Моя «счастливая» королева.

Тринадцать.

Я ненавижу число тринадцать. В календаре, в номере мобильного, в году рождения, в месяце, везде. Везде, где бы я не увидел эти цифры, всегда испытываю ненависть, пытаю отвращение к ним. И все потому, что именно в этот день, тринадцатого, тебя не стало.

Ненавижу тот злосчастный день, то солнце, которое грело мои плечи теплыми лучами, словно твои объятия когда-то согревали душу. Оно светилось так ярко, словно не предвещало ничего плохого, но как же я ошибался. Ошибался насчет тебя.

За день до этого я сидел в дорогом ресторане неподалеку от твоего дома и с нетерпением ждал тебя. Смотрел по сторонам, бесстыдно заглядывал на лица людей через витрину в надежде увидеть твои зеленые глаза и блистательную, словно бриллиант, улыбку среди этих миллионных лиц.

И почему же в тот день не светилось то яркое солнце?

Шел сильный дождь. Такой сильный, что дворники автомобиля не успевали очищать стекла от стремительно падающих капель. Барабаня по крышам, они катились по витрине ресторана, словно слезы с щек, оставляя после себя загадочные узоры.

На улице образовалась пробка. Водители злобно сигналили, высовывали головы из машины и негодующе размахивали руками во все стороны, сквернословя и обливая матом людей. Дождь, словно молитва, очищал улицы от всей накопившейся грязи, но он не в силах очистить гнусные и прогнившие сердца людей.

Казалось, ты задержишься, а может, и вовсе не придешь.

— Месье, что вам угодно? Будете что-нибудь заказывать?

Непрестанные мысли о всяком, создающие в голове полный хаос, прервали в одночасье, чему я был очень рад.

— Простите, что?

Молодого и высокого официанта в черном костюме и с грубым, хриплым голосом я не сразу заметил. Его впалые глаза цвета голубого океана заинтересованно смотрели на меня, и тонкие губы скривились в добродушной улыбке. Милый паренек.

— Что будете заказывать? — он слегка нагнулся вперед, и красная роза, которая покоилась в его левом кармане пиджака, чуть было не упала.

И почему же я не догадался купить ей цветы? Может, потому что знал, что она не примет их?

— Я жду одного человека. Чуть позже сделаю заказ. Спасибо.

— Как вам угодно, месье.

Плотно сжав меню в тонких руках и все так же лучезарно улыбаясь, парнишка скрылся из виду, виляя своими светло-русыми кучерявыми волосами.

В ресторане было тихо и пусто, почти ни единой души. Играла размеренная и спокойная музыка, что способствовала романтической атмосфере. Оформление интерьера помещения никого не оставит равнодушным, ибо все прекрасно, изысканно и со вкусом. Кремовые обои, на которых совсем не было рисунка, визуально придавали объём помещению, а гладкий и сероватый кафель — строгость и сдержанность.

Столы огромные и круглые из прочного древесного материала, покрытые красной и шелковой скатертью. Вокруг него высокие стулья, спинки которых обшиты мягкой и узорчатой тканью, что придавали дороговизну и ценность мебели. Такого же цвета шелковая ткань была накинута на стулья, а ее ленты завязаны сзади пышным бантиком. Почти на каждом столе маленькая ваза с белыми лилиями и красиво декорированные салфетки. Чтобы более точно передать нежность и романтичность обстановки на столе возле вазы стояли два подсвечника.

Романтично, что сказать... Но моя королева предпочитала в отношениях таинственность и загадочность, чем банальные слова и сентиментальные поцелуи до утра.

Бордового цвета занавески, увешанные возле дверей и окон, колыхнулись на ветру, и свежий воздух с запахом асфальта проник внутрь, когда дверь открылась и на пороге показался знакомый мне черный зонт. Капли дождя стекали с него на пол, как в замедленной съемке, и время в тот момент остановилось. Оно застыло, как и ритм моего сердца. Волнение по непонятным причинам охватило меня с головы до ног, вызывая жар по всему телу, хоть и внутри ресторана стояла размеренная температура.

Даже на важном собеседовании я так не волновался, чем тогда, когда увидел тебя.

Ты сложила зонтик и поставила в угол рядом с дверью, а я встал, пораженный тем, что ты пришла. Твое хрупкое тело скрывал черный длинный плащ, а светлое лицо — капюшон. Ты будто прячешься от других, словно черепаха в панцире, облачившись во все таинственное и незаметное.

Но не заметить тебя — грех, ведь твой образ незабвеннен.

— Здравствуй, Реин, — подал голос я, беспричинно теребя скатерть в руках.

На секунду твои руки, облаченные в черные и ажурные перчатки, застыли, перестали стряхивать с плаща капли дождя. Теперь они тянулись к капюшону, и мое сердце сжалось, когда твои тонкие руки откинули его, и передо мной предстало излюбленное мною лицо. Твои глаза все так же излучали свет, словно изумруд ярко-зеленого цвета с примесью берилла.

— Долго не виделись, Ален, — почти шепотом произнесла ты, и твой нежный голос, походивший на чириканье птичек, надолго запечатлился в моей памяти.

— Да, достаточно долго, — я улыбнулся и поспешил помочь снять плащ с твоих хрупких плеч.

Ты вздрогнула, когда мои руки коснулись тебя, а когда снял плащ и повесил на вешалку, которая стояла возле двери, поспешила жестом поблагодарить меня.

— Садись, — отодвинув стул назад, который находился впереди тебя, сказал я. Наконец на твоем лице появилась легкая улыбка, и ты охотно села, тихо проронив:

— Спасибо.

Я поспешил сесть напротив, чтобы насмотреться на тебя вдоволь, ведь так долго не лицезрел твои четко очерченные скулы, острый подбородок, большие зеленые глаза и кое-как заметные впадинки на худых щеках.

— Сколько же лет прошло? — спросил я, улыбаясь, как идиот.

Но ты будто не слышала меня, словно меня нет, не существует. Оглядываясь по сторонам, ты вытягивала лебединую шею и кусала маленькие губы, сладкие, словно сахарная вата, стирая с них вишневого цвета помаду. Увидев эту картину, я невольно улыбнулся.

— Не беспокойся, здесь почти никого нет и тебя никто не узнает.

— Четыре, — внезапно произнесла ты.

— Что?

— Прошло четыре года с тех пор как мы не виделись, — ты перевела на меня взгляд, потянулась к мокрым кончикам секущихся белокурых волос, измученным плойкой, и перекинула их за спину, открывая вид на голые плечи, шею, выпирающие ключицы и декольте.
Темно-синее платье, плотно охватывающее твой тонкий стан, прекрасно сидело на тебе, на моей королеве.

— Добро пожаловать, мадемуазель, — поприветствовал кучерявый парнишка, внезапно появившись. — Вы готовы сделать заказ?

— Д-да, — нерешительно ответила ты, приняв в руки красное меню ресторана, которую протянул официант.

Твои длинные и гибкие пальцы принялись листать меню, будто всю жизнь только этим и занимались. Выглядела ты такой увлеченной, воодушевленной, что я, сам того не замечая, улыбался. Черт возьми, я был очень рад тебя видеть!

— Это так утомительно, — после долгих раздумий произнесла ты, который раз перелистывая страницу. — Здесь так много разных блюд, что глаза разбегаются.

Бесшумно закрыв меню, ты положила его на край круглого стола, тем самым чуть было не расстроив меня, и перевела взгляд на официанта, который явно был растерян, и монотонно добавила:

— Мне, пожалуй, лосось с овощами. Я не знаю, что еще выбрать

— Хорошо. А вам... месье?

— Мне то же самое, — улыбнувшись, ответил я, сложив руки в замок.

Слегка кивнув, парнишка взял меню со стола и скрылся из виду. Воцарилась тишина, которая угнетала нас с каждой секундой. Помады вишневого цвета на твоих губах совсем не осталось, ведь ты так старательно кусаешь их, словно жаренный кусок мяса, что от нежного вишневого оттенка и след простыл.

Мы не виделись четыре года и неужели нам не о чем поговорить?

Мечтая о скорой встрече с тобой и, наконец, встретив, уничтожать нервные клетки и не находить себе место в мои планы не входило. Поэтому я решил сам разрушить тишину.

— Я... — вместе, на одном дыхании произнесли мы и удивленно посмотрели друг на друга.

— Давай, сначала ты.

— Нет, — запротестовал я, откидывая назад прядь черных, как смоль, волос. — Сначала ты.

— Хорошо, — ты охотно согласилась, но та излюбленная мною улыбка исчезла с твоего прекрасного лица, и серьезные глаза устремились на меня. — Твои мечты... они сбылись? Ты достиг того, к чему стремился?

— Вполне, — проронил я, удивленный таким вопросом. — Если бы не так, то я бы не смог пригласить тебя в такой дорогой ресторан, — ты сжала губы и пробежалась глазами по ресторану. — Но... есть еще одна мечта, которая не сбылась.

— Понятно, — проговорила ты, опустив взгляд.

— Ну, а ты? — весело спросил я. — Ты достигла того, чего хотела? Твои мечты сбылись?

— Да, — ты подняла на меня взгляд, улыбнулась, показывая мне излюбленные мне ямочки и щель между зубами, но глаза твои были грустны, печальны. — Теперь я прима-балерина в труппе. Ты ведь знаешь, как долго я мечтала исполнять главные роли на сцене, как стремилась к этому.

Твои глаза стали влажными, как сырость межсезонья, в уголках изумрудного цвета глаз выступили бусинки слез, причины появления которых я совсем не знал.

— Реин, — произнес тихо, сжимая в руках красную коробочку, завязанную сверху золотистым бантиком. — А согласна ли ты исполнять главную роль... в моей жизни?

Казалось, время в ту секунду остановилось, когда с моих губ сорвались те слова. Небо будто обрушилось на землю, где-то послышались раскаты грома и молнии, в груди начался динамичный танец биения сердца, и внутри все распирало до дрожи. Это конец света, где в конце тоннеля нет хоть лучика, хотя бы проблеска, надежды.

Отдаленные и гулкие шаги разрушили безмятежную тишину и искры влюбленных глаз.

— Ваш заказ готов, — официант в черном костюме явился с подносом в руках, где ютилась жареная рыба. Он разложил каждому тарелки, столовые приборы, фужеры для вина и само вино. — Месье... мадемуазель, — парнишка открыл бутылку и налил в бокал красное вино. — Bon appetit.

Я поблагодарил официанта и проводил его взглядом, а ты, тем временем, взяла нож и вилку со стола, принялась есть, сначала эстетически разрезав кусочек рыбы ножом.

— Ты не собираешься мне отвечать? — не выдержал я, увидев на твоем лице флегматизм.

Облизнув жир на губах, ты подняла на меня бесстрастный взгляд, и твоя рука потянулась к фужеру. Вдруг позади тебя открылась дверь, и из нее один за другим стали бегом входить люди. Та царившая идиллия в ресторане разрушилась, говор и шум распространились повсюду, словно чума по стране.

— Фух, что за погода? — возмущался самый зрелый мужчина из компании, взлохмачивая насквозь промокшие волосы. — И кто тебя за язык тянул, Полин? В моих планах было сидеть около камина с горячей чашкой кофе в руках, а не мокнуть под дождем.

— А работу за тебя кто будет делать, Астер? — недовольно скривилась так называемая Полин, взмахнув перед его лицом мокрые волосы каштанового цвета. — Официант, нам чего-нибудь горячего!

— Реин, — прочистив горло, осторожно начал я, не обращая внимания на неутихающий гул. — Я знаю, что Донат...

— Мы с ним развелись, — укоризненно перебила ты, отправляя в рот кусочек рыбы и запив его вином.

— Я знаю. Так же знаю, что Джозеф был моим сыном...

— Он был моим сыном, — снова перебила ты, продолжая уплетать рыбу.

— А тебе можно вообще так много есть? — нахмурившись, вопросил я, не понимая перемену твоего настроения. — Ты же балерина и должна соблюдать диету.

— С сегодняшнего дня мне все можно, — холодно добавила ты, вытирая слегка припухлые губы белоснежной салфеткой.

Ты — словно огромный мешок, наполненный сплошными загадками, которые трудно разгадать.

— Реин, что значит сегодня можно?

Нож, раннее беспощадно резающий рыбу, с грохотом упал на пол, и твои глаза стали лихорадочно бегать, а полуоткрытая грудь высоко вздыматься. По твоей щеке скатилась слеза.

— Реин, моя королева,* в чем дело?

— Ален, прошу... не спрашивай, — тыльной стороной ладони ты стерла с лица водопад слез.

— Это же дорогой ресторан, — разнесся рядом голос молодой девушки, которая с неприятным визгом отодвинула стул. — Заработанных в месяц денег не хватит, чтобы оплатить здесь счет.

— Что поделать? Внезапно пошел дождь и пришлось зайти сюда, — отозвался парнишка в очках, за которыми скрывались карие глаза. Он прокашлялся и повесил на стул рюкзак. — Только такие идиоты, как мы вышли бы на работу в такую погоду. А я ведь говорил, что дождь начнется.

— Хватит болтать, садитесь, — сказал Астер ораторским тоном, снимая промокшую куртку. — Давайте согреемся и за работу.

— Интересно, нам здесь всем вообще место есть? — поинтересовалась Полин. — Если не ошибаюсь, нас тринадцать.

— Не беспокойся, дорогая Полин, стульчика тебе точно хватит, — съязвил Астер. Между ними словно черная кошка пробежала.

— А вы знаете, что число тринадцать — чертово число? Даже есть примета, что если за столом соберутся тринадцать человек, то это приведет к болезням, в противном случае даже к смерти, — вполне серьезно выложил кареглазый, снимая очки.

— Бред, — Полин смешала в грязь слова парнишки, нанося на губы красную помаду. — Полнейший бред.

— Я серьезно, — удивленно выпучил глаза парень, стирая капли дождя с очков. — Тот, кто первый встанет из-за стола, тому непременно придет беда.

— То есть ты говоришь, что я умру, если сейчас встану?

Все присутствующие вдруг напряглись и задумались. Прониклись так, будто им предлагают решить самую трудную задачу Альберта Эйнштейна.

— Послушайте, — облокотившись о стол, будто ястреб, разрушил тишину Астер, скрестив руки на груди. — Про это можно написать вполне пригодную статью. Вы так не думаете?

Я тяжело вздохнул и посмотрел на тебя. Ты отвлеклась, и опухшие глаза увлеченно смотрели на странную на голову больную компанию, которая определенно несла бред.

— Интересно, это правда? — спросила ты, поникшим голосом.

— Извините! — неожиданно раздался задорный голос Астера. — Вы не могли бы присоединиться к нам?

— Простите, но... — решил отказать я, как вдруг ты положила свою руку на мою и сказала:

— Да, а почему бы и нет?

Шурша длинным подолом платья ты встала и грациозно направилась к ним, а я разинул рот от удивления.

— Садитесь, — Астер отодвинул стул, приглашая тебя сесть. В тот момент меня охватило безумное желание закопать того противного Астера лопатой рядом с моим домом, чтобы проходя мимо кладбища смог любоваться его прекрасным именем, написанным на надмогильной плите.

— Благодарю, — смущенно добавила ты и, ровно держа осанку, присела на стул рядом с Астером.

Состроив недовольную гримасу, я гордо сел между тобой и напыщенным Астером, и мысль закопать его, сровнять с землей все сильнее усиливалась.

Когда все уже уселись, долго не тянув, он сразу перешел к делу, чему я был очень рад.

— Меня зовут Астер Брайан, — его серые, как пленка черно-белого фильма, глаза устремились на нас. — Я журналист, а это моя команда. Могу я у вас взять интервью?

— Да, конечно.

— Прекрасно, — довольно улыбнулся Астер. — Вы верите в приметы, в суеверия и предрассудки? Например, за столом сидят тринадцать человек, если не считать вас. Поверите ли вы в то, что если кто-нибудь из нас встанет, то умрет?

— Нет, — ответил я. — Я не склонен верить таким глупостям.

— А вы, мадемуазель?

— А давайте лучше проверим, — произнесла ты.

Удивившись, я посмотрел на тебя, но ты быстро сорвалась с места и, приподняв платье, выскочила из ресторана. Я бросился вслед за тобой, выкрикивая твое имя:

— Реин, стой! Ты куда? Реин!

Дождь не переставая капал, как и я, не переставая звал тебя. Волосы намокли, прилипли к лицу, как комары прилипают к телу. Я бежал за тобой, не останавливаясь, кричал в пустоту твое имя, но ты испарилась, растворилась, словно в тумане.

Я хотел догнать тебя, остановить и кричать, что именно ты та самая моя мечта, которая не сбылась, но какое же было мое удивление, когда на следующий день узнал, что потерял тебя навсегда.

Отодвинув на второй план здоровый образ жизни, наполнив ванну водой и воздушной пеной, сделав затяжку, наполнив легкие никотином, ты выкуривала сигарету, выпуская едкий дым в свободный полет. Лезвие гладко скользило по твоим тонким запястьям, скрывая вены, а ты получала высшую степень удовольствия.

В письме ты объяснила свое самоубийство тем, что тебе осталось жить недолго, что после потери сына потеряла и себя. Болезнь с каждой секундой распространялась по твоему телу, медленно убивая, уничтожая изнутри. Но когда ты встретила меня вновь, через четыре года, то стала намертво хвататься за жизнь, за каждую секунду. Ты предпочла скоропостижно умереть, чем безгранично тосковать по мне.

Знаю, моя королева, твое сердце частенько разбивали на мелкие кусочки, как бронестекло телефона, и понимаешь, что меня больше всего смущало?

В день твоей смерти светило яркое солнце, словно оно было радо твоей кончине. На надмогильной плите твое имя, Реин, а не Астера, и в дате твоей смерти это чертово тринадцатое число.

И как же мне после всего этого не ненавидеть число тринадцать и то солнце, которое греет мои плечи теплыми лучами?