Гук просыпается от того, что всё тело затекло из-за сна в одной позе. Помимо этого парню очень сильно хочется пить. Фантазия живо рисует стакан из прозрачного стекла, наполненного прохладной водой. Стакан этот стоит на возвышении и окутан светящимся ореолом, будто является священной реликвией. Отмахнувшись от глупых мыслей, парень приоткрывает глаза и осматривается. Обилие плакатов с Арианой Гранде дают знать, что он находится в комнате старшего брата. После этого осознания Гук понимает ещё несколько вещей. У него во рту Сахара. Он раздет до нижнего белья. Подушка очень вкусно пахнет шампунем старшего близнеца и его естественным запахом. Гуку стыдно из-за своего порыва, но он всё равно утыкается в неё всем лицом, набирая полные лёгкие родного аромата. Сразу кажется, что он не в коконе из одеяла, а в объятиях Чона. От этих мыслей становится ещё более стыдно, но Гук успокаивает себя тем, что никто из его друзей не умеет читать мысли. Кроме Намджуна, конечно, как иногда кажется младшему близнецу, но того сейчас рядом нет, и узнать ничего компрометирующего он не сможет. Когда дверь приоткрывается, выдавая себя характерным щелчком, Гук тут же расслабляется всем телом и делает вид, что всё ещё спит. Это достаточно легко, потому что он лежит на животе, а его лицо отвёрнуто к стене и наполовину скрыто подушкой, в которую он уткнулся носом. Но даже будь Гук сейчас лицом к входу, он всё равно приложил бы все силы, чтобы притвориться спящим. Потому что Чон, его любимый старший брат-близнец, в последнее время ведёт себя странно. А может, он и раньше вёл себя так, но Гук крепко спал и поэтому ничего не знал. В любом случае, это странное поведение очень сильно волнует Гука. Настолько, что он уже несколько раз порывался посоветоваться с Намджуном, который среди них считается мудрецом, знающим всё и обо всех, но в последний момент менял тему разговора, смущаясь и даже немного пугаясь. Ведь то, что происходит между ним и Чоном, другие наверняка посчитают ненормальным. - Гук-а... Ты спишь? Голос негромкий, едва слышный. В нём слышится лёгкая улыбка и бесконечное тепло, нежность. Когда брат сначала тихо проверяет, спит ли он, Гук чувствует себя так, будто его со всех сторон обдувает тёплым ветром, пахнущим жарким солнцем и свежескошенной травой. Но гораздо лучше становится, когда Чон бесшумно пересекает комнату и садится на край постели. Сначала он ничего не делает, и Гук лишь бедром может впитывать в себя тепло брата через слой одеяла, а после на плечо ложится широкая ладонь старшего близнеца. Пальцы сминают горячую со сна кожу и медленно скользят вниз, проводя контур невидимого узора по россыпи родинок на правой лопатке. После этого Чон ведёт ладонью по позвоночнику вниз, стаскивая одеяло до поясницы, и медленно поднимается вверх до тех пор, пока его пальцы не зарываются в растрёпанные волосы Гука, ероша и перебирая пряди. Секунда, и Чон начинает поглаживать большим пальцем кожу за ухом, а остальные пальцы ногтями поскрёбывают по коже. Это так приятно, что Гук не сдерживается и тихо стонет на выдохе. Пальцы брата тут же замирают. Гук не хочет, совсем не хочет давать понять, что не спит, но вряд ли у него есть выбор. Его сердце бешено бьётся в груди, по коже бегают мурашки, а лицо залито румянцем. Будет неловко, если у него покраснеют ещё и уши, а потом Чон поймёт, что всё это время младший близнец не спал. «Какая разница, что это может значить! Наслаждайся, пока можешь», - каждый раз шипит на него внутренний голос с явными интонациями причитающего Сокджина. И Гук наслаждается. Он не знает, что значит тайная ласка брата. Почему он не будит его сразу, а рисует узоры на его коже кончиками пальцев, оставляет лёгкие поцелуи за ушами и иногда задерживает руку над сердцем, просто сидя так некоторое время с отдачей биения в ладонь. Почему всегда так нежен и аккуратен с ним. Почему оставляет на его лбу поцелуи и шепчет смущающие нежности, а после делает вид, что ничего такого не было. Каждый раз, когда Гук не выдерживает и открывает глаза, делая вид, что это не он тайно млел от ласки брата, Чон в свою очередь делает вид, что только-только пришёл его будить, а Гук проснулся сам. Это рождает в голове младшего сотню вопросов. Это заставляет присматриваться к близнецу в попытке найти хоть что-то. Какой-то знак, который поможет разобраться. Но каждый раз Гук ничего такого не находит и из-за этого ему стыдно порой за свои мысли и желания. Если бы он только мог сказать Чону правду. Если бы только мог признаться, что любит его. Любит так сильно, что любовь эта давно выплеснулась за нормированные рамки братской любви. Но страх останавливает его. Страх быть непонятым. Страх быть не принятым. Сердцем Гук чувствует: брат никогда от него не откажется. Но разум, разум сводит с ума. Парадокс. Поэтому Гук не поднимает эту тему. Поэтому плывёт по течению. Поэтому делает вид, что крепко спит, когда Чон приходит будить его, а после ещё пару минут изображает из себя сомнамбулу, потирая глаза, потягиваясь, зевая и делая ещё множество лишних телодвижений, чтобы старший близнец поверил: Гук ни о чём не знает. Вот и сейчас он начинает с ёрзанья и недовольных вздохов. Приподнимает голову и осматривается растерянно, будто только проснулся и не понимает, что происходит. Пальцы брата оставляют в покое его растрёпанную шевелюру и похлопывают по плечу. Теперь смысла притворяться нет, и Гук оборачивается. Улыбается, когда видит привычно усмехающегося близнеца с завязанным на затылке крошечным хвостиком, и переворачивается на бок, подтягивая колени к груди, сворачиваясь клубком. В постели Чона удобно и тепло, и выбираться он в ближайшее время не планирует. Всё равно выходной. - Доброго утра, - здоровается Чон и кивает на стакан воды и таблетки на тумбочке. - Думаю, тебе это пригодится. Вода напоминает о страшном желании пить, и Гук тут же хватает стакан, выпивая залпом его содержимое. Таблетки парень игнорирует, потому что у него нет головной боли. Зато вместо неё появляется желание умереть, ведь блистер заставляет задуматься о том, по какой причине у Гука могла бы болеть голова, и он с жалобным стоном под громкий заливистый смех брата, напоминающий сатанинский мультяшный хохот, заваливается лицом в подушку. Вечеринка. Накануне была вечеринка среди первогодок универа, и Югём затащил туда Гука, пользуясь именами общих знакомых и совершенно завральным «мы чуть-чуть побудем и уйдём». Конечно, Гук не собирался там оставаться, но в толпе его неожиданно выловил Чон. Желание провести время со счастливым из-за его появления братом пересилило, и Гук остался. Всё было на самом деле не так уж и плохо. Он немного выпил и поболтал со знакомыми, а потом настало время игр, но Чон ловко отбил его у толпы, не позволив сыграть в «бутылочку» и «правда или действие». Зато потом кто-то впихнул Гуку стаканчик с чем-то более крепким, чем выпитое до этого пиво, и дальше всё смазалось в одну яркую полосу, и... - Я танцевал на столе, - жалобно стонет он. - Ты не просто танцевал на столе. Ты пародировал Пико Таро, - смеётся Чон и хлопает его по пояснице. - Стоит ли говорить, что я записал это на видео? Ох, Тэхён-хён просто в восторге. Я продал ему это видео за пару томиков манги. - Ты не любишь мангу, - фыркает Гук. - Зато ты любишь. Я потребовал те коллекционные издания. Не знаю, как работают мозги Тэ-хёна, но он на полном серьёзе согласился на обмен. Может, думает, что ты теперь будешь составлять ему компанию на сумасшедших пати, куда не суётся даже Чимин-хён. Наивный. Ты мой младший братишка, и «развращать» тебя буду я, а не какие-то сомнительные типы с тату в виде кактуса в сомбреро на заднице. Заранее отвечая на твой вопрос: на той вечеринке хён был сильно пьян и настолько же сильно хотел в туалет. Нам с Чиминни-хёном пришлось в тот вечер увидеть много чего из того, что мы предпочли бы не видеть никогда. Ну, я так точно. Чон строит гримасу, выражая таким образом всё, что думает о том вечере, и Гук негромко смеётся, укладываясь поудобнее. Чон тоже смеётся, вторя его более звонкому высокому смеху, а после они привычно затихают, глядя в глаза друг другу. Гук скользит ладонью по одеялу, нашаривая ладонь старшего близнеца, и переплетает их пальцы в замок. Чон выглядит немного удивлённым, но это приятное удивление, ведь Гук не делал так уже очень давно. С их шестнадцати, наверное. С того момента, как младший близнец осознал, как сильно его тянет к брату. Что руку, которую он всегда держал с уверенностью, он не отпускал бы вечность. Но сейчас это знание, как и волнение в животе, нисколько не пугают. Годы прошли, мир из-за любви Гука не рухнул, а брат всё ещё рядом и всё так же стоит между ним и всеми проблемами вселенной. От этого в душе распускаются цветы, и Гук не смеет требовать больше для счастья. Достаточно того, что Чон просто рядом. - Ты сонный и весь опухший. Твои щёки сейчас как те пузыри на первых блинах Юнги-хёна. Поспи? Сегодня выходной, и нет нужды куда-то спешить, - предлагает Чон. Как Гук может отказаться? Как может упустить такой шанс? Он сам прижимает одну из подушек к спинке кровати и, как только Чон устраивается поудобнее, откидываясь на неё, сворачивается клубком под его боком, пристраивая голову на крепком бедре и пряча в уголках губ довольную улыбку из-за пальцев, вновь зарывшихся в его волосы. Судя по звукам, Чон включил игрушку на телефоне. Играть одной рукой наверняка неудобно, но он всё так же поглаживает Гука по голове, отчего у того внутри всё сжимается в комок от счастья. Глупость, конечно, и мелочь, но брат снова сделал выбор в его пользу. Проваливаясь в дрёму, Гук накрывает ладонь брата своей и притягивает её к лицу, прижимая к щеке. Чон замирает на мгновение, а после расслабляется и поглаживает большим пальцем кожу. Тепло и спокойно. От присутствия брата рядом и его запаха, прикосновений, так легко и сладко на душе. Гук засыпает с едва заметной улыбкой на губах. Эта же улыбка украшает лицо Чона, когда тот склоняется над ним, отводя чёлку в сторону и оставляя на лбу уснувшего близнеца лёгкий поцелуй.

|...|