Они встречаются во второй раз опять же совершенно случайно.

Чимин просто несколько раньше приехал в этот раз, потому что остались последние штрихи, и парень хотел закончить работу побыстрее. Юнги возвращался с рабочей смены.

Уставший и опустошённый он решил в этот раз не сокращать дорогу, а сделать небольшой крюк, зайти по пути в магазин за молоком и сигаретами и полюбоваться на изрисованную стену. Почему-то при взгляде на жуткую мрачную картину, на которой полуживые деревья оплетали ребёнка ветвями и удерживали, пока к нему тянулись когтистые лапы из бездонной ямы, где сверкали кровавыми глазами потусторонние твари, Юнги чувствовал умиротворение и спокойствие. Из его головы пропадали разом все мысли. Он просто стоял и любовался. Рассматривал чёткие и размытые линии, блуждающие тени, испуганное лицо ребёнка и руки, тянущиеся к нему. Почему-то руки нравились парню больше всего. Словно сухие изломанные ветви, изогнутые под разными углами, такие отвратительные, тощие, с торчащими косточками, но такие... Красивые? Юнги не знал, какое слово подойдёт хорошо, и подбирать на самом деле не собирался. Нравится и нравится. Всё. Точка.

Направляясь к знакомой стене с пакетом в руках, Юнги никак не ожидал заметить снующую там фигуру, что лишь изредка отходила в сторону, копалась в сумке, а после возвращалась обратно. Вообще-то ещё даже полуночи нет, людей-то прилично на улице. Думая о том, как этого мальчишку не поймали ещё, Мин замирает под фонарём, достаёт сигарету, прикуривая и тут же глубоко затягиваясь. Он решил не мешать. А зачем?

За чужой работой всегда приятно наблюдать, пока сам бездельничаешь.

Чимин, как и в первый раз, не замечает притаившегося наблюдателя. Пак старается рисовать быстро, не упускать важных деталей и не перепачкать в краске окончательно. Так уж вышло, что корявые ручонки не удержали банку, половина которой вылилась на его руки. Да и плевать на самом деле. Вытерев ладони прямо о джинсы, парень просто продолжил творить. Ему остаётся совсем немного, когда со стороны слышится окрик.

- Эй, парень! Ты что там делаешь?

Чимин не оборачивается, чтобы посмотреть, кто его зовёт. Он кидает все вещи в сумку и бросается бежать. Потому что вся эта ситуации добром для него точно не кончится. Никто не любит людей, разрисовывающих стены. А уж если учесть, какие картины Чимин любит рисовать, то снисхождения точно ждать не приходится. И когда парень чувствует, как в его руку вцепились, он предсказуемо резко дёргается, вырываясь.

- Придурок, за мной беги!

Обернувшись, Чимин успевает лишь смазано увидеть лицо знакомого незнакомца, а после побежать следом. Не то, чтобы у него был выбор, ведь чужие пальцы крепко вцепились в его запястье. Они несутся до самого подъезда дома, где Юнги живёт, и лишь внутри замирают. Дверь с хлопком закрывается, надёжно удерживаемая блоком магнита, а тишину разрушает громкое сбитое дыхание обоих. Юнги вообще-то нихрена не спортсмен, если только по лежанию на диване и безделью, а Чимин со своей анорексией вообще после такого забега готов коньки отбросить. Сбивчиво дыша открытым ртом, Пак хватается за куртку в районе сердца и оседает на ступеньки, чувствуя, как бешено стучит кровь в висках. К горлу тошнота подкатывает, а мир на пару секунд распадается на пиксели. Юнги себя тоже хреново чувствует, дышит тяжело и думает о том, что нужно поменьше курить, дыхалка ни к чёрту. А после тянется за пачкой сигарет, чтобы вскоре выдохнуть в сторону приходящего в себя Чимина ядовитый воздух.

- Не стоит там сегодня больше появляться. Домой бы шёл, - советует Юнги, внимательно рассматривая парня перед собой.

В свете тусклой лампы он видит и лохматые слишком длинные волосы, и острые скулы, и болезненную кожу, и глаза, которые жутковато смотрятся в провалах глазниц. У людей таких провалов быть не должно. У здоровых. Юнги цепляется взглядом за чужие перемазанные пальцы и вздрагивает. Костлявые и длинные, словно поломанные в суставах, покрытые разводами чёрной краски. Мин вспоминает нарисованные когтистые пальцы, смотрит ещё раз на руки художника.

И хочет коснуться.

- Транспорт не ходит. Я далеко живу, - отзывается Чимин хрипло.

И вообще-то он не собирался ничего говорить, благодарить за спасение или что-то там ещё. Он хотел всего лишь переждать минут пятнадцать для верности, а после окольными путями вернуться к разрисованной стенке и закончить своё дело. На крайний случай, если там кто-то будет его поджидать, парень всегда может просто удалиться в сторону метро, где привычно будет дожидаться его открытия. Но что-то было такое в интонациях собеседника, располагающее к ответу. Наверное, полное отсутствие интереса, упрёка или какой-нибудь другой глупой лишней эмоции. Его спаситель говорит холодно и отстранённо, с ленцой. И это почему-то Чимину нравится. Чимин вообще любит спокойных и тихих людей. Точнее, ненавидит чуть меньше, чем других. Такие люди обычно его не трогают. А он не трогает их в ответ.

- И где же ты обычно кантуешься, когда заканчиваешь марать стены?

Едва уловимое любопытство и недоумение. Чимин вскидывает голову, вперивая тяжёлый взгляд в своего спасителя. Обычно вкупе с его внешностью взгляд этот был довольно жутким, отбивающим у приставших всё желание говорить и донимать. Но собеседник в ответ лишь вскидывает бровь, ожидая ответа.

- Нигде. Я рисую всю ночь, а после ухожу. Сегодня должна была быть последняя. Остались последние штрихи.

Чимин замолкает, а Юнги ничего больше не спрашивает. Лишь продолжает рассматривать и старается не пялиться на чужие руки. Судя по всему, художник это замечает, потому что натягивает рукава на запястья сильнее и зажимает руки между коленей. Кинув окурок на пол и придавив подошвой, Юнги нажимает на кнопку лифта. Ему-то что, он дома почти. А что со спасённым парнем делать он не знает. Да и не обязан он что-то делать. Он даже не понимает, зачем вмешался.

- Если хочешь, можешь у меня дождаться открытия метро, - всё-таки говорит Юнги, удерживая рукой закрывающиеся двери лифта.

- И что я буду за это должен?

Чимину вообще-то всё равно, где дожидаться утра, но в тепле всё же лучше, чем на холодной улице или в продуваемом всеми ветрами мира переходе.

- Нарисуешь мне руки. Такие же, как на той стене.

«Чистая выгода, ничего более», - решает для себя Юнги.

***

Чимин устал. Глаза давно слипаются, а руки слегка подрагивают. В его руках чужой блокнот, на одиннадцатой странице которого он в очередной раз рисует худые жилистые руки с длинными пальцами. Вообще-то ему давно надоело, но Юнги, как представился хозяин квартиры, сидел рядом и пилил его тяжёлым взглядом.

- Я тебя обогрел, кофе напоил, бутербродом угостил, от потенциальной угрозы спас. Рисуй.

Чимин рисует. И рисует. И рисует. Обращает всё своё внимание на кончик карандаша, прорисовывающий детали, не видит, как Юнги разглядывает его собственные руки. 

Мин же действительно насмотреться не может на эту уродливую красоту, такую естественную и одновременно болезненную. Юнги не знает, чем Чимин, как представился художник, болен, но что худоба у него ненормальная, как и цвет кожи, стало ясно сразу же, как Мин сумел парня разглядеть на своей небольшой, но ярко освещённой кухне. Эти руки привлекают его внимание и заставляют задумать о том, как выглядит их продолжение, ведь взору доступны только кисти.

- Кстати, а почему рисовал такую жуть на стене? Почему не какие-нибудь там надписи идиотские, почему не солнечная полянка? 

Чимин отвлекается от блокнота и вскидывает безэмоциональный взгляд.

- Это не жуть. Это моё видение того, как общество поступает с людьми, которые отличаются от них. Моё видение через чужое изображение, смысл которого изначально был другим.

- Это типа те деревья с лапами – общество, а ребёнок – непохожий на других человек? А что за твари к нему лапы тянули?

- Рамки и ограничители, предрассудки, чужое мнение, многообразные «так надо» и «ты должен быть как все». Это слова и действия, никому ненужное чужое мнение и неодобрительные взгляды вкупе с осуждением. 

Юнги вскидывает бровь. И улыбается. Совсем слабо, едва заметно, лишь уголки губ дёргаются. Чимин сразу замечает это и уже готовится к очередному «ну ты и придурок», как...

- Это круто. Мне нравится.

... слышит совершенно непредсказуемый ответ. Чимин недоумённо хлопает глазами, потому что готовился к ведру грязи в лицо, а не к пониманию. Парень внимательно осматривает Юнги, но тот действительно не выглядит так, словно насмехается или всего лишь цепляет маску приличия и вежливого «мне посрать, но я улыбнусь, типа всё норм». 

- Ты серьёзно? – всё же решает уточнить Чимин, глядя в чужие глаза.

На языке Юнги крутится множество ехидных ответов, но Чимину почему-то не хочется хамить. Парень выглядит на самом деле потерянным и забитым жизнью, а пока говорил о границах и непохожести на других, то в глазах его была тоска. Юнги наплевать на чужие проблемы и загоны, но что-то в Чимине напоминает ему самого себя. Юнги в каком-то смысле тоже не похож на других, и эти другие пытаются его постоянно загнать в рамки под названием «будь как все» или «а вот нормальные люди так не делают». 

- Да, серьёзно. Иначе почему ты сидишь на моей кухне и рисуешь мне в десятый раз эти загребущие когтистые лапы? 

- Потому что тебе нравится подобное уродство?

«Ну, из нас двоих подобные руки не у меня», - хочет ответить Юнги.

Но не говорит. Ему кажется, что Чимин тут же исчезнет из его жизни. Мин почему-то этого не желает. В голове крутятся идиотские мысли о том, что с Паком комфортно даже просто молчать, что парень не донимает расспросами, не осматривается с любопытством, не шумит и не пытается казаться милым, благодарным или учтивым. Никакой игры, никакого шума и масок. Никакого дешёвого спектакля.

Юнги задумывается о том, существуют ли родственные души.

***

Чимин слушает мерное постукивание колёс вагона, везущего его по тёмному туннелю в сторону дома, и думает о Юнги. Мин странный. Да, совершенно точно странный. Тихий и спокойный, немножко саркастичный, что говорит о том, что в принципе парень злой на язык. Не любопытный, не сующий нос в чужие дела, не любящий о чём-то расспрашивать и что-то выпытывать. Юнги ни разу не спросил о том, как и где Чимин живёт, о семье, друзьях или чем там ещё при знакомстве интересуются? Просто приютил, просто сразу назвал плату, просто задал пару вопросов, дабы удовлетворить своё любопытство. Просто. 

Мин Юнги - это просто.

Не носящий масок, не пытающийся подружиться или польстить, не пытающийся казаться лучше, чем есть. Юнги был самим собой, его позиция так и кричала «я не собираюсь перед тобой стелиться лишь потому, что ты – гость. Не нравится что-то - проваливай». Чимину это нравилось. Потому что он сам такой же. Не любит говорить, не любит заводить новые знакомства, не любит подбирать слова и пытаться казаться милым. Поэтому у Чимина нет друзей. Поэтому у Юнги, если Чимин правильно понял из его коротких замечаний или суждений о людях, тоже их нет.

Они оба – одиночки, которых общество не принимает из-за «не буду врать как все, буду говорить правду в лицо» и многих других подобных моментов. И Чимин на самом деле самую чуточку рад, что Юнги появился пусть и ненадолго в его жизни. Потому что даже отщепенцы – всё равно люди. А каждому человеку нужно живое общение хотя бы иногда.

To be continued...