Чонгуку кажется, он вот-вот споткнётся и проедется лицом по земле, после разрывая голосовые связки воплем боли, когда клыки идущих по его следу доберманов начнут рвать тело на куски. Дыхание окончательно сбилось, сердце стучит одновременно в горле, в ушах и в солнечном сплетении, а на ногах будто пудовые гири, тянущие к земле, мешающие сохранять скорость. За спиной лай, рык и подвывания. Впереди бесконечная дорога, пересекающая лесную территорию. Чонгуку даже оборачиваться не надо, чтобы знать, расстояние между ним и псами стремительно сокращается. Пот заливает тело, чёлка прилипла ко лбу, футболка - к спине. Палящее солнце слепит глаза, дорога впереди постепенно начинает оживать, извиваться, и каждая выбоина тормозит в нелёгком пути. Чонгуку кажется, что всё скоро кончится, что он запутается в собственных ногах и рухнет вниз, разбивая нос и раздирая ладони, колени, но вот вдалеке, метров через десять, показывается невысокая фигура в зелёной футболке, и Чонгук чувствует нервный смех, поднимающийся волной в груди.

Последний рывок. Ступни по ощущениям горят. Язык готов свеситься изо рта, как у несущихся следом псов, и Чонгук падает. Трава на обочине дороги выгоревшая на жарком солнце и сухая, колючая, но Чонгуку плевать, он закрывает глаза и чувствует лишь грохочущий в ушах пульс и боль в отбитом при падении копчике.

- Хорошая работа, мальчики. К ноге!

Доберманы вьются вокруг Юнги, скулят, подвывают, и мужчина ласково треплет их по ушам и мордам. Животные не выглядят измученными, они готовы ещё столько же пробежать, и Чонгук, смотрящий на них сквозь ресницы, лишь надеется, что выглядит достаточно жалко для того, чтобы Юнги смилостивился и сделал ему поблажку.

- Ты тоже отлично поработал, Чонгукки.

Косая усмешка и протянутая ладонь, за которую Чонгук не спешит хвататься, зная, что ноги вряд ли его удержат. Смотря на мужчину снизу вверх, отпихивая тычущихся в лицо псов, парень может лишь загнанно дышать и мечтать о том, чтобы этот чёртов день закончился. Но нет. Нет, он не закончится, ведь на часах только начало третьего, и это значит, что Чонгуку ещё предстоит несколько часов мучений в тренировочном зале. Убрав руку, Мин садится рядом, подбирая под себя одну ногу, и поглаживает улёгшихся рядом доберманов, делая пометку искупать их и как следует накормить, чтобы восполнить запас энергии животных.

- Ты должен был встретить... Ещё пятнадцать минут назад, - хрипло шепчет Чонгук, когда дыхание выравнивается, и Юнги хмыкает.

- Должен был, но после решил увеличить твою дистанцию. Не понимаю твоего недовольства, ты ведь дошёл до финишной черты.

- Едва. Под конец был готов упасть на землю и позволить им делать со мной всё, что угодно.

- Ты действительно отлично справился.

Тёплая ладонь зарывается в мокрые волосы и ерошит их. Чонгук в удивлении приоткрывает глаза и смотрит на улыбающегося ему Юнги округлившимися глазами. Ласковый жест непривычен для них обоих, и Мин почти сразу же убирает руку, вновь обращая внимание на псов.

- Я могу представить, как тебе сложно, - негромко говорит он, поглаживая короткую жестковатую шерсть на спине одного из доберманов. - Но это всё действительно необходимо. Поверь, тренировки, которым подвергаются истинные киллеры, тебе и не снились.

- Истинные? Что это вообще значит? - спрашивает Чонгук и закидывает руку на лицо, локтём закрывая глаза от слепящего солнца.

- Истинные это те, кто был выбран стать профессиональным убийцей ещё в детстве. Среди детей побочных ветвей кланов проводят отбор, проверяют их навыки, тестируют, а после начинают тренировать. Слабые вылетают, сильнейшим начинают уделять больше внимания и обучают уже профессионально. Внимательность, скорость, реакция, способность быстро анализировать ситуацию и находить выход. Поверь, не многие выживали, а ведь подготовка начиналась с одиннадцатилетнего возраста. Хосок истинный. Он начал свой путь в детстве и смог дожить до экзамена, смог сдать его и отправиться в свободный полёт. Его клана уже не существует. Уничтожили в то время, когда я только начал учиться вести дела.

- Тогда почему в вашей семье нет таких людей? - любопытствует Чонгук и приподнимается на локтях, чтобы лучше видеть чужое лицо.

Юнги, впрочем, особых эмоций не выказывает, лишь кривится и срывает травинку, начиная завязывать её в узел.

- Потому что у моего отца на почве наркоты расшатались нервы и начала развиваться паранойя. Ему всё казалось, что все вокруг хотят его убить, планируют заговоры и следят за каждым его шагом. Вообще-то убить его под конец действительно хотели многие, ведь отец был ярким примером того, как власть портит людей, но киллеры к этому отношения не имели. Им с детства вбивают преданность, верность, они бы не подняли руку на хозяина. Совсем как мои доберманы. Я могу бить их, морить голодом, не давать воды и запирать в тёмных тесных клетках, но они всё равно будут вилять хвостами при виде меня, исхудавшие, измученные, покалеченные. Я могу причинить им боль, а они мне нет, так и киллеры нашей семьи были верны до самого конца, а отец... Отец однажды в очередной раз ткнулся рожей в кокаин, а после вызвал их к себе и перестрелял, как собак, опасаясь, что их кто-то переманит. В тот день я едва сдержался от желания выдавить ему глаза, когда он цеплялся за мои руки и всё нашёптывал маниакально, что должен был это сделать, что спас нашу семью, что благодаря ему на нас теперь никто не нападёт со спины. Тупой ублюдок.

- Их было несколько?

- Трое. Два мужчины, одна женщина. Редкость в своём количестве, ведь у каждой семьи обычно был всего один истинный киллер. Мать не уставала повторять, что в будущем эти люди будут прикрывать мою спину и бока, чтобы я мог без опаски идти вперёд и смотреть тоже только вперёд. Я верил её словам, верил преданности наших людей, а эта жирная обдолбанная свинья всё испортила. Ещё одна причина, из-за которой я душил его с непередаваемым удовольствием.

Поднявшись с земли, Юнги отряхивает спортивные штаны и вновь протягивает руку. Ухватившись за неё, Чонгук рывком встаёт на ноги, тут же чувствуя навалившуюся на тело усталость и встряхиваясь. Не время раскисать. Несколько раз присев и встряхнув ногами, парень направляется следом за Юнги, идущим в сторону дома. Псы спокойно идут рядом, принюхиваясь к воздуху и изредка отбегая в сторону. Мин смотрит в даль, пребывая в своих мыслях. Чонгук решает больше не тревожить его расспросами, обдумывая полученную информацию и пытаясь понять, чего от него ждут.

Раз Хосок истинный киллер, Юнги не просто так выбрал его на место учителя. И пусть последние две недели Хоуп прятался в Японии, в которую удрал, как только люди Ёнгука сели ему на хвост, мужчина перед отлётом приказал Юнги выжимать из Чонгука все соки. Значит ли это, что из него самого хотят слепить подобие истинного киллера? Если это так, что ожидает Чонгука? Даже если он переживёт экзамен, сможет ли он тогда покинуть Юнги или же ему придётся ещё и от мафии бегать до скончания времён, уподобляясь Хоупу?

- Ты расскажешь мне, что значит татуировка для клана? - негромко спрашивает Чонгук, когда показывается каменная стена, окружающая территорию дома, и Юнги качает головой.

- Позже. Сейчас тебе не нужно забивать голову лишней информацией. Думай о тренировках, Чонгук, и о своей цели.

Зайдя на территорию, Юнги сразу же направляется на задний двор к загону для псов, больше напоминающему полноценный маленький домик. Проводив его взглядом, Чонгук оглядывается на закрывшиеся за спиной механические ворота и направляется к дому. Ему нужно успеть отдохнуть до возвращения Юнги, чтобы на очередной тренировке отделаться малыми увечьями. А ответы на свои вопросы он всё равно получит. Просто немного позже.

***

Смахнув пот с лица, Чонгук судорожно выдыхает и бросается вперёд. Удар, ещё один. Поворот, блок, удар ногой с разворота и резкий рывок назад в попытке уйти от чужого выпада. Не получается. Юнги двигается слишком быстро. Его движения резкие, чёткие, и остриё ножа царапает живот, оставляя тонкую полосу чуть выше пупка, наливающуюся красным.

- Неплохо, - подмечает Юнги и снова бросается вперёд.

Они кружат по залу уже почти два часа с редкими перерывами. Чонгук нападает и отбивается, Юнги блокирует его удары и пытается достать ножом. Мужчина не обещал играть честно, иногда Чонгуку прилетает кулаком под дых или ногой по пояснице, но он всё ещё крепко стоит на ногах, нервно стирая пот, стекающий по лицу, и почти не чувствует усталости. Это, по словам Юнги, неплохой прогресс, и пусть мужчина сказал это с язвительной усмешкой, Чонгук, чувствуя своё тело, прекрасно знает, что так и есть. Раньше он выматывался намного быстрее, постоянно хотелось сделать передышку или хотя бы на бегу глотнуть воды, но теперь его не тревожат мелкие неудобства и ничто не отвлекает от противника и блеска холодной стали в чужих руках.

- Вам не стоит отдохнуть? - интересуется Минхёк, наблюдающий за тренировкой, и его голос становится отвлекающим фактором.

Чонгук переводит взгляд на «левую руку» хозяина дома, и Юнги тут же пользуется этой возможностью, делая выпад и кидая в парня нож. В последнюю секунду Чон уворачивается, делая сальто в сторону, и нож по рукоять входит в мишень. В зале повисает тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием, а после Чонгук встаёт с корточек и фыркает.

- Это было подло.

- Разумеется.

Усмехнувшись, Юнги подходит к Минхёку и берёт у него бутылку с водой, делая пару глотков и выливая остальное на голову. Чонгук, повторив эту же процедуру, только хочет плюхнуться на маты, как Мин тянет насмешливое «а-а-а, Чонгукки, даже не думай» и кивает на деревянную перекладину. Закатив глаза, Чон подходит к перекладине и запрыгивает на неё, потягиваясь и вставая лицом к находящимся в трёх метрах от него мужчинам. Минхёк уже подкидывает в руке теннисный мячик, смотря на парня с маниакальной улыбкой, Юнги же разминает уставшие мышцы. Стоя на ногах, мужчина наклоняется назад всем телом и плавным движением встаёт мостиком, опираясь на руки, а после также плавно, но достаточно резко перекидывает назад ноги, вновь вставая прямо. Потягиваясь ленивым котом, нежащимся на солнце, Мин подходит к корзине, наполненной мячиками, а после хватает один из них и, резко развернувшись, со всей силы кидает в Чонгука. Пристально следящий за каждым его движением, Чон тут же уворачивается, следом уворачиваясь и от мячика, кинутого Минхёком.

- Ты действительно стал лучше, - подмечает Минхёк, который некоторое время наблюдал за проходящими тренировками, и Чонгук усмехается, позволяя себе добавить в голос каплю самодовольства.

- У меня не было выбора. Если бы я не совершенствовался, меня бы пристрелили, порезали на лоскуты, закидали бы насмерть теннисными мячами или же сделали бы живой игрушкой для милых бойцовых псов. Не смерть, а сказка.

- Я учту твоё особое пожелание, если придётся от тебя избавиться, - улыбается Юнги и резко швыряет ещё один мяч.

Балансируя на тонкой перекладине, Чонгук резко дёргается в сторону, избегая удара и делая несколько мелких шагов, чтобы сохранить равновесие. От следующего мяча парень уворачивается, резко присев, ещё от одного с помощью стойки на руках. Из-за того, что перекладина всего двадцать сантиметров в ширину, мышцы рук сводит, и Чонгук тут же через кувырок плавно опускается на пятки, приседая и цепко осматривая противников. Юнги, залюбовавшийся чужой грацией, отмирает и кидает в парня ещё один мяч, хмыкая, когда тот его просто ловит.

- Действительно, все признаки улучшения навыков на лицо. Пора повысить сложность.

- Можно подумать, есть куда сложнее, - негромко фыркает Чонгук, но Юнги его слышит и усмехается.

- Поверь, у меня довольно извращённая фантазия. Например, я могу заставить тебя балансировать на бортике крыши. Посмотрим, как ты будешь выделываться, когда в голове будет биться мысль о том, что при падении с третьего этажа ты можешь свернуть себе шею или повредить позвоночник. А ещё я могу специально для тебя перекинуть эту перекладину через бассейн, а в нём самом понизить уровень воды и запустить туда пираний. Эти твари довольно пугливые, но скопом на запах крови нападут охотно. Посмотрим, как ты будешь улыбаться, когда какая-нибудь особо наглая рыбка куснёт тебя за член.

- Вряд ли это страшнее, чем десяток твоих доберманов, несущихся за мной с желанием порвать на части.

- Пока что не десяток, но за этим дело не встанет. Зато теперь ты стал бегать намного быстрее, и твоя выносливость повысилась. Бойцовые псы довольно быстрые твари, верно? Если сможешь убежать от них, значит, сможешь убежать и от неповоротливых крыс, копов, наёмником, мордоворотов и всех остальных нехороших людей. В первую нашу тренировку ты не пробежал и двадцати метров, прежде чем мои псы догнали тебя. Теперь ты можешь бегать от них почти двадцать минут без остановок, разве это не здорово? Впрочем, с Хосоком тебе всё равно не сравниться, но он другое дело. Надеюсь, когда-нибудь ты сможешь дотянуть до идеала.

- Не думаю, что это произойдёт. Истинных обучают с детства, Чонгук же обучается сколько, всего два месяца? Он и за полгода не освоит то, что должен знать и уметь. Времени на его обучение уйдёт прилично, - говорит Минхёк, принимаясь зашвыривать парня мячами.

- Но ты забываешь о том, что дети слабы, а он - нет, - возражает Юнги и тоже начинает швыряться в Чонгука мячами, попадая несколько раз в живот и один раз в голову, на что послышалось злобное шипение. - Дети боятся боли и постоянно ревут. Чонгук же понимает и знает гораздо больше, и планка его терпения выше, чем у детей, как и выносливость. Его проблема лишь в том, что он не тренировался с малых лет, его тело не закалено, хотя и стремительно приближается к идеалу, и в том, что в его голове слишком много мусора. Детям всё лишнее выбивают раз и навсегда, Чонгук же уже сформировавшаяся личность, с ним такое не прокатит.

- Это точно, - соглашается Минхёк и прицельно кидает ещё один мяч, от которого Чонгук пытается увернуться, но в итоге оступается и с грохотом летит на пол. - Сколько раз мы его ловили и давали понять, что добром его шпионство не кончится? И сколько раз после этого он лез на рожон, снова и снова напрашиваясь на неприятности?

- Не могу сосчитать, - усмехается Юнги и направляется к не торопящемуся подниматься на ноги парню. - Эй, Чонгукки, как себя чувствуешь?

- А ты поменяйся со мной местами и узнаешь, - скалится Чонгук, сверкая наливающейся красным щекой, на которой вскоре расцветёт синяк.

- Мы оба знаем, что ты не попадёшь, это ведь уже было проверено несколько раз, разве нет? Так что подтяни сопли и поднимайся, желторотик. На сегодня тренировка окончена, мне нужно уехать по делам, а тебе нужно помыть псов и себя заодно. И не прохлаждайся тут без меня, читай умные книжки и упражняйся в стрельбе.

- Во сколько ты будешь?

- Часам к десяти, возможно, позднее. Будешь по мне скучать?

Юнги обольстительно улыбается и щурит лисьи глаза. Чонгук усмехается и перекатом поднимается на ноги, растирая ноющий отбитый лоб.

- Обязательно. Как же я усну-то, зная, что тебя нет дома?

- Ох, Чонгукки, ты такой милый.

Минхёк не выдерживает и смеётся, когда видит, как его босс показушно треплет чужую щёку, оттягивая её пальцами. Зато Чонгуку, ненавидящему подобные ужимки, не смешно. В одно мгновение парень подаётся вперёд, подныривает под руку Юнги и перекидывает его перенятым у мужчины приёмом через бедро, придавливая к полу и нависая сверху.

- Прекрати обращаться со мной, как с ребёнком, - рычит Чон, и Юнги, расслабленно лежащий под ним, сладко улыбается.

- Да, действительно, уже совсем не ребёнок. Такой весь из себя самоуверенный мальчик.

Резкий рывок вперёд, обхватившие чужое тело конечности и переворот, из-за которого Чонгук оказывается на спине с прижатым к горлу лезвием, появившимся из ниоткуда и поглаживающим кадык. Поёрзав на его бёдрах и насладившись досадой, проступившей на лице, Юнги одаривает парня насмешливым взглядом, а после поднимается на ноги и делает шаг в сторону.

- Самоуверенный, но недостаточно ловкий и изворотливый. Тренируйся, Чонгукки, и когда-нибудь я перестану считать тебя несмышлёным малышом. А теперь мне пора.

Взмахнув на прощание рукой, Юнги направляется к выходу и покидает помещение, выходя следом за Минхёком. Проводив его взглядом, Чонгук перекатом поднимается на ноги и задумчиво осматривается. Опять сидеть взаперти и послушно ждать чужого возвращения, как одна из домашних собак? Ну уж нет. Кинув взгляд на углы, по которым были установлены камеры, Чонгук направляется к выходу. Юнги за завтраком обмолвился о том, что Тэхёну пришлось уехать, а это значит, что за домом никто не следит. Препятствием могли стать лишь охранники, но Чонгук без проблем найдёт другой выход с территории дома. Всегда есть запасные пути.

***

Юнги терпеть не может грязные вонючие заброшки, одна царапина обретённая в стенах которых может закончиться столбняком, но так же не может не признавать тот факт, что порой подобные здания очень полезны. Нет лишних глаз и ушей, никто не примчится разбираться, что за вопли доносятся из-за дверей, никто не вызовет копов. Крытый ангар когда-то служил складом, но теперь пустует. Заколоченные окна и двери, ржавые лестницы, слой пыли на бетонном полу и разбросанный вокруг хлам, среди которого в большей своей части поломанные ящики. От одного такого Юнги отламывает узкую доску, служащую перекладиной, и вертит её в руках, возвращаясь к человеку, валяющемуся на полу в луже собственной крови.

- Итак, я спрошу ещё раз. Кому ты слил информацию о том, где произойдёт следующая поставка?

Пленник, напоминающий безвольный кусок мяса, что-то невнятно хрипит и пытается отползти в сторону. Присев перед ним на корточки, Юнги с отвращением смотрит на лицо, представляющее собой кровавое месиво, и хмыкает, поднося к чужим глазам доску.

- Видишь это? Я её тебе в глотку засуну, если ты не скажешь мне, кому слил информацию. Итак? Десять... Девять... Восемь...

Отсчёт идёт до нуля, но пойманная крыса лишь невнятно хрипит, из-за чего по губам стекает слюна вперемешку с кровью. Юнги в какой-то момент ловит себя на мысли, что его парни могли перестараться и сломать шестёрке челюсть, тянется к чужому лицу и ощупывает подбородок и скулы. С челюстью всё в порядке, крыса просто отказывается отвечать на вопросы, и Мин поднимается с корточек, кивая своим людям.

Двое из них подходят к пленнику и вздёргивают его за плечи на колени, удерживая в вертикальном положении. Третий мужчина подходит к слабо дёргающейся крысе и силком открывает её рот, к которому Юнги приставляет палку, примериваясь. Резкий рывок, и та входит в чужое горло почти на треть, упираясь в стенку горла. Пленник давится воплем боли, дёргает, бьётся в конвульсиях, продолжая хрипеть, но Юнги не останавливается, бьёт ладонью по доске, и та с хрустом входит глубже. Из чужого рта начинает хлестать кровь, тело ещё несколько раз дёргается, а после обмякает. Вцепившись в волосы мужчины, Юнги резким движением вытаскивает доску наружу. Та выходит с хлюпающим звуком, сопровождаемым ещё одним неясным хрустом, и изо рта жертвы вырывает новый поток крови, заливающий и без того измазанную порванную рубашку, заляпанную грязью. Два пальца касаются шеи, не находят пульс, и Юнги делает шаг назад.

- Он сдох, можете отпустить.

Амбалы отходят в сторону, тело с негромким стуком головы о бетонный пол заваливается на бок. Помассировав переносицу, Юнги поворачивается к одному из подручных и кивает в сторону фургона.

- Следующий.

По велению босса мужчины торопливо направляются к чёрному фургону с тонированными стёклами, чтобы через пару секунду вытащить оттуда очередную орущую брыкающуюся жертву. Труп тем временем оттаскивают в сторону, и Юнги нервно выдыхает сквозь стиснутые зубы, смотря на небольшую горку, образовавшуюся из семи тел. На подходе восьмое, на часах начало девятого, и мужчина понимает, что этим вечером на «работе» ему придётся задержаться.

***

В тёмной гостиной непривычно тихо после шумного клуба, но ритмичная музыка всё ещё отдаёт эхом в ушах, а под опущенными веками мелькает лазерное шоу. Чонгук проходит к дивану и садится на самый край, не желая пачкать обивку. Вся его одежда в грязи и наверняка заляпана кровью, что засохшими разводами покрывает руки и красуется брызгами на лице.

«А ведь я всего лишь хотел отдохнуть и забыться» - проскальзывает в голове.

Сбежать из дома было не так уж сложно. Позаботившись о псах и отмывшись от грязи и пота в душе, Чонгук оделся и покинул дом через кухонный выход на террасу, после умело взбираясь на дерево и перелезая забор. Спрыгнув по ту сторону на землю, парень добрался до дороги и направился в сторону города, вскоре ловя попутку, довёзшую до места назначения.

За время его отсутствия Сеул совсем не изменился. Всё те же забитые людьми улицы, бесконечные потоки машин и мигающие яркие вывески, всё те же ларьки с уличной едой, круглосуточные магазины и шныряющие то здесь, то там разодетые подростки. За одной такой компанией Чонгук увязался следом, прекрасно зная, что его выведут к нужному месту, и не прогадал.

Небольшой клуб со свободным входом, кислотные цвета в оформлении, совершенно ужасная музыка и дешёвый алкоголь. Последнее Чонгуку и нужно. Парень пробирается к стойке и уже через двадцать минут чувствует, как все тяжёлые мысли покидают голову. Музыка разом перестаёт казаться такой уж идиотской. Раскрашенная под чудовище брюнетка с бровями до ушей вдруг становится довольно привлекательной. Даже шум вокруг перестаёт раздражать привыкшие к тишине барабанные перепонки.

- Эй, красавчик, не хочешь потанцевать?

Длинные завитые волосы, откровенное короткое платье без бретелек, неплохая фигура и белозубая улыбка. Чонгук не отказывается, идёт следом за девушкой в гущу толпы, а через мгновение уже чувствует привкус её помады для губ и выпитого ранее приторного коктейля. Ладони ложатся на узкую талию, спускаются ниже и замирают на бёдрах. Покусывая мягкие губы, ощущая чужой влажный язык в своём рту, Чонгук вдруг осознал, что видит под опущенными веками не симпатичную девушку, а сцену, навсегда отпечатавшуюся в памяти. Фантомные отзвуки бархатных стонов заглушают клубную музыку, грохочущую в ушах, а перед глазами рука, вцепившаяся в рыжие волосы и судорожно вздымающаяся грудная клетка, блеск нательного креста и контраст чёрного шёлка с бледной кожей.

Резко отстранившись от девушки, Чонгук хватает её за запястье и тащит следом за собой в сторону туалетов. Она останавливает его ещё на подходе, толкает к стене и опускается на колени, явно не волнуясь о том, что их могут увидеть. Рывок за пуговицу, звук расстёгиваемой ширинки и чуть влажная ладонь, обхватывающая член. Чонгук стонет, чувствуя мягкие губы вокруг головки, зарывается пальцами в волосы девушки и толкается глубже, когда та плотнее сжимает губы и скользит языком по чувствительной плоти. Всё нормально, всё так, как должно быть, и внизу живота сладко тянет. Но как только Чонгук закрывает глаза, не желая смотреть на перекосившееся, ставшее уродливым из-за растянутых вокруг его члена губ лицо, то вновь проваливается в воспоминание, в котором приоткрытые в немом стоне губы, скользящий по ним язык и пальцы шлюхи, впившиеся в крепкие ляжки.

«Блять. Блять, блять, блять» - и ни одной другой мысли в голове.

Чонгук кончает в чужой рот и до боли закусывает щёку изнутри, дёргая девушку за волосы слишком сильно, из-за чего та шипит и впивается ногтями в бёдра. Поднявшись с колен, она пытается обольстительно улыбнуться и подаётся вперёд, явно желая получить поцелуй, но Чонгук отталкивает её, окидывает мутным взглядом, разворачивается и уходит, игнорируя возмущённые окрики. Наверняка эта кукла мечтала о большем, хотела красивого продолжения, и в любой другой день Чонгук бы с радостью, но не в этот вечер. Не после того, как спустил в чужое горло одновременно с кончающим в памяти фантомным Юнги.

- Что это вообще, блять, было? - бормочет парень себе под нос и не замечает, как в толпе налетает на кого-то.

Негромкое извинение, вряд ли услышанное в грохоте музыки, дёрнувшая за плечо рука, которую Чонгук с раздражением стряхивает, и желание поскорее выбраться из душного клуба на свежий воздух. На улице темно из-за возвышающихся вокруг многоэтажек, но небо над головой по-летнему светлое, несмотря на поздний час, и Чонгук останавливается, запрокинув голову и рассматривая плывущие облака.

Затея вырваться из четырёх стен и оттянуться уже не кажется такой уж хорошей. Хочется вернуться в те самые стены, избить новенькую боксёрскую грушу и искупаться в бассейне, полном прохладной воды, а после приготовить лёгкий ужин, чтобы не перегружать перед сном желудок. Возможно, если бы Чонгук остался, они с Юнги могли бы провести вечер в гостиной, разговаривая. В последнее время отношения между ними если не улучшились, то стали чуть спокойнее. Началось это после устроенной Хосоком заварушки, а после Юнги стал тренировать его, и Чонгук невольно проникся уважением. Мин действительно был не просто зажравшимся богатым мажором, толкающим оружие и химию, он был хитрым изворотливым убийцей, готовым к любой ситуации, и это не могло не восхищать где-то в глубине души.

- Слышь, парень, ты район не попутал?

Что ж, этого следовало ожидать. Повернувшись, Чонгук смотрит на пятерых парней, стоящих напротив него с гнусными ухмылками на лицах, и чувствует зарождающееся внутри раздражение. Он и раньше сталкивался с такими ребятами в клубах, но те отваливали сразу же, стоило показать полицейский жетон. Сейчас жетона под рукой нет, но Чонгуку он и не требуется, потому что желания разойтись мирно у него нет.

- А это ваш район? С какой стати? Вы что, сынки богатых папиков, которые построили здесь все здания? Судя по вашему шмотью, нет. Вы какие-то крутые шишки или вип-персоны, накрывшие этот район? Судя по вашим рожам и гонору, тоже нет. И нет, я не попутал район, у меня мозги в отличие от вас, кретинов, на своём месте и прекрасно работают. Так что валите своей дорогой и не доёбывайтесь.

- Борзый, значит? Хватайте его, парни.

Чонгук не сопротивляется, когда его тащат в подворотню, лишь по той причине, что нет желания засветиться в драке на пороге клуба, но как только свет яркой вывески меркнет в подступающей темноте, слышится первый крик. Чонгук не церемонится, нет смысла жалеть зарвавшихся ублюдков, которых, судя по всему, давно следовало проучить, да ни у кого силёнок не хватило. Удерживающему за правое плечо прилетает ногой по колену и локтём под дых. Слышится хруст коленного сустава, задушенный вопль и грохот, с которым тело налетает на мусорный бак. Тому, что пытается напасть слева, Чонгук одним ударом выбивает челюсть, а после бьёт ещё раз, из-за чего хватающийся за лицо парень валится на землю, воя и скуля. Остальные трое шипят проклятья, хватают с земли не то камни, не то палки, но Чонгуку плевать. Он без особого труда уворачивается от каждого выпада, несмотря на гуляющий в крови алкоголь, а после укладывает противников на спины, хотя на лице под конец и красуется несколько кровоподтёков, ведь уворачиваться сразу от троих отбитых на голову ублюдков немного сложнее, чем от одного.

Считая, что дело сделано, Чонгук слишком рано поворачивается к ним спиной, и спасает его лишь чужая дрожащая рука. Пуля рикошетит от бака, хлопок выстрела оглушает, а глаза застилает алой пеленой. Резко развернувшись, Чонгук стремительно подходит к парню и пинает его со всей силы в живот, отчего тот давится воздухом и судорожно закашливается. Присев на корточки, Чон вырывает из его руки пистолет, осматривает и хмыкает, переводя взгляд на залитое кровью лицо. Вцепившись в волосы, парень приподнимает чужую голову на полметра над асфальтом, а после с силой впечатывает в него, ловя себя на растекающемся внутри удовольствии от звука ломаемого носа и вопля, эхом отскочившего от стен.

- И скольких вы уже довели? - спрашивает Чонгук, снова вздёргивая чужую голову за волосы и заглядывая в наполненные страхом, болью и ненавистью глаза. - Скольких людей искалечили, упиваясь своей безнаказанностью и тем, что один человек ничего не может поделать против пятерых кусков дерьма? И что они вам, интересно, делали? Как и я, случайно толкали в клубе? Ну так если вы не заметили, в клубе огромная толпа народа и все так или иначе толкаются. Выстрелить в спину решил? - ещё один удар лицом об асфальт и ещё один вопль. - А если бы ты попал, мудила? А если бы затылок мне продырявил? Может, у меня мать больная дома ждёт лекарства или маленькая сестра, у которой нет никого, кроме меня. Об этом ты не подумал, мразь, когда хватался за ствол? Как не подумал, видимо, и о том, что тебе это может аукнуться. Но ничего, ты запомнишь этот урок надолго.

Происходящее дальше Чонгук помнит смутно. Разве что брызги чужой крови на асфальте и визг очередной клубной бабочки, завернувшей в подворотню, чтобы покурить и заодно отсосать следующему за ней едва стоящему на ногах парню, хорошо отпечатались в памяти. Кажется, он прострелил каждому из напавших на него по колену, а хмырю, которому принадлежал пистолет, раздробил всю правую кисть камнем, которым до этого одна из крыс пыталась пробить ему череп. Хотелось вообще все кости переломать ублюдку, но время поджимало, бабочка понеслась к клубу, вопя о том, что в подворотне людей убивают. К тому времени, как в закуток ввалилась охрана клуба, Чонгук уже был в конце длинной улицы и ловил такси.

Звук хлопнувшей входной двери вырывает из мыслей, и Чонгук поднимает голову. Он слышит шаги, а после видит застывший на пороге гостиной размытый силуэт и лишь успевает выдохнуть хриплое «не включай», прежде чем Юнги тянется к выключателю. Мужчина на удивление слушается и проходит к дивану, валясь рядом и откидываясь на спину. Какое-то время они сидят в тишине, а после Мин начинает возиться, развязывая галстук.

- От тебя пахнет кровью, - негромко замечает Чонгук и слышит негромкий хмык.

- От тебя тоже.

Из груди рвётся истеричный смех, и Чонгук не сдерживает его. Они чувствую запахи друг друга, как дикое зверьё, и считают, что это совершенно нормально. Они калечат и убивают людей, но не видят в этом ничего плохого, ничего отвратительного, и хуже всего то, что Чонгук начинает понимать и принимать это чувство. Он не знает, выживет ли кто-то из напавшей на него пятёрки, выживет ли тот парень, которого он поломал на части, но понимает, что это его не волнует, а в голове всё крутятся мысли о том, что ублюдок заслужил, что ублюдок будет теперь знать своё место. Но с чего Чонгук решил, что может решать? Разве он только что не встал на место этих самых идиотов, кидающихся скопом на слабых? И тут же мысль о том, что нет, не встал, потому что выше всего этого дерьма, которое творят подобные твари по тёмным подворотням. Чонгук просто защитил себя и отомстил за тех, кто уже пострадал от рук этой шпаны, и это правильно, в этом нет ничего плохого.

- Охрана сказала, ты вернулся двадцать минут назад и не в лучшем состоянии. Также они сказали, что понятия не имеют, когда и как ты покинул дом. Не хочешь объясниться?

- А я обязан?

- Пока на тебе нет клейма или метки, нет.

Минутное молчание, а после:

- Я могу коснуться тебя?

В повисшей тишине Чонгук слышит лишь чужое равномерное дыхание, но чувствует на себе изучающий прищур. Вряд ли Юнги видит его лицо в царящей вокруг темноте, и это играет парню на руку, ведь не нужно отводить взгляд и держать маску безразличия на лице. Поднявшись с дивана, Чонгук скидывает с себя грязную толстовку, оставляя её валяться на полу, а после приближается к Юнги и становится коленом слева от его бедра. Никаких вопросов, никаких приказов остановиться или отталкивающих рук, и Чонгук садится на чужие колени, перекидывая через них ногу и сжимая бёдра мужчины, что даже не думал дёргаться под ним.

- Я сбежал, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя свободным, - негромко говорит Чонгук и опускает ладони на чужие плечи, оглаживает их и спускается ниже, проводя по груди. - Сбежал, чтобы хоть на несколько часов выйти из-под твоего контроля, обрести возможность самостоятельно делать выбор. Где я был и почему вернулся в таком виде?

Ладони оглаживают руки от кистей вверх, к плечам, касаются шеи и перетекают на щёки. Чонгук знает, у него руки грязные и в крови, но не останавливается, зарывается пальцами в волосы и слегка дергает за них, заставляя откинуть голову на спинку дивана. Юнги продолжает слушаться, не сопротивляется, и парень непроизвольно облизывается, упиваясь минутным мнимым контролем.

- Я был в клубе. Знаешь, убогая музыка и дешёвый алкоголь, шлюхи на каждом углу и местное быдло, считающее себя круче всех. Из-за этого самого быдла я и вернулся в подобном состоянии. Была драка, из которой я вышел победителем.

- Считаешь, что заслуживаешь похвалы? - спрашивает Юнги, и Чонгук злится, слыша в его голосе насмешку, опускает ладони на беззащитное горло и сжимает пальцы.

- Нет, не считаю. Меня чуть не пристрелили из-за моей же беспечности, но проблема не в этом. Проблема в том, что я с ними сделал, когда разозлился, в том, что выстрелившего в меня парня я превратил в кусок мяса, полный поломанных костей. Проблема в том, - шепчет Чонгук, наклоняясь к чужому лицу и крепче сжимая пальцы на горле, - что я не считаю, будто сделал что-то неправильное. Это не похоже на оправдание, это спор со своей совестью, которая вопит внутри меня не своим голосом о том, что я поступил ужасно, что это противоречит всем моим принципам, но при этом я считаю, что ничего страшного не произошло, что они заслужили, что они...

- А разве нет? - прерывает Юнги, и его ладони опускаются на чужие бёдра, сжимая. - Разве они не заслужили? Ты сказал, их было несколько. Скопом на одного не совсем честно. И ты наверняка не первая жертва, хотя после того, что ты с ними сделал, возможно, последняя. Скольких они избивали, скольких калечили? А скольких тот парень с пистолетом лишил жизни? Они наверняка толкали в этом клубе колёса, спаивали малолеток и трахали их в грязных туалетных кабинках, а неугодных избивали, возможно, забивали до смерти. Почему тебя так волнует их судьба?

- Потому что я не убийца и не палач. Я не имею права решать, кому сохранить жизнь, а у кого отнять её.

Хватка на шее становится крепче. Юнги чувствует лёгкую нехватку воздуха, но это не мешает ему рассмеяться. Пальцы Чонгука сжимаются ещё сильнее, неприятно давя на кадык, ногти впиваются в кожу, и после них наверняка останутся красновато-фиолетовые лунки, но Юнги это не волнует. Мужчина ведёт ладонями по чужим бёдрам, поднимается ладонями вверх по бокам, проходится по плечам и под конец зарывается пальцами в спутанные тёмные волосы, до боли сжимая у корней и дёргая лицо Чонгука на себя так резко, что они чуть не сталкиваются носами.

- А почему бы не примерить на себя эту роль, Чонгук? Почему бы тебе, мне или кому-то другому этого не сделать? Помнишь наш разговор о Боге? О том самом мифическом Боге, в которого все верят, но которого на самом деле не существует? Все считают, что он присматривает, считают, что он наказывает, но правда в том, что присматриваем и наказываем мы, Чонгук. Мы те, кто чистит людские ряды от всякой грязи, швали, ублюдков. Мы это делаем, а не какой-то мифический Бог. Ты ведь не убил мать на глазах у ребёнка, верно? Ты не забил до смерти старушку, не напал на студента или на возвращающуюся домой девушку. Ты отыгрался на ублюдках, считающих себя всесильными, наглядно показал им, что на каждого выродка найдётся своя управа. Так почему ты так бесишься?

- Потому что неважно, насколько они были виновны, я не имею права...

- Права, права, права, - вновь прерывает Юнги и опускает ладони на щёки парня, сжимая и слыша болезненное шипение. - Ты вечно говоришь о чьих-то правах, живёшь в своём правильном радужном несуществующем мирке и отказываешься видеть то, что происходит вокруг. Ты не видишь всей той грязи, что заполонила улицы города, не видишь, потому что не хочешь видеть. У всех людей есть права, Чонгук, и многих в их правах притесняют. Ты думаешь, кто-то засадил бы этих клубных ублюдков за решётку? Нет, ведь они наверняка отстёгивают процент кому-то, кто их крышует. Ты думаешь, кто-то засадит за решётку богатенького ублюдка, насилующего свою малолетнюю дочь или племянницу? Нет, потому что «у девочки больная фантазия, ей лечиться надо», а у судьи пополнение нулей на банковском счёте. Ты думаешь, кто-то прикроет бордели, в которые отвозят похищенных девочек, обкалывая их наркотой и подкладывая под клиентов? Нет, никто этого не сделает. Не важно, есть у человека деньги и влияние или нет, большая часть ублюдков остаётся безнаказанной.

Рывок резкий и неожиданный, из-за этого Чонгук не успевает отреагировать или сгруппироваться, падает на пол и давится вздохом, когда сверху наваливается чужое тело. Юнги седлает его бёдра, до боли сжимая их коленями, и сам цепляется пальцами за чужое горло, сдавливая, перекрывая кислород, и намного сильнее, чем до этого делал Чонгук. Тот цепляется за его запястья, пытаясь ослабить хватку, но у него не получается, и он брыкается, вырывается, успокаиваясь лишь тогда, когда начинает видеть плавающие перед глазами пятна. Юнги же ослабляет хватку, позволяя глотнуть воздуха, вновь касается лица, оглаживая ноющие щёки и цепляя пальцами за подбородок.

- Жаль, что ты не ребёнок, Чонгук, - негромкий голос, шелестом забивающийся в уши, и большие пальцы оглаживают трепещущие веки чужих прикрытых глаз. - Тогда я мог бы выбить из тебя все эти ненужные мысли. Поэтому киллеров и воспитывают с раннего возраста. Дети податливый материал, пластичный, и психика их такая нежная, хрупкая, а в голове пустота, полное незнание мира вокруг, которое можно заменить нужными мыслями, взглядами, суждениями. Если бы тебя тренировали с детства, тебя бы не мучили угрызения совести. На тебя напали возле клуба, ты отбился и дал идиотам узнать о том, какой глупой была их выходка, и никаких терзаний, лишь адреналин, играющий в крови.

Отклонившись назад, Юнги начинает неторопливо расстёгивать чужую рубашку, постепенно оголяя начавшую быстрее подниматься и опускаться грудную клетку.

- Знаешь, у тех, кого я сегодня пытал, тоже были права, - негромко говорит мужчина и распахивает полы рубашки в стороны, медленно с нажимом проводя по солнечному сплетению и животу, улавливая тихое шипение. - У всех тех, кто в итоге сдох в ужасных мучениях. Как там копы любят говорить при задержании? «Вы имеете право хранить молчание»? Что ж, одиннадцать человек сегодня воспользовалось этим своим правом, и знаешь, к чему это привело? К смерти.

- Что ты с ними делал? - вдруг спрашивает Чонгук, и Юнги усмехается.

- Что, хочешь сравнить свои поступки с моими и утешить себя мыслями о том, что не такой уж и монстр? Что ж, так и есть, Чонгукки. Ты не монстр и не палач, ты просто вспыливший на ровном месте ребёнок. Зная тебя, ты наверняка толкнул долгую речь о том, как плохо нападать со спины, как плохо стрелять в людей, как плохо вообще кого-то изводить, и только после отбил ублюдку все рёбра и сломал пальцы, чтобы он не мог держать не то, что пистолет, даже ложку. А я не распылялся на помпезные речи, Чонгук, я повторял каждому из них лишь один единственный вопрос, ответ на который мог спасти остальных от боли, но они молчали. И тогда я начинал пытать. Сначала их избивали, а после, когда они все как один плевались пустыми угрозами или начинали молить о прощении и свободе, я брал дело в свои собственные руки. Я ломал кости, Чонгук, отрезал пальцы и выдирал ногти, вгонял палки в глотки, едва не пробивая их насквозь, и уродовал лица и тела. Я дробил кости и медленно, неторопливо разрезал животы, наблюдая за тем, как вываливаются наружу кишки. Под конец от воплей у меня начала болеть голова, и я решил пойти другим путём.

Пальцы скользят на ширинку, расстёгивая пуговицу и замок. Завороженный чужим шёпотом, повествующим об омерзительных вещах, от которых у любого другого подступила бы тошнота к горлу, Чонгук приподнимает бёдра, позволяя снять с себя джинсы. Юнги ненадолго отстраняется, чтобы стянуть их и откинуть в сторону, а после вновь подаётся вперёд, оглаживая крепкие ляжки и спускаясь ниже, надавливая на колени и на связки, слыша в ответ то сорванное дыхание, то порой всё то же шипение.

- Ни у кого из допрашиваемых не была сломана челюсть, я приказал парням быть осторожными с этим, ведь кто сможет дать ответы на вопросы, если не может говорить? Но они пользовались данной им возможностью лишь для того, чтобы вопить и проклинать, пророча мне скорую смерть. И тогда я понял, в чём была проблема, Чонгукки. Мы просто говорили с ними на разных языках. Как и с тобой когда-то.

Опустив ладонь на подтянутый живот, Юнги с удовольствием чувствует, как под пальцами проступают напрягшиеся мышцы, и смотрит туда, где в полутьме виднеются очертания лица Чонгука и едва заметный блеск его глаз.

- Впрочем, в наших отношениях есть подвижки. Изначально ты говорил на языке полиции, а я на языке мафии. Сейчас ты постепенно учишь мой язык, начинаешь понимать смысл моих поступков и действий, всего, что я говорю тебе. И я, вспомнив об этом, решил, что крысу может разговорить только крыса. Это одна из причин, по которой мне пришлось задержаться в том грязном ангаре дольше, чем я планировал. Не так-то просто найти под полночь работающий зоомагазин.

- Ты не сделал этого, - хрипло выдыхает Чонгук, и Юнги приглушённо смеётся, заслышав в чужом голосе помимо ужаса и отвращения ещё и изумление и даже нотки неясного восхищения.

- Сделал, - отвечает он и вновь садится на чужие бёдра, уже мягче оглаживая грудную клетку распластавшегося под ним парня. - Один из моих людей вернулся с огромной жирной крысой, откормленной, намытой, холёной, и железным ведром. Двенадцатую жертву привязали к опорному столбу, а после засунули крысу в ведро и прижали к животу продажной твари. Я держал зажигалку у дна до тех пор, пока двенадцатый не завопил от ужаса. Крыса, почувствовав себя запертой в опасной ловушке, начала прогрызать путь на свободу в его животе. И вот тогда эта мразь заговорила, я бы даже сказал, заверещала. Через несколько минут я знал всё, что мне нужно было знать, и благодаря двенадцатому оставшиеся трое умерли от пули в черепе. Впрочем, двенадцатый за них отстрадал сполна, я отдал приказ нагревать ведро до тех пор, пока крыса не прогрызёт себе путь до конца и не выберется из чужой глотки.

- Ты убил пятнадцать человек за один день, - шепчет Чонгук с лёгким неверием, и Юнги хмыкает.

- А ты отбил рёбра парочке мразей и оставил их валяться в грязной подворотне. Впрочем, ты ведь тоже пострадал верно? Я не вижу твоего тела, но твоё шипение и ёрзание в ответ на мои касания дали понять, что у тебя пострадали рёбра, отбито плечо и повреждено левое колено. Судя по всему, тебя кто-то неслабо пнул по голени, а ещё тебе прилетело по лицу. Слишком много всего после уличной драки в подворотне, если учесть, что ты не первый месяц обучаешься рукопашному бою. Сколько их было?

- Пятеро.

- Что ж, я был прав. Уровень сложности твоих тренировок действительно пора повысить. С завтрашнего дня тобой будут заниматься люди Минхёка. Начнём с двух человек, после начнём увеличивать их количество. Ты должен уметь выбираться невредимым даже из самых крупных заварушек.

Ещё раз огладив Чонгука по грудной клетке и слегка задержав пальцы над ямкой пупка, Юнги поднимается на ноги и отходит в сторону, позволяя парню подняться с пола и собрать свои вещи. До лестницы они доходят молча, но на подходе к своей комнате Чонгук останавливается, не спеша заходить внутрь, и вскидывает взгляд на уходящего дальше по коридору Юнги.

- Это странно и дико. После всего, что ты мне рассказал, я уже не чувствую себя так разбито, как было после возвращения. Таким темпом вскоре я начну без всяких угрызений совести оправдывать насилие.

- Тебе просто нужно отпустить глупые мысли и осознать одну простую истину, Чонгук. Не существует ангелов, ходящих по земле. Кровь на твоих руках никогда не будет принадлежать невиновному.

Одарив парня лёгким кивком головы, Юнги скрывается за дверью своей спальни. Глубоко вдохнув, как перед прыжком в воду, Чонгук шумно выдыхает и толкает дверь своей комнаты, заходя внутрь и направляясь к комоду. Слишком много всего за один вечер. Теперь программа минимум. Горячий душ, а после в постель. Желудок урчит, намекая на то, что неплохо бы поесть, но Чонгук его игнорирует. От запаха еды его, скорее всего, просто стошнит.

-to be continued-