Выныриваю из своих воспоминаний так же быстро, как и попала туда. Из-за того, что последние годы моей жизни были довольно сложными для меня как морально, так и физически, я абсолютно забыла время, когда была счастлива и видела этот мир иначе. Той четырнадцатилетней девочки давно уже нет. Я её практически не помню. Точнее, не помнила до этого момента. И вот он наступил. Всё начинает складываться в моей голове, словно кадры прошлого и настоящего накладываются друг на друга.

Поднимаю голову, и мой взгляд встречается с синими, сверкающими от ожидания глазами. Когда-то таким взглядом на меня смотрел добрый, искренний и такой печальный мальчик, ожидая исполнения своей мечты. И даже после того, как он получил желаемое, его взгляд не ожесточился, не стал суровым или же высокомерным. Он остался прежним. Теперь этот мальчик вырос и сидит за моим столом. Этот мальчик добился того, о чём мечтал, а я... мне так сложно справиться со своими эмоциями.

— Никс, ты в порядке? — напряжённо спрашивает меня Бранч.

У меня такое ощущение, словно кто-то сжал моё горло. Меня душат слёзы и воспоминания.

— Да... я... внезапно вспомнила, что забыла забрать нашу одежду из прачечной. Просто из головы вылетело, — бормочу, подскакивая со стула. — Я такая рассеянная сегодня. Простите, я спущусь вниз за одеждой. Её могут украсть. Или она просто... просто помнётся. Я на несколько минут. Ужинайте без меня.

Двигаюсь спиной к двери, собираясь бежать, потому что я в панике. А когда я в панике, то я впадаю в ступор, или появляется желание кого-нибудь ударить или же просто убегаю. И ведь я не была такой в четырнадцать лет. Я не боялась проблем и даже больших парней. Меня, вообще, мало что пугало, потому что я всегда уверенно знала, что у меня за спиной стоят мои родители, которые поймают меня, если я упаду, выручат, поймут, поднимут и всегда поддержат. А когда я потеряла эту опору, то мир стал вражеским. Все люди превратились в хищников, и мои страхи усилились. Они превратили меня в жалкую пародию на прошлую Оникс.

Судорожно выдыхаю, придя в прачечную. Слава Богу, здесь никого нет в этот час, и я могу спокойно утихомирить свои эмоции, поговорить с собой, принять все факты и вернуться уже более спокойной. Но сейчас... как же меня штормит. Я хожу туда-сюда. Тру своё лицо. Топаю ногами. Прыгаю. Снова хожу. А потом я замираю, когда мои мысли останавливаются.

Не может быть. Это просто невероятно. Это ведь не совпадение. Таких совпадений просто не бывает. И теперь я понимаю, почему Дамиан разговаривал со мной, как с умственно отсталой, он пытался воззвать к моей памяти. Только вот у меня теперь ещё больше вопросов.

— Ты вспомнила, — раздаётся от двери голос Дамиана.

Вздрагиваю и перевожу туда взгляд.

— Это ты? Тот мальчик с прахом матери? — шепчу я.

Дамиан кивает и приближается ко мне.

— Это я.

— Господи, — прикладываю ладони к губам, шокировано рассматривая его. — Ты так изменился. Ты стал большим.

— Да, я вырос. Мне двадцать семь лет, Оникс, — улыбается он.

— Боже мой. Но... но почему ты сразу мне не сказал? Почему не объяснил, кто ты такой?

— Я говорил. На самом деле я несколько раз говорил об этом, но ты не вспоминала меня, и я решил не давить на тебя. У тебя и так жизнь была не сахар.

В моём теле вскипает ярость, и я ударяю Дамиана по ноге.

— Чёрт! Оникс, снова туда? Синяк же будет! — кричит он, хватаясь за ногу и прыгая на другой.

— Прости... я не специально. Клянусь, — бормочу я.

Дамиан тяжело вздыхает, продолжая кривиться от боли. Но я заношу ногу и снова бью его.

— Оникс, чёрт возьми, хватит! — Дамиан жмурится и часто дышит сквозь сжатые зубы.

— Прости. Это просто... злость, — выдавливаю из себя и на всякий случай отхожу на шаг от него.

— Это мне нужно злиться. Я уверен, что у меня уже там шишка, — возмущается он. — Да что с тобой не так? Люди обычно реагируют иначе, когда встречают друзей своей юности.

— Прости, — пищу я. — Ты мог сразу сказать об этом. И ты чёртов социальный работник. Ты мне теперь не друг. Ты мой враг. Это плохо. Боже, это так плохо.

Я вновь принимаюсь ходить туда-сюда.

— Я не могу тебя ненавидеть, а должна. Ты собираешься забрать моих детей.

— Оникс...

— Мне следует выставить тебя вон, но теперь я вспомнила тебя и не могу этого сделать. Ты был таким милым мальчиком. Тебя обожали мои родители. Я тебя обожала. Ты был воспитан лучше тех ребят, с кем я встречалась. Ты... Я должна тебя ненавидеть. Как мне тебя ненавидеть? — бросаю на него злой взгляд. — Давай скажи что-нибудь на своём языке «социального работника», и я буду тебя ненавидеть.

— Это смешно, — цокает он. — Ты не должна меня ненавидеть. И я тебе не враг, Оникс. Я всю жизнь ждал этой встречи с тобой, чтобы отплатить тебе за твою доброту. Я твой друг. Я никогда бы не позволил, чтобы тебе причинили боль.

— Но ты на их стороне, — показываю рукой вбок.

— Я на стороне детей. Я всегда стою на стороне детей, Оникс. И я знаю, что твои дети тебя обожают. Они любят тебя, потому что отзываются о тебе с особой теплотой. Да, они проблемные, но это не страшно. Никто не отберёт их у тебя. Я помогу, слышишь? Я помогу тебе. Я здесь для этого, — произносит Дамиан и подходит ко мне. Он такой высокий, что мне приходится задрать голову. А когда-то я нагибалась к нему для того, чтобы наши лица были на одном уровне.

— Я помогу, — повторяет он. Его ладонь ложится на мою щёку. Его кожа такая тёплая, нежная и ласковая, отчего на моих глазах появляются слёзы.

— Господи, Дамиан, это ты, — шепчу я. — Это ты, парень.

— Это я, Оникс.

Он стирает слёзы на моих щеках, а я до сих пор не могу поверить. Как же я могла не узнать его сразу же? Да, прошло семнадцать лет с нашей первой встречи, но эти глаза я бы ни с чем не перепутала. Этот цвет, который всегда убеждал меня в том, что никогда нельзя судить человека по внешнему виду. Никогда. А я всё забыла.

— А ты не особо изменилась, Оникс, — улыбается Дамиан.

Тихо смеюсь и снимаю его руки со своего лица.

— Я постарела.

— Ни капли.

— Врёшь. Ты всегда это делал. Когда я пришла на работу с тёмными кругами под глазами из-за бессонных ночей, ты сказал, что я самая красивая, — улыбаюсь ему.

— Это так и было. Ты не изменилась, поверь мне. Да, немного выросла, на пару сантиметров, и перестала использовать кучу макияжа.

— Эй, мне было четырнадцать, — смеюсь я, толкая его в плечо. — И в то время красились все девочки. Это было модно. Синие тени, яркие румяна и розовые губы.

— Это было ужасно, — смеётся Дамиан.

— На самом деле да. Если сравнить с модой нынешней молодёжи, то я бы оставила жуткий макияж, а не стремление поскорее стать женщиной, — хмыкаю я.

— Это огромная проблема сейчас. Я часто встречаюсь с девочками, и каждая из них думает, что это поможет им повзрослеть.

Я внимательно смотрю на Дамиана.

— Значит, социальный работник, да?

— Да, — кивает он. — Наверное, это из-за моего детского опыта. Я видел брошенных на произвол судьбы детей. Я и сам был таким, никому не нужным. Поэтому у меня не было проблем с выбором профессии. А ты стала писателем? Я помню, какие рассказы ты писала. Ты читала их мне.

— Увы, нет, — печально усмехаюсь. — Не получилось.

— Я видел, что ты работала в издательстве, а потом уволилась.

— Да, родители погибли. Это случилось внезапно. Я строила огромные планы. У меня было столько возможностей.

— В Нью-Йорке, как ты и мечтала.

— Ага, — печально улыбаясь, киваю. — Но мне пришлось всё бросить. Я проработала в издательстве всего несколько месяцев, а потом уволилась. Но они решили, что я не заслуживаю хороших рекомендаций. Они обманули меня, обещая, что не будут мстить за то, что я так быстро ухожу с хорошего места, за которое боролась несколько лет. Им было плевать, что мои родители погибли, оставив мне двух детей, которых отправили в приют до тех пор, пока я не вернусь. Когда я уходила, то не особо смотрела документы, мне было это не важно. Я потеряла родителей, на меня навалились огромные проблемы, а потом, когда захотела найти место в бостонском издательстве, меня высмеяли и назвали безответственной, легкомысленной и бездарной. Я не понимала, почему они так сказали, пока не увидела рекомендации от прошлого издательства. Они солгали, обвинив меня в несвоевременной сдаче материала, в незнании материалов и в попытках незаконно опубликовать свои истории. В общем, ни редактором, ни писателем я не стала.

— Оникс, они просто уроды. Они поступили с тобой жестоко, — Дамиан касается моей спины и гладит её.

— Да, жестоко, но жизнь куда более коварнее, не так ли? — хмыкаю я. — Знаешь, я думала о тебе. Всё случилось так внезапно, и я не успела предупредить тебя о том, что уезжаю.

— Я был в шоке, если честно. Когда я пришёл на занятия и не увидел тебя, то подумал, что ты заболела. Я ждал и ждал. Ждал и ждал, что ты снова появишься там, но ты не появилась. Я пошёл к тебе домой, но дом был выставлен на продажу. Я так злился, — Дамиан жмурится и качает головой.

— Я не успела, правда. Моего отца внезапно перевели в бостонскую больницу, это было для него огромной возможностью повысить квалификацию и заработать больше денег. Нас было трое, мама так и не вышла на работу, а в Бостоне ей обещали место в больнице, если мы переедем, и отец выйдет на работу уже на следующий день. Мы собирались впопыхах, а потом ночью выехали в отель.

— Да, мне сказали, что ты переехала, но никто не знал куда. Я пытался тебя найти, но со временем забыл твоё полное имя. Я намеревался тебя найти, Оникс. Пока рос, я всегда держал это в памяти, а потом... свои проблемы, школа, Бостон и новая семья.

— Социальная служба забрала тебя? А твой брат?

— Нет, когда отец умер, его младший брат забрал нас к себе. Это случилось через четыре года после того, как ты уехала. Мне было пятнадцать. Я продолжал заниматься боксом, но оплата закончилась вместе с твоим исчезновением.

— Прости, что обманула. Это я платила за тебя, — шёпотом признаюсь.

— Я это понял, — улыбается Дамиан. — Не сразу, конечно, но когда мне сказали, что я больше не могу ходить на занятия и должен снова оплатить абонемент, то всё понял. Ты оплатила два года моих занятий, и это самое лучшее из того, что со мной случилось. Ты помогла мне, Оникс.

— А как иначе? Ты принёс чёртов прах своей матери, Дамиан, чтобы обменять его на абонемент. Ты готов был отдать самое ценное, а значит, эти занятия тебе были крайне необходимы, чтобы защищать себя в школе.

— Я соврал, — он бросает на меня тяжёлый взгляд.

— Ты соврал?

— Да. Мне нужно было защищать себя не в школе, а дома, Оникс. Мой отец бил меня и сильно. Он водил к нам наркоманов, среди них были очень скользкие и противные люди. Они приставали ко мне.

— Господи, — с ужасом выдыхаю я. — То есть они домогались?

— Именно, а я прятался вместе с братом. Отец иногда находил меня и бил за то, что я позорю его и не позволяю его друзьям веселиться. Я был маленьким и не умел за себя постоять. А он требовал, чтобы я... хм, обслуживал их.

— И они... они что-нибудь тебе сделали? Они насиловали тебя? — с трудом спрашиваю я.

Дамиан отворачивается, а у меня внутри поднимается волна тошноты и ярости.

— Дамиан, — нахожу его руку и крепко сжимаю её.

— Бывало, они трогали меня и заставляли трогать их. Мужчины и женщины. После первого раза, когда мне пришлось это сделать, чтобы они оставили нас с братом в покое, я и пришёл на бокс. Я хотел научиться защищаться, потому что был унижен. Я всегда старался прятаться хорошо, чтобы меня не нашли. Иногда это удавалось, а иногда нет. Избитый и напуганный, я наблюдал за оргиями и за тем, как они колют себе героин, и ненавидел эту жизнь. К нам ведь приходили социальные работники, но им было плевать на то, что я говорю. Они мне не верили, а отец потом бил меня за правду. Никто не мог спасти нас, а ты смогла, — Дамиан смотрит на меня так печально, что моё сердце сжимается от боли.

— Господи, мне так жаль. Правда, если бы я знала, какая обстановка была у тебя дома, то сделала бы что-нибудь. Ты должен был мне всё рассказать, Дамиан. Мы же были друзьями.

— Как я мог рассказать тебе о том, что грязный? Ты была для меня ангелом. Моим ангелом хранителем, и я не хотел, чтобы ты плакала. Да и я... хм, был влюблён в тебя.

— Ты не был влюблён в меня, Дамиан. Тебе было десять. Ты идеализировал меня, потому что я дружила с тобой, мои родители кормили тебя и помогали. Это была просто благодарность, — качаю головой, смущаясь тому, что он это сказал. Так глупо.

— Да, наверное, ты права. Но неважно, что я чувствовал, просто не хотел, чтобы ты знала обо всём этом дерьме, с которым я жил каждый день.

— Но он умер. Этот урод умер.

— У него была передозировка. Социальная служба нашла нашего дядю Филда, младшего брата отца. Он приехал за нами и забрал нас. Сначала было страшно, ему было всего двадцать пять лет, но он убеждал нас, что мы справимся. Филд — сын дедушки от второго брака. Он развёлся с бабушкой, матерью отца, когда она начала много пить. Это произошло практически сразу после рождения отца, дедушка старался помочь ей, лечил её, но всё было тщетно. Он проиграл суд, ребёнка оставили матери, а ему пришлось уехать в Бостон. Там дедушка встретил вторую жену, влюбился и построил новую семью, крепкую семью. Филд не знал, что у него есть брат, пока тот не умер. Дедушка не говорил ему об этом, потому что был в курсе, что его старший сын наркоман. Он, оказывается, тайно пытался и ему помочь, вылечить его, но отец все деньги спускал на наркотики и выпивку. Отец скрыл от дедушки, что дети остались с ним. В общем, они нас забрали и вырастили. И когда у меня появились возможности, то я начал искать тебя по одному имени. Это оказалось сложно. В архивах была путаница, и толком я так ничего и не узнал о тебе.

— И ты услышал обо мне от Хиллари?

— Именно так. Она назвала твоё имя. Говорила, что такое странное имя и красивое. И девушка тоже красивая и умная. Я спросил, как выглядит эта красивая девушка со странным именем Оникс. Она описала тебя, и я сразу же понял, что есть схожесть с моими воспоминаниями твоей внешности. Я не мог поверить, что ты была так близко ко мне. Хиллари сообщила мне, где ты работаешь, я приехал туда и увидел тебя. Сомнений не было, это была ты. Но ты не узнала меня.

— Прости, слишком много всего случилось. Я давно уже не вспоминаю о своём детстве. Я занята только работой и попытками выжить, — хмыкаю.

— Но я рад, что так всё случилось. Я нашёл тебя, Оникс. И я, правда, не собираюсь забирать у тебя детей. Я тебе объяснял, что всё намного сложнее, чем кажется. Я буду помогать тебе, но и ты должна помогать мне, чтобы мы смогли вытащить вас из этого дерьма.

— Но твой друг думает иначе. Он считает меня чёртовой наркоманкой, Дамиан. А я никогда не употребляла наркотики. Да и с моим ритмом жизни наркотики просто не вписываются в распорядок дня, как и кайф от них, — недовольно бубню.

— Слушай, у него есть свои причины быть таким... хм, хмурым.

— Мудаком, — поправляю его.

Дамиан пытается не улыбнуться, поджимая губы.

— Когда ты узнаешь его получше, то изменишь своё мнение.

— О-о-о, нет, я не собираюсь его узнавать получше. Уволь, — цокаю и отрицательно качаю головой. — Мне достаточно уже социальных работников вокруг.

— Ладно, — пожимает плечами Дамиан. — Тебе лучше? Дети будут волноваться, если ты не вернёшься, Оникс.

— Да, всё в порядке. Я просто запаниковала. Хотела бы я вернуться в прошлое и забрать оттуда свою уверенность в себе, — усмехаюсь, отталкиваясь от стиральной машины.

— Она у тебя есть, Оникс. Ты ничего не потеряла.

— Смеёшься? Ты же видел меня в критические моменты. Я паникую до жути и не могу ничего сказать, или пинаюсь, или меня начинает тошнить, или я просто убегаю. Но всё хорошо, — тяжело вздыхаю и провожу ладонью по волосам, наблюдая за Дамианом. Не может быть. Я до сих пор не верю, что тот маленький, щуплый мальчик превратился вот в это. Невероятно. Я бы представила себе такого же худого и стеснительного мужчину, а не уверенного, высокого, накачанного мускулами и разрисованного татуировками красавчика.

— Почему ты так на меня смотришь? — прищуриваясь спрашивает Дамиан.

— Просто так, — пожимаю плечами и отворачиваюсь. — Просто так.

— Я знаю, что стал...

— Большим. Очень большим, — говорю, вновь бросая на него заинтересованный взгляд.

Дамиан смеётся и кивает.

— Семнадцать лет, Оникс. Прошло семнадцать лет.

— Знаю я. Но ты такой... большой. Прости, но ты, и правда, большой. Ты огромный. Ты что, на стероидах живёшь?

— Нет, я не принимаю никакие добавки. Я просто занимаюсь каждый день, плотно питаюсь и вырос.

— Они же настоящие, да? — спрашивая, указываю на его мышцы.

— Потрогай, — предлагает он.

— Это странно. Когда-то я могла поднять тебя на руки и дотащить до машины, а теперь... потрогай, — закатываю глаза и цокаю.

— Мне было десять. Я уверен, что ты в десять, вообще, была крошкой.

— Я была нормальной, а не маленькой. А ты... ты... вырос. Да, ты так вырос. И они настоящие, — вновь указываю на его мышцы.

Дамиан смеётся ещё громче.

— Прекрати, — улыбаюсь, пихая его в плечо. Господи, они настоящие. Его мышцы настоящие! Невероятно! Раньше я могла рукой обхватить его плечо, настолько худым он был, кости да кожа. А сейчас... мамочка, он такой огромный и красивый, и сексуальный, и модный, и умный.

— Ты сможешь с этим смириться? — интересуется он.

— Никогда, — шепчу я. — Это нечестно. Я чувствую себя рядом с тобой полной неудачницей. А по идее я должна носить брендовые платья, туфли и разъезжать на «Мерседесе». Даже немного обидно становится.

— Жизнь порой дерьмово с нами поступает, Оникс. Но именно ты говорила мне, что важна не внешность, а то, что внутри нас.

— Ну, в тебе куча мышц, — замечаю я.

— Ты зациклилась на моих мышцах. Я могу помочь и тебе такие нарастить.

— Уволь, ты только представь, какой я буду. Тумбочка, пухлая, жирная и квадратная тумбочка, — смеюсь я.

— Ты красивая, — шепчет он. Я? Нет, я давно уже некрасивая. Вот Элла красивая, а я... просто Оникс.

— Ты осталась такой же красивой, какой я тебя и запомнил, — Дамиан приближается ко мне и касается моих волос. — Те же кудри, тот же глубокий, каштановый цвет с золотым отблеском. Порой мне казалось, что это нимб вокруг твоей головы, когда ты стояла на свету. И в глазах твоих тоже есть золото. Такие золотые лучики, которые темнеют ближе к зрачку и становятся ореховыми, а затем переходят в такой кофейный, бодрящий цвет. Я смотрел в твои глаза и видел там силу, энергию и солнце. Ничего не изменилось, только вот поблекла яркость твоих глаз. Когда-то они горели мечтами и жаждой жить. А сейчас ты потеряла это, Оникс. Ты потеряла это внутри себя.

— А как иначе, Дамиан? Мои родители погибли так внезапно, и никого не было рядом. В один момент угасли все краски моего мира, а ароматы превратились в вонь рвоты, бардака и вечного мусора под кроватями детей. Долги стали моими нарядами, которые я носила каждый день, а горе отразилось на моих желаниях. Всё изменилось, Дамиан, за один день. Буквально всё, — с горечью в голосе шепчу я.

— Мне жаль. Твои родители были потрясающими людьми, и я их помню. Я им тоже благодарен. Но такое случается, Оникс. Мне жаль, что меня не было рядом. Я бы поддержал тебя и помог. Мне жаль, что жизнь была к тебе жестокой. Мне жаль, что плохих людей больше, чем хороших. Но они есть, Оникс. Есть хорошие люди, которым ты важна. Ты важна мне.

— Спасибо, но у тебя своя жизнь, — я вырываюсь из его рук и отхожу в сторону. — Тебе не нужно меня спасать, Дамиан.

— Я не собираюсь тебя спасать, Оникс, но ты не будешь отрицать того, что тебе нужна помощь. А я твой друг. Да, прошло много лет, но я здесь и нашёл тебя. Без тебя меня бы здесь не было, я не выжил бы, Оникс. Ты спасала меня. Если бы в тот день ты не пришла и не подарила бы мне шанс научиться себя защищать, то я был бы уже мёртв. Ты понимаешь, насколько я обязан тебе?

— Ты ничем мне не обязан, Дамиан. Мне ничего от тебя нужно. Я справлюсь. Раньше справлялась и сейчас справлюсь. Не хочу, чтобы ты чувствовал себя обязанным мне. Так этот мир не работает, — резко говорю я. Ещё чего. Я ненавижу, когда меня жалеют. И уж точно я не жалкая. Мне неприятно, что Дамиан видит меня именно такой.

— Нет, мир работает иначе. Делаешь добро, оно к тебе же и возвращается.

— Тогда почему твоё детство было полным насилия и жестокости, Дамиан? Ты же хороший человек. Ты был ребёнком, который никого не убил, не изнасиловал, не воровал.

— Я воровал. Я воровал еду, Оникс, потому что есть было нечего. У брата даже смеси не было, и я воровал. Но не в этом суть.

— А в чём? В том, чтобы появиться здесь через семнадцать лет и сыграть в героя? Заставить людей поверить, что ты всемогущ? — злобно шиплю я. — Это так не работает.

— Я не герой и не всемогущ, Оникс. Я могу помочь тебе, а ты упрямишься. Ты отвергаешь мою помощь, а она тебе необходима. Я глава социальной службы, слышишь? Я решаю, у кого забрать детей, а кому их оставить.

— И что? Теперь ты собираешься этим шантажировать меня? Чего ты добиваешься? Что ты хочешь от меня?

— Боже мой, Оникс, хватит видеть врагов повсюду. Я не шантажирую и не давлю на тебя. Просто пытаюсь помочь.

— Я справлюсь, — уверенно заявляю. — Я справлюсь, слышал? Мне не нужен герой. Я в них больше не верю. Я писала сказки и мечтала о том, что когда-нибудь их опубликуют, но даже в них я перестала верить. Я живу так, как могу. И мои дети ни в чём не нуждаются. Они живут лучше, чем жил ты.

— Это было грубо, Оникс, — рыкает он на меня.

— Снизь свой тон, парень, — огрызаюсь я.

— Ты что, думаешь из-за нашей разницы в возрасте или того, что ты старше меня, я буду позволять тебе оскорблять меня, Оникс? — Дамиан цедит сквозь зубы и подходит ко мне. Чёрт, а сейчас он выглядит устрашающе.

— Я старше, — шепчу.

— Меня это не волнует. У меня нет комплекса маленького мальчика. И я никому не позволяю, даже тебе, говорить со мной так. Ты поняла меня, Оникс?

— То есть только тебе позволено говорить с другими, словно они дерьмо? — прищуриваясь, спрашиваю я.

— Я ни разу не оскорбил тебя. Наоборот, проявил лютое терпение и уважение к тебе. Я не милый мальчик, Оникс. Я уже не тот нищий и грязный мальчишка, которого ты помнишь. Я мужчина и умею ставить на место, если кто-то оскорбляет меня. Я не посмотрю на то, что нас связывало в прошлом, и тоже могу объявить тебе войну.

Так, это уже плохо. Это очень плохо.

Я не нахожусь, что ответить, потому что мне сложно воспринимать сейчас Дамиана, как мужчину. Хотя он мужчина. Он определённо крепкий и большой мужчина. Но сейчас я живу воспоминаниями, где он ещё очень юн.

— Да, ты услышала меня, — утвердительно говорит он. — Мне плевать, что ты можешь быть напугана сейчас. Ты перешла все границы моего терпения, Оникс. Я понимаю, что ты пережила тяжёлое время и сейчас оно не лучше. Но ты стала глупой, зажатой, забитой идиоткой. Я разочарован, вот что я думаю. Я разочарован в тебе. Я помню сильную девушку, которая шла напролом, чтобы добиться справедливости. Я помню девушку, не боящуюся смотреть в глаза своему собеседнику, и ту, кто выстоял против толпы парней. Я помню совсем другого человека. В кого ты превратилась?

— Не смей, — прошу его. Мне больно. — Не смей. Ты ничего не знаешь.

Со злостью толкаю его в грудь, чтобы он отошёл, но он перехватывает мою руку и сжимает моё запястье. Я кривлюсь от боли.

— Отпусти, — шиплю я. — Я буду драться.

— Ты забыла, что я боксёр, Оникс? Ты забыла, что я сильнее тебя?

— И что? — вскидываю голову и с яростью смотрю на него. — И что? Ударишь меня за то, что твои фантазии не оправдались? За то, что я не та, кого ты помнишь? Ну, прости, Дамиан. Прости, мать твою, что я изменилась! Прости за то, что я больше не девочка, и у меня нет никаких фантазий! Прости за то, что я не пластилин, который ты скрутишь так, как захочешь! Прости! Тебе легче?

Дёргаю рукой, но он сжимает её ещё крепче.

— Дело не в моих фантазиях, а в твоих, Оникс. Ты не хочешь видеть правду. Твои дети имеют отклонения, вот о чём я говорю. Твои дети нуждаются в квалифицированной помощи, ты не справляешься с ними! А я могу помочь! Я хочу помочь, но ты упрямишься! Ты упрямая и гордая! Это здорово, Оникс! Это круто! Но куда привели тебя упрямство и глупая гордость? В дерьмо.

— Да пошёл ты, Дамиан! — С силой отталкиваю его от себя. — Пошёл ты! Следи за своей жизнью, а не за моей. Мне не нужна твоя благодарность. Не такая. Засунь её себе в задницу и проваливай из моего дома. Убирайся.

— Что ж, хорошо. Я уйду, но мы ещё встретимся, Оникс, и я не буду милым, — грозится он.

— А ты и не был милым, Дамиан! Ты чёртов враг! И тебе не удастся...

Он даже не слушает меня и уходит, хлопая дверью в прачечную.

— Придурок, — шиплю, пиная стену, а затем ещё раз. — Не стоило помогать тебе. Не стоило. И мне не жаль тебя, слышал? Не жаль! Так тебе и надо!

Ненавижу его. Ненавижу, что мальчик, которого я помнила, как милое создание, превратился в урода. Ненавижу.

—————————————————————

На этом ознакомительные главы завершены.

В серии "Апрель" будет три книги: "Блестящий удар"(Оникс), "Блестящий урок"(Бранч), "Блестящий ход"(Элла). Все три книги скоро будут доступны на моем сайте.

Благодарю за то, что выбрали меня ❤️