливо. Хорошо. Хотя бы так. Но я разрушу врага.

— Этот придурок сказал, что вы друзья. С каких пор у тебя такие друзья? — хмурясь, спрашивает Бранч, пока я раскладываю обед по тарелкам.

— Он мне не друг. И тебе он тоже не друг. Он просто... случайный знакомый, — шёпотом отвечаю.

— То есть какой-то урод клеит тебя таким образом? Мне разобраться с ним? — спрашивая, Бранч выпячивает грудь, чем вызывает у меня улыбку.

— Не нужно, я сама. Он ведь, правда, помог нам. Только откуда он взялся?

— Он пришёл сюда, когда тебя не было. Разбудил Эллу, я был в наушниках и ничего не слышал. А потом она разбудила меня своим визгом, я ничего не соображал первый час, а потом когда сообразил, хотел написать тебе, но забыл мобильный. Он преследует тебя? Ты дала ему наш адрес?

Сказать или нет, что я ничего не давала этому человеку, он просто социальный работник, который знает о нас всё и собирается уничтожить.

— Лэйси убедила это сделать. Не волнуйся, я от него избавлюсь, — обещаю я.

Бранч кивает и относит тарелку за тарелкой. Когда всё готово, то мы садимся за стол. Дети расположились по бокам от меня, и мне приходится смотреть на Дамиана, снявшего куртку, и теперь демонстрирующего свои крепкие бицепсы под футболкой. И татуировки. Много татуировок. Это законно иметь татуировки тем, кто работает в опеке?

— Вау, у тебя так много татуировок, — восхищённо шепчет Элла.

— Ага, как у заключённого. Ты сидел? — язвительно поддевает Дамиана Бранч.

— Нет, я не сидел. Татуировки для меня стали необходимостью, — отвечает с лёгкой улыбкой Дамиан.

— Мне тоже они необходимы.

— О-о-о, да, набей татуировки на своём ужасном лице и прекрати пугать им всех вокруг, — фыркает Бранч, теперь задевая сестру.

— Хватит, — поднимаю руку, не позволяя Элле ответить, — у нас гость. Это будет крайне невежливо ругаться перед ним. Но всё же, откуда такая необходимость в татуировках? Что ты ими перекрыл, Дамиан? Неудачную татуировку? Или следы суицида?

— Никс, — шипит на меня Элла, а я довольно улыбаюсь, глядя Дамиану в глаза.

На его запястьях выбиты листья, они покрывают всю его руку, в некоторых местах распускаются розы, а кое-где бутоны ещё закрыты.

— У меня было не самое лучшее детство. Я рос в неблагополучной семье. Моя мама умерла, когда мне было восемь. Она сильно болела и не могла быть ни женой, ни мамой. Когда мама только заболела, мой отец начал пить. У неё был рак шейки матки, она перенесла операцию, но началось воспаление. Она лечилась, а потом бросила лечение из-за нехватки денег. Отец гулял от неё, принёс домой ребёнка, когда мне было семь, а брату три года. Он усыновил его. Мать этого ребёнка потом появлялась у нас в доме для того, чтобы выпить вместе с отцом, пока мама лежала наверху, а затем и вовсе пропала. Насколько я знаю, её насильно убили. В общем, у меня был не лучший отец. Он часто бил меня из-за того, что я защищал маму или брата. Вообще, он бил меня всегда, когда был не в духе. А не в духе был он очень часто. От его наказаний остались шрамы, и я хотел забыть о них, распустив свои розы, которые выросли благодаря татуировкам и одной прекрасной возможности уметь защищаться.

Слушаю Дамиана, и его история мне кажется очень знакомой. Ещё в ванной я поняла, что где-то уже слышала про дикую розу.

Дикая роза.

— Господи, какой ужас, — шепчет Элла и сжимает руку Дамиана. — Мне очень жаль.

— Я уже в порядке, — заверяет её Дамиан.

— Поэтому ты занимаешься боксом до сих пор? — спрашивает Бранч.

— Да, я не только занимаюсь боксом, но у меня есть ещё и школа, которую я открыл четыре года назад. Иногда я веду там тренировки. В мою школу берут всех детей, которым нужно научиться себя защищать.

— То есть бесплатно? — уточняет Бранч.

— Именно так, парень. Бесплатно.

— А откуда ты берёшь деньги, чтобы содержать школу? — интересуется Элла и восхищённо смотрит на Дамиана.

— Мой дядя часто устраивает благотворительные балы, а также я состою в фонде помощи детям из неблагополучных семей. Люди помогают. Это всегда так было. Не все уроды в этом мире. Находятся и такие, кто протягивает руку помощи. Однажды и мне протянули, иначе я бы умер. И с того момента я всегда хотел продолжить это дело. Показать людям, что мир не безразличен к их бедам.

Пока они разговаривают, мой мозг работает, пытаясь вспомнить, где же я всё это слышала. Где? Когда? Кто мне говорил об этом? Папа? Нет... нет...

— А кто тебе помог? Твой дядя?

— Нет, — на губах Дамиана появляется мягкая улыбка. — Нет, одна девушка. Дикая роза. Единственная из всех, у кого оказалось доброе сердце. Она была прекрасным человеком. Я всегда считал, что богатые люди ненавидят бедных, презирают их и издеваются над ними при любом удобном случае. И ведь это правда, но она, именно она показала мне, что везде есть плохие и хорошие люди, и не стоит по внешнему виду и их достатку судить о человечности. Именно она протянула мне руку помощи, когда я больше всего нуждался в ней. Она была моим ангелом хранителем несколько месяцев, пока не улетела помогать другим людям.

Приборы падают из моих рук. Они звенят. И этот шум отдаётся в моих висках. Словно сквозь тёмную и мутную пелену я вижу то, что пыталась найти.

Я смотрю в синие глаза Дамиана, и меня откидывает в прошлое, на много лет назад.