R.I.P. [1992-2017]

Полторы слихуем тысячи слов ни о чём.
Почти две тысячи.
О многом.
Просто срыв.
По-хорошему здесь должен быть сборник рассказов, эссе, миниатюр и всякой мелкокалиберной всячины. Бардачок. Так и задумывалось, и я не хотела строчить мемуары, не хотела вскрывать ящик Пандоры. Но вскрыла.
На кой чёрт? — незнаю.
И это не ошибка, ясно? – в моём лексиконе есть такое слово — «незнаю». Именно такое.
Можете смело вычеркнуть меня отсюда и придумать персонажа, или примерить роль Пилада и обвинить меня в графомании. Неважно.
«Неважно» — тоже особенное слово, чаще звучащее, как «похуй».
Похуй. Всё пластмасса.
Я искусственно улыбаюсь.
Который день.
Я искусственно улыбаюсь, чтоб
не сорваться. Чтобы не распасться на составляющие БББ элементы: боль, безумие, беллетристика.
Это слишком ванильно.
Слишком больно.
Просто слишком.
Просто, когда в чокнутой голове бардак, просто капитальный чокнутый бардак, хочется закричать: «Удалите мне мысли! Ампутируйте!» Это хреново. Хреновее только, пытаться выписать хаос из башки. Но преобразовывать эти мысли в рассказ, наряжать манекены персонажей в живые маски, из прототипов создавая кукол, будто в котле изготавливать зелье из вымысла и реальности — у меня тупо нет сил. Всё это внутреннее кровотечение вообще настолько хреновое, что говорить о себе возможно лишь в третьем лице. Словно притворяясь, что всё это не с тобой.
Я просто притворяюсь, что это не со мной. Что это было не со мной.
Что катализатор чехарды домыслов, не условие, по которому ты — натуральный error природы. Что чехарда — порождение не твоего какого-то ебанутого параноидального чувства. Совершенно нездоровое ощущение. Маниакальное. То ли, действительно, паранойя, то ли интуиция. Но будучи заблаговременно предупреждённой о том, что error в мозгах откидывает и не такие фокусы, всё это сводишь к одному рациональному выводу.
Визави самовнушению, назойливое чувство пасёт тебя всюду. Сначала потихоньку, крадучись, и ты почти не замечаешь. Затем явственнее, напористее... Начинаешь искать. Похуй что, просто ищешь, что-то не то... Сбой. Отклонение. Предпосылки трагедии. День, два, три — и потихоньку начинаешь лезть на стены, под лозунгом: «да, блять, заколебала долбаная паранойя!» Играя между делом в психоаналитика, строишь какие-то псевдо-гипотезы, мол, это только твои тревоги, незримые курки, и какой-то из них навзводе, вот и торчишь на измене дни напролёт. Всё просто. Тотальный маразм. Спустя неделю крайне дерьмового предчувствия, начинаешь при любой удобной возможности интересоваться у знакомых, всё ли у них нормально. Отчего и друзья и домочадцы косятся на тебя с опаской. В конце концов удостоверившись, что всё у всех окей, возвращаешься к позиции дока, и перекапываешь огромную кучу персональных инсинуаций. Где-то в этой куче, ты провела саму себя. Здравствуй, великий и ужасный самообман!
И вот ты вроде находишь зерно, буквально иголку в стоге сена, насильно кабалишь себя не сходить на хрен с ума, вроде успокаиваешься.
Ты успокаиваешься, а за углом поджидает фатальный переворот — революция существования, когда  одно событие зачеркивает все прожитые годы, просто обнуляет, обессмысливает и без того совершенно бессмысленную, в сути своей, жизнь, пусть тебе даже всего-то немного за двадцать.
Ещё хреновее, когда это событие — смерть.
Ещё хреновее?
Я в курсе, что о мёртвых говорят либо хорошо, либо ничего. Знаете, к чёрту!
Когда тебя будит звонок в семь утра, при том, что ты уснула в грёбаные пять, и ты в совершенной прострации одной ногой во сне, другой в ночном феврале, отвечаешь на неизвестный входящий, потому что у тебя при всём совершенно ебанутая черта не записывать номера в телефон (серьёзно, три имени в адресной книге), и вместо, «Доброго утра!», слышишь в трубке: «ты сидишь? — сядь». А следом тебя оповещают о чьей-то смерти... Нет, не так. О смерти того, кто так навсегда и остался долбаной неразгаданной головоломкой. Того, кто и был тем самым зерном. Грёбаное совпадение. Того, кто гвоздём был в башке, гвоздём что и фомкой было не выкорчевать и ты некогда варварски обрубила шляпку, чтоб не спотыкаться впредь. А тебе всего шестнадцать.
Того, кого ты заебавшись спасать от самого себя, просто стёрла со своего пути. Вычеркнула имя из маршрутного листа. Самое болезненное имя в истории. И вдруг, оно проявляется угольным начертанием на снегу. Снова. Но проявляется истлевшим. Мёртвым.
Ещё хреновее?
Вот, стоишь такая, вся в чёрном, вокруг все в чёрном — траур; стоишь в рядах провожатых в последний путь возле чёрной ямы в сероватом снежном палантине, встречаешься взглядами с сестрой "провожатого", и ёжишься, не потому что февраль и от холодного ветра зябко, а потому что чувствуешь себя мразью. Какого-то хуя. И казалось бы, какого, в самом деле, хуя, ты чувствуешь себя мразью? Разве ты виновата в том, что он наложил на себя руки? Чёрт, да — виновата. Это лишь одна его удачная попытка в череде неудачных. Ты могла сделать так, чтобы не видеть его тело в гробу, ещё много-много лет. И в то же время, что ты могла сделать? Просто было иное время — время, чьи стрелки столкнули вас в городе хмуром и холодном.

То были времена, когда ты, ни о чём особо не парилась, или парилась, но исключительно по личным причинам. Вообще, это довольно по-дурацки, когда вы учитесь в одной школе, и в целом, чисто поимённо друг друга знаете, но общаться начиняете лишь в кабинете соц.педагога. Да-да, мир не идеален, люди — тем более, и так бывает. И вы внезапно понимаете, что у вас много общего: общие интересы, взгляды, вкусы, даже причина по которой вы сидите в грёбаным кабинете соц.педагога, весьма схожа. Естественно, не было ни единого шанса, чтобы эта встреча не стала определяющей, и не перешла в состояние цельного элемента жизненного этапа. Закон подлости, переформировавшийся в закон джунглей. Улицы, граффити, едкий запах краски: бетонный Акропль был для нас полигоном, был джунглями с хищниками и добычей. Нас было семеро. Мы буквально метили территорию. Напивалось, угарали, творили, и вытворяли чёрт знает что; улепётывали от мусоров. Было весело. До поры до времени.
У него были серьёзные проблемы. У тебя они тоже были, но даже твои демоны нервно курили в стороне, по сравнению с его. Тот случай, когда ты ходячий чёртов ад, с пантеоном бесов в башке, пытаешь достучаться до человека, мол, какого хрена ты держишь себя в руках, а он даже не пытается! И оказываешься посланной на хуй прямым текстом. В том числе и за попытки спровадить голову некоторых к доку. Какой-то идиотский пункт анамнеза. То ли синдром Парацельса, то ли стокгольмский — и чёрт его знает откуда это в тебе, если людей видишь в цвете котов ночью — серыми. Впрочем, система серости давала сбой, но только дважды, порождая сначала океан горящего льда и псевдо-ненависти, и текущую реальность — много позже. Анафеме ебучая внутриутробная Мать Тереза ни в какую не поддаётся. А иногда очень хочется.
И похер даже, что в том ушедшем «вчера», вандализм в тандеме с его зашкаливающей гиперактивностью, граничащей с экстремизмом, стали причиной по которой вы все семеро оказались на скамье. Нет, ясно дело, что у всех своя башка на плечах, и отчёт действиям все отдавали, и о любых последствиях знали. Но под статью подвёл вас всех именно он. И сломал все твои шаткие планы на подлунную к чертям собачьим. Ну да ладно. Ненавидеть его ты стала немного позже. Чуть-чуть. Спустя пару часов после заседания и оглашения приговора. Но всё это хрень. Ложь самой себе, дабы защититься. Просто неправильный ответ на вопрос: «нахуя ты вечно обо мне печёшься?»
И вот, ты вся в чёрном, совершаешь шаг с горстью мёрзлой земли в ладони. И реально понимаешь — перо прорицатель. Хоть и извращенный и похожий на сюр.
Это особенно скверно, если однажды просто в порядке пьяного бреда, он сравнил тебя с Всадником. Аркан таро. Ты — аркан. И кому ты выпадаешь по жизни, того ожидает беда. Ты — знак. Ты — смерть. Ты — бедствие. И вроде, какая на хрен эзотерика, если по жизни ты — Шут.
Но ты не впервые и не единожды бросаешь горсть земли.
И ты правда хотела бы подчеркнуть хоть что-то хорошее в нём, напоследок удалить всю чернь, но внутри него не было ни капли хорошего кроме боли. Его собственной боли проливающейся кубатоннами дерьма на окружающих его людей. К несчастью, зло всегда чертовски привлекательно. К несчастью, самое привлекательное для тебя — это разум, а сильное в нём как раз-таки сконцентрировано было в его голове — в самой испорченной колыбели на свете. Зло и сила, ходили в нём под знаком одного созвездия, и были едва ли не тождественны. Наверное, поэтому ему хватало тяму тебя понимать до мозга костей, до малекул. Хотя ты совершенно в этом не нуждалась, тебе вообще никогда не прельщала перспектива быть до сухого остатка истолкованной. Подобная вероятность, буквально вызывала панику. Ты не искала понимания. Вероятно будь твоё безумие хоть мало мальски забавным, будь ты просто по-милому чудной, то проще бы к этому относилась. Но это нихуя не так, твоё сумасшествие всегда было отталкивающим и опасным. И не только для самой себя. Почему-то на это ему было наплевать, хотя не было ни единой твоей грани, о которой бы он не знал. О том, о чём не знал — догадывался. Потому, умел поддержать в нужный момент, реально по-настоящему поддержать, как воплощение чёртового желания  Холдена Колфилда — способен был ловить над пропастью. Потому, мог уничтожить словом. Просто на руку играла ебанутая сталкерская тяга отстреливать тараканов в чьей-то голове. Он словно питался чужими изъянами. Питался молча, неподсудно. И вооружался червоточинами в сущностях каждого, дабы в момент гонения в угол нанести удар. Зло противопоказанно загонять в угол. Крайне небезопасно и не рекомендуется.
Испытатель душ человеческих. У всех свои недостатки. Он вот, к примеру, был гением. Всем это было очевидно. А он и не отрицал. И вообще-то он не понтавался, мозгов и таланта ему, в самом деле, было не занимать. Вот только из его уст это звучало как изощрённое ругательство.
Если ты не признавала своих преимуществ, попросту не веря в их существование, то он свои обесценивал. А порой казалось — проклинал.
Не реже он проклинал и всех вокруг.
Ещё чаще нападал на тебя. Всё чаще и чаще, агрессивнее, невменяемее, пока и без того плюралистическая система взаимоотношений не превратилась в хаос, и уже даже ты не в состоянии была понять, в чём блядь его проблема. Спонтанное замыкание проводки. Отсутствовала даже безумная логика поступков и психо-причинно-следственная-связь. Вообще совпадений ноль. Он реально становился дьяволом, которому не нужны мотивы, для сотворения зла.
Он из друга стремительно превращался во врага.
Врага тебе, всем вокруг, и самое страшное — самому себе. И если у остальных хватало сил и мужества, терпеть этот перебес, то ты никогда и не была сильной, и в конце концов, психанула. Оставила. Отреклась. Отвернулась. Забыла?..

Всё могло быть иначе. Абсолютно по-другому. Могло бы. Не будь ты такой чёртовой слабачкой.

Поэтому его сестра, покидая панихиду, проходит мимо и едва ли не в лицо тебе швыряет обычный белый конверт. Вскрытый конверт. И строчки до боли знакомым угловатым размашистым почерком расплываются от невысохших капель на тетрадном листе в клетку.
Конечно же, это в его стиле.
Конечно же, она прочла.
Конечно же, она с радостью бы увидела тебя на его месте.
Возможно, если б не это письмо, похороны прошли бы менее душераздирающе. Возможно, ты бы сделала то, что должна была — отпустила бы с миром.

Бросаешь горсть в четвёртый раз на своей памяти, и вроде вот — вот оно самое время всё забыть, время когда затаённое зло покидает солевой карьер. Время прощаться и прощать. Ненавидеть мертвых бессмысленно.
Но ты бросаешь горсть земли и ненавидишь его пуще прежнего.
Ненавидишь, за то, что сто тысяч раз отверг протянутую руку — руку помощи.
Ненавидишь, за то, что когда-то в ответ на твой ответ «потому что люблю» — промолчал.
Ненавидишь, за то, что любил, а ты узнала об этом за мгновение до того, как бросила горсть земли.
Ненавидишь, то ли за то, что умер так несвоевременно, то ли за это письмо, ведь ты почти поднялась в этот раз. Почти.
Ненавидишь, за то, что впервые за много лет заставил плакать навзрыд.
Ненавидишь, за то, что пишешь всё это в идиотской надежде, что слившись со вселенной строчки найдут адресата.
Ненавидишь.
Их сотни этих «ненавижу». Вот только у них ошибка адресата. Преднамеренная ли ошибка, или же неосознанная поломка механизма в твоей башке — неважно. Ошибка адресата, — и твоё бесполезное «ненавижу», никогда его не найдёт. Ибо предназначается тебе.