Антон сидел в общей комнате, где собралась немаленькая часть пациентов больницы, чтобы посмотреть телепередачи в честь наступающего Нового года. Он решил выйти из палаты, поддавшись взволнованному настроению других пациентов, но почти сразу стало откровенно скучно. Тут его и нашёл Богдан, который, как и обещал, пришёл его навестить.

– Какой взгляд задорный, – произнёс Богдан вместо приветствия. – Что-то случилось?

– Ты сдержал обещание!

– Ну ещё бы я его не сдержал. Не думай обо мне плохо.

Антон, поддавшись порыву, коротко обнял Богдана, чем очень удивил его, но тут же отстранился и выпалил:

– С наступающим Новым годом!

– Спасибо. И тебя с Наступающим. Чего это ты решил выползти из своей норы?

– Не знаю. Думал, будет весело. – Антон неопределённо махнул рукой.

– Ну вот видишь! Весело же. – Богдан хохотнул и указал на задорно отплясывающего под Голубой Огонёк престарелого мужчину со сломанной ногой. Антон только покачал головой и спросил:

– Ты надолго?

– У меня не было планов. Друзья уехали в горы, там пьют. Мне не хватило шекелей, да и тебя оставлять тоже такое себе удовольствие. – Богдан пожал плечами. – Но медсестричка припугнула, чтобы я не задерживался.

– А ты слейся с пространством и притворись своим, – заговорщическим шёпотом выдал Антон и захихикал. Сейчас ему было хорошо. Спокойно. Даже вроде бы ощущение праздника появилось. Он уже по-новому взглянул на собравшихся в общей комнате больных. Богдан ухватил его под локоток и приблизившись чуть ближе, прошептал:

– А хочешь, я тебя украду?

– В смысле? – тоже прошептал он уже с недоумением.

– Ну, уйти отсюда.

– А... так можно?

– Давай к твоей любимой медсестричке подкатим, может, получится?

Антон кивнул и нашёл взглядом Анастасию Степановну, но подойдя, растерялся и даже немного испугался, а потому не мог решиться что-то сказать.

– Что-то случилось? Тебя что-то тревожит? – спросила та, на что Антон только помотал головой. Богдан подошёл следом и слегка хлопнул его по плечу.

– Знаете, сегодня Новый год... я вас от души поздравляю... а вы можете поздравить этого мальчишечку? – он посмотрел на Антона с улыбкой и теплотой во взгляде. – Он достоин встретить праздник в кругу тех, кого любит. Разве нет? – Богдан гиперболизировал как мог. Антону придало уверенности его присутствие рядом, и он, посмотрев на медсестру умоляющими глазами, попросил:

– Анастасия Степановна, пожалуйста, позвольте мне на денёк пойти... домой. Такое ведь можно, я знаю. Я буду хорошо себя вести, а завтра вечером вернусь.

Женщина переводила строгий взгляд с одного на другого.

– Антон хорошо себя вёл, и его всё равно на днях будут выписывать, поэтому я разрешаю. Но если завтра в четыре часа он не будет здесь или если он придёт в неподобающем состоянии, я лично... устрою вам неприятности, мальчики.

– Он вернётся живее всех живых и здоровее здоровых. Гарантирую.

Антон просиял и, искренне поблагодарив медсестру, бросился в палату, чтобы переодеться. Вскоре он уже был готов и с ожиданием смотрел на Богдана.

– Погнали?

– Да. А куда? – Антон мог думать только о том, что, возможно, его ждёт лучший Новый год в его жизни.

– Можно сбегать что-нибудь прикупить к празднику, а потом пойти у меня всё это сожрать. И на крыше смотреть салют.

– Хорошо. Идём.

У Богдана их встретила приветливым мяуканьем Моиши. Антон, разомлев от тепла и внутреннего предвкушения, тут же с восторгом принялся её гладить, шепча:

– Моисееей, такая хорошая девочка. Спасибо тебе.

– За что ты её так благодаришь? – Богдан выгрузил полные пакеты на стойку, заменяющую стол.

– Она же напророчила мне счастливое будущее. – Антон со странной улыбкой посмотрел на него. Он был уверен в этой идее, которую сам же и сочинил несколько дней назад, и держался за неё, чтобы не терять силу духа. Богдан улыбнулся в ответ и, покачав головой, стал разбирать покупки. Оставив кошку, Антон бросился ему помогать.

– А что приготовим?

– А что купили, то и приготовим. – Богдан глянул на часы. – У нас ещё часов пять есть.

– Ты сыграешь потом? – спросил Антон, когда они уже приступили к готовке.

– Без проблем! Сегодня буду для тебя безотказным. Что бы ты хотел услышать?

– Не знаю. Что-нибудь. – Он пожал плечами. – Тебя в любом случае слушать – одно удовольствие. Даже если ты просто говоришь, на самом деле.

– Оооу, как это мило, – разулыбался Богдан. – Если так хочешь, могу и а капелла что-нибудь.

– Я на всё согласен.

Оба замолчали, лишь изредка перекидываясь фразами вроде: «передай ножик», «как думаешь, хватит соли?» и многими подобными. Богдан включил на телефоне приятную спокойную музыку, навевающую уют и спокойствие, отчего Антон окончательно расслабился и тихо улыбался, временами поглядывая на приютившего его сегодня парня. Тот, с улыбкой дорезав последний ингредиент, ссыпал его ножичком в салатницу и задумчиво почесал мизинчиком нос.

– Даже не знаю. Я забыл, что туда ещё идёт, возможно, больше ничего. В любом случае – попробуй и скажи.

Антон взял ложку и, попробовав салат, улыбнулся:

– Вкусно. Очень. Хотя, на самом деле, я не привереда, – он пожал плечами. – Мне часто приходилось питаться дошиками и полуфабрикатами. Ну... большую часть жизни...

– О, значит, мы в этом похожи. – Богдан хмыкнул и попробовал тоже. Затем пожал плечами, прожигая ложку задумчивым взглядом. – У меня от этого, кстати, вкусовые рецепторы повредились, мне всегда мало соли. Даже если я съем полсолонки за раз. В себя. Да-да, в себя.

– Много соли – это плохо, – заметил Антон, будто пытаясь наставить его на праведный путь. – Поэтому лучше привыкнуть к малому её количеству, чем сыпать в рот полсолонки. А у тебя сейчас такой взгляд, что ложка сгорит.

– А? – тот растерялся и положил ложку подальше от себя. – А, ну да, вредно. Поэтому тебя и сделал «главным по солоночкам», – сделал пальцами в воздухе кавычки. Антон, проводив их взглядом, задумался. Ему стало странно от осознания того, что он принимает участие в такой по-семейному бытовой ситуации. А ещё... не хотелось, чтобы этот день заканчивался, потому что такого покоя он не испытал бы даже на том свете. Или... он уже на нём? А больница была Чистилищем? Вдруг он всё-таки смог? И утащил Богдана с собой?

– А ты закончил? – Богдан заглянул в миску, которую выдал Антону.

– Что? – оторвавшись от тревожных мыслей, он удивлённо посмотрел в его глаза.

– Ты сырочек натёр? – Богдан посмотрел на него взглядом того мужчины с плаката «а ты вступил в ряды американской армии?». Антон завис, не в силах оторвать от него взгляд и ощущая, как постепенно пустеет голова. Он даже не осознал то мгновение, когда протянул руку и осторожно провёл кончиками пальцев от острой скулы до впалой щеки Богдана.

Просто казалось – так было нужно. В этом Раю он иначе бы не поступил.

Богдан задышал медленнее, улавливая странное поведение. Он не понимал ни возможных мотивов, ни того, что сейчас могло быть в голове у Антона; зато видел нож в другой его руке и знал диагноз. Поняв, что тот немного подвис, Богдан затих, ожидая объяснений, хотя понимал, что вряд ли их получит. Страшно? Лишь чуть-чуть.

Спустя пару мгновений вдруг прекратилась музыка и зазвонил телефон, что заставило Антона очнуться и резко отстраниться. Да так, что он ударился локтем о стойку и вскрикнул от пронзившей боли. Потирая ушибленное место, бросил короткий непонятный взгляд на Богдана, и отвернулся к миске с салатом.

Антон совершенно не понимал, что сейчас случилось, но был ужасно смущён, а в голове сквозь ту звенящую пустоту прорвалась одна-единственная яркая мысль: всё хорошее когда-нибудь кончается, но он не был готов потерять Богдана, очень этого не хотел и даже боялся.

– Антош, ты как? – тот обеспокоенно коснулся его плеча, не обращая внимания на мобильник, который, оттрезвонив ещё пару раз, замолчал. Вздрогнув от прикосновения, Антон пролепетал:

– Всё хорошо. Что ты там говорил сделать?

– Сырок... Не шугайся так, всё хорошо же. – Богдан склонил голову набок и приподнял брови, делая умильную морду.

– Сейчас... – Антон натёр сыр, постепенно успокаиваясь и приводя мысли в порядок. Мог ли он что-то сделать, чтобы остаться рядом с Богданом? Имел ли на это право? Нужно ли это было самому Богдану? И если нет, то что Антону делать, если случайно он увидел в нём смысл жизни?

– Я тут вспомнил одну мысль, – сказал Богдан, наливая себе водички из-под крана, – что главное – это не париться по таким пустякам, принимать всё как есть и научиться любить себя. Секрет дзена и хорошей жизни. Мне так друг мой давнишний говорил. Хороший мужик, редко ошибается.

Антон промолчал, подумав, что всё перечисленное просто нереально сделать. Ни первое, ни второе, ни третье.

– Всё готово.

– Отлично. Замешаем, куру поставим и часа два свободны. – Богдан потёр руки, как муха. – И используй меня, как душа прикажет, – усмехнулся он, берясь за ложку. Антон покладисто кивнул и стал ему помогать.

После того, как с готовкой было покончено, он подлетел к кошке и стал её гладить, на что получал довольное мурлыканье в ответ.

– Такая хорошая дееевочка, с такой мягкой красивой шёёёрсткой. – Антон сам чуть ли не мурлыкал, светясь от счастья. Из-за стойки, где остался Богдан, копающийся в телефоне, раздалось жалобное:

– Я ревнуууююю.

На что получил удивлённое:

– Что?

– Моиши на глазах изумлённой публики бросается в объятья мужчины, которому стоило ей только за ушком почесать... Мося, ты шаболда, – Богдан цокнул языком и покачал головой. Кошка же, будто дословно его поняв, бросила на хозяина такой взгляд, что в жилах кровь стыла. Горделиво повернув мордочку к гладящему её Антону, она довольно и очень громко муркнула. Богдан на это лишь сильнее закатил глаза.

– Не оскорбляй её, – неожиданно холодно проговорил Антон. – Она ничем не заслужила такого твоего отношения.

– Не зная наших взаимоотношений, не лезь защищать кого попало, – Богдан поднял палец вверх с глубоко философствующим лицом. Моисей тем временем оттаяла, и, мявкнув что-то оскорбительное, с любовью посмотрела на хозяина. Антон молча отошёл от кошки к окну, а Богдан сел на диван, прихватив гитару. Зазвучала какая-то удивительно знакомая мелодия. Только название её уже было и не вспомнить. Прислушиваясь, Антон с замиранием сердца ждал, когда Богдан запоёт.

И тот запел, с такой лёгкостью и наслаждением, что душа трепетала. В голосе проявилась лёгкая хрипотца, Богдан начал чуть покачиваться в такт. Антон не знал этой песни, как, впрочем, и многих других, но ему нравилось. Возможно, только из-за того, кто пел ему.

Повернувшись, Антон вперил задумчивый взгляд в Богдана, будто пытаясь осознать, что поёт именно этот человек, что именно его руки играют на этой гитаре, что отголосок души чувствуется в этих строках, что это тот самый Богдан, который спас его и позволил быть рядом. Хотя бы сегодня. Никто другой, именно он.

Богдан допел последние слова, провёл пальцем по струнам и затих.

– Красиво, – искренне прошептал Антон. – А можно ещё?

– Что бы ты хотел услышать?

– Раз у нас Новый год, то, может, что-нибудь такое, праздничное?

Богдан широко улыбнулся, до мелких морщинок у глаз. Это было так очевидно, что даже очаровательно: новогодняя песня, в Новый год. Так просто, но так правильно, иного для ситуации даже не предложишь, по крайней мере, он бы не стал. Под взглядом этих серых глаз Богдану было трудно сосредоточиться, он хотел изучать милого парнишку, а не придумывать. Пришлось посмотреть в окно, чтобы избежать соблазна. Там, вдалеке, горели тёплым светом фонари и мирно кружил в своём танце снег, много снега. Крупными хлопьями он ложился на празднующий город, который к утру наверняка парализует. Но сейчас снег лишь радовал. Да будет снег...

И вновь всё слишком просто, пальцы сами вновь зажали струны, Богдан вспоминал аккорды самой зимней из всех знакомых ему песен. Зазвучала «Let it snow». Антон сел напротив Богдана на пол, наблюдая за тем, как двигаются по струнам и грифу гитары ловкие пальцы. Это завораживало. Как и голос, который хотелось слушать вечно и который, казалось, проникал в самую душу, пробуждая незнакомые чувства. Поймав порыв вдохновения, Богдан немного замедлил темп, и музыка плавно сменилась. «Silent Night» – песня, проникновенная и будто светящаяся сотнями маленьких свечных огоньков. Дарующая обоим надежду в этот холодный зимний вечер, когда только они есть друг у друга.

Прикрыв глаза, Антон заулыбался и стал чуть-чуть покачиваться в такт. В тот миг его заполнила искренняя вера в то, что всё обязательно будет хорошо, как ему и обещали.