В одном старом городке, что размером меньше крыла мотылька, был детдом. Страшно ветхий, наверное, старше всех других зданий вместе взятых. И стоял этот детдом на самой окраине, вдали от всего и всех. Вдали от нормальности.

В городе было крайне мало жителей, поэтому и детей в детдоме мало. Всего пять. Снаружи он казался самым обычным домом: деревянные мрачные доски, поднимавшиеся не выше одного этажа, измученные окна с грязной рамой, хлипкие скрипучие двери и замшелая ржавая черепица. Но это только снаружи. И только днем. Ночью же можно было слушать странные, будто из другого, какого-то адского мира звуки: пронзительные вопли, зверское рычание и все в таком духе. Еще все, абсолютно все дети были ненормальными. Пугающими. У большинства вечная натянутая, словно за нитки, улыбка… и выпученные глаза с дрожащими зрачками, наполненные страданием… синяки, похожие на морские и кровавые впадины, уродливые шрамы и раны по всему телу… А еще всех детей зовут как цифры. От одного до пяти.

Лично мне кажется, что самая обычной была Один. Вернее она выглядела самой нормальной… правда, только среди других детей детей из детдома. У этой девочки, возрастом чуть больше восьми, были черные татуировки по всему телу: от лысой, расписанной головы, до ногтей на пальцах ноги. Они были и в виде непонятных иероглифов, что тянулись вверх по рукам и ногам, и в виде криво нацарапанных частей тела и изуродованных лиц. Один никогда ничего не говорила, лишь изредка рычала и скалилась, прямо как какой-нибудь дикий зверь, когда кто-то к ней близко подходил. Зато ее стеклянный взгляд был крайне разговорчив. И чаще всего он рассказывал о том, как мечтает уничтожить себя и весь этот чертов мир. Один ненавидела выходить на послеобеденную прогулку в небольшом, заднем дворике детдома. Ненавидела солнце, птиц, людей, в общем, все живое и неживое. Ее взгляд каждый раз просто вопил об этом, когда ее волоком тащили на свежий воздух.

Два была совсем другая. Эта девочка была самой маленькой. На вид ей было где-то пять. А еще Два была самой странной из всех. Все ее движения были дергаными, обрывистыми. Неестественными, проще говоря… как и гнилая, в прямом смысле слова, улыбка, как и произношение ее излюбленного слово «да» ( а может она просто других слов не знала). Девочка всегда произносила «да» радостно. До безумия радостно. В любой ситуации. Как-то раз жители видели как Два безудержно скакала вокруг трупа птицы, резко махая руками и весело крича: «Да! Да! Да!», заливаясь смехом, как сумасшедшая, и плача, как самый обычный ребенок в такой ситуации. Она была похожа какой-то поломанный механизм.  Девочка любила смотреть своим пустым, ничего не выражающим взглядом на город, на беззаботно играющих детей. Два хотела к ним. Она уже много раз пыталась с ними подружиться, но это всегда заканчивалась тем, что дети прогоняли девочку палками и камнями, крича вслед не самые приятные слова. Дети из детдома тоже не хотели с ней сближаться. Не знаю почему. У Два не было друзей, о которых она, видимо, мечтала всю свою короткую жизнь.

Почти тоже самое можно сказать и о Три, только он и не горит желанием с кем-нибудь подружиться. Он просто всегда один. Ему все равно. Вообще, Три относится не только к этому, но и вообще ко всему апатично. Очень послушный. Практически как бездушная фарфоровая кукла, что пугающе стоит где-то в тьме полки. Три единственный не улыбается, поэтому всегда выглядит грустным и, в каком-то смысле, злым. Он редко что-то говорит, никак не реагирует на различные вещи, а в охрипшем голосе и на мертвецки бледном, истощенном лице нет хоть каких-то эмоций. В отличие от первых двух — он мальчик, да и к тому же седой. Ему лет так десять. Три слепой, поэтому обычно няня ведет за руку, оставляет на одном месте, а после забирает. Мальчик сам лишил себя зрения. Сам себе выдавил глаза. Его один житель об этом спрашивал. Тогда Три еще сказал: «я больше не хочу видеть этого ужаса». Его тело всегда было спрятано под огромным потрепанным балахоном. Возможно, оно самое обезображенноеиз всех. И это было бы не удивительно… у него же волосы белы, как мел…

Четыре похож на Три, только вместо глаз у него нету рта. Вернее он есть, но только в виде месива, зашитого в вечную искореженную улыбку. Жутко… А еще он тоже десятилетний мальчик. Поговаривают, что Четыре как-то сбежал в город и хотел что-то рассказывать жителям своим бескостным языком… поэтому решили навсегда лишить его способности открывать рот. И, скорее всего, это правда… ведь при каждом касании их, на вид, милой, и всегда тепло улыбающиеся няни, мальчик начинает чуть ли не биться в конвульсиях, отчаянно пытается вопить, наверное, зовет на помощь, и рыдает так сильно, обильно, словно его вот-вот убьют самым жестким, невообразимым и ужасным способом. Словно вот-вот он умрет в бесчеловечных муках. Кстати, про няню тоже много слушков. Самый известный и тот, в который верят большинство — она была серийным убийцей, а сейчас скрывается. Думаю, это из-за того, что она работает в этом детдоме, в месте, которого сторониться абсолютно каждый житель города, и еще из-за того, что она не похожа на поехавшую. Если это так, то тогда вполне возможно, что именно няня заткнула Четыре… И это бы объяснило его реакцию на ее прикосновения… И почему мальчик часто что-то мычит собственному отражению в стекле, словно в бреду. Вообще Четыре делает много странных вещей. К примеру, срывает травинки и сует в свое месиво, поедая их, а ещё с разбегу прыгает в стены, и до крови раздирает лицо. Хоть он и ведет себя как псих, но он дружит с большинством детей из детдома.

И вот, самая старшая из них — Пять. Девушка, лет шестнадцати, может немного младше. Всегда чистая и ухоженная, прямо как новенькая кукла, готовая к игре. Всегда ходит в красивом кружевном белье. Больше на бедной девушке ничего нет. Хотя нет, есть — ошейник с поводком, которым управляет няня ей, прямо как собакой. Пять часто просто так начинает плакать, тогда ей колют что-то в плечо и девушка. После она перестает лить слезы, а уголки губ расползаются еще сильнее и улыбка становится безумной, затем Пять падает на пол, истерично смеясь. Наверное, какой-то наркотик. Бывает в таких припадках девушка умоляет о том, чтобы ее прирезали, и еще звать маму. При этом иногда Пять смотрит так, будто сейчас сорвется с цепи и загрызет кого-нибудь, раздерет в багровые клочья. Так она обычно просто о чем-то шепчет своим сиплым голосом. Вероятно проклинает весь мир. Пять мечтает сбежать из этого ада и забыть обо всем. Она уже пробовала… и не раз… но девушку ловили и возвращали назад в этот кошмар. Надеюсь она не сойдет с ума к моменту восемнадцатилетия. Хотя… не думаю, что ее отпустят… Не знаю почему, но мне так кажется…

О детдоме тоже ходит множество слухов. Самый распространенный гласит о том, что эти дети подопытные сатанистов, их игрушки. Если это правда то… это могло бы объяснить все...