Есть три типа людей:
Те, кто думают, что в полной жопе, яро пытаясь из неё выкарабкаться.
Те, кто думают, что в полной жопе, когда реально находятся в полной жопе, — и не пытаются.
И те, кто пытается, но тщетно.

Есть три героя.
Шлюха.
Совесть.
И лузер, прежде всегда полагавший, что относится к первому типу, но на деле яркий представитель третьего. То бишь, я, без всяких экивоков, собственной, блядь, персоной.

В иное время, кажется, что вселенная была против моего рождения. Но я показала ей фак и съебнула в этот прекрасный долбаный мир, как припизднутая  малолетка, не знамо куда, лишь бы поманернее выебнуться и удрать из-под надзора.
И это не безосновательный эпитет.
Просто у меня, вроде, закончились адекватные объяснения тому, почему мне так капитально нефартит.
Карма.
Закон бумеранга, невесть кем и почему запущенный. Нет, я конечно немало успела накосячить в этой жизни и, казалось, карма проучила меня уже по всем статьям.

Хрен там.

За последний год с небольшим, я умудрилась вляпаться во все неприятности, которые только могли мне грозить, и
это, чёрт возьми, уже не столько печально, сколько весело. В самом деле, хоть каждый день ставки делай. Главное ставить на ровное количество шансов успеха — ставить на зеро.
Я смеюсь в лицо своим разочарованиям.
На полном серьёзе.
Просто ничего иного уже и не остаётся, когда твоя грёбаная удача — шлюха, а ты будто бы мелкий, еле успевший глаза продрать и покрыться пушком хомячок, которого швырнули в центрифугу, вращающуюся на полную мощь. До отказа. На износ. Просто мозги в ошмётки.

Фартуна — шлюха

в 2016-ом году с первого абцуга дала мне понять, что год не просто наступил, а прям на ахиллесову пяту.
Годы обороны под литием против биполярки, конечно, закаляют, но это было уже слишком. Не миновало и месяца «наступившего», как я буквально всмятку была раздавлена под его подошвой.
Чехарда из неудач явно собиралась вымотать меня насмерть, я больше опасалась мимолётных просветов, полностью ожидая, что свет отбросит тень и она, накрыв с головой, сожрёт меня с потрохами. Закономерность клавиш, — и даже если две белые идут подряд, не стоит обольщаться.

По весне от меня сбежал кот и мои мозги, не забыв прихватить с собой жизнерадостность и энергию тысячи солнц, взамен оставив только ангедонию и дикое желание спать по семнадцать часов в сутки, что, естественно, нихуя не представлялось возможным. Я превратилась в зомби. Снова. С той оговоркой, что у меня не было ни единой возможности быть зомби. Зато была масса причин поглощать кофе, энергетики, никотин, и фенотропил в нереальных количествах. У меня просто не было выбора. Собственно, мне не впервой. Так паркуа бы не па?.. Ладно.
Энергия ядерным эквивалентом шарахнула мне в голову акурат в июле месяце. В моих сутках было тридцать восемь часов, а в крови не меньше десяти кубов адреналина и двух промиль ежедневно. Казалось, я умру. Просто не выдержит, нахрен, сердце. Казалось, стол не выдержит всей той черни, бьющей из внутриутробной нефтескважины. 
Фартуна — шлюха.
Сначала пиздалиард идей, и следом же бессилие мысли, когда ты хочешь, но не можешь расфракцировать медленный затхлый хаос в своей башке.
Сиюминутный штиль...
И снова пизда. Сломала руку по осени. Похуй, пляшем, я абидикстер. Ладно.

Перед Новым Годом господа коновалы поставили меня на ножи, прям на грёбаные носочки на адски острые ножи. То есть, новогоднее настроение, ни сворачивая, похерачило, к чёрту в ад, отравленное бессонницей, предположениями проблемы и сотнями домыслов. Заебись. Всегда мечтала.

Десятки раз потеряла/удалила/неудачно переписала собственные каракули. Я проебала финал книги, а вместе с тем и желание восстанавливать три авторских страницы по памяти. Всё. Финита ля комедия. Прострация, —  и больше полугода эмоциональной и кропотливой, сложной, болезненной и бессмысленной работы в пизду. Ахуительно. Ладно.
Ладно.
Я столько раз на дню, скрипя зубами, повторяю это слово, что уже белевать тянет от одной мысли о нём.
НИ ЧТО НЕ ЛАДНО.
Вот даже ни чуть-чуть.
И это только по-большому. По-маленькому по десять раз на дню по умолчанию. Мелочи, нелепые и ебанутые — выгребная яма, наполненная до краёв, прямо у моих ног.
И всё это время, абсолютно всё, я вытаскиваю себя из ямы с дерьмом с тягача самостоятельно. И есть только одна причина нахождения здесь, в сухом остатке, только одна. Единая.

Что может объединять все эти осколки меня? Что вообще объединяет всех людей, что делает из человека человека? В чём это сакраментальное таинство «человечности» заключается?

есть догадки?..

Знаете, я ненавижу ответственность, и в то же время, бесконечно ей благодарна. Я ценю ответственность, валуном прижимающую меня к земле. Кроме шуток. Если бы не это чувство «долга», вы бы сейчас это не читали. Хорошо это или же плохо — решать не мне. И тем не менее

я обожаю ответственность.

Из-за неё, я просыпаюсь по утрам, очень рано, но я просыпаюсь, чёрт возьми; встречаю новый долбаный рассвет и проживаю очередной день. У моей ответственности есть имя, она абсолютно материальна, и у неё мои глаза и отчество любимого мужчины. Моя ответственность, вне зависимости от моего хотения, будит меня в шесть утра, а если не будит, может отрезать клок волос, заблаговременно сныканными ножницами, которые я ищу грёбаные несколько месяцев, но это мелочи. Моя ответственность может рассказать обо мне всё за минуту, сокращая по наивности лет мысли до сути. Дети — это вообще нечто столь же нелепое, сколь и гениальное.

Моя ответственность — моя вторая совесть.
Есть и первая. Но она нифига не плод сознания, она более чем материальна и жива, и обитает в моём близком социуме, буквально одёргивает меня, нередко направляет, и я к ней прислушиваюсь, за неимением совести собственной.
Я бессовестная и аморальная. Любые очертания приличий во мне не более чем видимость — надуманный калейдоскоп для постороннего взора. На самом деле, любые мои благие черты и порывы, имеют причины далёкие от стадных нормативов.

Вот оно — подневольность. То, что никто не в силах переломить, покуда жив, то, что делает из человека человека. Вся хвалёная мораль стоит на ответственности, на заточении, на совести. На страхе. Никто не свободен. Свободы нет, её не существует, все зависимы. Все прикованы к грунту под ногами, как минимум, к стране, реципиентом которой являются. К потребностям. Даже бомж на обочине пьёт водку и о чём-то поёт, и тот не свободен. Хоть и близок к вольным чертогам.
Я была близка к этому ощущению свободы. Лет шесть назад испытывала этот астрал в режиме реального времени, когда жила одна; у меня отключили за неуплату всё, что только можно, и я почти месяц существовала без работы, света, воды, и, о хоспади! — без интернета.
Оковы расщелкнулись и осталась только космогоническая суть человека.
Я узнала о себе больше чем могла бы превратить. Я впервые смотрела на себя своими глазами.
Бойтесь Свободы!
Реально, цитируя Freeman'а
БОЙТЕСЬ СВОБОДЫ!

Расскажите мне себя. За пару минут, расскажите, кто вы есть.
Слабо? За пять минут. Честно. Что вы можете сказать о себе: так мало времени, так много нужно сказать.

Я обещаю, этот рассказ займёт у вас намного больше времени, чем вам кажется. Вы, я уверена, знаете лишь три четверти себя, остальное вам рассказали, составив мнение. Но правы ли все они? Или даже честны ли вы с самими собой, а?..
Вы рискнёте говорить откровенно?
Я — нет.
Я фильтрую информацию о себе, шифрую личность на подсознательном уровне. Даже сплошной поток белиберды тщательно кодируется прежде чем пальцы бьют по клавишам. Прежде чем выбивается эта электронная евхаристия.
Допускайте мысли.
Что я не маленькая девочка (хотя, порой мне словно долбаные пять); что я семейный человек и работаю никем (в кои-то веки).
Да — я люблю бездельничать, и я та ещё распиздяйка и обладатель трансцендентной лауреатской премии «НЕпочётныйвертопрах». Но есть важное чувство ответственности, не дозволяющее мне лениться, спиться, или ещё что-нибудь в этом духе.

Вся моя подноготная, от увлечений, до стремлений, давно бы превратилась в тлен, не будь я должна сама себе не падать, к чёртовой матери, духом. Не падать вниз. Мне можно упасть, не подняться нельзя. Можно отчаяться, нельзя болт на все положить. Просто невозможно. Я буду раз за разом терпеть разочарования, смеяться над своей болью, но буду идти. А если не смогу — буду ползти. До гробовой доски, хоть до сорока, хоть до ста — неважно. Потому что должна. Потому что я нужна. И я всё так же буду любить, буду страдать, защищать, ненавидеть, болеть. Я всё так же буду писать, надеюсь, книги; марать холсты, сочинять нотный коловрат. Есть ли толк, или нет — откуда мне знать. И по правде, я маюсь всей этой творческой ерундой без цели и вектора, а просто потому что я так хочу. У меня нет грёз насчёт искусства, я не питаю иллюзий о лаврах, у меня вообще нет мечты. В душе не ебу почему.

Я не оглядываюсь назад, я смотрю вокруг. Я очень много наблюдаю. Я – визуал. Я смотрю и вижу одну и ту же картину, помимо гнили мира сего. Моё окружение, абсолютно не моего круга интересов. Я — маргинал. Люди вокруг меня либо типы с «вышкой» на выебонах, либо нефоры и гопари. Как всё это умещается в моей тесной социальной каморке, я хуй знаю, но так было всегда. И тем не менее, из всей этой массы, меня мало кто понимает. Мало кто, вообще, понимает о чём я...
У меня ничтожно мало друзей. Они есть, но занесены в личную красную книгу, реально вымирающий вид. И я уже превысила лимит. Доверия и терпимости.
Я невыносима, мне подчас неимоверно жаль моих друзей, жаль за себя, и я честно без понятия, что держит нас на расстоянии слов, если каждый вращается вокруг своей обриты. Моё дурацкое кредо вечно борется с потребительской парадигмой. Беспрерывно. Битва Плоть vs Душа. Бесконечно.
Моё отражение каждое утро шепчет мне «больная». Моё отражение искусственно улыбается, в то время как чьё-то искусственно плачет.
Искусственная улыбка прячет слёзы. Искусственные слёзы — улыбку.
И то и другое таит в себе ложь.
Всё это образно. Помимо лжи.
Меня сложно в чём-либо переубедить. Реально проще продать собаку фанатичной кошатнице. Если я воспеваю оду своему косноязычию, значит я, действительно, свято в это верю, как игумен в порок Онана. Если я нарекаю себя нелестными словами, значит, я справедлива. В своих глазах я права. Я настолько идеологически свята в своих глазах, что смотря внутрь себя — залипаю. Я нередко напарываюсь на мысли, что это напоминает эдакий духовный нарциссизм, когда внутрь себя смотришь чаще, чем по сторонам, а по сторонам смотришь постоянно. Я была бы гениальна в эгоизме и самовлюблённости, в самоуверенности, но у меня заёбов, загонов и разношёрстных комплексов и фобий больше, чем никеля на дне морском.
Я не наблюдательна. Я всегда, мыслями, где-то ещё. Я не наблюдательна, но я вижу многое. Зачастую всякое дерьмо.
И в светлых, искренних чувствах нередко подозреваю чисто меркантильные мотивы. Просто это правда, просто, если человек взаимодействует с другим человеком, значит ему это выгодно. И я сама себя презираю и боготворю за эту мысль, за анти-человечность, за циничность. Нередко она ставила мне подножку. Не реже подставляла плечо.
Я сомневаюсь в себе, я сомневаюсь в людях, я всегда и во всём сомневаюсь.
Дружба — жирный прочерк, который иногда плюс. Дружба давно уже олицетворяет только одного человека. У неё слишком много работы, и я плохо её понимаю, куда хуже, чем она меня. Я зову её Совесть. Она нередко напоминает мне няньку для идиотки. То есть, понятно да, кто в этой партии нянька, а кто идиотка. Всё дело в том, что я ужасный собеседник, а у неё рот не закрывается. Угнаться за её скоростью вещания, я клянусь способна, только в фазе мании или по пьяной волне. Она постоянно говорит. Я вечно думаю о чем-то своём. Мыслями, всегда где-то ещё, и легко теряю нить её повествования, потому ей часто приходится объяснять одно и то же по несколько раз.

Болоболка и аутистка. Такая вот моно-компашка. Но надо отдать ей должное, чтобы она не молотила, она хотя бы не говорит прописными истинами и зашкварными мемами.
Но речь о проблемах.
Хьюстон, у нас проблемы!
Я вырыла себе пропасть.
Будучи железобетонно убеждённой, что молчание — ни есть ложь, я не брезговала немотой в лексиконе. Врать не люблю. Но в укрывательстве собственных мыслей от социума, левый его сектор, так сказать, в эти мысли не просвещая — ничего криминального никогда не видела. Мои мысли — это мои мысли. Если я молчу, значит мне нечего сказать. Или есть, но нет желания высказываться.
Я реально 60% жизни храню обед молчания. Вот она — пропасть.
И смотря на все эти неудачи, на персональные катастрофы, я точно знаю одно: я никогда не стала бы счастливой. Была б я свободной? богатой? умной? красивой? успешной? Наплевать. Это неважно, это всего лишь условия. Я просто не умею быть счастливой. Просто я — это я. И сознаюсь в одиночестве в своём теле, вне зависимости от полноты социума и кошелька, вне зависимости от "кесаря", в отречении от Христа. И от многого другого. Я несчастна. Я больна. Я люблю, я рада, я люблю эту долбаную жизнь — это всё, что у меня есть, я не верю в рай, моя жизнь — это мой крайний оплот. Я — грёбаный Аполлон 13. Я не идеальна. Но я дышу, пусть я над пропастью, но я жива. И буду вопреки.