24 часа спустя

Иногда с нами происходят вещи, которые слишком сложно описать словами. Слова кажутся слишком блеклыми, бессмысленными и ненужными. Поэтому, когда людям есть что сказать они часто молчат, боясь произнести ничего не стоящие слова. Мы молчим все чаще, ведь стали испытывать много трудностей и негативных эмоций, разбивающих сердца, а мне бы хотелось поговорить.

О том, что кажется, будто моя жизнь не существует и я тоже. Что все происходящее – видение, сон, который вскоре закончится. Я думала об этом, когда бродила по лесу два года назад. Ощутила это, когда очнулась в том грязном переулке, который приняла за чудное поле с живописными цветами. Думала забыла это ощущение, но нет; оно со мной, все еще преследует меня. И теперь мне кажется, будто я в чьем-то сне, который неподвластен ни мне, ни манипуляциям судьбы. Я во сне человека, который позволил себе управлять людскими жизнями, как марионетками. Я стала марионеткой, безвольной и нелепой, пытающейся убежать неведомо куда, и знающей, что кукольник не отпустит: он крепко держит за веревочки, наслаждаясь своей властью надо мной.

Эта безнадежность принадлежит мне, или человеку, который путает мою жизнь? Несомненно, она моя. Такая яркая и ослепительная, что дух захватывает и подкашиваются колени. Беспомощность и неуверенность в себе и в окружающих людях настолько реальна и ощутима, что кажется, я могу дотронуться до нее, провести пальцами по поверхности, смахнуть пылинку. И когда я делаю это, в моей груди вспыхивает яростная боль, словно рана реальна и из нее сейчас хлынет кровь, и остановится лишь тогда, когда я сделаю следующий, весомый шаг, который сможет исправить ситуацию.

Мое бездействие вызвало гнев, который подпитывался страхом.

Я вспоминала все – недоверие к Кэмерону, когда впервые его увидела в лечебнице. Вспомнила изумленное, перекошенное болью лицо. Почему поверила ему, когда он сказал, что я его сестра? Хоть не сразу, но я поверила. Он был искренен и добр ко мне. Так добр ко мне еще никто не был. Мое доверие было ошибкой. Так случилось, что все, кому я доверяла, предавали меня.

Я могла смириться с предательством Кристины. Оно ничто по сравнению с Кэмероном. Он был моей единственной семьей, он был единственным человеком, которому я доверяла безоговорочно, который мог сказать что угодно, и я бы верила каждому слову. Он лгал. Все произнесенное им – ложь.

Господи, насколько это ужасно – знать правду.

Это больно до смерти. Я готова умереть, лишь бы не знать того, что знаю сейчас. Отдала бы все, чтобы никогда не знать ни Экейна, ни Лиама, ни Кристину, ни даже своего брата Кэмерона, который оказался братом этих Коллинзов. Как это вообще возможно?!

В мозгу вновь вспыхнула боль, когда я услышала разговор Экейна и моего брата. Они, разумеется, не знали, что я слышу каждое их слово, а мне не составило труда спрятаться: когда я увидела этих двоих вместе и услышала их разговор, почувствовала, как часть меня умерла и больше никогда не восстановится.

Кэмерон сказал, что разберется со мной.

Я вспоминала его улыбку – улыбку человека, которого считала своим братом. Он был моей семьей, единственным, на кого я могла положиться, но, оказалось, что даже это было ложью. Я так переживала за него – за его личную жизнь, за то, что у него совсем не остается времени на себя из-за гиперзаботы обо мне. И едва не отдала в лапы этих преступников Ясмин. О боже, как хорошо, что она не понравилась Кэмерону. Если бы это был его типаж, я бы оказалась виновна в ее смерти...

Я вспомнила, как Кристина узнала о случившемся с моей семьей и изобразила изумление, и во мне вновь проснулся гнев. А как она притворно испугалась, когда я стала обвинять Лиама, хотя, несомненно, он был виновен! Кристина настоящая актриса! Теперь понятно, почему она была добра и все время крутилась рядом. Понятно ее отношение к Экейну. Вот почему она была против нашего общения. А я-то думала, что она просто пережила какую-нибудь драму, связанную с Экейном, и даже подозревала, что она была влюблена в него, но в корне оказалась не права. Кристина удерживала меня от общения с ним для того, чтобы я случайно не вспомнила какую-нибудь подробность. Но, несмотря на то что Кристина и Кэмерон пытались удержать меня от общения с Экейном, он все равно искал со мной встреч. Наверное, хотел пережить прежние ощущения, или хотел удостовериться, что я ничего не помню.

− Аура, почему ты не говоришь со мной? – Адам пытался быть самим собой, но я чувствовала нервозность в его голосе. – Куда мы едем? Что случилось в доме Экейна?

− Я не хотела, чтобы все это произошло, Адам, – с расстановкой сказала я. Мой безжизненный голос пугал меня. Но это уже не важно. Больше всего пугало то, что Кэмерон, Лиам и Экейн – братья.

Как они могли столь долгое время скрывать это? Как они нашли друг друга? Почему мама и папа никогда не говорили о том, что они усыновили Кэмерона? Это какой-то бред.

Мысли, одна хуже другой, вертелись в голове отравляя. И Адам, сидящий рядом, действующий мне на нервы, совсем не помогал.

− Ты можешь объяснить, что происходит? – он откинулся на сидении, скрещивая руки на груди. – Ну, или хотя бы написать? Намекнуть? Громко подумать?

− Из-за меня у тебя могут быть проблемы, – только и сказала я.

Я давно не водила машину. Несколько лет точно. И думала, что утеряла все навыки, но когда вышла из дома Экейна случайно услышав то, о чем говорили те двое, не думала, что делаю. Оттеснила Адама с водительского сидения и уехала.

Я не могла бросить его. Если с ним что-то случится я никогда не прощу себя.

− У меня уже из-за тебя проблемы, − со смешком сказал он очевидное. – Мои ноги занемели. Я хочу прогуляться. И хочу есть. Мужчина должен употреблять три тысячи калорий в день, а я всего-то выпил воды за эти часы, что мы в дороге. Ты хочешь меня убить?

Я бросила на него взгляд:

− Адам, мне чертовски жаль, что все это происходит. Клянусь.

Выражение его лица сменилось тревогой:

− Аура, ты никогда не ругалась. – Я рассмеялась, не выдержав. Адам еще сильнее обеспокоился: − Скажи мне, что ты узнала... я помогу тебе. Обещаю.

О, милый-милый Адам, помощь нужна вовсе не мне.

Я покачала головой, продолжая усмехаться. Чувствовала себя свихнувшейся, но не хотела показывать свое сумасшедшее состояние.

Что я скажу?

«Адам, из-за того, что ты все время был рядом со мной, из-за того, что у меня длинный нос, нас хотят убить»?

Ха-ха, Аура, посмотрим, как он отреагирует на подобное заявление. Это же Адам. В ответ мне прозвучит целая делегация специально подготовленных шуточек. Но это не смешно. Это правда.

Я действительно ему скажу.

Я все расскажу ему, но лишь тогда, когда смогу убедиться, что беседа между Кэмероном и Экейном не вымысел.

Я найду свидетельство о рождении Кэмерона, и тогда я просто... я просто...

Я съехала с дороги, окруженной зимним лесом, и выключила двигатель.

Адам молчал, терпеливо ожидая, когда я что-то скажу, но я не могла выдавить ни звука. Горло сдавили слезы, я не могла дышать. Я ненавижу это.

Внезапно парень произнес:

− Я помню, как впервые увидел тебя.

Я резко посмотрела на него, но в темноте не увидела лица. Голос не был измученным, расстроенным или напуганным.

− Что ты подумал?

− Я подумал, что у тебя отличная фигура. – Мои брови взлетели и Адам поправился: − Я подумал, что никогда еще не видел человека, способного высвободить столько эмоций во мне за столь короткий срок.

− Это были хорошие эмоции надеюсь?

− Да, бесспорно хорошие. И даже сейчас, когда тебе грустно, мне хочется сделать все, чтобы высвободить твою внутреннюю энергию на волю, чтобы ты перестала страдать. Поэтому хочу, чтобы ты выплеснула ее через слезы.

− У меня нет сил, Адам.

В темноте он взял меня за руку и переплел пальцы.

− Расскажи, что произошло. Ты должна мне, Аура. Хотя бы за то, что я ехал с тобой в машине на протяжении суток и ни разу не выдал испуга, когда ты неумело сворачивала на поворотах.

Я не смогла сдержать улыбку:

− У меня есть права, просто... − я замолчала, потому что Адам принялся водить большим пальцем по тыльной стороне мой ладони и потому, что кажется, будто бы когда-то давно уже произносила подобные слова.

Адам. Адам прикасается ко мне.

Я сглотнула.

Он нужен мне. Его забота, искренность, чувство юмора и доброта. Адам улыбается даже сейчас, когда ситуация даже отдаленно не напоминает смешную.

− Что? – он смутился. − Почему ты так смотришь на меня?

− Просто смотрю, – сказала я, продолжая смотреть в упор. Глаза уже привыкли к темноте, и я могла различить мягкие черты лица Адама и легкую улыбку.

− Ты меня пугаешь.

Я знаю.

Я и себя пугаю тоже.

− Хочешь, я поведу? – спросил он. – Ты устала. Я чувствую, как дрожит твоя нога.

Адам прав: мое правое колено нервно подергивалось, задевая его бедро.

Я отстегнула ремень безопасности:

− Да. Да, если ты не против. Мне действительно нужно сосредоточиться на чем-нибудь другом.

Он с видимым чувством облегчения поменялся со мной местами, завел двигатель, включил фары. Потом посмотрел на меня:

− Так ты теперь скажешь, куда мы едем?

− В церковь, – сказала я, откидываясь на спинку сиденья и позволяя всему телу расслабиться. Уставилась прямо перед собой. – Я еду в церковь, чтобы найти свидетельство о рождении Кэмерона.

***

Я держу карту и ворчу, недовольно глядя на Рэна:

− Может позволишь мне сесть за руль?

− Нет.

− Почему?

− Почему? Потому что у тебя нет прав.

− У меня есть права.

− Это не права, а сущий пустяк, – не уступал Экейн. Мне хотелось свернуть карту, которую я держала в руке, и треснуть по его макушке со стильной прической, чтобы он ощутил хотя бы неудобство.

− Можешь даже не думать об этом, – предостерег Экейн, бросив на меня взгляд. Я в ответ покачала головой:

− Какой же ты странный.

− Я знаю.

− И? Тебя это вовсе не заботит?

− А почему это должно меня заботить? – спросил Экейн с равнодушным видом, и я не знала, действительно ли ему безразлично мнение окружающих или он прикидывается. Поразмыслив, я выбрала первый вариант:

− Да, ты прав. Тебе незачем переживать о таких пустяках.

***

Я открыла глаза и посмотрела в потолок. Белый потолок. Белоснежный.

Я в психушке?

Я повернула голову вправо.

Розовые обои с блестками.

Посмотрела влево и увидела трюмо с косметикой и украшениями. Там также стояли чьи-то фотографии. С такого расстояния я не смогла рассмотреть кто на них изображен, да сейчас было и неинтересно. Я шумно втянула воздух и выдохнула. Потом села.

Голова раскалывалась, перед глазами поплыли круги. За окном – призрачная ночь; снежинки продолжают свой путь с небес на землю, словно желая засыпать все вокруг своим мягким, девственно-чистым ковром.

На несколько секунд я застыла, с трудом соображая, что происходит и где, затем вздрогнула и обернулась. В комнату вошел Адам с характерным бумажным пакетом с едой. В моем желудке заурчало, но я все равно сварливо спросила:

− Почему ты оставил меня одну?

− Боишься, что тебя унесет чудовище? – пошутил парень, оставляя пакет на круглом столе почти посредине комнаты. Затем стянул куртку и оставил на спинке стула.

Он всерьез думает, что я переживаю за себя? Нет, я бы солгала, если бы сказала, что мне не страшно, но больше я боюсь если что-то случится с ним. Я не смогу жить с этим грузом на душе. Сначала мама и папа, теперь Адам в опасности.

− Я не помню, как мы здесь оказались, – сказала я, потирая глаза основаниями ладоней.

− Ну, ты отключилась сразу же, как только я сел за руль. По пути в Дарк−Холл я затащил тебя в номер. – Тут Адам засмеялся: − Пацан хотел дать нам номер для новобрачных, но я сказал, что мы с тобой молодожены в ссоре и не спим вместе. Видела бы ты его лицо.

Продолжая хихикать, он присел в старомодное розовое кресло с изогнутой спинкой и, подтянув джинсы на коленях, продолжил:

− Не волнуйся, я сразу же забрал тебя оттуда. У тебя начался жар, а вокруг были клопы – жуть. – Он сокрушенно покачал головой. − Я думал, у меня начались галлюцинации, но они действительно были там, эти маленькие монстры... Кроме того, горчичная... Я сказал «горничная» потому что не знаю, как назвать мужчину, который убирает в отеле. Это горничный? Кто? Он был очень грубым.

Я продолжала молчать. После сна мозг туго соображал, а у меня ко всему прочему возникло чувство, будто Адам пытается заговорить мне зубы. Я снова осмотрела комнату, словила свой взгляд в зеркале и быстро пригладила волосы.

− Значит, мы не в отеле, − сделала я вывод.

− Нет, мы в доме моей второй мамы.

Я резко посмотрела на Адама, не зная, как отреагировать. Несколько секунд подозрительно смотрела, пока он не повторил:

− Вообще-то, я объяснял тебе, куда мы направляемся, но, очевидно, ты была не в себе. А выглядела нормальной.

Похоже, он не шутит.

− У тебя две мамы?

− Да, но ты действительно думаешь, что сейчас подходящее время для разбора моего генеалогического древа?

− Да, я так думаю.

Адам почти закатил глаза, скорчив гримасу:

− У моего отца три жены. Когда моя биологическая мать бросила меня в приюте, отец женился во второй раз, и меня воспитала его вторая жена – она моя мама. Третья жена сейчас с отцом в Японии.

Я помолчала, прикусив щеку.

Зажмурилась.

− Прости, я не знала, что все так запутанно... я... решила, что ты снова шутишь.

Поэтому он живет всегда один? Поэтому никогда не говорил о своей семье? Если подумать, я и не спрашивала. Хороша же я! Лишь жаловалась на свою жизнь, а, возможно, у него самого проблемы в семье. Он таким пренебрежительным тоном говорил о своей матери. О настоящей маме.

Она бросила меня в приюте.

Он догадался, о чем я думаю, и жестким тоном произнес:

− Нет. Ты не виновата в том, что эта женщина бросила меня. – Я не спешила говорить, потому что казалось, если открою рот для вопроса или комментария, он испугается и перестанет рассказывать. Я оказалась права: спустя, наверное, полторы минуты, Адам заговорил вновь: – Мне было... − усмехнулся, словно какой-то шутке, но улыбка вышла неестественной и такой болезненной, что мое сердце защемило. − Мне было, пожалуй, лет пять, когда она ушла...

Слово «ушла» он произнес с большей горечью. Прикусил щеку, помолчал немного и с улыбкой сказал:

− Знаешь, я тогда не понимал, что произошло, но... эм...она сказала... − Он говорил с таким трудом, что даже у меня горло перехватывало, но он еще успевал бросать на меня фальшивые веселые взгляды: − Она говорила, что я никогда не принадлежал ей по-настоящему. Был чужим, как... соседский мальчишка. Бездомная собака. Хм... Она не приняла меня, когда я родился. Не приняла, несмотря на то, что я делал все, чтобы понравиться ей. Когда другие дети шли гулять я сидел за учебниками, чтобы она лишний раз похвалила меня. Я никогда не был достаточно хорош, всегда было что-то не так.

Я быстро заморгала, но чувство, что кто-то беспощадно тычет мне в глаза раскаленными иглами не исчезло. Стало больно.

− Помню, как она крестила меня, − усмехнулся Адам, и я поняла, что в его следующих словах не будет ни капли веселья. – Она держала меня под водой минуту...две – не помню сколько... и время длилось... − Судя по тому, как он сжимал подлокотники кресла, я поняла, что он никогда никому не рассказывал этой истории. – Казалось, что лопнет голова, но я не сопротивлялся, потому что верил, что мамочка отпустит меня до того, как в легких закончится воздух. Но она не отпускала. Я очнулся в ванной спустя час, в кромешной тьме, запертый на ключ. Стал звать ее, но она не отпирала дверь. Два дня я спал на полу ванной комнаты, закутанный в грязные простыни, что нашел в корзине для белья. На третий день она отперла, и я был счастлив ее видеть. Кроме нее у меня никого не было, и я знал, что заслужил все наказания.

Я больше не могла сидеть, потому что, если бы это была моя история я бы плакала навзрыд, поэтому я встала и подошла к Адаму. Он изумленно вскинул брови, но я не позволила задать вопрос, лишь крепко обняла, стискивая в своих руках. Он судорожно вздохнул – я почувствовала дыхание на уровне живота – и усмехнулся. Затем всхлипнул. Внутри меня образовалась пропасть, и его слова, которые тяжелыми булыжниками скопились в горле, не давая слезам прорваться наружу, стали с тяжелым грохотом скатываться вниз.

− Эй... − Адам приободряющее похлопал меня по спине, и я отстранилась. Его глаза были покрасневшими, а губы влажными. Он фыркнул, глядя на меня снизу-вверх. − Да, стоило рассказать эту историю ради таких вот привилегий. Я прижался к твоей груди.

− Заткнись. – Я ударила его по плечу.

Своими идиотскими шутками, развязным поведением и выпадами он пытается скрыть свою боль. Пытается забыть о том, что произошло с ним детстве. И сегодня он позволил прикоснуться к своей душе, он впустил меня в свой мирок, за стену, которую, возможно, когда-нибудь разрушит, обнажая себя настоящего всему миру. И я ценю это.

***

− Нравится дом? – беспечность в голосе Адама меня не обманула.

− Да. Теперь ясно, где ты берешь деньги, – сварливо сказала я (только чтобы он думал, будто я жалею его), залпом выпивая кофе. Мои глаза сегодняшней ночью не должны сомкнуться.

− Прошу прощения? – Адам вскинул бровь, выглядя мягко говоря привлекательно. Мое сердце точно замерло на мгновение. Или десять секунд. Я успела досчитать до ста. − Я ведь работаю в автомастерской.

− А я думала, деньги ты обманом выманиваешь у прохожих, – парировала я, надеясь, что Адам снова посмотрит так как прежде, но он лишь усмехнулся:

− Это было лишь раз.

Я внимательно посмотрела на парня, пытаясь понять, шутит он или говорит правду, и сразу же расслабилась, когда увидела ямочку на его правой щеке.

Приглушенный свет торшеров на кухне делал Адама, сидящего за столом напротив, похожим на запретный плод.

Запретный плод?

Что за чушь?

− Мм, − я неловко поерзала на стуле. Нужно прекратить замечать его лицо. И взгляд, и улыбку, и милый характер, и чувство юмора. Я обвела взглядом кухню. – Этот дом, значит, в Дарк-Холле. Возможно ли, что мы... с тобой и раньше встречались?

− Нет. – Адам качнул головой. – Предки недавно сюда переехали.

Он внезапно стал угрюмым, но лишь на несколько секунд. Затем вернулся прежний добрый Адам. Он отодвинул тарелку с едой в сторону, заговорщицки наклоняясь ко мне:

− Итак. Вот каков план: я иду в церковь, нахожу записи, приношу тебе, ты любуешься ими, и я их возвращаю. Или не возвращаю, − пожал плечами, − я уверен, их не хватятся.

Мои брови взлетели вверх:

− Ты хотел сказать «мы», верно? Мы договорились, что мы будем делать это вместе.

− Да, ты договорилась, только явно не со мной, – продолжал в том же духе юноша.

− Кто назначил тебя командиром?

− Я сам. Я тебя старше, и я мужчина. – Под моим мрачным взглядом, его лицо изменилось. − Почему ты так смотришь?

− Я не смотрю. – Я просто смотрела, но не теперь. Сейчас, когда лицо Адама избавилось от ухмылки и веселости в глазах, я почувствовала, что мое сердце вновь замерло. Когда оно ведет себя так странно, я тоже веду себя неподобающе. Я нервно повторила: − Я не смотрю.

− Смотришь. Я же тебе нравлюсь, − заявил он, продолжая пристально вглядываться в мое лицо. Целую секунду я размышляла, как поступить, затем откинулась на спинку стула, чтобы увеличить расстояние между мной и Адамом от греха подальше.

− В твоих мечтах.

− Нет, в твоих. Ты сходишь по мне с ума. Особенно после того, как я отказал тебе в прошлый раз.

− Чт-т-то? – у меня едва не отвисла челюсть.

Он шутит, верно?

− Ничего. Просто скажи, что ты без ума от меня, и я отстану.

Я закатила глаза к потолку, вставая на ноги. Собралась убрать со стола и затем вновь обсудить сомнительный план Адама, но, когда я прошла мимо него с нашими тарелками, он взял меня за руку, и медленно поднялся.

Я удивилась и хотела спросить, что он делает, но всякая необходимость в вопросе отпала, когда он забрал из моих рук посуду и переплел наши пальцы. Температура моего тела подскочила на несколько градусов, а сердце стало колотиться от предвкушения.

Только не здесь и не сейчас. Не тогда, когда он открылся мне, не тогда, когда я на грани, не тогда, когда мы одни во всем мире.

− Что ты делаешь? – вопрос сорвался с моих губ, каркающим звуком. Адам взял меня за плечи. Я ощутила его пальцы сквозь кофту, словно он прикоснулся к самой коже. Он склонил голову на бок, пристально изучая меня, и заставляя сердце тревожно забиться.

− Что ты делаешь? – я снова повторила вопрос, на этот раз громче, потому что из-за шума в ушах ничего не слышала. Я прочла по его губам:

− Я хочу тебя поцеловать.

Я отстранилась, а Адам наклонился. Я отвернулась, пробормотав:

− Я не думаю, что это хорошая идея.

− Почему? – Его губы прямо у моего уха. Кажется, я чувствую призрачный поцелуй. Дыхание сводит меня с ума, я едва могу держать глаза открытыми.

− П-п-потому что мы... у тебя стресс. Мы... мы здесь одни и это не очень хорошая идея.

Адам резко выпрямился, но плечи мои не отпустил.

− Ты что, не доверяешь мне? – Насмешка в голосе заставила меня в упор посмотреть на него, но я ничего не смогла ответить. Лишь положила руки поверх его, желая отцепить от себя. Вновь не смогла ничего сделать. Хочу и не хочу. Странное ощущение.

Адам почувствовал это, как хищник чувствует страх. Не отрывая взгляда от моих глаз, он медленно склонился. Я не двигалась, даже затаила дыхание. Не могла сказать, чтобы он прекратил – это ложь.

На размышления больше нет времени, а я и не хочу больше думать, поэтому, когда Адам легонько прикасается ко мне, я не отстраняюсь, а наоборот – приближаюсь. Потому что в этот раз все по-другому. Адам целует сильнее и настойчивее, прижимает меня к себе, приглашает в крепкие объятия, а я не могу сопротивляться и позволяю нашим телам соединиться сверху-донизу. От этого поцелуя сердце разрывалось в груди, но это было приятное ощущение, потому что оно единственное высвободило энергию, заставило дрожать руки и ноги.

По телу прокатилась волна возбуждения.

Я прижалась к Адаму теснее, заставляя его ниже склониться. Мои пальцы взлетели с его узкой талии на затылок. Запутались в его волосах, притянули голову ближе. Откуда-то сверху на меня хлынула обжигающая волна холода, когда наши языки соприкоснулись. И вот, я уже хочу большего – сильнее целовать, сильнее прижаться, слиться воедино.

Это совсем непохоже на меня, но я не думаю об этом.

Я хочу этого больше всего на свете.

Через минуту мы уже яростно целуемся – Адам приперт мною к стенке, но даже не замечает этого. Я чувствую его руки на своей талии, чувствую ногу, согнутую в колене, и касающуюся моего бедра, чувствую жар, исходящий от его разгоряченного тела.

Я отстранилась, чтобы набрать полные легкие воздуха, и когда открыла глаза в ужасе вскрикнула. Отшатнулась назад и больно ударилась бедром о край кухонного стола. Только благодаря боли, стукнувшей в голову и вызвавшей слезы, я вновь увидела Адама, потому что секунду назад вместо него меня целовал Рэн Экейн.

− Что? Что? – испуганно спросил Адам, оглядываясь чтобы узнать, что именно меня напугало.

− Ничего...просто...показалось. – Я со стоном потерла ушибленное место.

− Что показалось? – он медленно выдохнул, проводя по груди рукой, словно успокаивая сердце. Его волосы были в полном беспорядке, а глаза сверкали демоническим блеском. К своему ужасу я заметила, что две пуговицы на его рубашке расстегнуты.

Это я сделала?

Не помню.

Он подступил ко мне, желая как-то помочь. Я выдавила:

− Паук. – Почему именно Экейн? Как он мог мне померещиться, я ведь даже не думала о нем. – Меня напугал паук.

− Паук, – скептически повторил Адам. Я прислонилась к столу, нервно проводя языком по нижней губе. Адам покачал головой. Мы оба были шокированы тем, что произошло только что на кухне, а я еще и не могла отвести взгляда от пуговиц, которые в беспамятстве расстегнула. Я же... чуть не изнасиловала его.

− Ты меня напугала, – наконец сказал он. Я вздрогнула, но неправильно истолковала его слова: − Я подумал, что ты представила вместо меня кого-то другого и потому отшатнулась, словно я тебе противен.

Я нервно рассмеялась, отводя взгляд.

Я больна.

***

Над машиной проплывала луна, изредка теряясь в сероватых облаках на черном небе с россыпью звезд.

− Может остановимся в мотеле? Я хочу спать. Я очень устала.

− Ты устала? – спросил Экейн, подперев голову рукой, согнутой в локте. В его голосе я услышала издевку.

Я посмотрела на него, пытаясь подавить зевок. Не похоже, что он устал.

− Я думала, для тебя это не проблема – быть за рулем. Ты сам не хотел, чтобы я вела.

− Нет, это проблема.

Я оценила Рэна тяжелым, злым взглядом, но, конечно, он не отреагировал на него. Неужели он не понимает, как это важно для меня?

− Посмотри на меня.

− Я не хочу.

− Ты должен, – надавила я, чувствуя злость и неуверенность. Экейн в любую минуту может повернуть назад, следуя своим собственным принципам, и я никак не смогла бы его остановить. − Ты не можешь оставить меня одну.

− Да, не могу. – Экейн не стал возражать. Он достал из кармана пачку с сигаретами, вытряхнул одну и закурил. В этот раз я не стала отворачиваться, потому что знала, что именно этого он добивается – хочет, чтобы я оставила его в покое, но я не сделаю этого. Я хочу увидеть его настоящий характер, а не эту маску невозмутимости и безразличия, которую он носит не снимая.

Мы продолжали ехать в ночной тишине, и меня вновь стало клонить в сон. Экейн выдыхал в салон моей машины тонны дыма, от чего в горле начало першить. После того как он понял, что я не сдамся, сказал:

− Да, остановимся в мотеле.

− А чего хочешь ты? – спросила я невпопад. Я знаю, он думает мне не важно это, но на самом деле важно. Я хочу знать, чего он хочет, хочу знать, что он здесь, со мной, по собственной воле, а не потому, что я заставила его.

− Я хочу остановиться в мотеле, – сказал Экейн, выдыхая дым через нос.

− Скажи мне чего ты хочешь на самом деле.

Он усмехнулся.

− Что я хочу?

Я внимательно смотрела на его губы.

− Я ничего не хочу, Аура.

Экейн вытащил изо рта сигарету и выкинул в окно, свободной рукой выворачивая руль. Свернул в лес и затормозил. Я не испугалась, но встревожилась. А еще ощутила волнительное предвкушение, собравшееся где-то в животе.

− Разве ты не этого хотела? – спросил Экейн, вытаскивая ключи из замка и поворачиваясь ко мне. − Разве нет?

− Я...

Внезапно представила, как его восхитительные руки ложатся мне на талию, как он нежно целует меня...

Экейн медленно наклонился ко мне, отцепляя свой ремень безопасности, а я вся напряглась, ожидая его следующего шага. Сглотнула, решая, поцеловать его первой или нет, и что он сделает, если я все же поцелую? Желание было так велико, что еще секунда и я бы впилась в его губы жарким поцелуем (в моей голове все было именно так), но, внезапно спинка моего сиденья резко опустилась и вместе с тем я услышала сдавленный смешок Экейна. Затаила дыхание, боясь пошевелиться. Экейн выпрямился, а я так и лежала, испуганно прижав руки к груди и глядя на его спину.

− Очевидно, что ты разобьешь свою голову, если мы продолжим путь.

− Ты правда этого боишься? – буркнула я, скрещивая руки на груди.

− Боюсь, что, когда ты закроешь глаза, вновь начнешь фантазировать. – Я вытаращилась. – А когда придет мой черед заснуть, ты станешь наблюдать за мной. Будешь рассматривать мое лицо и представлять, как я целую и ласкаю тебя.

О БОЖЕ.

Я сквозь зубы прошипела:

− Да... из-за твоего милого личика я почти забыла, какой мерзкий у тебя характер.

Я резко проснулась. Сердце гулко колотилось о ребра.

Это все было так реально... нет... это и было реально. Это не было моим сном изначально – это мое потерянное воспоминание, одно из тех, что заблокировал мозг. Экейн и я... мы действительно были вместе в тот год. Мы были вместе, и я ехала куда-то. Я держала карту. Я точно помню ее. Помню, как сосредоточено разглядывала ее, когда Экейн выдыхал клубы дыма прямо мне в волосы, и помню, как мне хотелось приложить этой картой по его возмутительно красивой голове.

Это было по-настоящему. В прошлом. Три года назад.

Я не боялась его.

Я была влюблена в него.

Я потерла руки, и уставилась в окно на церковь. Сколько времени прошло с тех пор, как Адам ушел? Он просил довериться ему, но я не думала, что он заставит меня отсиживаться в машине.

Адам спросил быстро ли я бегаю, и я ответила, что не знаю, а он тут же сказал, что, если его поймают, ему легче будет сбежать если меня не будет рядом. Он был прав, но теперь я нервничала.

Еще десять минут. Подожду еще десять минут. Если Адам не появится я пойду за ним, и мне все равно, что он будет возмущаться.

Я уставилась на подвал церкви неподалеку от входа.

Адам где-то там. Ищет свидетельство о том, что Кэмерон был усыновлен. А я сижу тут, и думаю о Рэне Экейне, этом гаде ползучем. Я думаю о том, что со мной, с нами случилось. Рэн все еще такой же осел, как и в прошлом, но я не была такой зажатой, как сейчас. Это – то, что он сделал со мной в той поездке – забрал это из меня, забрал то, что делало меня сильной. Он просто сломал меня ничего не желая объяснять, и более того, даже не желая как-то оправдаться. Рэну нужно лишь одно: чтобы я не вспомнила то, что они со мной сделали.

Но чем больше я думаю об этом, тем сильнее хочу узнать. На самом деле, теперь многое стало на свои места – например, вот почему Кэмерон все время повторял, что я не должна ничего вспоминать. Я думала, он переживает, беспокоится, что воспоминания окажутся слишком болезненными, но все оказалось намного страшнее и чудовищнее – его беспокойство было вызвано обычным страхом.

Я сделала вдох и открыла в машине окно. Снег прекратился, но воздух был ледяным и колючим. Я задрожала, но продолжала стойко выносить порывы ветра, главное – освежить голову. Для меня это сродни вызову, и я смогу победить. Смогу дойти до конца несмотря ни на что. Им меня не запугать, я не стану прятаться, выжидая своего часа. Они меня сломали, и может быть я не смогу полностью восстановиться, но смогу заново себя создать. Шаг за шагом. Просто нужно очень сильно постараться, нужно заставлять себя поступать правильно, а не прятаться.

Во мне яростным огнем затрепетало снежное, колючее пламя ненависти. Морозный воздух с улицы не только не остудил меня, но кажется, даже наоборот разгорячил. Я полна энергии. Окажись в моей руке кол, я бы всадила его в грудь их всех, не раздумывая – даже в Кэмерона и Кристину. Я бы казнила их словно проклятых вампиров из телевизора – они такие же кровососущие твари, они выпили из меня всю энергию, выпили все до дна.

Я бы выстрелила им в лицо, при этом глядя в глаза, и сказала бы напоследок...

Незнакомый голос, раздавший где-то позади машины, вернул меня в реальность.

− Да, я забыл документы. Ничего страшного. Да... − смех. Затем я увидела обладателя голоса – это был высокий черноволосый мужчина в пижамных штанах, которые выглядывали из-под пальто. Он прошел мимо меня, прижимая плечом к уху телефон, потому что в одной руке держал какие-то папки, а в другой ключи от машины. – Да, Мэнди спит... − Он взял телефон в руку и, не обращая внимания на нашу машину и, в частности, на меня, прошел мимо, и я лишь слышала отрывок предложения: − Эй, ты всерьез расспрашиваешь меня о моей девушке?

Как только он перешел дорогу я облегченно выдохнула, но не успел углерод покинуть легкие, как я подскочила: меня опасность миновала, но не Адама.

«Я зайду через подвал. Дверь в архив – первая на этаже, это не займет и получаса, так что хватит на меня глазеть словно я отправляюсь в Афганистан».

Не раздумывая ни минуты, я выбралась из машины и заперла ее на ключ. Похоже, Адам надеялся, что я испугаюсь и брошу его одного, потому оставил ключи в замке. Что ж, это оказалось единственным вразумительным поступком за сегодняшнюю ночь.

Я положила ключ во внутренний карман пуховика чтобы не потерять, и побежала к зданию, черной стеной возвышающемуся передо мной. Дверь закрылась за тем мужчиной в пижамных штанах минуту назад. Он ведь не мог за столь короткое время найти Адама?..

Переступив через длинную полосу сугробов вдоль дороги, я проследовала за шагами Адама к дальней стене церкви и быстро нашла нужное окно. Интересно, почему здесь нет сигнализации? Может потому, что никто не думает, что кому-то может прийти в голову идея воровать документы из церкви? С другой стороны, ведь и мы с Адамом пришли не для того, чтобы красть, а для того, чтобы взглянуть одним глазком...

Прикусив губу, я вытащила руки из карманов и непослушными пальцами приподняла раму окна. Надеюсь, она не грохнется на меня сверху, как гильотина. Тогда я ничем Адаму не помогу.

Жутко дрожа, то ли от холода, то ли от страха, я просунула ноги в открывшийся проем, и скользнула вниз.

В голове успела пронестись паническая мысль: что если до земли далеко и я сломаю ногу?! Но не успела я действительно испугаться, как мои ноги коснулись цемента. Я выдохнула и медленно разогнулась.

− Фух-х-х...

Быстрыми шагами побежала наверх по лестнице, и, с трудом отперев тяжелую железную дверь, оказалась в темном коридоре. Здесь было множество дверей – таких же темных и непримечательных – но я выбрала нужную, ту самую, о которой говорил мне Адам. Толкнула дверь и, прежде чем зажмуриться от ослепляющего света лампочки под потолком, успела заметить, как Адам испуганно подскочил, оборачиваясь ко мне и пряча что-то за спиной.

− Ох... − он согнулся пополам от облегчения. – Я уже подумал о том, что даже не составил завещания, хотя кроме машины у меня и нет ничего...

Как обычно шутит.

− Ты что-то нашел? − Я подошла к нему, лавируя между коробками.

− Нет. – Адам со смешком встрепал мне волосы, затем обернулся, страдальческим взглядом осмотрев помещение. – Но я просмотрел мало коробок. Это хорошо, что ты не послушалась и пришла сюда. Твоя помощь не помешает.

− Я пришла потому, что сюда вошел какой-то человек, и я испугалась что он тебя обнаружит.

− Ну да, − с той же снисходительной улыбочкой кивнул Адам. – Лучше ведь если нас обнаружат вдвоем. С другой стороны, ведь можно придумать массу оправданий, почему мы здесь вдвоем прячемся в церкви... − он положил руку мне на поясницу, но я вывернулась и перебила:

− Кстати, где тот листок, который ты прятал за спиной?

− Какой листок? Я ничего не прятал.

Повисло молчание.

− Что? – не вытерпел Адам моего пристального взгляда.

− Ничего, – протянула я. – Ты что-то нашел, но не хочешь мне показывать?

− Ты становишься параноиком, − проворчал Адам, собираясь приняться за дело – продолжить рыться в коробках, − но я его остановила, схватив за рукав.

− Что ты делаешь? – удивился парень. – Насчет приставаний в церкви я пошутил...

− Я хочу, чтобы ты честно сказал мне, что нашел.

− Я ничего не нашел! – рявкнул Адам, и я вздрогнула. Теперь я точно знала, что его нервозность была вызвана тем, что он что-то нашел и скрыл от меня. Что-то, что сильно обеспокоило его.

− Это касается меня, – пришлось напомнить. Мой голос был твердым, поэтому брови Адама сошлись на переносице. – Мне нужны ответы. Не имеет значения, что это будет – что-то плохое или хорошее – я должна все знать.

− Даже если это запутает тебя еще сильнее и собьет с пути? – тихо уточнил Адам. − Перевернет все, что мы думали, что знаем?

У меня по коже побежали мурашки сомнений, но я решительно сказала:

− Да. Я хочу.

Адам молча достал из заднего кармана джинсов тот документ, что спрятал, и протянул мне. С плохим предчувствием я взяла его в руки и увидела свое имя.

− Это что, мое свидетельство о рождении? – я вскинула брови, в недоумении глядя на парня. Его взгляд был грустным и сочувствующим, я же ничего не понимала. Чтобы понять, опустила взгляд на листок и затаила дыхание, решив изучить его внимательнее.

− Меня удочерили?..

Как я и говорила, иногда с нами происходят вещи, которые слишком сложно описать словами. И сейчас эта яркая, ослепительная безнадежность от которой перехватывает дыхание принадлежит мне и никому больше. И хуже всего страх, что завтра эта безнадежность не отступит.