Минари ставит опустошенный пластмассовый стакан на овальную тумбу сбоку от дивана, и взглядом ищет подруг в помещении среди кучи веселящихся студентов. Чимин, обнимающий её за плечо, увлечённо обсуждает с сонбэ Ли Чаном одно из интересующих его направлений на их кафедре, на время позабыв о друзьях.

В отличии, от Мины.

– Чим, а где Сана, Цзыюй и твои Чон с Кимом? – Мюи легонько тычет локтем в бок возлюбленного, привлекая внимание обратно к себе.

– А? – тот, оторвавшись от сонбэ, поворачивает голову к любимой. – Я не расслышал из-за музыки, что ты говорила, милая? – привирает Пак, очаровательно улыбаясь, но отлично понимает, что Минари, скептически на него смотрящая, не верит, но всё же заново спрашивает.

– Где наши друзья?

Когда Пак оборачивается в сторону гостей, к ним уже сквозь толпу пробираются Тэхён с Цзыюй. Тот крепко держит её за руку, и улыбается слишком довольно. А у Чжоу лицо какое-то покрасневшее, да и губы выглядят такими... зацелованными?

– Не скучали? – широко улыбаясь, интересуется Ким, пропуская подругу вперёд, и та усаживается рядом с любопытно смотрящей на неё Миной.

– Соскучишься тут, – хитро ухмыляется Пак, догадываясь каким способ его пылкий друг добился прощение. – Чона не видел? – интересуется у Тэхёна, что за руку тянет к себе Цзы, побуждая присесть рядом с ним на диване, и когда она не сопротивляется, отрицательно качнув головой, ложится, умещая голову на коленях любимой.

– А что с ним? – не понимает Ким, чуть ли не мурлыча, когда Цзы легонько пальцами ерошит его мягкие волосы на затылке. Он даже не догадывается, что Цзы давно это хотела сделать, да не осмеливалась. А теперь, когда он полностью её, может без стеснения прикасаться к притягательной шевелюре Кима.

– Не знаю, – задумчиво отвечает Пак, глядя в сторону лестницы, чувствуя на себе обеспокоенный взгляд подруги. – Надеюсь, он не натворит больше глупостей, – шепчет Чимин, мысленно благодаря громкую музыку, от которой фиг услышишь друг друга, ни то что бы бубнение под нос.

Цзыюй непонимающе смотрит на Мину, что отводит взгляд от своего парня, и смотрит уже на подругу.

Чжоу её многословный взгляд понимает.

Пропала Сана... а Чон тоже здесь.

* * *

В одной из крайних комнат большого дома, находится спальня для гостей, в которой горят лишь настенные лампы, сделанные в винтажном стиле.

Красиво. Но свет тусклый, и это угнетает Сану.

Чон молчит, кажется, уже целую вечность.

А Минатозаки хочет просто выскочить за дверь, и быстро побежать вниз.

Но, Чонгук - преграда.

Он стоит на пути, и Сана уверена, что так просто её не выпустит, отчего требовать "выпусти меня, живо!" - отчасти, глупо.

Минатозаки снова сглатывает вязкую слюну.

Нет, она не боится Чона. Страх он ей никогда не внушал, но, его спонтанные действия, не несущие за собой логики - напрягают.

Очень.

– Если тебе хочется мне что-то сказать, можешь начинать, – у Саны голос, на удивление, уверенный и холодный, совсем не выдающий внутреннее волнение. – Или мы подождём, пока все гости с вечеринки разойдутся, а потом побеседуем в идеальной тишине?

На сарказм девушки Чон не реагирует, только скрещивает руки на груди, и прислонившись спиной к запертой двери, пристально смотрит на неё.

Это. Сильно. Напрягает. Сану.

«Почему он молчит?»

Минатозаки ждёт ещё пару секунд, а потом сдаётся, присаживаясь на мягкую постель позади.

Он хочет помолчать? Ну ладно. Пусть. Только она уже устала стоять.

– Может ты снова ждёшь моего откровенного монолога? – Сана издевается над ним, и скрещивая ноги, кладёт руки на шелковистую постель сзади. – Хочешь услышать насколько сильно я тебя возненавидела с того дня на берегу?

Чонгук вновь никак не реагирует, и Сана порядком бесится.

«Что у этого придурка на уме?»

– Перестань угнетать меня молчанием, – Сана смотрит злобно на его спокойное лицо. – Либо говори, либо я-

– Как думаешь, что я к тебе испытываю?

Минатозаки застывает, так и не договорив угрозу.

Чон смотрит выжидающе, а голос будто не его.

Слишком умиротворённый.

В комнате снова наступает молчание, и только отдалённые звуки громкой музыки с первого этажа не позволяют воцариться полной тишине.

Сане кажется, что послышалось.

Нет, ну обычно Чон, как только открывает свой рот, из него вырывается сплошная грубость и оскорбление. А сейчас, он задаёт обычный вопрос? При чём, вполне нормальный?

Да быть того не может!

Теперь молчит Минатозаки, не понимая, что происходит, а Чон всё так же спокоен, и терпеливо ждёт её ответа. И она, постепенно переваривая вопрос, формулирует в уме на него ответ, после же озвучивая.

– Ну, раз я тебя терпеть не могу, логично будет, если и ты меня возненавидишь, – Сана отвечает честно. Она действительно так думает, и нисколько не привирает. На ненависть разве не отвечают ненавистью? Всё взаимно, нет?

– Нет.

«Нет? Как нет? Почему нет?».

– Почему нет?

Сана выглядит искренне растерянной. Она ожидала что-то вроде "неужели тупая блондинка попала прямо в точку?", а после насмешливую ухмылку. Ну уж точно не внимательный взгляд невозмутимого Чона.

– А ты хочешь, чтобы я ненавидел тебя?

А это уже больше похоже на Чонгука. Перекладывать ответственность на других, когда как ответ полностью за ним.

– Я хочу, чтобы ты держался от меня подальше, – вроде и правда, и вроде... ложь. Но Сана игнорирует лёгкое сомнение, твёрдо веря в сказаное.

– Почему?

На сей раз задаёт Чон, и Сана снова теряется.

«Ок. Вопрос очень прост, Сана-йа», – голосом Мины заговаривает внутренней голос Минатозаки. «Он тебя: бесит; раздражает; портит настроение; расстраивает; грубит; оскорбляет; издевается и... жарко целует», – под конец добавляет уже сама Сана, а когда осознаёт о чём именно вспомнила, удивлённо распахивает глаза, и Чон перемену в лице замечает, ведь не сводит с неё внимательных глаз.

Минатозаки отвечать не хочет, чувствуя как в ней возрастает ненужное волнение, посему резко поднимается с кровати, и плюя на преграду в виде Чона, направляется прямо к двери, об которую Чон всё ещё опирается. И тянет руку к ручке, желая отворить замок, но, как и следовало ожидать, Чонгук, словно статуя, не двигается с места, не позволяя ни то чтобы дверь открыть, да даже замок открутить. Сана бесится, потому что он, чёрт его возьми, спокоен как удав, когда как она, вскипает от неизвестности.

– Так, – вдруг снова начинает Чон, и Сана замирает с рукой на дверной ручке, – почему ты хочешь, чтобы я держался от тебя подальше? – переспрашивает Гук, и смотрит перед собой, а не на Сану, что под боком пытается сделать невозможное.

– Сам как-будто не знаешь, – бубнит под нос девушка, но Чон её слышит, и... улыбается. Так естественно. Без доли насмешки и злобы. А так, как улыбаются от шутки близкого друга.

Но только ведь... Сана ему не друг.

Она ему никто, вообще-то.

– Не знаю, – врёт Гук, и склоняет голову к застывшей Сане, оставившую попытку выйти. Удивительно, но рядом с ним она превращается в странную девушку. Сама себя порой не узнаёт да не понимает. – Но, если ты поведаешь мне, то, – Чон поворачивается к ней полубоком, наблюдая за нервничающей Минатозаки, – узнаю.

И вновь молчание.

Сана неспешно поднимает голову, глядя в его глубокие глаза. Он точно что-то задумал. Она уверена, отчего мысленно себя успокаивает и решает заявить то, чего, возможно, не стоило.

– Ты плохой, Чон, поэтому, я хочу, чтобы ты держался от меня подальше.

Сана смотрит в упор его тёмных глаз, и не понимает, почему они вдруг погрустнели.

«Да что с ним сегодня такое?»

А Чонгук чувствует неприятную тяжесть в груди.

«Ты плохой, Чонгук! Как ты мог подумать, что такой как ты, может мне понравиться?!», – в голове всплывает ненавистное воспоминание из прошлого, и девичий образ, топчащий каблуком от туфель скромный букет на земле, и у Чона колет сердце.

Нет, он забыл о ней.

Всё это в прошлом.

Больше никто не поиграется с его чувствами.

Он не позволит.

– Так вот что ты думаешь обо мне, – голос Чона тихий, хриплый, и Сана теряется, не понимая, что вообще происходит. Почему обычно грубый хам, сейчас смотрит на неё так печально, а говорит, словно лишенный жизненных сил.

– А ты думал, после того, что ты наговорил мне и сделал, я буду воспринимать тебя как белого и пушистого зайчика?

Минатозаки закрывает глаза на его болезненный вид.

Нет, она не будет думать о последствиях.

Какое ей дело до него?

Чонгук кивает.

– Да.

И не ясно, "да, так думал", или "да, ты права". Но Сана не пытается разузнать. Ей хочется просто покинуть эту комнату. И, возможно, даже дом.

Ей не нравится такой Чон.

Он вызывает жалость и...

Непонятное чувство внутри.

– Ты мешаешь мне выйти, – Сана смотрит на сжимающую ручку руку, и не решается снова поднять голову на Чонгука, а тот тихо хмыкает.

«Нагрубит? Вот, прям сейчас?»

– Помнишь, на том самом берегу, я сказал, что больше тебя не побеспокою?

Сана помнит. Конечно, помнит.

Она, почему-то, помнит все сказанные им слова. И даже - самые обидные.

Минатозаки не отвечает, и не кивает вовсе, просто молча ждёт его последующих слов.

– Я не врал, – Чон отталкивается от двери, и больше не является преградой на пути. – Я не буду тебя тревожить, – добавляет тихо, и его спокойный голос на фоне ритмичной музыки звучит успокаивающе.

Сана поднимает голову, и оборачивается к нему, глядя неверяще.

Он ведь что-то задумал, да?

Просто сейчас строит из себя небось кого?

В чём подвох?

Минатозаки не верит.

Ему нельзя верить.

– Почему я должна тебе верить? – Сана убирает руку с ручки, и теперь полностью поворачивается к Чонгуку, подойдя чуть ближе, а он смотрит на неё задумчиво, словно хочет поведать о сокровенном, но... не решается.

– Можешь не верить, – наконец выдаёт тот, и переводит взгляд на изящную лампу на стене. – Это не имеет значения.

«Не имеет значения?»

– Просто сделай вид, будто не знаешь меня, – Чонгук медленно поворачивает голову к Сане. Взгляд пристальный, серьёзный, а в его глубине таится боль, которую, Чон думал, давно пережил.

Но, нет.

Сана вернула её обратно.

– Тебе ведь не сложно? – на губах появляется наглая ухмылка, которую Чонгук давит из себя. Ему сейчас не хочется ничего испытывать. Внутри пусто. И эту пустоту никто не заполнит.

Минатозаки чувствует, что что-то точно не так, но не может понять, что именно.

А ноги, против воли шагают к нему поближе, и она уже стоит от него совсем близко, и вздёрнув голову, смотрит прямо в глаза незнакомого ей парня. Это не Чон. Совсем не он.

– Нет, не сложно, – отвечает твёрдо, без доли сомнения, и замечает в глазах напротив промелькнувшее разочарование. – Я с удовольствием вычеркну все ужасные воспоминания о тебе, – словно добивает, сама не понимая зачем.

Неужели ей обидно из-за его слов? Ну, так она сама хотела этого.

Что теперь не так?

Где радость?

Где облегчение?

Почему вместо этого тяжело на сердце?

– Охотно верю, – ухмыляется, но так... неестественно.

«Чёрт бы тебя побрал, Чонгук!»

Сана не принимает попытку отойти, либо уйти из комнаты. Её никто не держит. Вот она дверь. Надо только подойти и отворив, выйти наружу.

Ну же, Сана!

Внизу включают очередную попсовую песню, с приятной мелодией, и Минатозаки на мгновение думает, что стоять вот так вот, в комнате с полумраком, наедине с Чоном, не так уж и плохо.

А Чонгук молчит. Лишь смотрит на её красивое лицо, что от тусклого света так и манит к себе, но... держит себя в руках.

Он больше не станет к ней прикасаться.

Хватит с него.

Хватит быть мудаком.

Ему надоело.

– Но я тебе не верю, – шепчет Сана, то ли надеясь, чтоб её не расслышали, то ли жалея произносить это вслух.

Взгляд невольно падает на нижнюю губу Чона, что ту облизывает верхней, и воздуха вдруг становится катастрофически мало.

– И правильно, – Чон неожиданно поднимает руку, и положив ладонь на макушку замерившей Саны, мягко их взъерошивает. – Не верь мне, глупый Хомячок.

Секунда... сердце пропускает удар... Вторая... Сана смотрит в его нечитаемые глаза... Третья... он убирает руку, и обходит её... Четвёртая... она слышит как закрывается дверь... Пятая...

Сана хватается за пылающее лицо...

«Что... что со мной происходит?»

* * *

Чон ничуть не удивляется, когда в коридоре видит обеспокоенную Цзыюй.

Та замечает его, и этот взгляд полной ненависти, вызывает у него внутренний смех.

– Где Сана?

Голос ледяной, и Чонгук бы замёрз, если бы сам не состоял изо льда.

– В комнате, – тот головой кивает в сторону нужной, откуда буквально вышел минуту назад, и проходит вперёд, пока его вдруг грубо не хватают за запястье, вынуждая остановиться.

– Что ты с ней сделал? – Чжоу зла. Неописуемо. И Чон, отчасти, даже понимает её.

– Зайди и увидишь, – ухмыляется, нарочно беся, и Цзыюй попадает в капкан, желая убрать с нахального лица чёртову ухмылку, но неожиданно её за свободную руку тянут назад, и та раздражённо смотрит на человека, посмевшего ей помещать.

– Цзыюй, я поговорю с ним, а ты иди к Сане, – Чимин успокаивающе смотрит на подругу возлюбленной, стараясь утихомирить внутренний гнев, хотя сам сейчас находится в бешенстве, но умело скрывает.

Чон просто издевается над ним, ей-богу.

Чжоу ничего не отвечает, просто резко вырывает руку, и напоследок убивающе посмотрев на довольного Чона, спешит в ту самую комнату, в которой, по его словам, находится Сана.

– Уходи, Чон, – Пак смотрит на друга разочарованно, а Чонгук пред ним больше не строит из себя наглеца. Сил нет. Да и желания. – Уходи, пока не натворил ещё бóльших глупостей.

Гук никак не комментирует требование друга, а просто молча его обходит, и спустившись вниз, покидает чужой дом.

Хватит с него.

Хватит.

* * *

Вниз Сана спускается с Цзыюй и Чимином.

В голове пусто, а на сердце гадко, и не понятно почему. Про Чона она не решается спросить, да и на их вопрос "он тебя обидел?", коротко отвечает "нет", чем вызывает у Чжоу с Паком растерянное выражение.

То есть как нет? Но они ведь думали...

Цзыюй, совсем не понимающая, что происходит с подругой, в замешательстве спускается вниз, и когда уже оказывается на первом этаже, смотрит в сторону, где сейчас должны ждать Мина и Тэхён.

Но то, что она видит, вызывает раздражение.

На её месте, рядом с Тэхёном, расслаблено сидит Ли Суён, и закинув ногу на ногу, открывает вид на красивые бёдра, хихикая над чем-то, а Ким непонимающе улыбается, зачесав затылок.

Выглядит он растерянно, и при этом очень мило, от чего в Цзыюй просыпается ревность, которая, как она думала, ей не присуща.

А в углу, стоя возле стола с напитками, на неё довольно смотрит Ли Чан, что скрывая коварную улыбку за красным стаканом возле губ, в уме победоносно хлопает сестре, умело играющей свою роль в их запланированном спектакле.