Антон чувствует, как легкие разрезает тонкими лезвиями холодный ветер. Трудно дышать.

Можно уже задохнуться?

Слепым не дано любить. Слепые достойны стоять на краю жизнь и отсчитывать свою собственную седьмую секунду. Помешательства. Безумия.

У Антона она, кажется, наступила.

Секунда, когда смысл жизни разбивается в след за разбитым сердцем.

Больно-больно-больно.

Вид с крыши, наверное, очень красивый. Особенно вечером. Красное небо топит в багряном плаче облака. У солнца тоже есть чувства. И день за днем умирать больно, утопая в собственной ненужности за горизонтом.

Солнцу невыносимо смотреть, как люди чествуют Луну. Солнце цепляется мёртвыми пальцами за край неба, но каждый раз срывается в бездну.

Черную. Одинокую. Холодную.

А на утро по выгоревшим ошметкам собирается заново. С криком иступленной боли - крик превращается в дымку и поднимается из горизонта ржавым рассветом.

Солнце возрождается и вновь сияет.

Антон почти угас и знает слишком хорошо, что с людьми так не бывает.

Они не возрождаются из пепла - остаются в склепе из сырой земли и раздробленных костей.

А Алина всегда мечтала летать.

Алина - тонкие фарфоровые руки, пленительная угловатая улыбка, серной кислотой разъедающая сердце до сквозных дыр. Алина хрупкая, красивая и похожая на прекрасную чёрную розу из сада Эдема. Запретную. С шипами из ядовитых насмешек и презрительных вспышек в омуте жемчужных глаз.

- Если я умру, ты заплачешь? - Хрипло, безнадежно, в небо, что наверное сейчас плачет кровавыми слезами.

В чем смысл жизни, когда она закончилась на той минуте, когда мир окунулся в холодную, бездонную тьму?

В другом человеке. В любви к человеку, что подарит новый смысл.

Только Алина не из тех. Алина не способна на любовь. Больше не способна. Слишком растрачивала себя не на тех людей, слишком гналась за красивой жизнью и всё время обжигалась.

Сгорела.

У Алины сердца нет - там красивая плюшевая игрушка, какую дарят влюбленные на день Святого Валентина.

Вот только Алина не святая.

Алина грязная развязная девочка, раздвигающая ноги в кабинках прокуренных мужских туалетов; смеется скуляще и выводит на языке очередную язвочку от той дури, что подмешивает в коктейли в клубах, высыпая из гремящей стеклянной колбочки.

А потом звонит, плачет навзрыд побитым брошенным щенком, истерически срывает свой хрустальный острый голосок до безнадежного сипа и прижимается к его груди, до самого утра не отпуская, рассказывая каждый раз одну и ту же историю.

О том, как мать промышляла проституцией, избивал собственный отец и приходилось красть у клиентов мамаши деньги. О том, как в четырнадцать лишилась девственности с тридцатилетней пьяной рожей, живущей по соседству. А мать сидела в соседней комнате и тихо плакала. Задолжала ему кругленькую сумму. Расплатилась единственной дочерью.

- Я такая грязная, грязная, грязная... Тош, это не отмывается, в крови, в костях, во мне...

А Антон лишь обнимал, нежно целуя щеки, нос, лоб. У Антона сердце разрывалось. Хранил понимающее молчание и качал в своих объятиях, как маленькую, до самого рассвета.

- Знаешь, я любил твою тьму, неидеальность.

Слова слетали с дрожащих губ мотыльками, слова разрезал ветер и трухой безжизненной кидал под ноги, мол, Тох, ты не любил меня, ты любил казаться хорошим рядом со мной, не забывайся, глупенький.

У любви тысячи оттенков и тональностей. Любить можно взаимно, безответно, а можно любить черту характера в самом себе, что открывается лишь рядом с определенным человеком.

У Антона в пустоте стеклянных глаз нет нежности, сострадания, заботы. У него по радужке расползается жадность до любования собой, злость и отвращение к целому миру.

Рядом с Алиной этого не видно. Рядом с Алиной он святой мальчик, мученик, что готов на все ради своей неидеальной девочки-стервочки.

Только всё не так. Она ищет в нем поддержку и помощь, он в ней прячет собственных демонов и лицемерие, что на контрасте с принцессой пороков не кажется таким очевидным.

- Эй, Алин, а я, наверное, любил... - Антон расставляет в стороны руки и запрокидывает голову; страшно, по мертвенно бледным щекам текут слезы, сердце испуганно колотится в груди по ребрам до болезненного жжения. - Любил быть собой рядом с тобой, целовать тебя, давать красивые обещания и ненавидеть вместе эту херовую жизнь.

Антон хрипло смеется, раскачиваясь на краю крыши, слушая как где-то внизу проносятся с гулом автомобили, кипит повседневная рутинная жизнь. Теперь уже без него.

Иногда хороших людей жизнь наказывает. Швыряет в автомобильные аварии, лишает зрения, превращая в никчемных инвалидов. Иногда любимые девушки предпочитают красивых и богатеньких иностранцев, оставляя тебя морально разлагаться в пугающей темноте и одиночестве.

Алина улетела к своему принцу. К своей идеальной жизни, о которой всегда так мечтала. Оставив его наедине с собственной черной душой, страхами и помешательствами.

Наедине с тьмой, что заползала в глаза, в сознание, в сердце и циркулировала по венам копотью.

- Только ты могла меня понять, только ты любила меня таким, какой есть. Я ничтожный, мелочный, завистливый и просто бездарен. А ты знала, и все равно была рядом, принимала, не осуждала... Только ты одна... Даже когда стал колекой и все от меня отвернулись...

Антон задыхается - истерика перекрывает возможность дышать, истерика бьет конвульсией по рукам и ногам.

Поскальзывается, кричит исступленно, мысленно успевая вспомнить беззаботное детство, нежные руки матери, лучезарную теплую улыбку отца, уютную маленькую квартирку, где ещё не было плача навзрыд по ночам, истерик и стены глухой между сердцами. Родители не могли смириться с тем, что на его будущем поставлен жирный крест. Закрылись в себе и старались и вовсе избегать Антона по возможности.

И не спастись. Никто не протянет руку помощи. Света нет. Светлячки в душе похоронили себя на кладбище счастливого будущего.

А тьма беспредельна. Во тьму не так страшно падать, зная, что исполнил хоть одну её мечту.

«Алин, ты всегда мечтала летать... Я полечу за тебя... Должен же хоть что-то сделать... Признаться... Я любил тебя в километры своего падения, в темноте... Ты мой мир, мой чертов неправильный мир, где я мог хотя бы дышать...»

Падать не страшно, зная, что она обязательно заплачет.

Его маленькая испорченная девочка, бесконечно одинокая и потерянная в душе.

Нет идеальной жизни. Идеальных людей. Идеальных принцев.

Есть просто люди. Со своими слабостями, пороками, страхами и мечтами.

***

Она вернется. Придет в его пустую комнату с кричащей тишиной. Заберется на кровать маленьким комочком, прижимая колени дрожащими руками к груди.

И заплачет. Обязательно. Искренне.

И больше не будет искать счастья там, где его нет. Не с теми.

Оставлять его снова и снова, чтобы в конце концов вернуться и сделать больнее.

Возвращаться больше некуда.

***

Мишель соглашается пройтись по засыпающему городу на собственное удивление, точно предчувствует что-то хорошее.

Хорошее, ли?

Точно город сожмется до одной улицы, где обязательно встретится с мальчиком, что засаживается пулей в ребрах так основательно, что одна мысль только заставляет сердце неспокойно гулко колотиться.

Тогда, возможно, побежит навстречу, окрыленная и легкая, как мотылек. Остановится в жутком смущении и спросит, нервно накручивая на палец прядь волос:

«Помнишь меня? Мы виделись неделю назад?»

Находит возле подъезда дома, куда неделю назад доставила книгу для семилетней девочки, и где впервые встретелись так, точно две разнокалиберные планеты притянулись, влетели друг в друга и образовали мощный взрыв чувств - огненным фейерверком в легких.

Находит, правда, одни битые стекла очков; крики переполошенные и разбитого на дороге упавшей недосягаемой звездой парня с крыши; того самого, что называл красивой, того самого с теми же разными носками и золотом мягким в волосах; того самого, что навсегда утонул в темноте, так и не увидев свет.

Того самого, что так и не взлетел, не справился с холодом пустоты бездны внутри.

Того самого, что предпочел мёртвой Вселенной внутри жизнь реальную.

***

Девушка кидает своё имя прочь; девушка сидит у экрана мелькающего и вшивает в себя имя родное, необыкновенное и звучное: «Ан-тон».

- Лиза... Лиза я.

Девушка взахлеб душит себя рыданиями, кричит до потери голоса и все возвращается в тот день, когда встретились, мысленно совершая то, что не смогла.

Лиза не убегает, не попрощавшись.

Лиза садится рядом на ступеньки, благодарно, нежно улыбаясь; сплетает доверительно пальцы с его холодными, длинными, фарфоровыми.

Лиза кладет голову на широкое плечо, вся готовая выслушать историю жизни Антона.

Лиза не боится любить и считает себя достойной счастья такой, какая есть.

Лизе все равно, что слепой. Лиза видит в нем исключительно человека.

Лиза обнимает крепко, и они вместе взлетают свободными птицами ввысь.

Чтобы не разбиться;

Никогда больше не разбиться...

Жизнь ждать не будет; жизнь качелями подбросит вверх, чтобы в полете мы успели достичь неба, задохнуться в счастье и, падая, взлететь вновь, обретая крылья.

Люди бескрылые только оттого, что не верят.

В себя. В мечту собственную. В шанс, дарованный всё исправить.

Люди не из книг падают. Всегда падают.

За гранью фантазии всегда сложнее; привычно, что не бывает по-другому.

Разбиваться легче, чем бороться, правда же?