Год спустя

− Пиццу принесли, – объявила я, развалившись в кресле. Поднявшись со своего кресла напротив, Рэн, что-то проворчав, отправился за едой. Я продолжала апатировать, дожидаясь его в прежней позе. Когда он вернулся, неотрывно следила за тем, как он оставляет коробку с пиццей на столике между нами.

− Не смотри так, − приказал он. – Я не твоя горничная, и мне надоело готовить. Могла бы и сама чему-нибудь научиться.

Я вскинула брови:

− Вот как? Как я могу научиться готовить и где? У нас и кухни-то нет, да и выходить мне нельзя, если ты не забыл.

− У нас есть кухня, − отмахнулся Рэн, проигнорировав мой двузначный тон. Он откинулся на спинку стула и все свое внимание направил на книгу на латыни.

Я резко склонилась вперед и прошипела:

− Где? Где эта кухня, покажи мне ее. – Рэн бросил на меня взгляд. – Ты для меня и невидимую кухню изобрел?

Между нами с Рэном был чайный столик из вишневого дерева, а на нем стояла пустая ваза, которую, признаюсь, за последний год не раз и не два мне хотелось запустить в этого высокомерного недочеловека.

Рэн демонстративно захлопнул свою книгу и посмотрел на меня тяжелым взглядом. Я уже привыкла к этому его убийственному взгляду, и он производил на меня только одно впечатление: было любопытно, как скоро на лбу Рэна появятся ужасные морщины, которые сделают его хоть чуточку менее привлекательным.

− Сегодня кухня.

− Что? – не поняла я, потому что отвлеклась на его прекрасную внешность, которая казалась мне еще красивее в последнее время, и это не удивительно, потому что других людей я видела только по телику.

− Я сказал, что сегодня ты хочешь поссориться из-за кухни. В прошлый раз это была машина для кофеварки, которая сломалась.

Я скорчила гримасу:

− Может быть это потому, что ты не выпускаешь меня на улицу? Я могла бы снять стресс прогулкой.

− Я могу купить тебе манекен или боксерскую грушу, – насмешливо бросил Рэн.

Я могу запросто и тебя побить, − про себя подумала я, но вслух не сказала, потому что пытаюсь быть более спокойной, после того, что случилось год назад.

− Ты лучше кухню купи. Или другой дом, у тебя что, нет денег? – попыталась догадаться я.

− Аура.

Ну вот. За этот год я привыкла к Рэну, и знаю многое об этом парне. Например, что, когда он говорит «Аура» этим своим загробным тоном, это значит, что дальше последует неприятная лекция, после которой я почувствую себя настолько глупой, что плохое настроение продержится потом еще как минимум три дня.

Тем же загадочным тоном Рэн продолжил:

− Проживание в этом городе тебе ни о чем не говорит?

− Говорит, – буркнула я, решив в этот раз изменить сценарий и не выслушивать проповедь о том, что все происходящее вплоть до того, что мы заказываем эту ужасную пиццу с моллюсками, которую я ненавижу, лишь мне на благо. – Да, я знаю, что мы здесь потому, что мне нужно скрываться. Но я даже не знаю, где именно это «здесь» находится! – Горло начало сдавливать, что было неизменным атрибутом каждого утомительного диалога. – Но да, ведь я такое ужасное чудовище, что лучше спрятаться в пещере, чем показываться людям на глаза.

Я не заплакала. Я уже давно не плакала, потому что смирилась с тем, что мне никогда не быть прежней Аурой Рид, семнадцатилетней девушкой, у которой было прекрасное будущее, родители и жизнь, если уж на то пошло. Мне пришлось все это оставить в Эттон-Крик, в этом мерзком городе, где я оставила не только прошлое, но и себя саму.

Голос Рэна, как обычно, смягчился:

− Еще немного осталось. Прошел год. Твои поиски прекратили, потому что Кэмерону удалось все уладить...

− Радость-то какая, – горько усмехнулась я, сглатывая. – Да уж...

− Не расстраивайся, Аура. Осталось немного. Чуть-чуть.

− Тебе легко говорить об этом, Рэн, – сказала я, наблюдая за тем, как он встает, обходит стол, и присаживается передо мной на корточки. Его руки оказались на моих коленях, пальцы сжали кожу.

Рэн думает, что когда он рядом, то мне становится легче. Не знаю, почему он так себя ведет, возможно волнуется, может быть я ему нравлюсь, а может все дело в том, что он привык так вести себя, чтобы я не разбушевалась, но гнев поутих. Потому что я не хочу его разочаровать.

Я просипела:

− Ты можешь выходить на улицу и даже...

− Не забывай, что я Элис Флетчер, – со смешком вставил Рэн, но мне уже было не смешно.

− Это неважно, − горло судорожно сжималось, но я продолжила: − Неважно кто ты, когда ты можешь гулять за пределами двора как нормальный человек и наслаждаться компанией других людей, которые думают, что ты Элис, − быстро вставила я, увидев, что это хочет сказать Рэн. – Я словно запертое в клетке животное, которому непозволительно выходить наружу из-за того, что оно может растерзать людей.

Я подавилась воздухом, когда Рэн внезапно схватил меня за щеки, и притянул мое лицо к своему. Да, я уже привыкла к подобному, но сейчас это было неожиданно. Всегда, когда Рэн видел, что я теряю над собой контроль, он прикасался к моей коже, будто желая утихомирить. Ненавижу, когда он так делает, ведет себя, будто я действительно бешеное животное, которое нужно усмирить. Ненавижу, но все равно не могу отодвинуться, когда Рэн шепчет мне в губы, пристально глядя в глаза:

− Я делаю это не потому, что боюсь за людей. Хотя да, я боюсь, что твоя глупость может быть заразна, и ты разнесешь вирус. – На его губах проскользнула улыбка, но лицо тут же стало серьезным. – Я не хочу, чтобы ты расстраивалась из-за них, ведь я знаю, насколько ты ранима.

− Я не стеклянная ваза, Рэн! – воскликнула я, отстраняясь. – Я чувствую себя неуравновешенной, когда ты ко мне прикасаешься, чтобы успокоить. Ты относишься ко мне не как к человеку, а как к растению. Мне позволено гулять лишь ночью и то, во внутреннем дворике в оранжерее! Ты совершенно ничего не знаешь о человеческих потребностях. Ты знаешь, о чем я мечтаю? Мне так хочется выйти на улицу, увидеть людей... Я ДАЖЕ НЕ ЗНАЮ, В КАКОМ ГОРОДЕ МЫ ЖИВЕМ, Я ВИЖУ ЛИШЬ ЛЕСНУЮ ГЛУШЬ!

− Ты действительно хочешь этого?! – Рэн встал на ноги, и мне пришлось смотреть на него снизу-вверх. Вопрос застал меня врасплох, и заставил выпустить весь воздух из легких. – Хочешь подвергнуть свою жизнь опасности?! Свою и других людей?!

Он не говорил про себя, но я вспомнила именно его.

Год назад, когда мы переехали в этот крошечный, как говорил Рэн, городок, названия которого он не удосужился мне сказать, потому что боялся, что узнает Адам и использует, тогда случилось то, чего я никак не ожидала.

Следующий день после переезда выдался для меня тяжелым. Я много плакала, думала, и снова плакала. В перерывах между плачем я ела печенье, которое купил Рэн. У меня было дурное настроение, и только так я оправдываю тот факт, что не заметила, как ушел Рэн. Зато я заметила, когда он вернулся.

Он возник словно по волшебству прямо посреди гостиной – крохотной комнатки с крошечным камином, креслами, столиком и убогим книжным шкафом, и упал прямо на колени. Я тогда испугалась, но никакого звука не издала, потому что от бесчисленных воплей и завываний мой голос исчез.

Я упала перед ним на колени, и дрожащими от волнения руками убрала волосы с глаз. Рэн был бледен, словно ходячий мертвец. Губы посинели, под глазами появились черные круги, но хуже было не это – на футболке Рэна было огромное красное пятно, которое могло быть только кровью.

Я задохнулась от ужаса, когда несмотря на его слабое сопротивление, приподняла футболку, обнажая торс, и увидела на правой стороне спины рваную рану, которая сильно кровоточила.

− ЧТО ЭТО?! – в ужасе воскликнула я, хватая полотенце, которое везде носила с собой, так, на всякий случай.

− Ничего... − проворчал Рэн довольно бодрым, к моему ужасу, голосом.

− Кто это с тобой сделал?! Как это случилось?!

− Прекрати, – строго осадил меня Рэн, и попытался сесть, но я удержала его на полу, а потом положила его голову на свои колени. Рэн был шокирован моей самодеятельностью, а я его состоянием. Продолжала прижимать полотенце к его телу и таращилась на кровь.

− Как это произошло?! Что я должна сделать?!

− Ничего. Это... − Рэн пошевелил головой, морщась от боли. – Просто у меня извлекли почку.

Я в ступоре замерла, перестала дышать. Рэн уставился на меня тем взглядом, когда человек понимает, что сморозил лишнего.

− На тебя что, напал Джек Потрошитель?! – завопила я.

− Успокойся и не ори. Все логично: за вмешательство в твою жизнь у меня забрали почку. Но я рад, что ты в состоянии шутить, − добавил он, в то время как я была готова лишиться сознания. Рэн заметил выражение моего лица и поспешно заговорил:

− Только не плачь. Это не навсегда. Она вернется.

− Как? – я всплеснула руками, чуть не задев его самого. На глаза вновь выступили дурацкие слезы.

− Рана затянется. Почка вырастет, – успокоил меня Рэн, пытаясь одернуть футболку вниз, но я резко схватила его за запястье.

− Стоп. Я не верю тебе.

− Мне все равно. Я не хочу валяться у тебя на коленях, словно обычный человек.

− У тебя нет почки.

− Она вырастет, я же сказал! – рявкнул Рэн.

− Я посмотрю, как это случится, и тогда позволю тебе встать.

В тот вечер я пережила шок, и теперь Рэн вновь напомнил мне этот ужасный момент. Кажется, он тоже вспомнил об этом, потому что раздраженно вздохнул и резко дернул свою футболку вверх, так, что у меня перед глазами возник живот и кусочек татуировки.

− Видишь, Аура? Никакой крови нет и почка на месте, можешь не волноваться. Я не это имел в виду, когда говорил о судьбах людей. – Секунду помолчав, он нехотя добавил: − И я не человек и не могу умереть. А даже если в этом мире что-то произойдет, я все равно продолжу существовать. Это не мое место.

− Не твое место, – эхом повторила я. – А где мое место? Здесь, в этом крошечном доме? Есть ли на этой земле место для такого существа, как я? Для чего вообще мне оставаться здесь, ведь я не живу, а существую!

Рэн наклонился, желая вновь прикоснуться ко мне, и я отшатнулась. На его лице отразилась боль. Руки уперлись в подлокотники кресла.

− Ты должна понять, Аура...

− Я понимаю, – с участием кивнула я. – Я понимаю, что ты чувствуешь. Ты боишься, что я уничтожу этот мир, превращу его в уголь. Но я... позволь один раз... ночью... выйти на улицу. Пошли вместе со мной. Если что-то случится, я сразу же вернусь и больше никогда-никогда-никогда не выйду из дома! – Для пущей убедительности я сложила руки в молитвенном жесте. Рэн снова выпрямился.

− Прошу, не уговаривай меня...

− Посмотри на меня, Рэн. – Я поднялась на ноги, и он отступил. – Ты видишь эти темные круги под глазами? А это болезненного вида лицо? Я словно Кентервильское приведение слоняюсь по дому и надоедаю тебе! Я ведь свожу тебя с ума! Позволь разок прогуляться. Давай просто проверим, что произойдет. Кроме того, я готова тебе пообещать, что буду вести себя тихо и мирно следующую неделю...две, месяц! – воскликнула я, отметив, что лицо Рэна немного смягчилось. Кажется, он засомневался, и я попробовала добить его еще одним аргументом:

− Если ты позволишь мне выйти на улицу, что полностью безопасно судя потому, что молочник не знает половины слов, а это значит, что мы в какой-то неизвестной деревне, где вероятность что меня узнают равна нулю, я сделаю что угодно для тебя! Все, что ты попросишь!

Рэн молчал.

Я раздосадовано села в кресло.

− Хорошо. Я останусь здесь. Не сойду с этого места и не буду есть, потому что это совершенно мне ни к чему, − горько бубнила я, глядя в пол и разглаживая складки на рубашке. – Зачем мне питаться, если жить не позволяют? Любопытно, а на небесах...

− Ты мне угрожаешь? – надменно поинтересовался Рэн, и тон голоса у него был такой, что становилось ясно: угрожать он сейчас начнет мне. – Слушай сюда, Аура. – Он склонился, заглядывая мне в глаза. Я сглотнула, чувствуя дрожь в груди. – Это случается в первый и последний раз. Я мог бы согласиться на прогулку, но это было до того, как ты стала шантажировать меня, что смешно, учитывая твое положение.

Рэн выпрямился, и пользуясь моим состоянием шока, медленно направился к лестнице. Я знаю, что прямо сейчас он отправится за яблочным сиропом, который готовят местные. Вот только так легко я ему не позволю отделаться!

Я вскочила на ноги, и громко ругаясь потопала вслед за Рэном.

− Я что, заключенная?!

Он обернулся и, если бы я не была на взводе, точно бы замерла от страха на месте. Глаза Рэна испепеляли меня яростью, губы сложились в тонкую полоску.

− Ты не заключенная. Ты просто идиотка, потому что каждый раз, когда я прошу тебя включить голову для раздумий, что принесло бы тебе пользу, ты думаешь сердцем. – Он двинулся на меня, продолжая испепелять взглядом и говорить страшным голосом:

– Ты что, думаешь, что мы на каникулах? Считаешь, мы приехали загорать на солнце, охотиться на зверей, есть то, что ты любишь и жить в обстановке, какую ты любишь?

Последние слова он прошипел мне в макушку, потому что я уперлась спиной в стену и съежилась до крошечных размеров, втянув голову в плечи. Однако Рэн выдохся, и я выпрямилась и заключила:

− Ты просто ужасен. Я не прошу ничего из того, что ты перечислил, я прошу лишь чуточку света и воздуха. Я не прошу, чтобы ты действительно заботился обо мне, или симпатизировал, или даже уважал. Я просто хочу, чтобы ты относился ко мне как к человеку, а не как к животному. Что ж, похоже я многого хотела.

Я закончила этот разговор и ушла, оставив Рэна внизу.

Рэн отвел мне крохотную комнату в этом крохотном домике – лишь кровать да стол. Над столом – картина. Я на нее часто смотрела, потому что она заменила окно в реальность. Окно в мир, с которым, похоже, я попрощалась. Я должна терпеливо ждать двадцати одного года, но я так больше не могу. Я в тюрьме, в ловушке.

Я часами смотрела на эту картину; так долго, что почти вдыхала свежий воздух, чувствовала на щеках легкий ветер, а в волосах солнечные лучи. Бывает я так долго смотрела на нее, что, падая на свою постель, чувствовала под спиной не жесткий матрас, а мягкую, изумрудного цвета, траву.

И я действительно хотела проникнуть внутрь холста, где мир совсем другой, не враждебный и не ненавидит меня. Он любит меня, он принял меня, дал мне шанс. Но это невозможно. Ничто не изменится. Я не изменюсь, а мир и подавно. Он останется снаружи, а я внутри, в этой уродливой комнате.

И я больше не мечтаю – нет сил. Слишком больно после самогипноза окунуться в реальность, лучше уж вообще не пытаться взобраться на вершину фантазий. Сейчас было вновь обидно, потому что я забыла кто я, и почему вынуждена оставаться здесь.

Не знаю, каким образом, но рядом с Рэном я чувствовала себя живой. Он наполнял мое тело энергией, живительным светом, и я могла бурчать и ругаться сколько угодно, но как только поднималась наверх и оказывалась наедине с собой, я вспоминала, что я не жива. И не человек.

Рэну, должно быть, невыносимо жить здесь со мной. Он ведь ангел, и из-за своей ангельской сущности вынужден выносить такую как я. Я бы, наверное, сошла с ума! Точно бы сошла!

В общем-то, это не настолько больно, чтобы рыдать. Можно даже сказать, что это необходимо. Я не должна забывать кто я ни на секунду.

***

Я сделала запись в дневнике. Оставалось еще несколько чистых страниц, но я не хотела просить Рэна об одолжении, поэтому писала крошечным почерком, так, что буквы было не разобрать. Я делала это для того, чтобы хоть как-то отвлечься, ведь Рэн не позаботился о том, чтобы мне было чем себя занять. Казалось, он вообще ни о чем не думал, кроме того, как оградить этот домик на отшибе от лишних глаз.

Хотя, как по мне, он поступает неверно, ведь что может быть более любопытным, чем незнакомцы, которые живут по соседству и изо всех сил пытаются спрятаться? А может Рэн заколдовал наш домик, как заколдовал себя?

Похоже, я больше ни в чем не уверена. Знаю лишь, что понемногу начинаю сходить с ума. Я бы даже обрадовалась, появись здесь Адам сию секунду. Интересно, почему он больше не навещает меня? Знаю, он не мог меня потерять, ведь он утверждал, что нашу связь никто разорвать не может – Адам в моей голове. Он рядом, но не приходит, и от этого мне очень одиноко, ведь несмотря на то, что Рэн покидает дом не более чем на полчаса, мы с ним слишком разные и не можем найти общий язык.

Выбора не было, поэтому я просто валялась на кровати. Смотрела в потолок и считала секунды. Хотелось забыться каким-нибудь сном, где я окажусь в гуще людей − в клубе, в ресторане, в кинотеатре, на пляже.

... Я тону среди всех этих людей и впервые за всю свою жизни не испытываю неудобства, впервые мне легко от такого количества народа. Я могу дышать и дышу полной грудью, улыбаюсь во все тридцать два зуба.

− Одевайся.

Я испуганно подскочила, едва не свалившись с кровати. Рэн стоял в дверном проеме со стопкой одежды.

− Зачем?

Во-первых, я одета, во-вторых, страшно поверить, что он решил вывести меня на прогулку.

− Я немного подумал и пришел к выводу, что ты... мы могли бы... ты могла бы... мы могли бы вместе сходить за продуктами. – У меня в висках застучала кровь, поэтому следующие слова я расслышала с трудом. − ... И выбрать, что любишь.

− С чего такая любезность?

− Считаю до трех...

Я проворно соскочила с кровати и вырвала из рук Рэна одежду. Судя по всему, ничего примечательного: джинсы, футболка и свитер. На губах Рэна мелькнула усмешка, но я проигнорировала ее, желая, чтобы он поскорее убрался из комнаты.

Когда дверь за ним закрылась, я рывком стащила с себя поношенную футболку и застыла.

Почему он вдруг решил сжалиться? Из-за моих слов?

Я попыталась припомнить, что именно наговорила, но решила сделать это позже – сейчас есть дела поважнее. Гораздо, гораздо важнее!

Мое сердце колотилось и от предвкушения прогулки, и от того, с какой скоростью я переоделась. Расчесывать волосы я не стала, чтобы не тратить время, потому что я давненько не смотрелась в зеркало. Напялив шапку я радостным кубарем скатилась вниз.

Рэн стоял у лестницы, и когда я спускалась, он успел оценить меня придирчивым взглядом. У него теперь полный арсенал разных выражений лица. Раньше он был просто бесчувственным чурбаном, а теперь его актерские способности достигли самого пика!

− Ну что? – я физически не могла скрыть улыбку, хоть лицо Рэна и немного умерило пыл. Он кивнул:

− Просто пытаюсь предположить, сможет ли кто-то тебя узнать.

− Да с какой стати?! – испуганно вспылила я. – Ты видел мое лицо? Хуже и не придумаешь! И эта шапка – совершенно не мой стиль. И волосы у меня грязные, просто кошмар! – Я не могла остановиться и проглатывала окончания слов. – Здесь и телики, наверное, не у всех есть, мы ж живем на краю леса! А может ты меня заколдуешь, как себя? Преврати меня в парня или страшненькую девушку...

− Зачем делать еще хуже? – оборвал Рэн и направился к входной двери. До меня не сразу дошел смысл слов, но затем я, демонстрируя чудеса выдержки, лишь сжала кулаки и мысленно всадила в спину Рэна здоровенный топор и извлекла две почки.

Он отпер дверь и обернулся. На лице отразилось сомнение.

− Собираешься выходить?

Мое тело мне не подчинялось, оно полностью превратилось в сердцебиение, когда я посмотрела на луну за спиной Рэна, на звездное небо, на очертания деревьев. Дом с этой стороны я еще ни разу не видела.

Рэн открыл дверь шире, тактично промолчав.

Я на ватных ногах приблизилась и ступила за порог. Затем, не теряя ни секунды и вдыхая полной грудью свежий ночной воздух, поспешила к небольшим воротам. Тело реагировало на мельчайшие изменения в окружающей среде – я все воспринимала с восторженной улыбкой.

Не могу поверить, что мне удалось выбраться!

Я дышу!

Рэн шел позади, словно хотел проверить, как я буду себя вести и стоит ли мне доверять. У самой калитки он внезапно взял меня за руку, наверное, чтобы я не убежала. Его поведение не задело меня, но удивило:

− Разве тебе не противно?

− Нет. И у меня нет выбора. Никто ничего не заподозрит. Я воспользуюсь моментом и пройдусь с тобой за руку, не вызывая никаких подозрений, потому что девушки...

− Что за бред ты несешь? – оборвала я. Рэн мрачно поджал губы, но не стал спорить. Он просто сжал мои пальцы теснее и вышел со двора, потянув меня за собой.

Улица была узкой и уходила далеко вперед и вниз, освещенная фонарями, которые едва спасали от притаившихся теней и того ужасающего леса, который разросся прямо позади дома.

Я обернулась, чтобы взглянуть на него. Совершенно крошечный, будто недоразвитый птенец. Вокруг растут деревья; я видела их из окна гостиной, когда Рэн позволял выглянуть в окно поздним вечером. По обеим сторонам выложенной камнем дороги расположились дома покрупнее, но такие же старые на вид. Слева от нас находился закоулок, темный и страшный. Я проигнорировала его, потянув Рэна вниз по улице.

− Это не город, − сказал он, − небольшая деревушка.

− Ясно, − восторженно прошептала я. Почему-то казалось, что, если я заговорю громче, тут же проснусь ото сна. Я сжала пальцы Рэна, когда бросила на него взгляд. Старалась не быть слишком веселой, но все равно спросила с улыбкой: − Кстати, а выгляжу я как обычно, или ты изменил мою внешность?

− Я уже сказал, что не могу более вмешиваться в твою судьбу, − ответил Рэн, не глядя на меня, − иначе меня лишат чего-то похуже почки.

− Ну и ладно, − я была слишком счастлива, чтобы притвориться, что опечалена, а Рэн и не возражал. Кроме того, если бы я разыграла сцену, он бы мигом ее раскусил и тогда бы точно разозлился.

Какая чудная ночь и ее не испортит ничто – даже если снег или дождь внезапно нагрянут! Я готова кричать, петь, танцевать! К сожалению, Рэн, будто бы предвидев подобное развитие событий, сильнее сжал мои пальцы.

− Я и не знала, что все так, − сказала я зачем-то вслух. Не уверена, слышит ли меня Рэн. – Раньше я не замечала ничего этого – неба, дороги, деревьев, воздуха. А вот провела в заточении год и все кажется волшебством!

Рэн молчал, но я и не расстроилась.

Когда все это безумие закончится, и я вернусь домой (в свой настоящий дом), то сразу же займусь каким-нибудь видом спорта: научусь кататься на лыжах или коньках, отправлюсь в поход в горы...

Пока это лишь мечты, но сейчас, когда я прогуливаюсь вниз по улице, я позволю им разрастись и наполнить меня верой, что все закончится хорошо.

Я посмотрела на Рэна. Может и у него есть какая-нибудь безумная мечта? Наверняка он думает о чем-то подобном сейчас, когда гуляет, - может планирует свою ангельскую жизнь? В которой уже не будет меня.

Спрашивать я не рискнула, ведь тогда, готова спорить, моему прекрасному настроению придет конец, однако Рэн удивил меня:

− Мне бы хотелось гулять так весь день, − вдруг сказал он, и я даже внутренне съежилась от изумления. Я не ответила, ожидая, когда он продолжит, но мысленно задалась вопросом, а не подслушал ли он мои мысли, и не потому ли ответил на мои беззвучные вопросы. – Очень спокойно.

Я не знала, что именно означает это его «спокойно», поэтому спросила. Ответ меня ошеломил:

− Благодаря тебе, Аура, я ничего не слышу. Нет голосов, нет судеб, над которыми я должен размышлять. Целый год я живу в тишине и это ни с чем не сравнимое чувство. Сейчас я могу просто насладиться тишиной и приятной компанией.

Справившись с шоком, я усмехнулась:

− Но вместо тех людей ты вынужден заботиться обо мне.

− Значит, все же я о тебе забочусь? – поддел меня Рэн. Я ущипнула его через куртку.

− Ну, ты ведь покупаешь мне еду.

Могу поспорить, он усмехнулся! – но тут же стал серьезным:

− Все ради тебя, Аура. Я здесь ради тебя. Дышу ради тебя, живу как человек – все ради тебя. И я тоже в заточении. – Рэн бросил на меня взгляд и мне пришлось захлопнуть рот. – Разве тебе не приходило в голову, что мне это может быть также неприятно и неудобно, как тебе?

Я молчала. Рэн прав: я не думала о нем, совершенно не обращала внимания на его чувства, зациклилась лишь на себе. Но ведь... я просто забыла. Рэн ведь не человек. Он даже не похож на человека, он не... он не человек, − попыталась убедить себя я, вспоминая его манеру разговора, анализируя выражение лица и потребности.

Рэн мрачный, бесчувственный и холодный. И это не просто маска, которую напяливают какие-нибудь мачо из фильмов про подростков, я знаю, что Рэн действительно такой – ему чужды человеческие ощущения, именно поэтому мне с ним было так сложно – он не понимает моих потребностей!

Просто сложно представить, что он чувствует что-то кроме безнадежного неудовлетворения и злости из-за моего поведения, и бесконечной озабоченности моим будущим. Это не была неловкая пауза, я просто не могла поверить, что все эти дни Рэну было некомфортно. Спустя пять минут, которые длились целую вечность, я наконец-то выбрала верную тактику поведения и произнесла преувеличенно-беззаботным тоном:

− Тогда мы просто обязаны насладиться этой скромной прогулкой! – и потащила его, изумленного, вниз с холма в центр маленькой, а потому уютной деревеньки, наполненной оживленной публикой.

− Почему здесь столько людей? – изумилась я. – Сегодня какой-то праздник?

− Как ты и сказала, здесь мало у кого есть телевизор, − пояснил Рэн. Больше меня ничего не интересовало – никаких вопросов, пока мы не вернемся домой!

***

Плана у меня не было, поэтому я импровизировала, и первым делом заставила Рэна купить по шоколадному мороженому и уединиться на лавочке в свете уличных фонарей. Парень был категорически против, но я, к своему удивлению, смогла его убедить в том, что в этом нет ничего предосудительного.

Рэн сдался и потащил меня к палатке мороженщика, вокруг которой была очередь. К нам тут же пристали какие-то парни, которых Рэн отшил, напугав своим не по-женски страшным характером, который совершенно не соответствовал блондинке Элис Флетчер. Девушка, стоящая в очереди перед нами, посоветовала Рэну не общаться с такими нахальными парнями, потому что, цитирую: «Они все сволочи, а ты милая на вид. Но, если хочешь, я могу познакомить тебя со своим братом...»

Я едва не умерла со смеху, когда Рэн наконец вышел из себя и, купив мороженое, убрался подальше от навязчивой сводницы. Мы устроились на самой дальней лавочке, где я принялась за мороженое, а Рэн – за слежкой за людьми. Он выглядел напряженным, но меня это не расстроило. Ничего не случится. Не сегодня, когда мне удалось выбраться на свежий воздух!

Поглядывая на Рэна, я сказала:

− А я говорила, что так будет. – Он в недоумении посмотрел на меня. – Я про Элис. Не понимаю, почему тебе нужно прикидываться.

− Потому что Падшие и Орден знают, что я не оставлю тебя, − просто ответил Рэн. – Мне приходится притворяться Элис.

− Хорошо, но почему девушка, а не парень, полностью противоположный по внешности? Почему не низкий светловолосый крепыш?

− Думаешь мой характер соответствует такой внешности? – задумался Рэн, и я тут же категорично отрезала:

− Твоему характеру явно не соответствует женская внешность! – и добавила: – Скорее ешь мороженое, оно уже тает.

− Я купил его для тебя, чтобы ты задавала меньше вопросов, − многозначительно произнес Рэн. Он был в своем привычном расположении духа, что вовсе не означало, что он испортит и мне настроение. Не в этот раз.

− Итак, внешность девушки... − напомнила я ему.

Рэн посмотрел на меня долгим, цепким взглядом. В полутьме деревьев я видела тени на его скулах. Свет от фонарей слабо освещал только правую часть его лица.

− Я выбрал внешность Элис чтобы знать, кто враждебно к тебе настроен. Девушек никто не боится, их никто не замечает, и, если две девушки будут гулять по улице, это не будет выглядеть подозрительно.

− Когда девушка идет рядом с парнем это тоже не подозрительно, – не унималась я.

− Так. Давай закончим этот разговор.

Рэн проворно поднялся на ноги и стремительно направился по мощеной дороге к магазинчикам напротив. Я замешкалась, потому что в голову внезапно пришла мысль, что Рэн может специально притворяться, потому что ему противна сама мысль, что нас примут за пару. И тут же я встревожено нахмурилась, потому что нельзя не заметить, что в последнее время я думаю о Рэне Экейне постоянно.

Надеюсь, я не влюбляюсь в него.

***

Мы еще некоторое время побродили по площади. Я притворялась, что не замечаю кислой мины Рэна/Элис, полностью уделив внимание свежему воздуху, ночному небу и мощеным улочкам, которые паутинами разбрелись от главной площади деревни в разные стороны.

Перед возвращением домой я убедила Рэна зайти в булочную. Рэн, к моему удивлению, быстро сдался, и я не стала уточнять не шутит ли он, а мигом бросилась к пестрой ярко-синей двери булочной с привлекательным названием «Каролина». Стоило войти внутрь, как рот тут же наполнился слюной. В животе тут же заурчало, потому что пиццей я так и не пообедала.

− О, милые мои! – к нам направилась пухлая женщина с румяными щеками и добродушным лицом. Я непроизвольно улыбнулась. – Худенькие девочки, которым нужно попробовать вкусности Каролины! Шоколадные ватрушки с кремом и булочки с ванилью!

Я бросила на Рэна взгляд, но он и бровью не повел, когда его назвали худенькой девочкой. Я улыбнулась хозяйке пекарни:

− Моя подруга только что рассказала мне о том, что именно здесь продаются лучшие булочки, правда, Элис?

− Да, так и есть, – мрачно сказал Рэн. Хозяйка переводила взгляд с меня на него, сияя от счастья.

Я тоже сияла от счастья. Я наконец-то поговорила с кем-то кроме дневника и Рэна. Я чувствую себя сейчас полноценным человеком, не каким-то монстром, который может высосать душу из обычного прохожего, а просто девушкой, которая любит булочки и притворяется кем-то другим...

Рэн быстро утащил меня из кондитерской, когда хозяйка настойчиво стала спрашивать, как у него дела. Видимо у нее есть какой-то внук/племянник, которому пора найти невесту. Мой живот разрывался от смеха, когда мы с Рэном добрались до нашего дома.

− Почему ты смеешься? – удивился он, пропуская меня в калитку и удерживая за локоть, чтобы я не споткнулась о порожек. Я покачала головой:

− Даже не знаю, наверное, оттого что давно не смеялась.

− Ну, это повторится не скоро.

Тон его голоса заставил меня замереть и обернуться, но Рэн как ни в чем не бывало прошел мимо, вошел в дом и бросил ключи на тумбочку. Я поспешила следом, чувствуя, что в груди нарастает боль.

− Мог бы быть и помягче! Я и не мечтала, что в скором времени ты вновь выпустишь меня на улицу, но почему ты так ведешь себя?! За что злишься?!

Рэн вскинул брови и посмотрел на меня с присущим ему хладнокровием:

− Я мог бы солгать. Этого ты хотела? Услышать от меня ложь?

Несколько секунд мы буравили друг друга взглядами, затем я разъяренно поднялась наверх и заперлась в своей комнате. Ни разу не выругавшись и, разумеется, не заплакав.

Грудь все еще сдавливало неприятное ощущение. Где именно я ошиблась? Я не сделала абсолютно ничего, никак себя не выдала. Я не шарахалась от людей, я пыталась быть дружелюбной, и, возможно, потому что не обращала слишком много внимания на Рэна, я не заметила, как его настроение ухудшилось.

Не раздеваясь и не включая свет, я упала на кровать.

Слабая. Я просто расстроилась от несправедливого отношения Рэна. Расстроилась, но все равно счастлива. Сегодняшний день – лучший день за весь прошедший год. Я гуляла рядом с людьми, разговаривала с ними, дышала свежим воздухом, и просто... была собой. И из-за свинского поведения Рэна я не позволю уголькам удовлетворения и счастья, которые теплятся в груди, потухнуть.

Рэн Экейн, этот болван, не достоин...

Он постучал в дверь, и я с колотящимся сердцем забралась под одеяло, прикидываясь спящей.

Он не посмеет войти. Он просто не сможет.

Я расслабленно дышала, пытаясь симулировать сон, но дыхание сбилось, когда скрипнул матрас. Давление усилилось, когда Рэн склонился, упираясь руками в одеяло по обеим сторонам от меня, и прошептал:

− Аура, ты спишь?

Я осторожно дышала, зажмурившись и игнорируя голос. Попыталась отвлечься, но вместо этого вспомнила неприятный момент этого вечера, который, казалось, начисто выветрился из памяти. Когда мы с Рэном стояли за мороженым не только на него обращали внимание – на меня тоже. Со мной заговорил какой-то парень, кажется, спросил, какое бы я посоветовала мороженое, но я и рта не успела открыть, как Рэн зарычал: «Не разговаривай с ней». Вот и все. Ранее я притворилась, что ничего не произошло и грубость Рэна меня не задела, а сейчас обида затопила разом все сознание.

Разумеется, я знала, что Рэн вовсе не обо мне заботится и так и должно быть. Он думает о других людях постоянно и это правильно, вот только он должен был сразу обозначить границы для меня. Не уверять, что я нормальная и обычная, не говорить, что будет заботиться обо мне и никогда не оставит и не внушать надежд, что когда-нибудь придет мое время, и я смогу быть просто Аурой Рид.

Может ему просто надоело со мной нянчиться? Да, у меня нехороший характер, но я стараюсь быть терпеливой, просто ему не понять, каково это – жить такой жизнью. Его пренебрежение ко мне хуже смерти.

Эти мысли все клубились и клубились в мозгу, пока я резко не открыла глаза и не легла на спину, лицом к Рэну.

− Я знал, что ты не спишь, − приглушенно произнес он.

Я сильная. Эта ерунда не заставит меня чувствовать себя ненужным, брошенным под дождь беспомощным котенком, которого никто не замечает. Этого котенка все топчут и пинают. Несчастный котенок. Несчастная я.

Я прочистила горло и уточнила:

− Ты пришел извиниться?

Рэн демонстрировал спокойствие, отчего я почувствовала себя капризным ребенком, который не к месту показывает характер и закатывает истерики.

− Да.

− Не надо, Рэн, ты прав, − выпалила я на одном дыхании. Вновь капризничаю, вновь веду себя по-детски. Голос дрожит от сдерживаемых эмоций. – Ты прав, меня не нужно выпускать из клетки. Я просто буду упрямо биться башкой о железные прутья, расшибаясь в кровь.

Я начала это говорить, чтобы Рэн почувствовал себя некомфортно и испытал вину за то, что я плохо чувствую себя по его вине, а потом поняла, что и нет никакой вины. Он прав. Никто не должен говорить со мной, никто не должен смотреть на меня и думать обо мне, иначе я смогу возыметь над тем человеком власть и заполню его мысли тьмой. Так и поступают Падшие.

Я бы могла жить спокойно, не напоминай мне Рэн постоянно что я ненормальная. Но он вечно говорил: будь спокойнее, будь рассудительнее, сдерживайся, контролируй себя. Из-за его напоминаний я не могу забыться и чувствую себя заразной, а потому опасной для общества. Вот только моя опасность заключается в том, что я просто живу. Многие поняли это, в том числе и Изабелла, поэтому я не питаю по ее поводу пустых надежд, но ведь Рэн другой! Это он заставил меня поверить, что все будет лучше, что я справлюсь. Так что это не он виноват, а я.

− Аура? – он тихо позвал меня, и я поняла, что не в первый раз. Я посмотрела в его лицо совершенно спокойно, потому что после анализа ситуации обида отступила.

− Что?

− Я все равно хочу извиниться.

− А я говорю не надо, Рэн. Ты уж точно ни в чем не виноват. – Я с удивлением отметила, что смеюсь. Плохой знак. Надо спровадить Рэна пока все не началось заново, ведь мне лишь на мгновение удалось себя обмануть, скоро жалость вернется и я зареву.

Я зажмурилась.

Уходи. Уходи. Уходи.

− Не уйду.

Я открыла глаза.

− Почему?

− Я хочу быть сейчас здесь, с тобой.

Он произнес это так, словно это нормально для нас. И так и есть, но я хочу, чтобы в этих словах был иной смысл. Мой взгляд оторвался от его проницательных глаз и наткнулся в лунную дорожку на письменном столе, напротив кровати. Ночью можно было раздвинуть шторы на окнах.

Мой голос был слабым и жалостливым, когда я сказала:

− Если ты здесь для того чтобы я пообещала тебя не мучить, я обещаю не мучить. Хочешь, чтобы поклялась, что не буду больше давить, заставляя выпустить меня на прогулку как домашнего питомца? – Я перевела взгляд на Рэна. Он был удивлен. – Хочешь, чтобы пообещала не выходить? Ни с кем не заговаривать до конца своих дней? Может попросишь не дышать с тобой одним воздухом? Если сейчас уйдешь, я сделаю все, что захочешь.

− Не веди себя так, – сказал Рэн. Его голос был не голосом сожаления − опять этот усталый беспристрастный тон. Так говорят взрослые с детьми, которые вредничают.

– Мы выяснили друг о друге все, что хотели, мы знаем больше, чем знали раньше. Давай просто сократим наше общение, чтобы не доставлять друг другу неприятности? Можешь даже составить расписание, когда мне позволено выходить из комнаты, чтобы не попадаться тебе на глаза. – Я снова рассмеялась. – Это выгодная сделка, так что подумай хорошенько, Рэн.

Зачем я вообще говорю это?

− Вот что ты думаешь обо мне? – тон его голоса перестал быть беспристрастным. Я резко села, удивляясь тому, как он может сейчас разыгрывать из себя жертву.

− Да, это я о тебе и думаю. Это и еще много других вещей, которые не стану произносить вслух. Если ты еще не понял, именно поэтому я и хочу, чтобы ты свалил с моей кровати и вышел вон. Моя отрицательная энергия может принести тебе вред. Например, высосать твой свет или еще что похуже...

Рэн тяжело вздохнул, прошелся рукой по темным волосам и потер переносицу, словно я была невыносимой. Я всего лишь попыталась быть рассудительной и избавить нас от необходимости говорить друг с другом.

Я снова усмехнулась.

− Ладно, ты пришел, и я тебя выслушала. Попросил прощения, и я приняла их. Все, конец истории.

Рэн изменился в лице и только благодаря этому я отстранилась – стало страшно. Было очевидно, что мои слова наконец-то его задели. Молодец, Аура! Вот только из головы вылетело, что здесь только я и он, и у него точно не ангельское терпение. Я думала, что Рэн просто взбесится и уйдет, или запрет меня в комнате, как сделал однажды, когда я была особенно безумна, но он сжал кулаки, и я поняла, что дело плохо.

Я незаметно отстранилась.

− Рэн, послушай.

− Нет, это ты послушай, − он схватил меня за локоть, чтобы я не отстранялась. Он не сделал мне больно, но заставил замереть на месте. Моя кожа под свитером, там, где прикоснулся Рэн, вспыхнула огнем. Щеки тоже заалели. – Не прекратишь разыгрывать жертву?

Я почти не слышала его, потому что запаниковала. Рэн наклонился. Он и сидел так близко или приблизился? Его гипнотические глаза, наполненные звездами до краев, в упор смотрели на меня. Я не дышала. Рэн тоже. Я бы почувствовала его дыхание, потому что его губы были в паре сантиметров от моих.

Почему он так близко?

Я боялась моргнуть – вдруг, когда прикрою веки, Рэн окажется еще ближе?

Напрягшись всем телом (уверена, он почувствовал это сквозь пальцы, ведь он по-прежнему сжимал меня) я прошептала:

− Что ты делаешь?

− Не знаю.

Чувство страха усилилось, но я, не шевелясь, будто на меня смотрит огромный черный пес, шепотом попыталась предположить:

− Ты хочешь сделать мне больно?

Рэн моргнул и его кулак рядом с моей правой ногой расслабился. Пальцы зарылись в одеяло. Я почувствовала прикосновение. Сквозь одеяло и джинсы. Сердце тревожно сжалось, и я немного отклонилась назад.

− Рэн. – Он продолжал смотреть в упор, а мои глаза начало жечь. Я быстро моргнула, но губы Рэна как были в нескольких сантиметрах от меня, там же и остались. – Я не сержусь, правда.

Он не хочет причинить мне боль, − напомнила я себе.

− Сейчас не нужно жертвовать своим светом, − нашлась я. Рэн тоже моргнул, будто очнувшись. У меня была целая секунда, чтобы распланировать, как все будет дальше. Рэн отроет глаза и поймет, что сидит слишком близко, непозволительно близко. Мне не нужен его свет, и он прекрасно об этом знает, поэтому он ужаснется и отползет в свою комнату.

Я буду в безопасности. Рэн будет в безопасности.

Но он открыл глаза, и я поняла: все плохо, а он подтвердил:

− Я не собираюсь ничем жертвовать, − а затем склонился ниже. У меня заболел живот, и я отстранилась еще немного. Настойчивость Рэна пугала, ясно одно: это я что-то с ним сделала. Как-то околдовала его. Кэмерон ведь предупреждал, что нужно быть максимум осторожной!

Что, если Рэна привлекла моя тьма? Это часто бывает в книгах и фильмах – героев тянет друг к другу, если они яркие противоположности.

− Рэн, − позвала я, − Рэн. Мне не нужен свет. Не нужен.

Я вжалась спиной стену, но он все равно был слишком близко. И он больше не буравил меня взглядом – он смотрел на мои губы. Был слишком близко, но я все равно едва расслышала его слабый шепот:

− Я знаю.

Я не хотела прикасаться к нему, но все равно выставила руку вперед. Под моими пальцами ничего не было – ни сердцебиения, ни разгоряченного тела – просто Рэн. Он даже не отреагировал на прикосновение, но я почувствовала давление на запястье.

− Тогда что ты делаешь? – громко и с расстановкой спросила я. Он начинал всерьез пугать. Его взгляд наконец-то оторвался от моих губ. Мы посмотрели друг на друга, и мои щеки вновь обдало огнем. Жаль, что Рэн видит в темноте так же хорошо, как и при свете дня − теперь он поймет, что я нервничаю.

Секунду назад он был словно в тумане; звезды в его взгляде были рассредоточенными и совершенно не магическими, но тут он сосредоточился, и я поняла: сейчас он наконец-то вернулся. Магия спала.

− Аура, − голос был приятным и грудным, спокойным и осознанным, отчего я испытала огромное облегчение – сейчас Рэн станет самим собой. – Я хочу тебя поцеловать.

− Нет! – воскликнула я, вжимаясь в стену. – Что?!

Теперь я обеими руками уперлась Рэну в грудь. Он никак не реагировал, в то время как я лихорадочно соображала за двоих.

− Это не ты, − пыталась я убедить его, с трудом подбирая нужные слова. – Ты не в себе.

Я хочу этот поцелуй. Будет больно, как и в прошлый раз, но я хочу его.

Мое одело было коконом, и вовсе не спасало меня от настойчивости Рэна. Я не могла пошевелиться, казалось ангел повсюду, его грудь передо мной, руки – одна на моем затылке в волосах, вторая на талии, − подтягивают меня ближе.

Я попыталась сползти с кровати, и губы Рэна мазнули меня по щеке.

− ТЫ РЕХНУЛСЯ?! – заорала я так оглушительно, что он изумленно отпрянул. Я поняла, что может так он придет в себя и продолжила вопить: − Это не ты, понимаешь?! Ты никогда так себя не вел!

− А теперь веду, − отчеканил он холодным тоном, и я подавилась воздухом. У него раздвоение личности?

Хватка на моей талии чуточку ослабла, но я не двинулась, потому что наконец-то начала осознавать, что происходит. Это что-то страшное. У Рэна нет раздвоения, это хуже, намного-намного хуже. И он вовсе не под гипнозом и не околдован.

− Ты хочешь поцеловать меня, − произнесла я. Рэн не смутился, и я тоже. Я была в шоке. В ужасе.

Мне всегда нравился его взгляд. Он был сильным и отчужденным одновременно, и это он заставлял меня чувствовать себя сильнее, чем я есть. Рэн говорил мне кто я, напоминал постоянно, и пусть часто лгал – я знаю это – он все равно пытался помочь.

А я могу убить его за это.

Я почувствовала, как по ногам ползет паника, холодными пальцами пробираясь под одеяло и джинсы. Я хотела вздрогнуть, но не могла пошевелиться. Мы с Рэном застыли, будто две каменные статуи, окутанные сумраком комнаты.

− Это неправда, − произнесла я в тишину.

− Я не веду себя странно, Аура, я... − он не договорил, потому что я отшатнулась и вскинула руку, приказывая замолчать. Я таращилась на него, а Рэн вел себя совершенно спокойно, будто бы только что не рушилась моя жизнь.

Или его жизнь.

Наши жизни.

− Ты что, − я сглотнула, − влюбился в меня?

− Очевидно.