Как говорится, утро добрым не бывает. В моей жизни подтверждение этому находится каждый день. Увы, утро для меня начало новых сложностей, проблем и работы. Я не могу отказаться от смен в баре, потому что деньги нам понадобятся. Я боюсь, что понадобятся огромные деньги на адвокатов, когда дело дойдёт до суда. А с такими «багажом» это вероятно. Поэтому думать о том, чтобы перестать работать, я не могу. И пусть я уже практически не соображаю и наливаю вместо кофе, яблочный уксус и развожу его горячей водой, но у меня есть цель. Скоро мой выходной. Это единственный день в две недели, когда я могу заняться домом. Из социальной службы мне пока никто не звонил, но я уже вся на нервах.

— Ты в курсе, что там уксус, да?

Я поднимаю голову на Эллу, подавляющую зевок.

— Да, — киваю, выливая содержимое кружки в раковину.

— Ты вчера поздно вернулась, — замечает она.

— Я совершеннолетняя и могу возвращаться тогда, когда хочу, — фыркая, мою кружку и достаю теперь банку кофе.

— Я пытаюсь с тобой разговаривать, Никс.

— У меня сейчас нет времени и настроения разговаривать, Элла. Займись уроками, — сухо отвечаю, размешивая кофе, и смотрю в маленькое окно над раковиной на пасмурное небо и очередную стену из дождя.

— То есть я должна ждать, когда у тебя появится настроение, чтобы решить проблемы? Ты нормальная?

— Что ты хочешь, Элла? — злобно спрашиваю, поворачивая к ней голову.

— Ау, у нас куча проблем. Нас с Бранчем могут отчислить из школы, мы потеряем возможность получить стипендии, на нас натравили социальную службу, и нам нужно в больницу, чтобы сдать анализы. Этого мало?

— Что ты хочешь от меня, Элла?

— Как что? Реши всё это. Ты же наш опекун. Ты уже придумала, что мы будем делать?

— Нет. Я не придумала. Я не знаю, что нам делать дальше. Не знаю, как всё это решить. Я не думаю, что это нам нужно.

— Что? Как это? — Сестра отступает на шаг назад и непонимающе смотрит на меня.

— Элла, — глубоко вздыхаю и провожу ладонью по своим волосам, — не думаю, что вам со мной хорошо. Я не знаю, что делать с вами обоими дальше. Я всё ещё в шоке оттого, что вы на грани отчисления. Вы совершенно безответственные и практически просрали своё будущее. Я не знаю, понимаешь? Не знаю, что мне делать дальше. Я безумно устала каждый день пахать, как проклятая, приходить домой и решать всё сама. Устала, поэтому я не знаю, что нам делать дальше. В больницу вы можете съездить и сами. Я не нужна вам там. У вас есть направления, вы не учитесь на этой неделе, поэтому если вам это нужно, то делайте. Я не могу больше приказывать вам жить так, как я думаю, вы должны жить. Прости, Элла, но мне не нравится то, кем вы оба стали.

— То есть... ты что, бросаешь нас? Ты же сама сказала, что тебя могут посадить, если социальный работник докажет, что в нашей семье нездоровая атмосфера. Но тебе ведь это невыгодно. Ты не хочешь сидеть за решёткой, поэтому ты должна всё решить, — прищуриваясь, произносит сестра.

И я чувствую вину, которую она вызывает во мне своими словами. Понимаю, что она делает, но как бы мне ни хотелось участвовать в спасении своих брата и сестры, я буду держаться до последнего.

— Ты права, я не хочу сидеть за решёткой, но если это поможет вам узнать мир, познакомиться с ним и начать думать головой, то пойду на такую жертву. Не вижу в этом ничего плохого, потому что хуже того, что с нами уже случилось, не может быть. Тюрьма против всего этого не так уж меня и пугает, — окидываю взглядом маленькую гостиную и останавливаюсь на шокированном лице сестры.

— Так нельзя поступать, Никс. Это... так не должно быть, — шепчет она.

— А как должно быть? Я должна продолжать позволять вам травить и себя, и меня? Нет. Вы предали моё доверие. Оба предали, а ты в особенности, Элла. Я ведь поддерживала тебя. Позволяла тебе всё, что ты хочешь. Я молча давала тебе деньги на развлечения, одежду, дорогие костюмы для выступлений, курсы, поддержание твоего внешнего вида модели, но тебе этого мало. И даже дело не в том, что ты не ценишь ничего, что тебе дают. Ты опустилась до уровня проститутки, Элла. Ты продала свою душу ради каких-то денег. Тебе даже не стыдно за то, что какие-то ублюдки дрочат, пока ты показываешь им свои гениталии. Это отвратительно.

— Я не раздевалась. Клянусь. Я была в белье, — быстро вставляет она.

— Это ничего не меняет, Элла. У тебя куча проблем. Помимо этого, твой вес и твоё здоровье. У тебя пропали месячные. Думаешь, я этого не заметила? Думаешь, что прокладки и тампоны появляются по взмаху волшебной палочки? Нет, всё это я покупаю. И в последние полгода у тебя пропал цикл из-за того, что ты уже нездорова. Ты продолжаешь наедаться, а потом вызываешь рвоту. Ты то ничего не ешь, то всё подряд. Ты учишь этому других девочек и портишь их жизни. Это плохо, Элла. Когда ты уже поймёшь, что я тебе не враг? Ты сама себе самый главный враг. И я не могу повлиять на тебя, потому что ты этого не хочешь. Я не могу изменить тебя и точно не смогу убедить социального работника в том, что ты здорова, когда это не так. Не смогу доказать ему, что я имею на тебя влияние. Так что я должна делать сейчас? Смириться? Нет. Я просто отошла в сторону. Тебе решать, какой будет твоя жизнь. Я не знаю, что мне ещё сделать, чтобы ты поняла, что мне можно доверять.

— А ты не думала, что я тебе не могу доверять, Никс? Ты никогда не поддерживала меня. Никогда не спрашивала у меня о моих страхах. Тебе было плевать на меня, но зато о Бранче ты заботилась, потому что он умный, — Элла толкает меня в плечо, и я отступаю назад.

— Я не буду доказывать тебе, что люблю вас в равной степени, потому что это всё равно не поможет. Если ты не доверяешь мне, найди того человека, у которого сможешь попросить помощи, потому что иначе умрёшь. И я всегда поддерживала тебя, Элла. Я ничего тебе не запрещала. Даже когда ты переспала со своим парнем в четырнадцать лет, я просто попросила тебя использовать презервативы и следить за этим. Так что не делай меня крайней в своих решениях. Это ты, Элла, решила поступать так, а не я. Это ты получила результат своих поступков в прошлом. Так почему теперь я должна решать всё за тебя? Нет. Не буду. Ты сказала, что уже взрослая, так живи, как взрослая. На этом разговор окончен. Мне пора на работу, чтобы кормить, одевать вас и платить за услуги адвокатам, если они понадобятся. И я могла бы заработать больше денег, если бы опустилась до твоего уровня и светила бы своей голой задницей. Но у меня есть уважение к себе, чего тебе не хватает. Чего ты себя лишила. Ты унизила себя, так и живи с этим. А мне за тебя стыдно. Ты...

Мою щеку пронзает резкая боль, и голова дёргается. Я прикладываю ладонь к горящей щеке и с ужасом смотрю на сестру.

— Ты ничтожество, Никс. Я хочу, чтобы ты сдохла и вернула мне моих родителей. Я тебя ненавижу! — кричит Элла в слезах.

— Ты ударила меня, — шокировано шепчу.

— Да, и я ударю снова, если ты назовёшь меня шлюхой. Куда мне до тебя, да? Ты же у нас идеальная. Ты работаешь, бедняжка, не покладая рук. Ты поставила крест на своей жизни, и тебя все жалеют. Ты выставляешь нас с братом моральными уродами. Если ты так нас ненавидишь, то не стоило нас забирать. Без тебя нам было бы намного лучше. И ты виновата в том, что мы с Бранчем стали такими. Ты нас воспитала, так пожинай свои плоды, Никс. Ты ничтожество, вот ты кто. Да ни один мужчина на тебя не посмотрит. У тебя даже друзей нет, парня нет, никого нет, потому что никто в тебе человека не видит. Ты омерзительна. Ненавижу тебя. Ненавижу. Чтоб ты разбилась на своей машине.

Элла убегает в свою комнату, а я оседаю на пол. По моим щекам бегут слёзы, я продолжаю прижимать ладонь к щеке и не понимаю, что сделала не так. Да, может быть, сказала всё слишком жёстко, но я имела право. Я отвечаю за них и нахожусь в панике. Моя жизнь становится всё хуже и хуже. Господи.

— Ах да, забыла. Если тебе настолько сильно нужны деньги, что ты обвиняешь нас с братом в том, что умираешь на работе, то подавить ими, — Элла бросает в меня купюры и мелочь.

Жмурюсь от того, как больно бьёт металл по моей коже.

— Прекрати это, Элла, — раздаётся злой голос брата.

— Нет. Я устала молчать, и ты тоже устал. Пора ей узнать, что мы думаем о ней. Вытащи свой язык из задницы и скажи ей. Давай, — огрызается она. Я это заслужила? Всё это?

— Ну же, Бранч. Ну же. Вчера ты говорил о том, что она вечная жертва, и поэтому у неё всё плохо. Вчера ты был зол на неё за то, что она даже не защитила нас перед директором. Вчера ты ненавидел её так же, как и я. Вчера мы были на одной стороне! Говори ей! — Элла тычет пальцем в меня, пока я медленно поднимаюсь на ноги. Я с болью смотрю на Бранча, бледного и загнанного в ловушку.

— Говори. Я хочу знать, — хрипло подаю голос.

— Ладно. Я люблю тебя, Никс. Но ты всегда прикрываешься нами, чтобы не жить. Ты делаешь всё для того, чтобы оградиться от мира, винить нас в своих неудачах и в том, что твои сказки никто не хочет публиковать. Ты винишь в своих проблемах всех, но не себя. Да, ты много работаешь, и я понимаю, что хочешь дать нам хорошее образование. Но ты ни разу не спросила нас о том, чего хотим мы. Ты не интересовалась тем, как мы себя чувствуем или чего боимся. Ты всегда и всё решала за нас, что нам нравится и что мы должны делать. Порой я чувствую себя брошенным, как и Элла. Ты никогда не сможешь заменить нам родителей, Никс, что бы ни делала. Они наши родители, а ты старшая сестра. Мы пытались своими силами тоже помогать тебе, но ты этого не видишь. Да, мы не всегда поступаем разумно, но мы пробуем. Мы ошибаемся, и в этом нет ничего плохого. Ты должна была нас поддержать и защищать там, за пределами нашего мира, а здесь ты можешь на нас кричать и ругаться с нами. Но там ты тоже наш враг, как и все остальные. И мы боремся с врагами, потому что защищаем себя и свою жизнь, — Бранч замолкает.

Мне даже дышать больно. Я не представляла, что у нас такие проблемы на самом деле. Я думала, что всё делаю правильно. Думала, что я хорошая сестра. Думала, что всё наладиться. И слышать подобное от тех, кого я защищала и оберегала, невыносимо больно.

— Слышала? — победно улыбается Элла. — Видишь, даже твой обожаемый Бранч тебя ненавидит.

— Я не говорил этого, Элла. Не перевирай мои слова. Я люблю Никс и ценю всё, что она для нас делает, в отличие от тебя. Я не нападаю на неё и не бью, как ты. Это недопустимо, Элла. Ты не можешь бить Никс, когда не находишь слов, чтобы ответить ей. Ты можешь говорить ей всё, что угодно, но не поднимать на неё руку. Это низко. Это доказывает, что все её слова были правдой, и тебя она уколола.

— Она назвала меня шлюхой! — взвизгивает Элла.

— А это не так? Ты не шлюха? Сколько парней ты сменила за два года? Пять парней, Элла. Ты работаешь веб-моделью, а это, действительно, проституция.

— А ты подделываешь документы! Не тебе говорить мне это!

— Да, это так. Я нарушил закон, как и ты. И мы в заднице, чёрт возьми. Мы, Элла, в заднице. Знаю, что ты боишься, как и я. Я знаю, что это просто страх за тебя говорит, но мы должны быть разумными. А сейчас мы друг другу враги. Но настоящий враг там, за дверью, и он сожрёт нас, если мы не заключим перемирие и не докажем, что у нас всё в порядке. Разве не этому учили нас родители? — с горечью в голосе спрашивает Бранч и смотрит на меня.

Господи, я чувствую себя такой жалкой сейчас. Мой младший брат говорит разумные вещи, а я только и думаю о том, чтобы сбежать и бросить всё. Я совсем не соображаю. Мне больно и тоже страшно. Мне горько и обидно.

— Это те, которые оставили нам долги? — хмыкает Элла. — Это те, которые бросили нас? Те, кто отдал нас ей? Хреновые они родители, раз сдохли и не подумали о том, как мы будем жить дальше. Хреновые и такую же дочь вырастили.

— Закрой рот! — уже не выдерживаю я. — Закрой свой поганый рот, Элла. Да, наши родители ошиблись, как и вы, как и я. Они не были хреновыми. Они делали всё для того, чтобы защитить нас. И ты не смеешь оскорблять их память, поняла меня? Оскорбляй меня сколько угодно, чтобы потешить своё грязное эго, но их не смей. Хочешь уйти, уходи. Я не против. Теперь я тоже тебя ненавижу. Всем сердцем ненавижу тебя за то, что ты высокомерная сука. Мне жаль, что я тебя растила. Мне жаль тех ночей, которые я провела у твоей постели, когда ты болела. Мне жаль, что ты родилась. Теперь тебе хорошо? Вот тебе правда. Мне тоже жаль. Ты дерьмовая сестра и дочь. И да, это я тебя воспитала. Я позволяла тебе всё. Я виновата в том, что сейчас выслушиваю всё это и ещё не прибила тебя. Знаешь, что я сделаю, Элла? Я палец о палец не ударю, когда ты будешь подыхать от наркотиков, а ты придёшь к этому. Ты будешь умирать, а твой брат будет делать всё, чтобы спасти тебя. И в итоге он тоже погибнет, потому что попадёт в какое-нибудь дерьмо из-за тебя. Сука, вот ты кто. Наглая сука. Ненавижу тебя. Ненавижу твою вонь и твою блевотину, которую я постоянно вытираю. Ненавижу.

— И вот ещё что, — подхожу к ней и толкаю её в плечо. — Можешь собирать свои вещи и проваливать из моего дома. Ведь это то, чем ты сейчас будешь манипулировать, но я заранее согласна. И когда ты это сделаешь, то увидишь, что никому не нужна, кроме меня и брата. Никто тебя не любил так, как мы. Давай, вперёд. Иди, получай опыт, познакомься с теми людьми, которых ты считаешь важнее, чем нас с Бранчем. Давай. А дальше уже решай свои проблемы сама. Я сегодня же откажусь от опекунства над тобой и передам все права социальной службе. Пусть они бегают по городу и ищут тебя. Пусть они не спят ночами и ждут, когда ты пьяная вернёшься домой. Пусть они держат твои волосы, когда тебя тошнит. Всё. С меня теперь точно хватит.

Поворачиваюсь к Бранчу, и мной овладевает ярость.

— Хочешь пойти с ней, я не буду умолять и удерживать никого из вас. От тебя тоже отказаться? Да легко. Без проблем. Поеду сегодня в администрацию и напишу заявление о том, что не справляюсь с вами. Я признаю свои ошибки. Я не справилась, довольны? Я не справилась. Не смогла. И лучше на этом закончить, потому что мы дошли до той точки, после которой уже всё мертво. Вы ненавидите меня, а я ненавижу вас. Прекрасно, — хватаю с пола свою сумку и снимаю с крючка куртку.

— Ты не можешь от нас отказаться, тебя посадят, — шепчет Элла.

— Нет, меня не посадят, потому что моей вины нет в том, что вы оба преступники. Я докажу, что работала и много, пока вы обманывали и предавали меня и моё доверие. И я вам не приёмный родитель, а просто опекун, и в любой момент могу от вас отказаться. Спроси у брата, он ведь читает книжки в отличие от тебя, Элла. Он подтвердит, что закон на моей стороне. Поздравляю вас, теперь вы свободны от меня. Родители счастливы за вас. Они как раз представляли, как вы оба будете страдать. Да, они же так мечтали умереть и бросить всех нас. Они же планировали это. Довольна, Элла? Это то, что ты хотела услышать? Ты услышала. Ты свободна от меня и моих правил. Ты свободна. И я сделаю это. Я откажусь от вас, потому что сил моих терпеть подобное отношение ко мне уже нет. Хватит. Я и так просрала с вами семь лет своей жизни. Теперь буду жить для себя. Удачи в вашем новом взрослом мире, — ядовито улыбаюсь им обоим и выхожу за дверь, громко хлопая ей.

Спускаюсь вниз и сажусь за руль. Я так зла на них. Меня трясёт от ярости. Я не могу совладать со своими эмоциями. И в какой-то момент, когда я еду по дороге на работу, хочется свернуть и врезаться в дерево, чтобы этот ад прекратился. О чём я мечтала? О ванне и вине? Теперь я мечтаю о смерти. У меня нет причин, чтобы жить дальше. Я наговорила того, чего не следовало. Я сломала тот хрупкий мост между нами, который с неимоверными усилиями строила столько лет. И что теперь? Ничего не хочу. Я устала и мечтаю только о смерти. Вот и приехали.