— Блин, ну почему? — прохныкал Рыбьеног, смотря, как приближаются к Олгурху корабли с ближнего к Норвегии острова Берсерков. Длиннющей линией маленьких из-за большого расстояния суденышек, они ровненько приближаются к берегу, где уже стоят и с кислыми лицами встречают Дагура Шизанутого — еще одного двоюродного брата Иккинга Кровожадного Карасика Третьего.

Отец Стоика — Шип Чернобородый, — был жестким завоевателем. Да и бабником, если честно. Он завоевывал земли за землями, естественно ему нравилась куча женщин на этом пути. И у самого Стоика была еще куча братьев и сестер от самых разных женщин. Только сам Обширный и его брат Слюнявый — сыновья самой первой жены Шипа Чернобородого, которого они вдвоем ненавидели всей душой. С каждой завоеванной землей у Чернобородого появлялась женщина за женщиной, а Стоик со Слюнявым не хотели делить отца с какими-то другими детьми, постоянно затаивали на него злобу.

И когда этот самый Шип Чернобородый в порыве ярости на сыновей и свою настоящую семью убил их мать, то есть свою жену, у обоих братьев сдали нервы. Стоик на четыре года старше Слюнявого, поэтому взял всю инициативу на себя, так как был будущим вождем. Он, некоторое время насладившись своей местью, убил своего отца, сплавив его в море, а народу сказал, что Великий Вождь Чернобородый уплыл на какой-то другой остров, где жила его еще одна жена.

Ну, а Дагур — и есть тот самый внук Шипа Чернобородого, отец этого Берсерка и есть тот самый очередной брат Стоика, которого звали Осфальд Разлюбезный. Но он куда-то пропал без вести, оставив своего сына, который был всего на два года старше Иккинга Кровожадного Карасика. И этот самый Дагур сейчас на всех парах и парусах плывет к ним в "гости", после которых, без сомнений, всем будет плохо.

— Рыбьеног, поверь, — посмотрел в сторону Ингермана Иккинг, тяжко вздохнув, — мне не легче.

Шатен все вспоминал тот печальный случай, как этот абалдуй-берсерк в шутку толкнул его, а мальчишка не удержался — да так и полетел с обрыва в океан. Было смешно? Дагуру — да, Иккингу — определенно нет. Карасик, чуть не померев в холодной воде, потом очень жутко заболел, был даже смертельный риск. А Дагуру все смешно, на то он и Шизанутый. А Стоик его даже пальцем трогать не может, потому что Дагур — вождь Берсерков, а этот народ за своего вождя убьет кого угодно.

— Я его придушу, если он опять повторит тот прикол с волосами, — прошипела Астрид, сжимая в руке свой топор.

Ей вспоминался постоянно случай, как этот Дагур опять же в шутку выплеснул на нее окрашенную в красный краситель воду, после чего блондинка несколько дней не могла отмыться от надоедливого розового оттенка на коже, одежде и волосах.

— Тебе еще повезло, — ответил ей Рыбьеног, покрываясь мурашками только от одного воспоминания о своем недавнем детстве.

Дагур тогда заставил его съесть тухлую рыбу, после которой блондина обильно и очень долго рвало от отравления. А Берсерку все смешно.

— Это будет жестко, — только и вздохнул Иккинг, уже пытаясь предположить, какой же прикол будет на этот раз.

Не везет, не везет. Особенно обрадовал тот факт, что Дагур приезжает на Олгурх на месяц. На целый месяц, Боже, дай всем сил вынести это. Все это время властвовать на острове Берсерков будет младшая сестра Дагура — Хедер, которой шестнадцать лет. А ее брат, так сказать, в отпуск уплыл. Но это будет самый тяжкий месяц для всего Олгурха...

— Он скоро прибудет в порт, — хмуро произнес Стоик, подходя к ребятам и прожигая своим ненавидящим взглядом приближающиеся корабли. Он ненавидит этого замухрыша Берсерского, ровным счетом как и его сестру. Стоик ненавидит каждого прочего родственника Шипа Чернобородого. Он бы легко убил Дагура, но не может, — пусть он и викинг, но нравственные нормы все же есть, да и тем более, что Берсерки сразу же пойдут войной на Олгурховцев за такую выходку рыжебородого вождя.

— Это будет просто отличный месяц! — с сарказмом отметил Иккинг, складывая руки на груди. — Надо же овец спрятать, а то он всех выпустит, а ягнят затискает.

Дагур просто обожал таскать ягнят, когда приезжал сюда. "Подрастающее облако", — как говорил он, душа в своих руках бедного ягняшку. Дагур, конечно, достаточно взрослый, к тому же еще и вождь, но ведет себя часто как мальчишка. Даже Иккинг серьезнее...

— Все, он приплыл окончательно, — почти проскулил Рыбьеног, с ужасом и тоской в глазах смотря, как Берсерки скидывают корабельные веревки Олгурховцам.

Дагур правда приплыл. И он был еще "жизнерадостнее", судя по радостным воплям с корабля.

Иккинг громко сглотнул, уже стоя на пристани вместе с ребятами и Стоиком, а так же Плевакой, который тут же поспешил быть рядом с вождем.

И вот на пристань с корабля Берсерков скинули доску, на которую сразу выскочила широкоплечая мужская фигура, громко топнув ногами.

— Ха-ха, братишки, не ожидали? — перед ребятами появился высокий рыжий парень в железных доспехах. На нагруднике у него красовался дракон с молнией — старинный знак племени Берсерков, высокие ботинки закрывали мощные накаченные ноги почти до колена, на плечах красовались железные пластины с шипами, ярко поблескивая в лучах полуденного солнца.

Сам же парень сейчас растянулся в довольной улыбке, криво приподняв левый уголок губ и сверкнув зелеными глазами, над правым из которых протянулся длинный шрам, рассекая густую рыжую бровь, плавно перетекая в ярко-красные царапины на правой скуле. На левой же половине лица красовались яркие синие линии.

Крючковатый орлиный нос; большой подбородок, обросший густой неравномерной темно-рыжей щетиной; достаточно большие глаза зеленоглазого хищника; узкий лоб; торчащие во все стороны темно-рыжие волосы, которые создавали иллюзию безумного ежа; широченные плечи, на которых красовались железные доспехи; спортивная фигура с узкими бедрами, — все говорило о том, что Дагур очень хорошо заботится о своем спортивном теле, но при этом выглядит как настоящий шизанутый злодей-дурачок.

— Привет, Карась! — засмеялся он своим громким голосом, похожим на лошадиное ржание, а потом, подлетев за мгновение ока к Иккингу, приземлил на хрупкое и костлявое плечо мальчишки свою увесистую сильную ручищу. — Как жизнь?

— Привет, Дагур, — немного поморщился от боли Карасик, взглянув на ребят и на отца краешком глаза. — Все отлично! А ты сам-то как?

— А у меня все шикарно! — с довольным видом ответил Берсерк, а потом отпустил вздохнувшего от облегчения шатена, переключаясь на других людей. — Стоик! Здравствуй, дядя!

Он протянул свою большую ладонь вождю, чтобы поздороваться, а Иккинг напрягся. А вдруг отец что-то вытворит? Но Стоик со спокойным видом по-дружески пожал протянутую руку, сразу отметив, что Дагур стал гораздо сильнее с прошлого приезда: рукопожатие было такое уверенное и крепкое, что было достойно уважения.

— Здравствуй, Дагур, — без доли враждебности, но очень сухо проговорил рыжебородый вождь. — Как дела? Все ли хорошо на острове Берсерков? Как Хедер?

— Дела идут просто отлично! — воодушевленно ответил ему Берсерк, поздоровавшись за руки с кислыми Рыбьеногом и Астрид, которые изо всех сил пытались выдавить из себя дружелюбную улыбку. — Недавно закупились на Северных Рынках, нам даже специальную скидку сделали. Все Берсерки процветают, все благодаря вам, Олгурховцам!

Все правда — Олгурховцы буквально спасли остров Берсерков, когда на соседний народ напали кочевники. Дагур тогда прислал письмо с мольбой о помощи Стоику. Естественно, вождь Олгурха поспешил на помощь, все же Дагур его родственник.

— У Хедер все просто прекрасно, передает вам огромный привет, — продолжил Берсерк, а потом посмотрел на Стлика. — Мои люди смогут у вас переночевать? Немного западнее просто шторм разыгрался, они не могут приплыть обратно, можно же?

— Да, конечно, — согласился Стоик, а потом перевел взгляд на Плеваку. — Плевака, организуй, чтобы гостей проводили по домам жителей деревни. Дагур, — он опять посмотрел на стоящего рядом рыжего парня, — пойдем, мы тебе устроим комнату в доме.

Иккинг вздохнул: постоянно по приезду Дагура у него отбирают комнату заставляя жить внизу на раскладушке, которую смастерил Плевака. И это очень ужасный факт, потому что это Плевакино творение постоянно жутко скрипит, на ней неудобно лежать, очень легко упасть на пол.

— Успехов, Иккинг, — в один голос прошептали и пожелали успехов Рыбьеног с Астрид, а потом поспешили слинять: все равно делать больше нечего, сейчас Иккинг с Дагуром и Стоиком уйдут в дом, где будут оборудовать комнату на месяц.

— Ой, спасибо большое, — прошипел им вслед шатен, а потом добавил: — чтоб он к вам потом пришел.

Оставив сзади беседующих вождей, мальчишка понесся домой, где должен был вынести из своей комнаты все улики на счет всех волчьих походов. Он сейчас должен спрятать все свои личные дневники, записи про Беззубика, карты окружающих мест, некоторые зарисовки Сморчка, — все надо в укромное место: под лестницу. Там есть отдельная деревяшка, про которую не знает даже Стоик, только Иккинг, под которой можно замуровать все важные вещицы.

Забежав в свою комнату, Иккинг схватил в охапку все содержимое своей тумбочки, в две секунды вылетел обратно из комнаты, спустился на первый этаж, откупорил ножиком деревяшку на полу и впихнул все содержимое туда, под доски.

— Еще мы укрепили свои боевые ряды, — раздался голос зашедшего в дом Дагура и Стоика, а потом и хлопок дверью: все, они здесь.

Иккинг выскользнул из-под лестницы как раз вовремя, быстро усевшись перед потухшим очагом на стул и начиная что-то рисовать на отдельном клочке бумаги при помощи уголька.

— О, уже тут, — довольно отметил Дагур, уставившись своими огромными зелеными глазами на мальчишку. — Все шустрее и шустрее, брат.

— Да... — рассеянно протянул Карасик, не зная, что сказать. — Да, захотел в комнате немного прибрать к твоему приходу. Да, именно это я и делал.

                                                        ***

На следующий день поздно ночью Иккинг, проснувшись и кое-как спустившись с раскладушки, подошел к столу, чтобы попить воды из большой кружки, которую заготавливает еще с вечера, чтобы потом в поисках воды не греметь и не будить Стоика.

И в тот самый момент, когда шатен уже сделал пару глотков прохладной воды, он услышал какой-то шорох, а потом, приглядевшись, увидел за дверью огонек от свечки, который проникал в щель под этой самой дверью.

"Что-то тут не то", — подумал Иккинг и тихими шажками прокрался и остановился возле деревянной стенки. Мальчишка напряг свой слух, но так ничего и не услышал, кроме этого непонятного шелеста и шороха.

Сердце очень быстро забилось, во рту пересохло, руки и ноги задрожали. Сглотнув, Иккинг открыл дверь, да так и замер от ужаса и шока, увидев перед собой человеческую фигуру, которая сидела рядом со свечкой под лестницей и листала страницы записей Старого Сморчка.

— Дагур?..