Мишель внезапно спешащим взъерошенным воробьем влетает в парня на лестничной клетке старого панельного дома. У нее почти доставка очередной книги на дом; у него растерянность в каждой черте лица, беспомощность в неловких взмахах рук и извиняющееся, вымученное, уроненное бурчанием под нос: «Извините, я вас не заметил».

На ступеньках играют мерцающие теплотой солнечные лучи, свет из пыльных окон заполняет собой решетом сквозным все вокруг, точно подводным вакуумом; музыка из динамиков упавшего телефона взлетает легким цветочным бризом на последнем куплете «Malibu» Майли Сайрус.

Музыка дождем нот сыпется падающими звездами из будоражащих сознание колючих мурашек; разрывает границы неловкости, оставляя догадки, что перед ним девчонка. Просто девчонка, а не какая-нибудь ворчливая и вредная соседка, что обязательно бы выдала ударом наотмашь до замирания сердца:

«Ты, слепой, что ли, смотри куда прешь!»

- Ты в порядке? Извини, пожалуйста, так задумалась, что совершенно перестала замечать всё вокруг.

Мишель не верит совершенно, что полюбят, и мечтает перестать видеть людей - обнажив раскаленными проводами их искалеченные души.

Антон мечтает вновь открыть глаза и увидеть мир - научиться заново жить, разогнать сгустившуюся холодную и бесконечно одинокую тьму.

Им обоим не суждено встретиться. Изначально из миров противоположных.

Только раненные птицы ищут себе новые крылья.

И обычно находят друг в друге.

Не ведая, что разобьются.

Всегда разбиваются.

- А ты красивая; очень красивая, я такую вот встречаю впервые.

Антон мягко перцово смеется, усаживаясь на ощупь на ступеньки, поправляет спавшие с переносицы громоздкие матово-темные очки и кривит губы в веселой, легкой усмешке, мол:

«Извини, я теперь ни черта не вижу, но разве не все равно?»

***

Мишель перебирает с невесомой легкостью искусственные цветы в вазе, черкая кривоватым размашистым почерком строчки очередного похороненного в глубинах дальних полок шкафа рассказа.

В кафе уютом вспыхивают точечные лаvпы оранжево-приглушенным светом, музыка в воздухе тонет в тянущих нотах какой-то широко известной оперной певицы. Мишель предпочитает исключительно рестораны - подходят новой шляпкt, завиткам на карамели жженой волос и платьице в яркую крупную крапинку - как у божих коровок; только она просто «коровка» и мериться с этим почти бесстрессово - конституциональное, ничего не поделаешь.

Мишель благодарит официанта на ломаном скрипучем французском, зачитывает до дыр меню и представляет себя на Елисейских полях в самом центре Франции.

Мишель немного мечтатель, но больше несбыточный и помешанный на всём прекрасном; как больной на голову перфекционист все пытается разгладить все неровности жизни - замазать черные полосы бордово-насыщенным; почти настоящим.

Мишель всё пытается себя собрать - разрушаясь внутренне ежечасно.

Разве что сегодня на секунду, легкое ускользающее сквозь пальцы желание вернуть назад собственно имя. Ощутить себя собой.

Интересно, соврал ведь, что красивая?

Соврал, да?

Такую, как она не полюбить. Такую, как она никто не ждет.

Мишель не белая ворона даже - в голове не птицы порхают; в голове демоны скалятся и предлагают радушно самоедство в виде рубцов на алебастровой коже.

Мишель не верит совершенно словам случайного незнакомого парня с солнечными улыбками, мягкостью золота жидкого в волосах и осторожными, неуверенными движениями.

- Я очень странная, неразговорчивая и совершенно тебе не подхожу. - Зачем-то оправдывается перед самой собой за то, что тогда нервно рассмеялась и убежала.

В общем-то всегда убегает; впрочем, ничего нового.

Мишель отчего-то стыдно становится: за собственные странности, за убожество не по стандарту тела, за старомодность глупую нарядов и мечту хрупкую провалиться в невесомости - воспарить над всеми проблемами, выбраться из скорлупы уродства и стать хоть на мгновение белоснежным прекрасным лебедем.

Смешно; аж до горячих воспаленных слез в уголках ярко накрашенных марципановых оленьих глаз - наивно-доверчивых, робких; испуганных.

Мишель домой возвращается в теневом царстве опустившегося сумрака, свинца разлитого у ног от света редко встречающихся фонарей.

Ветер хлещет резкими порывами, опоясывает лицо красными пятнами и ведет вглубь улицы - к пустующей остановке.

Мишель не жутко совсем - некрасивых монстры в человеческих обличьях не крадут. Особенно разодетых как дурацкий сахарный пряник с помадкой.

Девушка ждет минут тридцать в полнейшей ошеломительной пустоте ночи и штормом в голове из мыслей:

Я не буду искать его; больше не вернусь без причины в тот дом.

Круглое доверчиво-детское лицо скорбно перекошено в страдальчески-тихом:

Найди меня, забери меня, спаси меня.

На девушке, что скрывается под «Мишель» платья нет - она опустошена морально и физически.