Чонгук утро не любит. А после похмелья - так вообще ненавидит.

Головная боль и противная сухость во рту - ну просто зашибись комбо.

Да ещё и правая часть лица тупо болит (это он пока не видел синяк под скулой).

Еле выбравшись из постели, путаясь в одеяле «да почему я так укутан?» Чон, схватившись за голову, попытался восстановить вчерашний вечер, между тем, не понимая, почему лёг спать в одежде.

Мобильный.

Звонок от Сохён.

Новая цель.

Встреча в клубе.

Много алкоголя.

Она обжимается с ним на диване.

Кокетливо предлагает поехать к ней.

Чон сильно пьян.

Улыбаясь, кивает.

Она отлучатся в уборную.

Гук, устало прикрыв веки, пытается не заснуть.

Лёгкий аромат персиков.

Её аромат.

Резко распахивает глаза, видя лицо Саны.

Такое красивое.

«Ангел...»

– О непослушный Хомяк!

Пьяно улыбается.

А она хмурится.

Настойчиво тянет его куда-то.

Чонгук сопротивляется.

Его с трудом толкают на другой диван.

Она тяжело дышит и смотрит сердито.

«Такая сексуальная...»

Говорит ждать, пока вызовет такси.

– Нет уж, непослушный Хомяк!

– Что?

– Я же сдался, почему ты меня не отпускаешь?

Смотрит нахмуренно.

Хочет подняться, но Чон хватает за руку и насильно тянет на себя.

Заставляет усесться ему на колени.

Сопротивляется.

– Признайся, ещё тогда, у меня дома, лапала меня, из-за желания потрахаться?

Неслабый удар.

Щека болит.

«Сучка!»

Чон грубо хватает за светлые волосы на затылке, и резко впивается в пухлые губы.

Снова бьёт. Кулаками в грудь.

Отпускает.

Тяжело дышит.

Смотрит возмущённо.

И заново бьёт.

Правая щека уже горит.

Чон смотрит с отчаянием.

«Почему ты здесь? С кем пришла?»

Хочет встать, но Чонгук вновь не позволяет.

Крепче прижимает к себе, обнимая за спину, и напоследок, взглянув с немой просьбой не отталкивать, по-новой впивается в мягкие губы.

Чуть дёргается, но... не сопротивляется.

Гладит по нежной щеке, и чуть надавив на подбородок, просит приоткрыть рот.

Поцелуй глубокий. Настойчивый. Крышесносный.

«Я ведь сдался...»

Сильный удар в лицо.

Темнота...

– Твою мать! – Чонгук до мелких подробностей вспоминает произошедшее. – Сука, ну ты и мудила! – пинает несчастный комод ногой, а потом хватается за пришибленное место. – Чёртова Минатозаки! Ты у меня получишь, дура! – вдруг хватается за голову. Снова тупая боль. Открывает дверь, и плетётся в сторону кухни. Срочно надо выпить. В горле пожар. Быстро открывает другую, и...

– Какого хрена, Минатозаки?!

Сана, сложив руки на столе, и уместив на них голову, спит.

Точнее, спала. Пока грозный голос Чона не разбудил.

– Чего орёшь, словно резаный? – мило трёт тыльной стороной ладони сонные глаза, чуть размазывая макияж по краям, и непонимающе смотрит на злого Чона, поднимаясь со стула, пока в голове не вспыхивают картины из вчерашнего вечера, и болезненный след на его скуле не напоминает в чём она виновата.

– Ещё спрашиваешь? – Чонгук всё в той же чёрной футболке, с довольно глубоким вырезом, открывающим вид на острые ключицы, и в облегающих джинсах, а волосы растрепанны после неспокойного сна. Да просто ходячий секс, чтоб его! – Какого чёрта ты у меня на кухне? – хмыкает, скрещивая руки на груди, отчего крепкие мышцы напрягаются. – Домá по пьяни перепутала, идиотина?

– В отличии от тебя, я не напиваюсь до беспамятства, придурок, – Минатозаки старается смотреть в глаза, и не отпускать их ниже. Грёбанный Чонгук!

– Ну, конечно, – насмешливо хмыкает. – Это ведь не ты тогда, нажравшись, оставила меня без верхней одежды, хорошенько полапав.

– Кретин, – цедит Сана, зло глядя. Он до конца её дней будет напоминать про тот чёртов день?

– Из-за тебя, идиотка, – подходит ближе, заставляя Сану отшагнуть назад, копчиком ударившись об край столешницы, – я упустил возможность провести охуенную ночь со второкурсницей.

– Поздравляю, – Минатозаки бесстрашно смотрит в потемневшие глаза, и дерзко улыбается. Почему-то от мысли, что она ему обломала перепихон - стало так хорошо.

– Что? – Чон явно заводится не на шутку. – Чем ты мне компенсируешь лишение секса от профессионалки своего дела?

У довольной Саны теперь глаза от удивления распахиваются.

– Так ты знал, кто такая Сохён на самом деле?

– Ты про то, что она разводит парней на деньги? – Чон нагло ухмыляется, наблюдая за неподдельными удивлением на красивом лице.

– Так ты знал?! – Сана кипит. Надо же, какая она глупая! Думала, его обведут вокруг пальца, хотела помочь избежать проблем, а тут такое!

– Да все знают об этом, – издевательски усмехается. – Она шлюха, только берёт слишком дорого за свои услуги.

– Вот я дура, – Минатозаки отчаянно запускает пальцы в распущенные волосы, сжимая их, и пусто смотрит Чону куда-то в кадык. Она облажалась. Она так непростительно облажалась!

– Не буду спорить, – усмехается, наблюдая за самобичевание. О да, он это любит.

Сана медленно разжимает пальцы, опуская руки, а взгляд поднимается выше. Встречается с его наглыми глазами, и... больше не выдерживает.

– Мерзавец! – резкий толчок в грудь. – Да как тебя вообще земля держит?!

– Успокойся! – Чонгук заебался. По полной программе. Хватает за хрупкие плечи, и грубо прижимает к стене. Ну, зашибись утро!

– Озабоченный придурок! – новая попытка ударить, но, теперь руки перехвачены, и крепко прижаты по обе стороны от головы.

– С каких пор желание секса - озабоченность, идиотина! – у Чона выдержка заканчивается. Башка трещит, а заведённая Минатозаки делу не помогает.

– Ненавижу тебя!

Разъярённая. И, чёрт, почему такая сексуальная? Так и хочется...

– Угомонись, истеричка! – прижимается всем телом, только от её близости становится намного хуже.

«Твою мать!»

– Отпусти меня! – дёргается.

«Да не дёргайся ты так!»

– Сначала успокойся! – кричит, сильнее сжимая хрупкие запястья, и горящим взглядом смотрит в её, такие злые... и блестящие.

– Как же я тебя ненавижу, – больше не кричит, а только шипит... от боли в сжатых запястьях. – Не получилось с ней, так начал со мной сосаться, урод? – смотрит так обижено, а глаза блестят. Почему же?

– Да ты даже не была против, – издевается, но, ведь правда же. Она целовала его в ответ. С тем же напором, как и он. Чон чётко помнит тот момент, и мысленно требует жарким сценам исчезнуть из головы. Не вовремя они появились.

– Заткнись, – дёргает руки, но напрасно. Чон слишком сильный. И она это знает.

– Что, не хочешь правду слушать? – ухмыляется, раззадоренным взглядом опускаясь к губам, что вчера позволяли себя нежно терзать. – Может тогда, – быстро облизывается, глядя теперь в обиженые глаза. – Потрахаешься со мной, раз вчера лишила этого?

Насмешливо смотрит в глаза, что... увлажняются?

– Отпусти её! – вместе с грубым требованием, его рывком тянут за футболку назад.

Чон отшатывается, и сумев сохранить равновесие, шокировано смотрит на ненавистного человека в своей, блять, кухне!

– Ты?! – Чон глазам своим не верит. Наверно это побочный эффект от алкоголя. Ему мерещится. Точно. Галлюцинации. – Какого хрена ты у меня? – не дожидаясь ответа, переводит сердитый взгляд на притихшую Сану. – Это ты его притащила, дура?!

Она молчит.

Не смотрит даже, а голова опущена.

– Ненормальные, – Чон снова смотрит на незваного, сердитого гостя. – Ворвались в мой дом, и до утра здесь проторчали? – И вновь внимание к Сане, что словно абстрагировалась из кухни куда-то далеко, за пределы вселеной. – Ты, блять, привела его сюда, чтобы не скучать? – Она наконец поднимает на него глаза. Такие пустые. И молчит, в отличии от возмущённого Чона. – Ну, как? – зло ухмыляется, видя раздражающую пустоту во взгляде, – где он тебя отымел?

– Сука! – занесённая рука Чанёля так и остаётся в воздухе, от внезапно раздавшегося звонка в дверь.

Сана вздрагивает.

– Замечательно, – у Чона кажись очередная истерика на подходе. Ну что за утро? Одно из худших! – Ты ещё кого-то ко мне позвала? – ноль реакции. – Уже как у себя дома, да, Минатозаки?

Вопрос остаётся висеть в воздухе, когда Сана быстро бежит в сторону двери, и не раздумывая, отворяет, видя обеспокоенное лицо Мины и Чимина.

– Мина!

– Эй, ты почему плачешь? – Минари лаского обнимает кинувшуюся в объятия подругу, гладя по спине, и взволновано смотрит на Чимина. Тот тоже ничего не понимает, и ждёт, когда Сана заговорит.

– Пожалуйста, уйдём отсюда поскорее, – голос Минатозаки звучит глухо, из-за того, что она прячет лицо у шеи Мины, и всхлипывает. – Только, пред этим, позовите Чанёля, а то они убьют друг друга.

Мина кивает Чимину, и тот, больше ничего не говоря, ждёт, когда Мюи уведёт подругу вниз, и, вздохнув, проходит вглубь квартиры.

– Что присходит? – находит он парней на кухне. В накалённой атмосфере и явно мрачных.

– Спроси у Минатозаки и у этого лопоухого, – зло кидает Чон, открывая дверцу от холодильника. Он, блин, даже воду ещё не выпил! Хотя шёл именно за ней, а не за... Минатозаки.

– Чанёль? – Чим обращается к новому знакомому, но тот, кинув сердитый взгляд в спину Чонгука, большими глотками пьющего из бутылки воду, ничего не ответив, быстро покидает квартиру, оставляя друзей наедине.

– Да почему вам спокойно не живётся? – отчаянно задаётся Чимин, заметив синяк на лице напряжённого друга, что зло выкидывает пустую бутылку на столешницу.

– Отъебись, Чимин, – Чон хватается за болящую голову. – У меня башка взрывается.

– Гук, дружище, да что с тобой? – Пак смотрит с жалостью, но в ответ получает лишь грубость.

– Ты не слышишь? – у Чона глаза опасно горят. – У меня башка болит, нахрена меня ещё вопросами добивать?

– Ладно, – Пак сдаётся. С него хватит. Ему всё осточертело. – Отдыхай. Потом поговорим, – и уходит, оставив Чона одного со своими душащими мыслями.

«Нет, мне никто не нужен. Тем более... ты».