Не такое утро себе представлял Чонгук, разлепляя сонные, чуть покрасневшие, глаза.

Нет, точнее, он вообще не задумывался где и как проснётся (предположительно, должен был в той самой небольшой спальне на втором этаже, куда заселил его Чимин), но светлая макушка, с чуть отросшими тёмными корнями, совсем не то, что Чон ожидал увидеть после пробуждения. И аромат... столь знакомый аромат спелых персиков... только она так благоухает.

Слегка приподняв голову, попутно растирая заспанные глаза кулаком свободной руки, Гук начал собирать воедино весь пазл с открывающей картиной.

Итак, во-первых, он полуголый (спасибо хоть боксеры на месте); Во-вторых, его вторая рука мирно покоится на утонченной, девичьей спине, чья обладательница спокойно лежит на его голой груди; И, в-третьих, эта спящая девушка никто иная, как Минатозаки Сана собственной персоной.

Окей. У Чона хватило пару секунд на осознание, и ещё пару на сдерживание паники от замешательства.

Какого чёрта они в одной спальне; На одной кровати; Да лежат в обнимку?

Как? Как это понимать?!

Гук напрягся, когда Сана легонько пошевелилась, и забыл как дышать, когда внезапно повернула голову, дабы теперь прилечь к нему лицом, прижимаясь щекой к оголенному участку тела. А самое опасное, их лица теперь находятся довольно близко к друг другу, и если вдруг Чонгук вспомнит какой он наглый малый, то с лёгкостью сможет прикоснуться к столь милым, пухловатым губам. Но Чон об этом не вспомнит. Нет уж. Он не чокнутый. Да, весьма нахальный, но не умалишенный.

Минатозаки вновь начинает шевелиться, подавая признаки пробуждения, тем самым заставляя Чона, аж дышащего с осторожностью, снова запретить жизненно необходимому кислороду поступать в лёгкие.

«Чёртчёртчёрт!!! Ты только не просыпайся, только не-»

Нежное лицо, так мило выглядящее после недолгого сна с ничего не понимающими глазами смотрят прямо в замерившие. Сана беспечно ёрзает по напряжённому телу Чонгука, ведь своё затекло, а тот мысленно просит её перестать, зная, что ничем хорошим оно не закончится, если та продолжит тревожить чувствительные зоны. И то ли она ещё не совсем проснулась, то ли считает явь сновидением, но в следующее мгновение поступает так, что у Гука просто вся выдержка летит прямиком к чёрту.

– Ой, Чонгуки? – та мило хихикает мягким спросонья голосом, схватив застывшего парня за щёки. – Почему это ты мне снишься, засранец противный? – И тянет их в разные стороны, при чём так больно, заставляя парня морщиться. Блин, реально больно же! – Ути, какой милаш, – сюсюкает та как маленького, не переставая мучать уже краснеющие щёки. – Только такой плохой. Тебя бы отшлёпать за хамское отношение ко мне, и рот с мылом помыть, чтобы перестал говорить всякие гадости.

– Боно, – (а вернее - больно), что Чон с трудом выговаривает, послав подальше решение терпеливо молчать в тряпочку, пока она не наиграется.

Нет, ну просто если молча терпеть, то эта девица скоро лишит его бедных щёк!

– Что? – ранее смело активничающие руки замирают, но не отпускают, и Гук благодарен хотя бы за это. – Т-ты, – дальше Минатозаки не договаривает, только смотрит пару секунд в глаза, отражающие её собственное замешательство, и когда шестеренки в светлой головушке продолжают свою работу уже с более быстрой скоростью, резко их убирает, с такой же скоростью вставая с чужой груди, чтобы присесть на край постели, уперевшись коленями, и глядя с расширенными от шока глазами. Гук, предварительно прикрыв простыней нижнюю часть (на стройный торс пусть смотрит сколько угодно, ему не жалко, тем более, когда не впервой) принимает сидячее положение, и нервно зачёсывая пятернёй затылок, невольно бросает взгляд на аппетитные бёдра, что задравшаяся из-за резкого движения футболка позволяет увидеть. Но Сана прослеживает за чужим взглядом, тут же натягивая белую ткань до самых худых колен, тем самым полностью закрывая обзор на красивые ноги. Нервно прокашлявшись, Чонгук смотрит на лицо девушки, что не прячет взгляд, только смотрит уже задумчиво, будто в голове идёт глубокий, мыслительный процесс.

– Мне сейчас интересно лишь одно, – осторожно начинает Чон, неуверенно глядя на Сану. – Мы вчера... переспали?

Нет, ну всё. Довольно. Сана больше не станет закрывать глаза на его постоянную наглость. И какого хрена он задаёт подобный вопрос? Сам ворвался к ней в спальню не понятно в каком состоянии, потревожил среди ночи, а теперь хочет сказать, что ничего не помнит? Что за возмутительная чушь?

– То есть так ты себе представляешь итог ситуации, когда жертва спора случайно узнаёт про ожидаемую учесть оказаться в койке мерзавца, желающего лишь одержать победу в тупой игре?

– Значит нет, – опустив голову, под нос подытоживает Гук, однако его отлично слышат.

– Значит - собирай свои манатки, и сваливай из этой комнаты. А желательно, из дома, – Сана возмущённо скрещивает руки на груди, глядя в упор на Чона, усмехающегося с её приказного тона, и договаривает дальше с ещё более холодным тоном: – вряд ли кто-то захочет видеть тебя ещё в ближайшие несколько лет.

– Эй, не бери на себя столько, – задрав голову, Чон чуть подаётся вперёд сподвигая Сану напрячься, – ни тебе решать, хотят меня видеть или нет.

– Как наивно с твоей стороны всё ещё предполагать, будто кому-то ты сдался, – хмыкает та, не уводя сердитые глаза, смело смотря в его, возмущённые.

– Сана.

– Что? – притворное безразличие вперемешку с напускной смелостью. Нет, она не может дать слабину. Только не сейчас. – Чего смотришь так угрожающе?

– Не провоцируй меня, – холодные пальцы нервно сжимаются на белой простыне. Ну почему с ней всегда так сложно? Ведь должно было быть совсем наоборот! Абсолютно!

– А то что? – ухмылка. Прям как его, привычно нагловатая и бесящая. – Снова поспоришь на меня, придурок?

– Да хватит уже! – последние капли терпения машут рукой Чону, предательски убегая вслед за самообладанием. Эта девчонка дико сводит с ума. Намеренно. Он видит провокацию в её, чёрт возьми, горящих глазах!

– Чего хватит? – не унимается Минатозаки. Раз начала, то пойдёт до конца. Пора уже разобраться в их дурацких отношениях! – Ты не извинился, не раскаялся, не осознал насколько низко пал, играя с чужими чувствами!

– Сана-

– Тебе даже не совестно сейчас смотреть на меня так нагло, и вякать в защиту всякий бред про перепихон! Как только у тебя наглости хватает думать, будто я разрешу тебе ко мне хоть ещё раз прикоснуться своими грязными руками?

– Да блин, дай сказать!

Ну вот и всё.

Договорились называется.

Чон внезапно валит злую Сану на спину, сжимая меж бёдер её, и дышит часто из-за её активного сопротивления, еле как фиксируя хрупкие запястья по разные стороны от возмущённого лица. И Минатозаки всё-таки замолкает, успокоившись, только вот смотрит ещё более злобно, словно отпусти её сейчас, накинется с кулаками, да изобьёт, совсем не щадя.

– Выслушай меня, – глухо просит Гук, отдышавшись, и чуть ослабляет сжимающиеся пальцы, ведь не горит желанием причинять боль. Нет уж. Довольно между ними садизма. – Мне необходимо выговориться.

Сана никак не комментирует его просьбу, кажущуюся вполне искренней, однако не перестаёт испепелять ненавистным взглядом.

– Я жалею о намерениях использовать тебя в целях спора, – тихо сознаётся Чон, глядя в глаза, смотрящие на него с откровенным скептицизмом. – Да, жалею, – уверенно повторяет из-за недоверия в них. – Жалею за причинённую боль, когда действовал на эмоциях, совсем не задумываясь о твоих чувствах. Жалею о наглости и грубости в твой адрес, когда ты совсем не заслуживала подобного отношения к себе. А больше всего жалею о том, что вёл себя словно мудак, и признаю, прощения не заслуживаю ни в коем случае.

Чонгук завершает чистосердечное признание монологом, боясь после даже шевельнуться. Что если он сейчас отпустит её хрупкие руки, и отведёт взгляд, глядящий в упор, и этот момент, на удивление успокаивающего молчания, безвозвратно рассеется? Что если она сейчас просто оттолкнёт его от себя, и может даже ударит? Что если обзовёт психом, и заявит, что не верит ни единому слову, выскочившему из его лживых уст? Что если возненавидит настолько, что больше никогда не захочет видеть его лица?

Что тогда... делать Чону? Он ведь на самом деле очень жалеет...

– Ты ничего не скажешь? – слишком тихо вопрошает, медленно разжимая пальцы на нежных запястьях. – Даже не станешь называть лгуном? – осторожно водит ладонью по тёплой щеке, не разрывая молчаливые взгляды. – Совсем ничего? – ещё тише, и чуть наклоняясь к растерянному лицу. – Я хочу, – в самые губы. Глаза в глаза. – Чтобы ты мне поверила, Сана, – остались лишь жалкие сантиметры до прикосновения, что жаждет запутанное сердце...

– И как нам это понимать, Чонгук?!

«Нееет. Только не ониии!»

Четыре пар горящих глаз устремили свой шокированный взор на молодых людей, находящихся в весьма щекотливой и двусмысленной позе.

Полуголый Чон навис над Саной, лежащей под ним в одной, свободной футболке.

Ну, и о чём ещё приличном тут можно подумать?

– Ты хочешь умереть? – разгневанный Чимин, ну, кто же ещё? Видать всё же не выспался ночью на неудобном диванчике. Особенно без мягкой Мины под боком.

– Что происходит? – с виду спокойная Минари. Но это только с виду, поверьте.

– И как только у тебя наглости хватает постоянно впутывать Сану в неловкие ситуации? – умница-разумница заговорила ледяным тоном. Ну, и как же без её фирменного брезгливого взгляда в адрес Чона?

– Не понял, так вы решили разрешить проблему постельным путём? Хотя, в вашей ситуации это самый логичный, понимаю, – ох, Тэхён, ох! Никто не оценил твоего понимая. А Цзыюй даже локтем больно ударила в живот. Неприятно наверно, да? Так, тогда, будь добр, в следующий раз, научись молчать в самый наколенный момент. Ради своего же блага.

«Вот... чёрт!» – одна мысль на двоих, и ещё несколько долгих часов впереди, чтобы объясниться перед (жаждущими узнать все детали произошедшего в мельчайших подробностях) друзьями.